Тестирование реальности, чувство реальности, адаптация к реальности и реакция на утрату

Анна Фрейд (1960) и другие подчеркивали, как важно соотносить реакцию ребенка на утрату и его чувство реальности. Например, нам известно, что, по крайней мере, в начале второго года жизни многие дети еще не способны отличать сны от реальности. Как следствие, ребенок трактует события, происходящие во сне, как часть реальности, в результате чего оказывается совершенно сбит с толку (Nagera, 1966b). Мы не знаем, каковы будут последствия для дальнейшего развития ребенка, если утраченная мать вновь появляется в его снах (что обычно происходит); или каким образом это повлияет на его понимание утраты и на процесс изъятия катексиса из объекта. Естественно, таких проблем нет у детей более старшего возраста с установившимся тестированием реальности и со способностью проводить четкое различие между внутренним опытом и внешним миром.

Но даже у более старших детей мы видим трудности, которые, как кажется, связаны с ограниченной способностью ребенка до конца понять умом сущность, значение и необратимость смерти. Фрейд в сноске, добавленной в 1909 году к "Толкованию сновидений" (1900) приводит замечание, сделанное одним очень смышленым десятилетним мальчиком после внезапной смерти его отца: "Я знаю, что папа умер, но я не пойму, почему он не приходит домой ужинать". Недавно я имел возможность наблюдать реакцию четырехлетней девочки на внезапную смерть отца. Мать, естественно, очень страдала и в течение нескольких дней была совершенно не способна сказать детям о его смерти. Когда она рассказала, маленькие девочки, казалось, поняли и приняли причину его отсутствия. Тем не менее, несколько месяцев спустя в свой день рождения девочка сильно прореагировала на тот факт, что отец не пришел на ее праздник и не прислал ей никаких подарков. Она очень рассердилась и горько плакала, не понимая, почему отец был так невнимателен.

Чтобы понять ее реакцию в тот момент, уместно будет посмотреть, каким образом ей объяснили смерть ее отца. Малышка ходила в воскресную школу, где ей говорили, что когда хорошие люди умирают, они отправляются на небо к Богу. Поэтому ей было сказано, что отец сильно болел, умер и отправился на небо. Человек, посоветовавший матери действовать таким образом, руководствовался рядом соображений. Во-первых, детям обязательно нужно рассказывать о происшедшем, и необходимо было преодолеть колебания матери в этом отношении. Казалось, она была согласна сообщить детям о событии таким особым способом, и не желала делать это, по ее словам, "более грубо". Во-вторых, им нужно сообщать эту новость насколько можно менее травмирующим образом. В третьих, им нужно говорить, насколько возможно, уже знакомыми им словами, чтобы они смогли понять, хотя бы частично, значение и важность происшедшего.

Тем не менее, справедливо будет сказать, что информация, переданная этой четырехлетней девочке, сама по себе была искусным образцом отрицания. Рассказанная история выражает идею, что отец изменил свое физическое местонахождение, он на небесах, а не то, что его больше нет. Этот культуральный образец лжи носит почти универсальный характер. Религиозные и духовные верования основаны на существовании загробной жизни. Сам этот факт указывает на тяжелые эмоции, с которыми сталкивается человеческий разум, справляясь с феноменом смерти, и на определенную неспособность или сопротивление к пониманию и принятию ее необратимости. Может быть, это можно понять, принимая во внимание те элементы нарциссизма и всемогущества, которые проистекают из более ранних стадий развития, продолжающих существовать у взрослого и работают против принятия окончательного и полного разрушения Я. Хорошо видно, насколько труднее должно быть ребенку прийти в согласие с этими фактами. Кроме того, на определенной стадии все дети верят во всемогущество взрослого мира, и особенно мира их родителей - убеждение, обратное идее уничтожения родителей. Это объясняет, почему Питер (четырех с половиной лет), ребенок из Хэмпстедского военного приюта, услышав о том, что его отца убили, и что он не сможет больше прийти, сказал: "Я хочу, чтобы он пришел. Мой папа большой, он все может".

Трудно сказать, сколько четырехлетняя девочка, о которой говорилось выше, поняла бы, если бы ей преподнесли простые факты, или что бы она с ними сделала. Мы знаем, что излишек информации, касающейся определенных областей, например, сексуальной сферы, или информация, выраженная в терминах, которые эго неспособно понять, подчас производит на ребенка травматический эффект. В других случаях, когда информация недоступна пониманию ребенка и находится вне сферы его опыта, он просто игнорирует ее и продолжает строить фантазии, содержание которых отчасти определяется фазой развития влечений, на которой находится ребенок, и отчасти способностью его эго организовать данные наблюдений и опыта в набор осмысленных теорий (см.Freud, 1907).