Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Чай со вкусом апельсина 6 page





Я успокоилась немного, снова легла к себе на кровать. Но страх, который до сих пор безуспешно пытался прорваться в нашу комнату с синими цветочками на обоях, теперь господствовал в ней безраздельно. Страх перед будущим, которое теперь показалось вдруг таким темным. Даже завтрашний день, который вот-вот уже должен был наступить, внушал чудовищный ужас. Я панически боялась снова заснуть и, проснувшись, снова увидеть свой сон — теперь уже наяву. Я не могла молиться ни Богу, ни черту, потому что от страха потеряла веру в них обоих. Лежала почти час с открытыми глазами, затаив дыхание — до тех пор, пока не поняла вдруг, что мне нужно делать.

Мне нужно продолжать рассказывать сказку. Ту самую сказку про заблудившуюся кошку черную, с белыми пятнами… Эта кошка спасет меня9 ~она выгонит страх из комнаты, из души моей…

— Настя, — прошептала я тихо, — ты спишь?

Настя ничего не ответила — конечно, она спала. И тогда я стала рассказывать сказку для себя. Для себя одной и еще, может быть, для рыжего льва с мохнатой гривой, который сидел в дальнем углу возле телевизора и смотрел на меня своими пластмассовыми глазами с огромным любопытством.

Неплохая, кажется, сказка получилась у меня в ту ночь. Каких только приключений не случилось с моей кошкой, пока она наконец, не выбралась из той заколдованной деревни! Часа два я лежала и настойчиво бормотала себе под нос всю эту абракадабру, изо всех сил заставляя себя не думать ни о чем, кроме кошки. И у меня получалось…

Утром, когда Настя проснулись, я хотела рассказать ей о кошкиных приключениях. Но не решилась, опасаясь того, что Насте удастся выяснить, с чего это вдруг я вздумала потешить себя сказкой в три часа ночи. Я не хотела, чтобы она узнала о том, какой страшный сон мне приснился.

Но это был единственный случай, когда мне пришлось самой рассказывать сказку. Все остальное время, все эти два года, пока сказки былинам необходимы, их рассказывала Настя.

 

 

Она его услышала. И обернулась. Он увидел ее глаза — совершенно незнакомые, чуткие, светло-карие глаза, обведенные ярко-фиолетовыми тенями, зеленая тушь на ресницах толщиной в палец, красная помада. Губы ее нерешительно дрогнули и расплылись в глупой улыбке. Девушка, кажется, успела уже прилично накачаться джин — тоником, которого в бутылке, одиноко стоящей на столе, оставалось гораздо меньше половины. «Вот тебе, — зло усмехнулся он про себя. — На, получай. Бери от жизни то, что заслужил, и не вороти морду. Ведь тебе всегда именно такие девицы и нравились. Вперед!»

Он отодвинул стул и молча опустился напротив. Она продолжала смотреть на него вполне дружелюбно, с лица не сходила нарисованная улыбка.

— Меня не Светой зовут. Ты, кажется, обознался, приятель.

— Я уже понял, что обознался. Вы, блондинки, так похожи друг на друга.

— Чем же мы похожи?

— Не знаю. Цветом волос, может быть? Он у вас одинаковый.

Она хихикнула, оценив его шутку. Неприятная была девица, Сергей погорячился слишком, поспешив отнести ее к числу тех, которые ему раньше нравились. Так и хотелось подняться и уйти прочь, не видеть больше ее разрисованного лица, не слышать глупого смеха. Но он нарочно сдерживал себя. Словно в наказание за то, что посмел поверить в чудо. В сказку, придуманную Барбарой Картленд… Далась ведь эта Барбара Картленд! Привязалась, с языка не сходит.

Ты читала когда-нибудь Барбару Картленд?

— Нет, а кто это?

— Это писательница такая. Любовные романы пишет.

— Не люблю читать. Утомительное занятие.

— Да, ты права. Утомительное и вредное к тому же.

— Для зрения? — уточнила она.

— Для зрения. И для головы тоже. Голова засоряется всякими ненужными вещами… Тебя, кстати, как зовут?

— Меня Вероникой. А тебя?

Он вздохнул, с трудом подавляя настойчивое желание сказать ей: меня тоже — Вероникой. И, поднявшись, быстро уйти из этого душного зала, не дожидаясь, пока она оценит очередную его глупую шутку и снова начнет смеяться.

— Сергей. Тебе что-нибудь заказать?

— Да, пожалуй… Еще один джин-тоник и фруктовый салат.

— Не много будет джин-тоника? Может, тебе сок взять?

Она скривила губы в презрительной усмешке. Сергей решил не вступать в дискуссию. В конце концов ее дело. Хочет — пускай напивается, только пусть не рассчитывает, что он на своем горбу потащит ее домой. Не на того напала… Он подозвал официантку и продиктовал заказ.

— Любишь пиво? — поинтересовалась девушка.

— Видимо, люблю… Послушай… — Сергей хотел обратиться к ней по имени, но понял, что имя ее уже успело вылететь из головы. — Виолетта?

— Вероника, я же сказала.

— Вероника, — согласился он. — Ты вообще тут просто так сидишь? Или ждешь кого-то?

— Ждала. Кого-то… Ты вполне подходишь.

— Вот как. Польщен, — усмехнулся Сергей и принялся разглядывать ее пристально, не смущаясь и не думая о том, что может смутить девушку своим взглядом.

У него не было склонности судить людей строго, в том числе и таких, как она, раскрашенных во все цвета радуги девушек, одиноко поджидающих в кафе «кого-то». Никогда он не осуждал и не позволял себе относиться с презрением к тем, которые мелькали в его жизни, как бабочки-однодневки, не оставляя после себя даже воспоминания, не затрагивая душу. Он и ценил их именно за это — за то, что в душу не лезли, не пытались усложнить отношения, а просто жили одним днем, одним вечером. Точно так же, как он. Встречались, расставались, забывали друг о друге и шли дальше своей дорогой. Эта Вероника, которая сидела сейчас напротив, была, видимо, из таких. Не ломается, не кокетничает. Вся как на ладони. Знает и принимает заранее то, что завтра утром он уже не будет помнить ее имени…

Хотя, возможно, в глубине души все же надеется. Только теперь он понял, что и сам каждый раз, встречая очередную девушку в своей жизни, надеялся. А провожая ее, испытывал разочарование. Оттого, что снова не откликнулась душа на голос, на взгляд, на прикосновение… Хотя никогда себе в этом не признавался. И только теперь понял и уже не смог отрицать того, что всю свою сознательную жизнь Казановы только ради того и прожил, чтобы однажды остановиться, замереть и увидеть наконец свет в конце туннеля…

И вот ведь как случилось. Остановился, замер, дел свет. Увидел Свету…

И что теперь? Неужели придется идти дальше? бесконечно блуждать во мраке, отмеряя гулкими шагал пустоту, бесконечную пустоту этого заколдованного лабиринта, снова встречая и равнодушно провожая, забыв на следующий день… Жить, согласуясь с требованиями привычного сценария. Но разве есть у него какой-то другой выход? Ведь все так живут. Все, и эта девушка, которая сидит сейчас рядом… Господи, как же ее звали? Виолетта? Виктория?

— Ну что, я прошла фэйс-контроль? — услышал он откуда-то издалека ее насмешливый голос.

Официантка опустила на стол поднос с джин — тоником, фруктовым салатом и высоким стаканом, сверху украшенным густой шапкой из белой пены. «Вероника», — прочитал он на прикрепленном к голубой кофточке официантки, бейджике. Вспомнил, что девушку напротив зовут точно так же. В случае чего можно будет позвать официантку и получить подсказку.

— Вполне, — ответил он, покривив душой, а потом все же добавил:— Только можно было бы чуть поменьше этого… Как там, макияжа.

— Ты считаешь? — невозмутимо ответила она, делая глоток своего напитка, зацепила вилкой зеленый ломтик киви из салата и добавила: — А мне кажется, что так проще жить. С макияжем.

— Не знаю. Тебе виднее, наверное. Я, например, могу вообще не краситься.

— Не представляю, как это возможно.

На этот раз она отреагировала на его шутку спокойно, не стала хихикать — видимо, окончательно поборола смущение первых минут знакомства, в котором сама себе не отдавала отчета.

— Брось. На эту раскраску, наверное, уйма времени уходит. Кстати, чем ты занимаешься в свободное от макияжа время? Я правильно сказал — макияжа?

— Правильно. В свободное от макияжа время я учусь в политехе. На пятом курсе…

Динамики, почти смолкнувшие, внезапно выстрелили децибелами в темноту зала. Теперь девушка напротив открывала рот, как рыба. Сергей не мог разобрать ни слова. Она пыталась перекричать Бритни Спирс, с переменным успехом ей это удавалось. Обрывки доносящихся фраз никак не хотели выстраиваться в определённый смысловой ряд. Она вдруг поднялась из-за стола, подошла к нему, протянула руку.

— Пойдем потанцуем.

Танцевать ему абсолютно не хотелось. Он вообще никогда не отличался пристрастием к танцам, даже когда настроение было отличным, когда нравилась и музыка, и девушка. Сейчас настроение было поганым, музыка казалась отвратительной, девушка — так себе, вообще никакая…

Но она уже тянула его за собой, в глазах у нее светились отблески неоновых огней, прорываясь сквозь пелену тумана, наброшенную на них тоской и одиночеством.

Тоской и одиночеством… Нет, это просто немыслимо — находиться здесь, с ней рядом, танцевать, прижимая к себе, шептать на ухо комплименты, граничащие со скабрезностью, но ничем не сможет помочь ей, потому что и сам находится надо.

Хватит уже мучиться. Мучить себя и ее. Она-то ни в чем не виновата…

— Извини, Вероника, — прокричал он ей в ухо. — Извини меня, но мне уже пора идти. Приятно было…

Он оставил на столе деньги и направился к выходу, с трудом протискиваясь сквозь толпу танцующих парней и девушек, бормоча на ходу извинения. Странно и даже немного дико было представить себе, что еще вчера, окажись он здесь, в этом кафе, все могло бы быть по-другому. Все наверняка получилось бы по-другому. Он бы не напрягался, танцуя с полупьяной Вероникой. Ни о чем не задумывался, прижимая ее к себе. Не мудрствуя лукаво предложил бы ей то, что предлагал обычно всем без разбора…

Жизнь, как поезд, сошла с рельсов и катилась теперь по пути неизведанному. «Под откос», — мысленно добавил он, чувствуя, что ив самом деле бессилен теперь уже что-либо изменить в своей жизни. Вернуть ее на. эти чертовы рельсы. Подкинуть топлива, подтолкнуть посильнее, чтобы покатилась снова она по накатанной дорожке… Нет, не получится уже. Может быть, потом, позже, когда осознание потери станет привычным и больше не будет у причинять ему такой боли.

Небо было свинцовым и висело над городом низко. Сергей долго стоял возле кафе и смотрел на небо думая о том, что впервые в жизни небо оказалось в опасной близости. Того и гляди — упадет, головой…

— Эй, Сережка, — послышалось за спиной. — Я что-то тебя не поняла…

Он оглянулся и увидел все ту же Веронику. Она стояла и растерянно хлопала накрашенными ресницами, видимо, всерьез полагая, что у нее есть на то основания. Усмехнулся беззлобно:

— Я сам себя иногда не понимаю. С тобой разве такого не случается?

— Случается, — согласилась она. — Только, знаешь, с этим бороться нужно, С непониманием себя… Иначе шизиком стать можно,

Голос у нее был почти жалобным. Теперь, при дневном освещении, он заметил, что она на самом деле значительно моложе, чем показалась ему на первый взгляд. Макияж выглядел еще более диким, только глаза были почти детскими.

— Тебе лет-то сколько? Восемнадцать есть уже?

— Девятнадцать, — кивнула она. — Может, прогуляемся?

— А как же дождь? — Он снова взглянул на небо, которое, кроме дождя, ничего не обещало.

— Он еще не начался. Проблемы нужно решать по мере их возникновения.

— Рационально, — согласился он. — Что ж, прогуляемся.

Она пошла с ним рядом, не касаясь, за что он, был ей несказанно благодарен, потому что не мог предсказать своей реакции на ее прикосновение. Фразы, цепляясь одна за другую, мало-помалу складывались в незамысловатый разговор. Она рассказывала что-то про свою учебу в политехе, про какие-то курсовые, которые скачивает из Интернета. Он тоже поделился с ней парой воспоминаний из студенческой жизни. Она слушала внимательно, не перебивала, вопросы задавала по существу. На шутку отвечала шуткой, и через какое-то время он уже почувствовал, что смирился с ней. Если бы не эти ее ресницы — зеленые на фиолетовом фоне, от которых при взгляде в дрожь бросало, то вообще можно было бы расслабиться. И представить себе, что идет он по улице не с Вероникой, а, предположим, с привычной и милой Кнопкой…

Снова кольнуло в груди. Снова выплеснулась наружу привычная горечь первой потери, и он подумал: нет, с Кнопкой никого сравнить невозможно. Кнопка — она была единственной в своем роде. Редчайший экземпляр из породы существ женского пола, мальчишка по сути своей. Едва ли есть на земле еще одна такая же. Едва ли будет когда-нибудь… Нет и не может быть ничего общего у Кнопки с этой девушкой Вероникой. Разве только молодость, которая стала теперь для Кнопки вечной. Разве только этот серый вечер, тоскливое небо над головой. Точно такой же вечер, как и тот, в который Кнопка ему повстречалась…

…Был тогда понедельник, он шел с работы домой в поганом настроении, потому что поругался сильно с начальством. Компьютерная программа, над которой он трудился вот уже больше двух месяцев, усовершенствуя и приспосабливая шаг за шагом к особенностям статистического учета на предприятии, в очередной раз дала сбой. Это была какая-то заколдованная программа: за три года работы такие проблемы возникали у Сергея впервые. Но начальство — оно на то и начальство, чтобы ставить на место своих подчиненных.

Он шел по улице, в голове крутились надоевшие, заученные уже наизусть схемы. Попытки отыскать ошибку казались безуспешными. Небо было хмурым, облака — грязно-серыми, как тающий на дорогах снег. Небо почти сливалось со снегом, с серыми многоэтажками и настроением Сергея. Невозможно было удержаться и не посочувствовать себе, не пожалеть себя. В этот момент она и свалилась на него с неба.

Такое случилось с ним впервые — чтобы девушка падала с неба. Тогда он и понятия не имел о том, что эта эпатажная личность еще много раз заставит его содрогнуться от своей непосредственности. Необыкновенная девушка…

И не девушка вовсе, а девчонка совсем. Лисичка рыжая, глаза раскосые. И нос курносый, так и хочется надавить на него пальцем. Маленькая, курносая. Кнопка.

— Ты откуда свалилась? — поинтересовался он, переводя взгляд наверх и догадываясь уже, что кроме как с дерева, произрастающего поблизости из дыры в асфальте, свалиться этой Кнопке было неоткуда. Не с неба же в самом деле!

— С дерева, — подтвердила она его мысль и потерла тыльной стороной ладони щеку, размазав по ней грязь. Образовалась на щеке серая дорожка. Захотелось умыть этого ребенка и отругать, чтобы не поступал больше так опрометчиво.

— Непонятно, — задумчиво произнес он.

— Что тебе непонятно? Оступилась и свалилась…

— Непонятно другое. Зачем ты туда полезла, Кнопка?

Она улыбнулась. Заискрились глаза, запрыгали веснушки.

Неплохо ты придумал. Отличное имя, мне нравится. А тебя как зовут?

— Сергей.

— Это слишком скучно. Давай я буду называть тебя как-нибудь по-другому.

— К примеру?

— К примеру, Дятел, — не задумываясь ответила.

— Почему Дятел? — смутился Сергей.

— Потому что у тебя нос длинный.

— Не такой уж и длинный. Породистый, к тому же это в любом случае не клюв. Так что лучше меня просто Сергеем.

— Ладно. — Она не стала сопротивляться, звать Сергеем.

— И все же как ты оказалась на дереве?

— Да что в этом особенного? Кота хотела поймать.

— Кота? Какого кота?

— Белого, пушистого. Полезла за ним на дерево, спрыгнул и удрал от меня. Ему-то ничего, а я порвала. Мне теперь от мамочки попадет.

— А от папочки? — усмехнулся он.

— У меня нет папочки. Только мамочка.

— А почему ты ее называешь мамочкой?

— Потому что она мамочка. Тебе не кажется, нас слишком философская беседа получается?

— Пожалуй, — согласился он. — Давай о чем-нибудь менее возвышенном. Хочешь, пойдем ко мне и зашьем твои джинсы? Чтобы не ругалась твоя мамочка?

Он и сам не знал, как это вышло, что так легко и не задумываясь пригласил он в тот вечер Кнопку к себе до мой. С первой минуты знакомства у него возникло ощущение, что эта свалившаяся с неба девчонка — старая его приятельница. И уже потом никогда это ощущение его не покидало.

— Пойдем, — охотно согласилась она. — А ты здесь близко живешь?

— Достаточно близко. Пять остановок на троллейбусе…

— Пойдем пешком. Так разговаривать удобнее.

— Пойдем, — согласился он, прогоняя запоздалую мысль о том, что родители могут неправильно понять его появление в квартире с этим подростком.

— Тебе лет-то сколько? — поинтересовался он, загадав: четырнадцать. Или, может, тринадцать…

— Семнадцать недавно исполнилось.

— Врешь! — Он не поверил даже не потому, что мордашка у нее была детская. Просто где это видано, чтобы семнадцатилетняя барышня лазила по деревьям, пытаясь поймать какого-то кота?

Она остановилась, порылась некоторое время в потрепанном джинсовом рюкзаке и с совершенно серьезным видом извлекла оттуда паспорт. Протянула ему:

— На, смотри.

Он улыбнулся и, пытаясь сохранить столь же серьезный вид, пролистал страницы. Увидел Кнопкину фотографию, прибавил к году ее рождения семнадцать… Все совпадало.

— Надо же. Неплохо ты сохранилась.

— Мамочка каждый день пичкает меня витаминами. Наверное, поэтому.

— Заботливая она у тебя.

— Не жалуюсь. А твои родители меня не выгонят?

— Почему они должны тебя выгонять? — искренне удивился он. — Они у меня совершенно нормальные родители. Может, удивятся немного.

— Я такая удивительная?

— Ты просто маленькая.

— Мне семнадцать, — напомнила она.

— Но выглядишь ты на тринадцать, — напомнил он, в свою очередь. — И вообще моих родителей сейчас нет дома. Они на работе допоздна.

— А где они у тебя работают?

— Отец в университете преподает. Мама — главный врач в больнице. Она еще оперирует иногда.

— Понятно. А сам ты?

— Я тоже тружусь. Гроблю здоровье за компьютером. Я программист.

— Не нравится тебе твоя работа? — поинтересовалась она, разгадав, наверное, зашифрованную скорбь в его взгляде.

— Почему не нравится? Очень даже нравится. Просто иногда, знаешь…

Как-то так получилось, что именно ей, Кнопке, рассказал он в тот вечер то, о чем никому и никогда не рассказывал. Пока дошли они до дома, она знала уже его как облупленного. И про проблемы на работе, и про амбиции, в которых он сам себе не хотел признаваться, вообще про жизнь его — скучную, одинокую.

— Ничего, — резюмировала она, когда он уже открывал ключами дверь квартиры. — Это у всех так* маешь, наверное, ты один такой несчастный?

Он обиделся на нее немного, но потом подумал: Кнопка права. У каждого человека в жизни —свои проблемы. И даже как-то легче стало от сознания того, что он не один. Как будто раньше и не знал он этого…

— Проходи. — Он открыл дверь и галантно пропустил Кнопку вперед.

Она стянула, не расшнуровывая, грязные кроссовки и, неслышно ступая, прошла в комнату. Присела на уголке дивана, сложила руки на коленках.

— Ты обиделся на меня, что ли? — поинтересовалась она, заметив, видимо, едва различимые признаки этой обиды в его голосе.

— Обиделся сначала, — честно признался он, присаживаясь напротив. — Ты меня в массах растворила. Одним движением стерла в порошок мою индивидуальность, так сказать. Но потом я подумал, что ты права. У каждого человека в жизни проблем хватает. И мои не самые серьезные…

— Вот-вот, — подхватила она. — У меня, например, гораздо серьезнее…

— У тебя? — некорректно удивился он. Но в самом деле, не верилось, что в жизни у этой девчонки могут быть проблемы серьезнее порвавшихся джинсов и не пойманного кота.

— У меня, — подтвердила она.

— Поделись, Кнопка. Она вздохнула:

— Любовь у меня. Несчастная, сам понимаешь.

— Да ну! — Он развел руками, не зная, как реагировать. Верить или не верить? Но глаза у Кнопки были по-настоящему грустными, не поверить ей было невозможно.

Ну да, — коротко перефразировала она и замолчала на некоторое время.

— Что, все настолько безнадежно?

— Безнадежно, — подтвердила она грустно. — Ты же сам видишь, какая я. Маленькая, курносая. глупая, по деревьям за кошками гоняюсь. Рыжая к тому же…

— У тебя великолепный цвет волос, — тут же вступился он за Кнопку перед неизвестным еще пока представителем породы сволочей.

— Это ты так считаешь. А он… Понимаешь, он окружен великолепными женщинами. Я им не чета. Сплошь одни фотомодели… И все ему на шею так и вешаются. Но не главное. Главное — он женат.

— Женат? — опешил Сергей. — Подожди, Кнопка, так ты что же, семью его разбить хочешь?

— Хочу, — невозмутимо подтвердила нахально Кнопка. — Мечтаю об этом. Только ничего у меня не получится…

— А дети у него есть?

— Есть, — подтвердила Кнопка. — Двое, кажется или один. Точно не знаю. Только они уже взрослые, переживут. А жена у него — стерва, я точно знаю, журнале читала.

— В журнале? Она что, такая знаменитая, эта жена.

— Про меня бы тоже в журналах писали, если бы я была его женой, — усмехнулась Кнопка. — Легко стать знаменитой, когда у тебя муж — звезда Голливуда.

— Что? — опешил Сергей. — Ты о ком вообще?

— Все о нем, — вздохнула Кнопка. — О Роберте. И добавила после значительной паузы, мечтательно закатив глаза к потолку:

— Де Ниро…

А потом начала хохотать во весь голос. И Сергею не оставалось ничего другого, как рассмеяться вместе с ней, не имея возможности отрицать, что весь этот Кнопкин бред он принял за чистую монету.

Тогда он еще не знал, что больше всего на свете Кнопка любила врать…

Он тогда вообще ничего не знал о Кнопке. Потом день за днем он открывал ее для себя снова и снова, но каждый раз понимал, что какая-то часть ее души все равно остается для него закрытой. И не только для него, но и вообще для всех, в том числе — он был уверен — и для самой Кнопки тоже.

Потом, позже, выяснилось, что врала Кнопка только отчасти. Что влюбленность была ее хроническим состоянием, и эти бесконечные влюбленности перетекали одна в другую, проходили чередой сквозь ее жизнь. В свободное от влюбленностей время Кнопка читала Барбару Картленд и Даниэлу Стилл и на этой почве даже слегка подружилась с Сережиной мамой, которая, несмотря на стойко сформировавшийся с течением лет образ интеллектуалки, тоже, как оказалось, грешила иногда чтением подобных романов.

Это выяснилось, кстати, в первый же вечер пребывания Кнопки дома у Сергея. Пока он заваривал на кухне, чай, Кнопка за закрытой накрепко дверью его комнаты зашивала свои джинсы, выбрав для этой цели совершенно неуместные ярко-оранжевые нитки. Корявый оранжевый шов, по диагонали пересекающий голубую штанину, выглядел очень впечатляюще.

— Ты сама додумалась до этих оранжевых ниток? Или в модном журнале прочитала? — поинтересовался он, скептически оглядывая результат ее долгих бдений за закрытой дверью.

— Ты ничего не понимаешь, — отмахнулась Кнопка, присаживаясь за столом. — Не видишь разницу между заплаткой и декоративным элементом. Если бы я шила голубыми нитками — была бы заплатка.

— Прости, — рассмеялся он. — Подобная оригинальность мышления для меня недосягаема. Но ты права: в этом что-то есть. Даже с точки зрения психологии: голубые нитки означают, что ты пытаешься замаскировать следы своего преступления. Что тебе ужасно жалко разорванные джинсы и ты пытаешься вернуть назад что вернуть назад невозможно…

— Ты о чем? — Спросила она серьезно, шумно хлебнув из чашки горячий чай.

— О джинсах. Они ведь уже никогда не будут целыми, — пояснил он, немного смущенный ее серьезностью. Она тут же рассмеялась в ответ, давая понять, что он попался в очередную ее ловушку.

— А оранжевые?

— Оранжевые нитки… Прекрати смеяться, пожалуйста! Оранжевые нитки означают, что тебе на джинсы наплевать и ты не жалеешь о своем поступке…

— Совершенно верно, — подтвердила Кнопка, довольно улыбнувшись. — На джинсы мне наплевать, и о своем поступке я не жалею. Если бы я не залезла на дерево, я бы с него не свалилась. А если бы я с него не свалилась — кто знает, может, и не встретились бы мы тобой никогда. Правда ведь?

— Правда, — согласился Сергей, чувствуя, как это замечательно — то, что Кнопка полезла на это дерево. И черт с ними, с джинсами. Оранжевый шов, хоть и кривоват немного, на самом деле придает им шарм неповторимый…

В этот момент они услышали, как открывается входная дверь. Кнопка притихла, нырнула взглядом в чашку и не поднимала глаз до тех пор, пока не услышала:

— Здравствуйте…

— Привет, мама. Познакомься, это Кнопка.

Он даже не понял сначала, отчего это мать удивленно так вскинула брови. Потом только догадался, что не совсем традиционно он представил ей свою новую знакомую. Кнопка в этот момент поднялась из-за стола, смело выставив напоказ оранжевую дорожку на джинсах. Улыбнулась и сказала:

— Здравствуйте. Я — Кнопка.

— Здравствуйте, — отозвалась мать. — А я просто тетя Рита.

— Очень приятно. — Кнопка искренне улыбнулась и снова села на табуретку, а мама вдруг сказала:

— Ты, Кнопка, похожа на Зою. Я все время так себе представляла княгиню Зою из романа…

Она внезапно замолчала на полуслове. Сергей сначала не понял, в чем дело, но вовремя подоспевшая Кнопка выдала свою собеседницу с головой:

— Из романа Даниэлы Стилл? Вы тоже читали?

— Читала, — смущенно улыбнулась мать и бросила взгляд на сына.

— Мама, — рассмеялся он. — Неужели правда? Тебе оказывается, не чужд этот мусор, который гниет на книжных прилавках? А как же нелинейная проза, как же Павич и Теннеси Уильямс?

— Мне не чуждо ничто человеческое, — вздохнула мать и опустилась на табуретку. — И мне совсем не стыдно в этом признаться!

— Я правда похожа на Зою? — вставила Кнопка.

— Правда, — вступил Сергей. — Уверяю тебя, как две капли…

Они рассмеялись все вместе. Уже потом, позже, Сергей убедился, что эпизод на кухне был неслучайным. Кнопка в тот вечер легко «расколола» его мать, заставив ее признаться в том, что для всех было секретом. Такой уж у Кнопки был талант — заставлять людей раскрывать свои секреты… Только свои собственные она держала при себе. Предпочитала сочинять разные небылицы.

И еще одна удивительная способность была у Кнопки: она очень легко сходилась с людьми. Так случилось с самим Сергеем, с его матерью и даже с отцом, который значительно позже познакомившись с Кнопкой, тоже потом отзывался о ней очень тепло. Она легко сходилась с людьми, но только с теми, которых интуитивно воспринимала как хороших. Таких было большинство, но встречались и исключения. Так, например, невзлюбила с первого взгляда она одного Сережкиного приятеля — Жорика, того самого, который налепил на стену в съемной квартире портрет Анастасии Волочковой. При знакомстве сказала ему «привет» и замкнулась сразу, не произнесла ни слова за весь вечер. Потом, когда они возвращались домой, Сергей поинтересовался:

— У тебя температура, Кнопка?

— Это у тебя температура, — огрызнулась она. — Не понравился мне этот хмырь.

Сергей вздохнул: обсуждать Кнопкины вердикты было делом бесполезным. Но в то же время снова удивился этой чудовищной ее проницательности, потому что и сам в глубине души Жорика недолюбливал, в чем сам себе признался уже достаточно давно.

Кнопка вообще часто его удивляла. С первого дня их знакомства так и повелось: она обязательно преподносила какой-нибудь сюрприз. Порой безобидный, а порой вытворяла такое, что ему снова хотелось открыть ее паспорт и убедиться своими глазами в том, что этой дурехе действительно скоро стукнет восемнадцать. Первым сюрпризом в бесконечной череде последующих были эти ее косы.

В тот первый вечер, выпив три чашки чая и обсудив с Сережкиной мамой три любовных романа — по одному на каждую чашку, Кнопка заторопилась домой. Зашнуровывала в прихожей кроссовки, бормоча под нос:

— Поздно. Мамочка будет ругать… Сергей уже снял с вешалки куртку, собираясь проводить Кнопку до остановку Она замахала руками:

— Не надо меня провожать. Я сама дойду, мне здесь недалеко. Спасибо тебе, Сережа. И вам спасибо, тетя Рита…

— Заходи к нам, Кнопка, — услышал Сергей из-за спины голос матери.

— Заходи, обязательно, — добавил он, только теперь догадавшись, что совсем не хочет прощаться с этой прикольной Кнопкой навсегда.

— Правда? — Она улыбнулась, запрыгали снова веснушки на носу. — Зайду обязательно. Завтра же.

На следующий день она пришла снова и притащила под мышкой видеокассету.

«Ничего себе — Кнопка!» — присвистнул Сергей, прочитав на обложке название — «Догвилль». Совершенно непонятно, каким образом могли уживаться вместе в ее душе дамские романы и фильмы Триера. Это то же самое, что заправить винегрет сгущенкой.

— Ты пробовала когда-нибудь заправлять винегрет сгущенкой? Или добавлять ее вместо майонеза в салат оливье? — поинтересовался он, почти не сомневаясь, что Кнопка обожает подобные кулинарные извращения.

Но она его разочаровала:

— С ума сошел. Это ж нужно было до такого додуматься!

Они посмотрели фильм, потом пошли прогуляться. Как-то неожиданно оказались возле Кнопкиного дома, и та позвала его в гости:

— Пойдем, выпьем по чашке чая. Мамочки нет дома, никто нам не помешает.

В Кнопкиной квартире его поджидал очередной сюрприз. Там на стенах сплошь и рядом висели копии картин Сальвадора Дали. Даже на потолке в Кнопкиной комнате висело несколько штук. И в кухне, ив прихожей. Едва оказавшись на пороге, Сергей отшатнулся, встретившись взглядом с глазами крестьянки из Кадакеса. Портрет был увеличен почти в натуральную величину.

Date: 2015-07-27; view: 227; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию