Глава 14. На следующее утро Питер опять заехал за Мел в гостиницу и отвез ее в больницу, где ей сообщили, что президенту намного лучше

На следующее утро Питер опять заехал за Мел в гостиницу и отвез ее в больницу, где ей сообщили, что президенту намного лучше. И впервые за несколько дней у нее выдалось несколько свободных минут в середине дня, и, поддавшись внезапному порыву, она позвонила в кардиологическое отделение и спросила, можно ли ей навестить Мари. Мел поднялась на лифте на шестой этаж и застала девушку сидящей в постели. Она по‑прежнему была бледна, но лицо у нее перестало казаться осунувшимся. Мелани обратила внимание на некоторую одутловатость, вызванную лекарствами, но глаза у нее оставались ясными, и девушка обрадовалась, увидев Мел.

– Что вы делаете здесь? – Она удивленно посмотрела на Мелани, когда та вошла в палату.

– Я пришла навестить вас. Вот уже несколько дней я дежурю в холле из‑за президента.

Мари понимающе кивнула.

– Это ужасно. Ему хоть немного лучше?

– Да. Но он еще не выкарабкался. – И вдруг поняла, что выразилась нетактично, поскольку Мари тоже не совсем оправилась после операции. Она ласково улыбнулась ей. – Ему не так повезло, как вам, Мари.

– Это потому, что он не пациент Питера Галлама.

Глаза у нее засияли, когда она произнесла его имя, и Мел, наблюдавшую за ней, вдруг осенило. Питер Галлам стал чем‑то вроде Бога для этой девушки.

Мел почувствовала, что Мари влюбилась в него. Это было вполне естественно, учитывая, что он спас ей жизнь. Но, только когда немного позже в палату вошел Питер и вспыхнул, увидев Мел, она заметила кое‑что еще. Замечательное общение доктора и пациентки. Он присел возле кровати Мари и заговорил с ней своим тихим, успокаивающим голосом, и создалось такое впечатление, как будто в комнате не осталось никого, кроме них.

Мел внезапно почувствовала себя лишней и вскоре вышла, вернувшись к толпе представителей прессы, все еще кружившей в холле. И она не видела Питера до тех пор, пока он снова не повез ее ужинать в ресторан. Как и в предыдущий вечер, у нее был двухчасовой перерыв, затем она должна была вернуться в больницу к восьми часам, чтобы провести одиннадцатичасовой выпуск новостей. В машине она заговорила с ним о Мари.

– Она боготворит вас, Питер.

– Не говорите глупости. Она ничем не отличается от других пациентов. – Но он понял, что имела в виду Мелани. Между ним и каждым из его пациентов возникали особые, доверительные отношения. В случае с Мари это чувствовалось сильнее, так как у нее никого не было. – Она хорошая девушка, Мел. И ей нужен человек, с которым она могла бы поговорить, проходя через все испытания. Ей нужно выговориться.

– А вы бесконечно терпеливы. – Она улыбнулась, подумав, как ему это удается. Он постоянно отдавал, отдавал и отдавал почти сверх меры свой профессиональный навык, свою душу, свое время и терпение. Для нее казалось непостижимым, как он выдерживает это.

В середине ужина заработала его переносная рация, и ему пришлось срочно вернуться в больницу.

– Мари? – беспокойно спросила она, когда они поспешили к машине.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, мужчина, поступивший на прошлой неделе. Ему нужна пересадка сердца, а у нас до сих пор нет донора.

– Он выживет?

– Не знаю. Я надеюсь. – Он уверенно вел машину в потоке мчавшихся автомобилей, и они добрались до больницы менее чем за десять минут. Перед выходом в эфир ей передали, что доктор Галлам будет занят в операционной несколько часов, и она подумала, что, возможно, нашли донора или Питер пытается хоть как‑то подремонтировать старое сердце. Мел вернулась в гостиницу на такси и даже удивилась, что ей так не хватает его. Она залезла в горячую ванну и сидела, уставившись на выложенную кафелем стену, жалея, что спросила его о Мари. Ее поразило, что на лице девушки появилось какое‑то особое выражение, когда та произнесла его имя, а его тон в разговоре с ней показался Мел таким интимным. И Мел почувствовала укол ревности. Она легла спать в половине десятого и проспала до пяти часов утра, когда ее опять разбудил звонок телефонистки, а в пять сорок пять он снова ждал ее внизу. Но в это утро он выглядел уставшим.

– Привет. – Она скользнула в машину и чуть не поддалась непроизвольному желанию поцеловать его в щеку, но в последний момент удержалась. Она попыталась заглянуть ему в глаза, но вдруг поняла, что случилось что‑то непоправимое. – С вами все в порядке?

– Да.

Но она не поверила ему.

– Как прошла ночь?

– Мы потеряли его. – Питер включил зажигание.

Мел не отрываясь смотрела на него. – Мы сделали все возможное.

– Не стоит убеждать меня, – мягко произнесла она. – Я знаю, как вы старались.

– Да. Наверное, мне просто надо убедить самого себя.

Она коснулась его руки.

– Питер…

– Извините, Мел. – Он взглянул на нее с усталой улыбкой, и ей так захотелось что‑нибудь сделать для него, но он не знала, что именно.

– Не терзайте себя.

– Да. – А минут через пять он добавил:

– У него остались молодая жена и трое маленьких детей.

– Перестаньте винить себя.

– Кого же мне тогда обвинять? – гневно спросил он, резко повернувшись к ней.

– Вам никогда не приходило в голову, что вы не Бог? Что вас нельзя винить? Что вы не можете дарить жизнь? – Это были жестокие слова, но она видела, что он слушает ее. – Это не в вашей власти, каким бы чудесным профессионалом вы ни были.

– Он мог бы стать прекрасным кандидатом для пересадки сердца, если бы у нас появился донор.

– Но у вас его не было. И все. Хватит об этом.

В этот момент они остановились у стоянки автомашин возле больницы, и Питер посмотрел на нее.

– Я знаю, что вы правы. После стольких лет работы я не должен бичевать себя, но всегда это делаю. – Он тихо вздохнул. – У вас есть время выпить чашку кофе? – Ее присутствие действовало на него успокаивающе, а ему сейчас это было необходимо.

Она взглянула на часы и нахмурилась.

– Конечно. Я только отмечусь. Наверное, нет ничего нового.

Но, когда она вошла в вестибюль, оказалось, что поступили новые сообщения. И надо было через три минуты выходить в эфир с бюллетенями о состоянии здоровья президента. Он только что вышел из критического состояния. Когда прозвучала эта новость, все повеселели. Для большинства представителей прессы это означало, что они скоро смогут вернуться домой, покинув лагерь в холле центральной городской больницы.

Мел вышла в эфир с новостями для Восточного побережья, а Питер наблюдал за ней. В то время, как вся страна радовалась, ей и Питеру почему‑то стало грустно. Они встретились взглядами, когда она закончила трансляцию.

– Теперь вам придется ехать домой? – обеспокоенно прошептал он.

– Пока нет. Мне только что передали просьбу моего босса, чтобы я взяла интервью у жены президента, если мне удастся.

В этот самый момент Питера вызвали по рации, и ему пришлось оставить Мел.

Мел послала наверх записку Первой леди, которая спала в комнате рядом с палатой мужа в течение последних двух дней. Спустя некоторое время ей принесли ответ. Первая леди любезно согласилась дать ей эксклюзивное интервью в полдень, в личной комнате на третьем этаже, что перечеркивало всякую надежду на ленч с Питером. Но интервью прошло прекрасно, и Мел осталась довольна, а во второй половине дня поступил еще один обнадеживающий бюллетень.

Президенту стало лучше. К вечеру, когда Питер повез ее перекусить, атмосфера напряженности значительно ослабла.

– Как прошел день? – Она плюхнулась на сиденье и с улыбкой взглянула на него.

– У меня весь день не было передышки. Мари просила передать привет.

– Передайте и ей от меня привет. – Но она думала совсем о другом. Она начинала волноваться, как скоро ей придется уезжать. Пронесся слух, что через несколько дней президента перевезут в Вашингтон, в больницу имени Вальтера Рида, но Первая леди не смогла или не захотела подтвердить это.

– О чем вы задумались. Мел?

Она заметила, что он не такой подавленный, как утром, и улыбнулась:

– О множестве вещей сразу. Мы прослышали, что президента скоро собираются отправить домой.

Как вы думаете, это действительно возможно?

– Сейчас это было бы рискованно, но если состояние здоровья у него будет продолжать улучшаться, то вполне возможно. И они могут захватить все необходимое оборудование на борт президентского самолета.

Казалось, эта мысль не очень‑то обрадовала его, да и Мел тоже. Но за ужином они забыли об этом, и Питер стал рассказывать ей смешные истории о Мэтью, когда ему было года два или три, о нелепых эпизодах в больнице, когда он был на стажировке. Даже когда иссякли все шутки, они продолжали смеяться, как дети. В больнице ей совсем не хотелось с серьезным выражением вести выпуск новостей, и, как ни странно, они оба продолжали оставаться в приподнятом настроении. Пребывание вместе помогало им держаться на плаву и придавало смысл жизни.

– Хотите, поедем ко мне домой и выпьем? – Ему не хотелось расставаться с ней, и внезапно, словно молния, его поразила мысль, что она может уехать через несколько дней. Он стремился насладиться каждой минутой ее пребывания в Лос‑Анджелесе.

– Не знаю, стоит ли. Боюсь, это может огорчить ваших детей.

– А как насчет меня? Разве я не имею права встречаться с другом?

– Конечно, имеете, но если привезти кого‑то домой, то это может оказаться тяжелым испытанием.

Как, по вашему мнению, отреагирует Пам, снова увидев меня?

– Возможно, ей придется к этому привыкнуть.

– Но стоит ли, когда остается всего несколько дней? – Мел считала, что не стоит. – Почему бы нам не поехать выпить в моей гостинице? – Никому из них не хотелось пить. Они мечтали просто часами сидеть и разговаривать.

– Знаете, я могу сидеть здесь и беседовать с вами всю ночь.

Его до сих пор удивляло, сколько противоречивых чувств он испытывает по отношению к ней: возбуждение, влечение, уважение, доверие, страх, дистанцию и близость одновременно. Но все равно ему этого было мало. Мел Адамс стала частью его жизни, и он привык к этому. Его подцепили на крючок, и он не знал, что делать.

– Я чувствую то же самое. У меня ощущение, что я знаю вас долгие годы, хотя мы знакомы несколько дней.

Она еще никогда не получала такого удовольствия от общения с собеседником. Когда Мел позволяла себе задуматься над этим, ей становилось немного страшно. Никто из них не касался этой темы, но оба думали об этом. После второй чашки кофе по‑ирландски Мел смело посмотрела на Питера. Напитки приподняли им настроение. Наверное, этому способствовала смесь кофе с виски, усиленная пьянящим действием каждого из них друг на друга.

– Когда я вернусь домой, мне будет безумно Не хватать вас.

Питер внимательно посмотрел на нее.

– Мне тоже. Я думал об этом сегодня утром, когда подвозил вас. То, что вы сказали о вчерашней ночной операции, имеет глубокий смысл. Вы будто вытащили меня из канавы и снова поставили на ноги.

Я уже привык каждое утро заезжать за вами в гостиницу, мне будет этого не хватать.

– Тогда у вас, возможно, даже появится немного времени для себя и детей. Они еще не жалуются?

– Они увлечены собственной жизнью.

– Мои двойняшки тоже. – Они должны были сегодня вечером вернуться с Кейп‑Кода. – Мне надо позвонить им, если справлюсь с разницей во времени.

Когда я просыпаюсь, они уже в школе, а когда возвращаюсь в гостиницу, они спят.

– Вы скоро будете дома. – Он с грустью произнес эти слова, Мел помедлила, прежде чем ответить ему.

– Я веду ненормальный образ жизни, Питер. – Она посмотрела ему прямо в глаза, как бы спрашивая его, что он думает об этом.

– Но жизнь, приносящую удовлетворение, как я полагаю. Мы оба работаем без остановки, но это не так уж плохо, когда нравится то, что делаешь.

– Я всегда именно так и относилась к работе. – Она улыбнулась, а он через стол потянулся к ее руке. – Спасибо за все, что вы сделали для меня, Питер.

– За что? Несколько раз отвозил вас в больницу и обратно? Вряд ли за это можно ставить памятник.

– Но тем не менее мне было приятно.

– Мне тоже. Странно, что вас здесь не будет.

Она засмеялась.

– Вероятно, я буду стоять возле своего дома в Нью‑Йорке без четверти шесть каждое утро, ожидая, что вы покажетесь из‑за угла на своем «Мерседесе».

– Мне бы хотелось… – Они замолчали, потому что принесли счет. Он оплатил его, и они медленно вышли в вестибюль. Было уже поздно, а утром им обо им надо рано вставать. Но, когда они попрощались, Мелани не хотелось с ним расставаться.

– Увидимся завтра, Питер.

Он кивнул и махнул рукой, перед тем как закрылись двери лифта, а потом поехал домой, думая о Мел и о том, какой снова станет жизнь без нее. Раздеваясь, он не желал даже думать об этом.

А в гостиничном номере Мел долго стояла, глядя в окно, думая о Питере и о том, что они сказали друг другу за последние несколько дней, и внезапно она ощутила такую боль одиночества, какой никогда прежде не испытывала. Ей вдруг вообще не захотелось возвращаться в Нью‑Йорк. Но это было безумием. То же самое она чувствовала и в прошлый раз, когда была в Лос‑Анджелесе. В ту ночь она спала неспокойно и вздохнула с облегчением, увидев Питера на следующее утро. Она села в машину, и они приехали знакомой дорогой к больнице, непринужденно болтая, но вдруг Питер засмеялся и повернулся к ней.

– Мы похожи на супружескую пару, не так ли?

Мел почувствовала, что бледнеет.

– Почему?

– Каждый день вместе едем на работу. – Он смутился. – Должен признаться я люблю определенный порядок, привычки.

– Я тоже. – Мел улыбнулась ему в ответ, испытывая облегчение. Она испугалась на мгновение. – Интересно, какие новости ожидают меня сегодня?

Здоровье президента улучшалось, и все ждали известий, что его перевезут в Вашингтон.

Тем не менее, когда объявили, что на следующий день президент в сопровождении бригады врачей отбывает в Вашингтон на своем самолете. Мел была сражена, словно кто‑то ударил ее в солнечное сплетение.

– Нет, – прошептала она. Но это было правдой.

Он уезжал. А в холле больницы снова воцарился хаос.

В эфир передавали бюллетени, интервью с врачами, Мел должна была сделать несколько звонков в Нью‑Йорк. Они запросили для нее разрешение лететь на президентском самолете, но пока сообщили, что только шесть представителей прессы полетят этим самолетом. Мел, неожиданно для себя, обнаружила, что молится весь день, чтобы не оказаться в числе шестерых счастливчиков, но в пять часов ей позвонили из Нью‑Йорка. Она оказалась в числе избранных.

Они уезжали ровно в полдень на следующий день. Ей следовало прибыть в больницу к девяти часам, чтобы осветить все приготовления к отъезду. Когда в тот вечер Мел встретилась с Питером на автостоянке, она села в машину, чувствуя себя совершенно разбитой.

– Что случилось. Мел? – Он мгновенно понял, что произошло что‑то неприятное. У него самого выдался трудный день. Он провел четыре часа в операционной. А сегодня ухудшилось состояние Мари. Но он не стал расстраивать Мел, когда та повернулась к нему с горестным выражением на лице.

– Я улетаю завтра.

Он долго смотрел на нее, затем кивнул.

– Ну что ж, мы знали, что вы не останетесь здесь навечно. – Ему понадобилось несколько минут, чтобы вернуть самообладание, и только тогда он включил зажигание. – Вам еще надо возвращаться сюда?

Она отрицательно покачала головой.

– На сегодня все, я свободна до девяти утра.

Услышав это, он улыбнулся более игриво и ласково посмотрел на нее.

– Тогда вот что. Почему бы нам не заехать в вашу гостиницу, чтобы вы слегка расслабились, отдохнули и переоделись, если захотите, и мы могли бы отправиться в какое‑нибудь приятное место поужинать.

Как вам такое предложение?

– Чудесно. Вы не слишком устали? – Она заметила, что у него изможденный вид.

– Конечно, нет. Хотите снова поехать в бистро?

– С удовольствием, – наконец улыбнулась она, – единственное место, куда я не хочу возвращаться, это Нью‑Йорк. Звучит ужасно? – Неожиданно Мел поняла, что ее прежний образ жизни потерял для нее всю привлекательность. В подавленном состоянии она поднялась в свой номер, чтобы переодеться. У нее улучшилось настроение, когда она вновь увидела Питера, заехавшего за ней в половине седьмого. На нем был фланелевый двубортный темно‑серый костюм, и она никогда не видела его таким красивым. А у нее для такого случая нашлось только бежевое шелковое платье со строгим кремовым жакетом, который она захватила для работы в эфире, но так ни разу и не достала.

Они прекрасно смотрелись вместе. Метрдотель проводил их к уютному столику. Питер заказал напитки, и официант принес меню. Но Мел не была голодна. Ей хотелось находиться рядом с Питером, разговаривать с ним, прижаться к нему. После шоколадного суфле и кофе он заказал им обоим бренди и грустно посмотрел на нее.

– Как мне не хочется, чтобы вы уезжали, Мел.

– Мне тоже. Несмотря на всю тяжелую работу, это была чудесная неделя.

– Вы вернетесь. – Но одному богу известно когда. Она больше года не была в Лос‑Анджелесе до того, как приехала брать у него интервью. По чистой случайности она так скоро вернулась сюда.

– Мне бы хотелось, чтобы мы жили не так далеко друг от друга. – Она произнесла это, как огорченная девочка своему другу, а он улыбнулся и обнял ее за плечи.

– Мне тоже. – Затем добавил:

– Я позвоню вам.

А что дальше?

Ответа не было. У каждого своя жизнь в разных концах страны, с детьми, домами, карьерами, друзьями. Нельзя сложить все в чемодан и перевезти в другой город. Мел и Питеру придется довольствоваться телефонными звонками и случайными встречами.

И когда после ужина они шли по Родео‑драйв, смириться с таким положением дел было выше ее сил.

– Мне бы хотелось, чтобы мы жили в одном городе.

– Мне тоже. Нам повезло, что мы познакомились. Встреча с вами изменила мою жизнь.

– Мою тоже. – Она улыбнулась, и они пошли дальше, еще крепче взявшись за руки, каждый думая о своем.

– Мне будет одиноко без вас. – Он услышал отголосок собственных слов и не мог поверить, что сказал их, и теперь уже меньше боялся своих чувств. Наверное, помогло бренди. Неделя в ее обществе казалась для него даром небес. Мел с каждым днем все больше нравилась ему, а ее приближающийся отъезд угнетающе подействовал на него, намного больше, чем он предполагал.

Они медленно дошли до машины, и Питер отвез ее в гостиницу. Напоследок они посидели перед входом, глядя друг на друга при свете фонарей.

– Я увижу вас завтра, Мел?

– Мне надо быть там к девяти.

– В семь меня ждут в операционной. Когда улетает президентский самолет?

– В полдень.

– Тогда, думаю, это все.

Они сидели, грустно глядя друг на друга, а потом, ни слова не говоря, он наклонился к ней и, нежно взяв ее лицо в свои ладони, поцеловал ее. Она закрыла глаза и почувствовала, как губы тают в его поцелуе, а душа взлетает к небесам. У нее закружилась голова, и она прижалась к нему, а затем посмотрела на него и коснулась пальцами его лица, его губ, и он поцеловал кончики ее пальцев.

– Мне будет не хватать вас. Мел.

– Мне тоже.

– Я позвоню вам.

И, ничего не говоря, он снова крепко прижал ее к себе и долго не отпускал, затем проводил ее в гостиницу и поцеловал в последний раз, прежде чем она исчезла в лифте. А потом медленно побрел к машине, чувствуя такую тяжесть на сердце, какой не испытывал с тех пор, как потерял Анну. Ему не хотелось еще раз ощутить горечь утраты. Питера пугала его любовь к Мел. Было бы намного легче, если бы это не произошло.