КУРЛЫЧЕВ. Так вот, Машуля, приходиться расплачиваться за славу!

Так вот, Машуля, приходиться расплачиваться за славу!

«Мерс», сорвался с места. Стрелка спидометра переползла за 140 километров.

Женщина судорожно вцепилась в его колено.

Не сбрасывая скорость и продолжая держать руль, – всего-то на одно мгновенье! – он оторвал взгляд от дороги, обнял её правой рукой и покрыл поцелуями лоб, губы, шею.

Навстречу приближался дорожный указатель с предупреждающими знаками объезда…

…Но тут музыканта толкнул в спину Ангел-Хранитель, который вдруг появился на заднем сиденье «мерседеса».

Курлычёв оторвался от поцелуев и резко нажал на тормоза. Машина остановилась, чуть проехав спасательный поворот.

Курлычёв дал задний ход и плавно повернул направо.

«Мерседес» мчался в аэропорт. Была ночь. Лил дождь.

По радио – бард Александр Курлычёв, по прозвищу «Курлач», – пел «Колыбельную».

Если всё тебе невмочь,

если жизнь горька,

если водит в небе ночь

тучи, облака.

Слушай выдох, слушай вдох,

что тебе даны.

Ты откроешь, видит Бог,

тайны тишины…

Маша, подобрав ноги на сиденье, крепко спала, положил голову на плечо музыканта.

Вот он – первый в мире звук –

слушай, коль не глух!

Этот мерный сердца стук

легкий, словно пух.

В нем начало слова «быть»,

а за ним вослед –

ты сумеешь различить

первый свет и цвет…

Позади них сидели двое: Ангел-Хранитель и Сатана, невидимые – ни музыканту, ни его подруге. Как Зло и Добро – они вечно были рядом.

ВОЛЬФ

На сей раз твоя взяла, белопёрый! (Сладко потянувшись и громко зевнул.) В другой раз – банкую я!..

Ангел не ответил. Он неотрывно смотрел на дорогу и слушал песню…

Слушай и учись смотреть,

чтобы вновь и вновь,

презирая слово «смерть»,

воспевать любовь!

Как лекарство, нужно пить

капли этих чувств.

Чтоб сильнее полюбить

горький жизни вкус…

ЭПИЛОГ.

209. КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ.

На сцене выступал Александр Курлычев. Это был его «сольник». Песен было ровно столько, чтобы довести по времени последнюю серию до конца. Зал был полон. В первом ряду сидела Мария. За кулисами стоял Горбун. А где-то на галерке, прищурив глаза, притаился господин Вольф.

На последней – «Песне клоуна», когда Курлычев передал гитару настоящему Автору всех песен – Сергею Матвеенко, пошли титры фильма…

МАТВЕЕНКО (поет).

После каждого концерта, когда устану –

на пустующей арене один я остаюсь.

Знайте: жаловаться слезно, друзья, не стану.

Я, пожалуй, улыбнусь,

я, пожалуй, улыбнусь…

Я прошу: не заставляйте меня смеяться.

Разгонять по вашей просьбе чужую боль и грусть.

Я Ерошкой балаганной устал кривляться.

Но, пожалуй, улыбнусь,

но, пожалуй, улыбнусь…

Так чего же вы хотите? Осуждать не надо.

Я сегодня не в ударе: ибо вместо смеха – грусть.

Жаль когда-то оборвется наша клоунада.

Но я просто улыбнусь,

я, пожалуй, улыбнусь!

Вы сказали, что я плачу? Ну, что вы, братцы!

Я ведь только что смеялся, клянусь, клянусь!

А глаза мои от света яркого слезятся.

Я, пожалуй, отвернусь.

Я, пожалуй, отвернусь…