Сарматызм” як з’ява духоўнага жыцця другой паловы ХVІІ – хvііі ст

Сарматизм. Этим словом определяются идеалы, признанные ценности, стиль жизни и обычаи польской шляхты XVII в. Подобно жителям других стран Европы того времени, поляки искали свои древние корни. Они верили хроникам XV и XVI вв., что их предками были древние сарматы, воинственное племя, населявшее в прошлом польские, русские и литовские территории.

Шляхта унаследовала от сарматов или переняла от древнего, республиканского Рима идеалы гражданских добродетелей и образцы поведения, соединив их с дворянскими обычаями и нравами, элементами рыцарской культуры, с религиозностью, как и с пристрастием к роскоши и привычкой жить на широкую ногу, в чём сказывалось влияние Востока. Ориентализм – одна из оригинальных черт польского барокко – был следствием не только войн, но и живых торговых связей с Турцией и Крымским ханством.

С древностью своего происхождения польская шляхта связывала и свою особую роль в истории, что подтверждалось многочисленностью рыцарского сословия, которому – как тогда верили – особо покровительствовало провидение.

Взгляды, популярные среди шляхты, так представлял в середине столетия Лукаш Опалиньский: «Правда, что мы ненавидим неволю […]. а любим свободу и – что однозначно – ценим свободу […]. Мы живём спокойно, не зная ни насилия, ни страха. Нас не грабит солдат, не преследует сборщик налогов, владыка не угнетает и не принуждает к повинностям […]. Доносчики […], суровые наказания, тюрьмы […], изгнание и в конце концов смертные приговоры, без предоставления слова защите, - всё это нам неведомо […]. Без принуждения принимаем на себя обязанности, не слагаем их с себя без причины, даже по приказу. Мы свободно можем вести частную жизнь, исполнять должности, ничего не опасаясь».

Такая вера в совершенство польских законов и обычаев, гарантировавших свободу мысли, слова и вероисповедания, такое миролюбие сочеталось с недоверием к иностранцам, что в известной степени было оправдано поведением и политикой монархов, но гораздо чаще положением поданных в абсолютных монархиях. Со временем, особенно под влиянием почти не прекращавшихся в XVII в. войн с протестантскими народами (шведами и бранденбуржцами), с православными (русскими, казаками) и, наконец, с мусульманами (турками и татарами), «польскость» начали отождествлять с католицизмом, а защиту римско-католической церкви с особой ролью Польши в истории Европы.

Сарматизм наложил свой отпечаток на искусство, литературу, нравы, повседневную жизнь; это было как бы второе русло польской культуры XVII в., наряду с придворным, складывавшимся под западным влиянием. Архитектура помещичьих усадеб и особняков, стихи Вацлава Потоцкого, дневники типичного шляхтича-солдата Яна Хризостома Пасека – всё это столь же ценные памятники той эпохи, как и дворцы знати, наподобие итальянских и французских, стихи коронного казначея (подскарбия) Яна Анджея Морштына или мемуары литовского канцлера Альбрыхта Радзивилла.

Жизненный идеал шляхты был связан с родными местами, с малой родиной – вотчиной, семейным гнездом, поместьем, приходом, городком, местонахождением сеймика, воеводством. На словах шляхта провозглашала идеалы равенства, простоты, умеренности, но вместе с тем её обычаи, как религиозные, так и светские, характеризовались излишней церемонностью, богатством, красочностью и роскошью нарядов. В костюме польского шляхтича умеренность сочеталась с пышностью: простота одежды дополнялась ярким, с восточным орнаментом, тканым поясом, мех – шёлком.

В XVII в. сыновья шляхты получали образование чаще всего в иезуитских коллегиях. Туда посылали своих детей даже иноверцы, так как протестантские гимназии, достигшие своего расцвета в XVI в., во времена Вазов, пришли в упадок и многие были закрыты (знаменитая раковская школа). В коллегиях молодёжь училась по единой программе, что укрепляло сознание единства шляхетского сословия. Там преподавалась латынь, хотя она не могла сравниться с чистотой и совершенством латыни гуманистов XVI в.; постепенно она становилась вторым языком жителей Речи Посполитой, свидетельством чего являются многочисленные вкрапления латинских слов в текстах той эпохи, так называемые макаронизмы.

Польский язык был тогда языком международным. Им пользовались дипломаты и купцы из России, Молдавии, Валахии, Венгрии, Семиградья, Бранденбурга, Пруссии и даже Крымского ханства.

«Сарматизм в известной мере сознавал своё превосходство над культурами стран, окружавших Речь Посполитую на востоке и юге. При этом он отнюдь не стремился как-то резко и решительно оторвать Польшу от Западной Европы, - пишет современный историк Тазбир. – Взаимные влияния культур Востока и Запада у нас переплетались, никогда не подавляя одна другую. Восток воздействовал на декоративное искусство, одежду, оружие, Запад – на литературу, зодчество, в какой-то степени на науку. Но ни одна из этих культурно-цивилизационных систем не оказала существенного влияния на государственное устройство Польши».