Двадцать второе ноября

Я заканчивала быструю прогулку по окрестностям, как вдруг услышала, что кто‑то обращается ко мне.

– Эй, Джесс!

Бриджит стояла на подъездной аллее и махала мне рукой. Я была крайне удивлена. Зачем я ей понадобилась? Мы уже не разговаривали месяц. Насколько знаю, она все еще считает, что в ее разрыве с Берком виновата я, хотя не я вешалась на ее парня.

– Джесс, иди сюда. Мне надо поговорить с тобой.

Она казалась безоружной. Поэтому я медленно подошла, переходя дорогу.

– Привет, – сказала она.

– Привет.

Бриджит нервничала. Она схватила свой хвост и стала гладить его.

– Ты чем‑то сейчас занята?

– Да нет.

– Ты можешь зайти ко мне, чтобы мы смогли поговорить?

– Конечно, – ответила я. – Давай поговорим.

Я не была у нее очень давно. В доме прибавилось много разных милых безделушек из интернет‑магазина. Но запах остался таким же: смесь чистящего средства с запахом смолы и сигаретного дыма.

– Ты хочешь что‑нибудь выпить?

– Да, – ответила я. – Твой холодильник все еще набит диетической колой и специями?

Она улыбнулась и открыла холодильник. Внутри стояли две упаковки с колой, баночки и бутылочки, наполовину заполненные горчицей, кетчупом, майонезом и еще какие‑то завернутые в фольгу неразличимые предметы.

– Некоторые вещи не меняются, – сказала она.

– Мама дома? – поинтересовалась я.

– Разве моя мама когда‑нибудь дома?

Я восприняла это как ответ, что миссис Милхокович, как всегда, отсутствовала. Родители Бриджит развелись. Хотя ее отец платил хорошие алименты, миссис Милхокович приходилось работать администратором в таверне «У океана», чтобы свести концы с концами. Это было типичное для штата Нью‑Джерси заведение на набережной, где подавалось жаркое из креветок, омаров и говядины по цене 12 долларов 99 центов, а указатели душевых и туалетов представляли собой деревянные дощечки с нарисованными на них спасательными кругами и чайками цвета морской волны.

Когда мы были маленькими, Бриджит почти каждый день приходила ко мне домой поиграть.

– Некоторые вещи никогда не меняются, – повторила я.

Мы молча пошли наверх. На стене рядом с каждой ступенькой в рамочках висели школьные фотографии Бриджит. Чем выше мы поднимались, тем младше она становилась. Когда мы забрались на верхнюю площадку, нас приветствовала улыбающаяся дошкольница с хвостиком в бело‑розовом комбинезончике в клеточку. Вот такую Бриджит я помню больше всего.

Я едва узнала ее комнату. Все фотографии и безделушки «Бриджит и Берк» были убраны. На их месте висели плакаты с изображением кумиров кино: Мэрилин Монро, Одри Хепберн и Джеймса Дина.

Бриджит присела на краешек кровати. Это выглядело очень по‑деловому. Я села в кресло, пытаясь вести себя как можно непринужденнее и не показать волнения, охватившего меня.

– Знаю, тебе интересно, зачем я позвала тебя, – сказала она.

– Да, точно, – согласилась я.

– Помнишь ту первую твою статью «Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: еще один позер?»

– Как я могу забыть статью, которая стала причиной драки в команде поддержки.

Она нервно хихикнула:

– А, да.

Бриджит встала и включила радио. Последнюю и самую неудачную песню Орландо напевала какая‑то группа. Парень выл, что девушка «слишком хороша и слишком плоха для него». Я пила диетическую колу маленькими глотками. Жуткая преснятина. Надо три пакетика сахара, не меньше, чтобы улучшить ее вкус.

– Я поняла все, что ты пыталась сказать, с первого раза, как прочитала твою статью, – начала разговор Бриджит. – Я не сказала тебе, потому что разыгрался скандал, прежде чем я успела это сделать.

– Понятно.

– Во всяком случае, я нашла сегодня эту газету, когда убиралась в комнате. Сначала я собиралась выбросить ее, но вместо этого прочитала снова.

– Угу!

– И когда перечитала, почувствовала себя идиоткой. Как глупо с моей стороны сердиться на тебя.

– Правда?

– Я никогда не просила тебя рассказывать мне правду о Берке. Наоборот, лезла из кожи вон, чтобы не узнать правду. Мне не хотелось ее знать, как ты и сказала в статье, потому что легче лгать о том, что другие хотят от тебя слышать. За исключением того, что я лгала самой себе. Понятно?

Я не совсем поняла ее, поэтому не смогла что‑то ответить.

– Мне не очень хорошо удается выражать свои мысли, – продолжала она, зажимая кончик хвоста между носом и верхней губой, так что получились усы. – Ты знаешь, почему я поехала в Лос‑Анджелес этим летом?

– Ну чтобы стать актрисой?

– Ну что‑то вроде этого, – ответила Бриджит. – Ты сказала это сама, до того как я уехала. Я – не актриса, – она вскинула руки вверх перед портретами на стене, словно перед иконами. – Еще не актриса. – Она высунула язык, дразня свое отражение в зеркале.

– А. – Я понятия не имела, куда она клонит.

– Это был предлог для поездки. Единственное, из‑за чего мама согласилась бы меня отпустить.

– Угу! – Хотя все еще не догадывалась, что она имеет в виду.

– А вот настоящая причина, из‑за которой я уехала. Мне казалось, что Берк будет скучать по мне, когда я буду в отъезде, и оценит меня больше, когда вернусь, – сказала Бриджит. Ну в общем, идиотский поступок.

– У вас с Берком дела шли не очень хорошо уже до твоего отъезда?

Бриджит покачала головой в знак согласия.

– А что было не так?

– Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, – ответила она. – Дела шли не плохо. Просто нам стало скучно. Мы были вместе уже три года.

Я догадывалась, поэтому ее признание меня не удивило. Берк скучал. Я просто предположила, что и Бриджит тоже скучала, но ей было наплевать. Точно так же как Бетани и Г‑кошелек ничего не имели против того, чтобы поскучать вместе.

– Мне следовало бы порвать с ним.

– Но почему ты этого не сделала?

Она глубоко вздохнула и сделала паузу, прежде чем ответить.

– Потому что я боялась остаться одной.

Слова эти эхом отдались у меня внутри, как слова песни: «Я боюсь остаться одной».

– Но у тебя ведь были Мэнда и Сара…

Она вздохнула:

– Я знаю, что ты слишком сильно переживала по поводу отъезда Хоуп, чтобы заметить, что я общалась с ними после школы по той же самой причине, что и ты.

– Что? Как такое может быть?

– Это правда, – подтвердила она. – Меня также оставляли за бортом довольно часто, как и тебя.

Затем рассказала несколько случаев, которых я не заметила: Бриджит не пригласили вместе провести весенние каникулы, она не ездила в Нью‑Йорк за покупками, не позвали на вечеринку после бала.

Когда Хай заправляла всем, Бриджит оставалась посторонним наблюдателем. Но так как она была не Хоуп, я обвиняла ее во всем, как Мэнду и Сару.

– Чем сильнее они сближались, тем больше и отчаяннее мне хотелось оставаться с Берком.

Я подумала, что и я была точно в таком же положении, когда решила вернуться к Скотти, чтобы мне было чем заняться в свободное время. И не имею права ругать Бриджит за то, что она сделала. Просто не за что.

– Поэтому просто нет причины, почему бы нам не помириться и снова не начать разговаривать, – сказала Бриджит. – Это так глупо. Особенно теперь, когда ты – единственный человек, который понимает то, что происходит со мной. И ты и я долгое время общались с людьми, которые нам дороги: ты с Хоуп, а я с Берком.

Вот это да. Я и не заметила сходства в том положении, в котором мы оказались. По крайней мере, Хоуп в эмоциональном плане была всегда рядом со мной. Для Бриджит же Берк исчез навсегда. Я подумала, что у Бриджит феноменальные способности соединять несоединимое, и это очень удивило меня. Я могу признать свои ошибки, когда не права. Да, я ошибалась на счет Бриджит. Она не гений, но и не такая безмозглая, как я думала.

Я сказала ей об этом.

Конечно, этот разговор не изменит все моментально. Бриджит и я не станем снова лучшими подругами. Но, по крайней мере, в мире стало меньше на одного человека, который ненавидит меня. И это неплохо.