Быт и нравы семинаристов 2 page

«Духовная школа совсем несоответственно носила название духовной; она была общеобразовательная, более даже отвлеченная и менее специальная нежели всякая другая. Но она была сословная и это клало на нее свой отпечаток, отпечаток тем более крепкий, что ее преемственность не прерывалась… Она шла как шла, с неизменными преданиями, одинаково святыми, прибавлю, для учителей, для начальников, для учеников, для родителей, ибо все они прошли тот же, совершенно одинаковый путь, вышли из того же быта, с теми же привычками и с одинаковыми бытовыми воззрениями», - писал Гиляров-Платонов.[3]

И уже из этой основной проблемы вытекали следующие недостатки:

1. Отсутствие единства в курсе наук (Назарий Нижегородский).

2. Большое количество предметов с обширными программами (Арсений Харьковский, Евлогий Холмский, Тихон Костромской, Олонецкая Духовная Консистория).

«В их занятиях, - пишет Н. К. Вафинский, - невольно замечается значительная разбросанность, сосредотачиваясь равным образом на всех предметах, они развлекаются в разные стороны и бывают не в силах объединить их в чем-нибудь более конкретном».[4]

3. Крайняя недостаточность общего образования (Арсений Харьковский, Тихон Пензенский, Иоанн Полтавский, Евфимий Енисейский, Владимир Московский, Гурий Новгородский, Агафодор Ставропольский) и его отсталость: семинарии знакомили воспитанников только с теми идеями и течениями общественной жизни, которые отжили свой век (Владимир Московский).

4. Несконцентрированность богословского образования (Арсений Харьковский, Тихон Пензенский, Гурий Новгородский, Питирим Курский).

5. Неприспособленность богословского образования к возрасту учащихся (Арсений Харьковский, Тихон Пензенский, Никанор Пермский).

6. Безжизненность богословского образования. По своей отвлеченности и несоответствию с потребностями и запросами жизни начала XX века семинарское образование в значительной степени было не пригодно для пастырской деятельности (Питирим Курский, Гурий Новгородский).

7. Излишество уроков для одних предметов и недостаточность для других (Дмитрий Херсонский).

8. Неправильное распределение предметов по классам (Назарий Нижегородский).

9. Слабая постановка библиотечного дела (Дмитрий Херсонский).

10. Духовно-сословный характер и в связи с этим приготовление на служение Церкви лиц, не имеющих к этому призвания (Иннокентий Тамбовский, Арсений Харьковский, Михаил Минский, Серафим Полоцкий, Олонецкая Духовная Консистория, Кирион Орловский, Гурий Новгородский, Никанор Пермский, Евфимий Енисейский, Агафодор Ставропольский).

11. Двойственность задач и присутствие лиц, стремящихся получить только общее образование и совершенно нерасположенных к служению Церкви, а потому и не желающих подчиняться церковному режиму (Дмитрий Херсонский, Назарий Нижегородский, Михаил Минский, Иннокентий Тамбовский).

12. Закрытие доступа окончившим семинарию в высшие светские учебные заведения, из-за чего задерживались озлобившиеся за это насилие и заражавшие своим озлоблением других (Сергий Финляндский).

13. Отсутствие воспитания в собственном смысле (Владимир Московский, Гурий Новгородский, Тихон Пензенский, Иннокентий Тамбовский).

Кроме этого, делу воспитания сильно мешало:

14. Многолюдность семинарий и училищ (Питирим Курский, Иннокентий Тамбовский).

15. Назначения на ответственные должности лиц с неустановившимся еще, вследствие их возраста, характером и взглядами (Евлогий Холмский).[5]

16. Постоянная перемена начальствующих лиц, особенно монахов (Арсений Харьковский, Архангельский Комитет, Гурий Новгородский, Дмитрий Херсонский).[6]

17. Общежития с большим количеством воспитанников (Назарий Нижегородский).

Отсюда следовали:

18. Рознь и неприязнь между воспитателями и воспитанниками (Архангельский Комитет, Иоаким Оренбургский, Гурий Новгородский, Евлогий Холмский).

19. Упадок дисциплины (Арсений Харьковский, Евлогий Холмский, Владимир Екатеринбургский).

20. Светские преподаватели богословских наук, не знающие глубины пастырского служения, не одушевленные пастырскими идеалами (Тихон Костромской, Агафодор Ставропольский).

«Преподаватель практических дисциплин по пастырству хотя и добрый, религиозный человек, не внушал нам большое доверие. Когда он в вицмундире иногда горячо говорил нам о задачах пастырства или учил церковному проповедничеству, невольно в душе возникал искусительный вопрос: почему же он, так просто трактующий о пастырстве, сам не идет по этому пути? Когда один из наших преподавателей на наших глазах сделался священником, мы почувствовали к нему особое уважение, которым он дотоле у нас не пользовался», - пишет митр. Евлогий (Георгиевский).[7]

21. Возложение на одних и тех же лиц обязанностей учебно-административных и хозяйственных (Дмитрий Херсонский, Владимир Московский).

22. Чрезмерная нагрузка воспитателей (Дмитрий Херсонский).

23. Материальная необеспеченность преподавателей (Дмитрий Херсонский).

24. Чиновный шаблон и централизация. В начале XX века в духовной школе табель о рангах, оклады, карьера, «эпикурейская жизнь», слабость убеждений и труда были самым главным, дело же воодушевления воспитанников на труд и благочестие - второстепенным (Владимир Екатеринбургский).

25. Влияние антирелигиозной пропаганды, легкой, нелегальной и революционной литературы, газет, журналов и т.п. (Владимир Екатеринбургский).

26. Антагонизм между духовным училищем и семинарией (Евлогий Холмский).

И, как результат всего:

27. Значительное количество воспитанников, вынужденных оставить школу до ее окончания (Константин Самарский).

28. Антицерковное настроение семинаристов и поэтому не пригодность их к пастырскому служению (Тихон Костромской, Иннокентий Тамбовский, Иоаким Оренбургский, Владимир Московский и др.)

29. Неустойчивость характера и убеждений, неопределенность направления семинаристов: неспособность их к самостоятельной, руководящей деятельности в приходе (Иоаким Оренбургский).

30. Бегство лучших воспитанников от служения Церкви (Арсений Харьковский, Михаил Минский, Серафим Полоцкий, Кирион Орловский, Евлогий Холмский, Владимир Московский, духовенство Симбирской епархии).

[1] Победоносцев, надеясь спасти синодальный строй от намеченных преобразований, организовал опрос епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе, рассчитывая, что епископат окажет ему поддержку и идея церковной реформы окажется похороненной. Поэтому 13-27 июля 1905 г. по требованию обер-прокурора Св. Синод разослал правящим епископам циркуляр за № 3542 с предложением высказаться по кругу вопросов, касающихся церковной реформы. Свои соображения архиереи должны были предоставить не позднее 1 декабря 1905 г. Но вопреки воле обер-прокурора в своих ответах архиереи поддержали требования реформ, что стало тяжелым ударом для К. П. Победоносцева. Потрясенный конституционным манифестом 17 октября 1905 г., еще до получения всех отзывов и публикации их в печати, он подал в отставку с поста обер-прокурора, который занимал в течение 25 лет.

[2] В скобках указываются те архиереи, которые эту проблему отмечали в своих отзывах. После получения всех отзывов ответы были систематизированы и изданы в 1906г. под названием «Сводки отзывов епархиальных преосвященных по вопросам церковной реформы».

[3] Гиляров-Платонов Н. П. Из прожитого // Русский вестник. - 1884. - №6. - С. 699-700.

[4] Вафинский Н. К вопросу о нуждах духовно-академического образования // Странник. - 1897. - №8. - С. 521.

[5] Антоний (Храповицкий) 26-ти лет был инспектором, 27-ми лет ректором академии; Сергий (Страгородский), Исидор (Колоколов) - инспекторы академии в 26 лет, Михаил (Ермаков) - в 28 лет; Гавриил (Чепур) - в 25 лет инспектор семинарии, в 28 - ректор, Варлаам (Ряшенцев), Фаддей (Успенский) в 26 лет инспекторы и т.д. (Шавельский Г., протопресв. Русская Церковь пред революцией. - М.: Артос-Медиа, 2005. - С. 283).

[6] Никодим (Кротков) в 1900 г., сразу по окончании академии - смотритель Владикавказского духовного училища, в 1902 г. - инспектор Кутаисской семинарии, в 1903 г. - ректор Александровской семинарии, в 1905 г. - ректор Псковской семинарии, в 1907 г. - епископ; Фаддей (Успенский) в 1897 г., по окончании академического курса - преподаватель Смоленской семинарии, в 1898 г. - инспектор Минской семинарии, в 1900 г. - преподаватель Уфимской семинарии, в 1902 г. - инспектор, а затем ректор Уфимской семинарии, в 1903 г. - ректор Олонецкой семинарии и т. д. Подборку можно посмотреть у протопресвитера Георгия Шавельского в его работе «Русская Церковь пред революцией» (С. 283-284).

[7] Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Т. Манохиной. - М.: Московский рабочий, 1994. - С. 32.

Юрий Филиппов

13 / 04 / 2006

Часть IV >>

НЕЛЕГАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В СТЕНАХ ДУХОВНЫХ ШКОЛ.
УЧАСТИЕ СЕМИНАРИСТОВ В ЛИБЕРАЛЬНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ ДВИЖЕНИИ 1861-1884 ГГ.

Хотя временем исследования нашей работы является конец XIX — начало XX века, но участие воспитанников семинарий и академий в антиправительственной деятельности началось еще с середины XIX века. Первые вспышки политических увлечений семинаристов стали обнаруживаться в начале 60-х гг.

Сразу следует сказать, что до конца XIX века далеко не все выступления воспитанников духовно-учебных заведений носили политический, а тем более революционный характер. Какие же были причины выступлений?

1. Недовольство самой школой как таковой. Уже отмечалось, что большинство воспитанников составляли люди, не стремящиеся свою жизнь посвятить служению Церкви в священном сане. Кроме индифферентно настроенных были люди и явно враждебные Церкви и совершенно неверующие. И все это из-за того, что духовная школа, с одной стороны, носила сословный характер, с другой, - была общеобразовательной школой для детей духовенства. Отсюда требования увеличить количество общеобразовательных предметов за счет уменьшения богословских дисциплин.

2. Недовольство жесткой системой «воспитания», порой грубое отношение со стороны членов инспекции. Цитата из интервью И.В. Сталина, данного им немецкому писателю Эмилю Людвигу в 1931 году. «На вопрос: «Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?», Сталин довольно холодно ответил: «Нет. Мои родители были не образованные люди, но обращались они совсем не плохо». Далее произнес небольшую, но страстную речь: «Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения». На это Людвиг, лучше многих современников догадывавшийся о подлинных силах, двигавших сталинской натурой, спросил: «Но разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?» - «Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод - это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, - что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовою, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики… Что может быть в этом положительного?» Понятно, что речь идет не об иезуитах, а о православных наставниках, использовавших «иезуитские» методы».[1]

3. Не последнее место занимал и существовавший запрет воспитанникам духовно-учебных заведений участвовать в общественной жизни страны, читать не только газеты и журналы, но и просто художественную литературу после Гоголя[2] (школьные библиотеки были недоступны для воспитанников, а когда был открыт доступ, многие книги туда не поступали).

Стремясь приобщиться к общественной и культурной жизни страны, воспитанники создавали кружки самообразования, составляли нелегальные студенческие библиотеки, в которые входили не только художественные, но и политические и революционные произведения и издания. В определенные периоды издавались и семинарские журналы. Наличие таких кружков в стенах духовно-учебных заведений прослеживается уже в 70-х гг. Они действовали с определенной периодичностью: иногда начальство их раскрывало и закрывало, увольняя организаторов и некоторых членов, но через непродолжительное время они возникали снова.

Внутренние проблемы в своей совокупности подготавливали благоприятную почву для усвоения влияния извне. Преследуя первоначально цель саморазвития, нелегальные студенческие кружки не долго оставались в мирном русле: очень быстро в них появляются «сторонние» агитаторы, как правило, ведущие антиправительственную деятельность.[3] Ревизор Пермской семинарии Карпов докладывал, что в семинарии он обнаружил безверие, разврат, пьянство, неповиновение со стороны многих учеников. Причиной он считал внешнее вредное влияние на воспитанников.[4]

В создании студенческих библиотек принимали участие и либеральные учителя. В 1861 г. в Перми было распространено чтение либеральной литературы из библиотеки, открытой тремя бывшими наставниками семинарии: Поповым, Иконниковым и Воскресенским. К библиотеке привлекались как семинаристы, так и преподаватели. В феврале 1862 г. у некоторых воспитанников обнаружены рукописи «Пора», полученные от Иконникова.[5]

Студенты переписывали нелегальные рукописи, распространяли их в среде своих знакомых. В мае 1861 г. пермское епархиальное начальство доносило обер-прокурору, что «некоторые в г. Перми лица, настроенные вольномысленно и неприязненно против начальства и власти, поручили через посредство увлеченного ими воспитанника семинарии Аркадия Топоркова ближайшим его товарищам списать в нескольких экземплярах злоумышленную статью под заглавием: «Послание старца Кондратия»… Главным виновником в этом деле оказался учитель Пермской семинарии Алексей Меригеровский, который вследствие всего этого… арестован и содержится под стражей».[6]

Первая волна антиправительственных действий со стороны воспитанников духовно-учебных заведений связана с царским манифестом 19 февраля 1861 г. об отмене крепостного права.

Несмотря на то, что крестьяне становились лично свободными, землю они должны были выкупить. В связи с этим в 1861–1862 гг. произошел подъем крестьянского движения. Многим духовным воспитанникам крестьянская проблема была не чужда, так как быт сельского священника неразрывно был связан с народной жизнью.

«Уклад жизни семинаристов из бедного духовенства в России приближался к крестьянскому. Семинаристы привносили в студенческую жизнь заряд демократических настроений, сочувствия и интереса к жизни народа. Верхи никогда не забывали, что вожди революционеров - шестидесятников Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов были из семинаристов».[7]

«Тяжелые впечатления раннего моего детства, - пишет митрополит Евлогий (Георгиевский), - заставили меня еще ребенком почувствовать, что такое социальная неправда. Впоследствии я понял, откуда в семинариях революционная настроенность молодежи: она развивалась из ощущений социальной несправедливости, воспринятых в детстве. Забитость, униженное положение отцов сказывались бунтарским протестом в детях. Общение с народом привело меня с детских лет к сознанию, что интересы его и наши связаны».[8]

Студенты духовно-учебных заведений поддерживали крестьянские выступления. Так, в Казани разыгралось шумное дело по поводу демонстративной панихиды, отслуженной 16 апреля студентами по крестьянам, убитым при усмирении бунта в селе Бездна. Инициаторами были некоторые студенты Казанской Духовной Академии и Казанского Университета. Панихиду, на которой присутствовало около 400 студентов, в кладбищенской церкви служили два студента-академика: священник Яхонтов и иеродиакон Мелетий. С сочувственной погибшим речью выступил профессор академии и университета Щапов. Власти, естественно, оказались не довольны: Щапов и пятеро студентов (Шашков, Боголепов, Новицкий, Кочкин, Лебединский) были уволены из Академии, Яхонтова отправили на покаяние на Соловки, а Мелетия в Иркутскую епархию под надзор епархиального начальства.[9]

Семинаристы не ограничивались лишь чтением запрещенной литературы или демонстрациями внутри семинарий, они активно «шли в народ», расклеивали листовки, занимались агитацией. Так, в январе, пермский губернатор извещал местного архиерея, что задержан ученик семинарии Илья Ефимович Пономарев, замеченный в антиправительственной агитации. В июле 1862 г. стало известно, что воспитанник Вологодской семинарии Иван Благовещенский распространял между крестьянами Никольского уезда возмутительные противоправительственные сочинения. При обыске квартиры обнаружены статьи из «Колокола», воззвание Искандера «Что нужно народу». Как показало следствие, Благовещенский, уволившись из семинарии, получал сочинения от десяти учеников старшего отделения семинарии. Был произведен обыск и у трех воспитанников: Александра Румянцева и братьев Соколовых нашли запрещенные издания и воззвание Искандера. Члены кружка собирались на тайные собрания на квартире Румянцева; издавался и тайный журнал.[10] В агитации среди крестьян были замечены не только студенты, но и преподаватели. В августе 1862 г. арестован «за распространение ложных толков между крестьян» преподаватель Полтавской семинарии Фесенко.

Уже в этот период происходили покушения на начальство, но пока это были только единичные случаи. Пермский семинарист Бабайков дважды покушался на жизнь ректора архим. Дорофея. Другие воспитанники неоднократно бросали в него камнями, а в квартире инспектора били стекла. Распространителями идей главным образом являлись уволенные из семинарии ученики, сохранявшие с ней связи. У бывшего студента Пермской семинарии, Золотова, приехавшего поступать в Казанский университет, при обыске были обнаружены письма, книги, воззвания «возмутительного» содержания.

Воспитанники духовно-учебных заведений подключились к деятельности «шестидесятников». Студенты читали, переписывали и распространяли нелегальную литературу. Однако в этот период случаи носили единичный характер, в стенах духовно-учебных заведений еще не действовали нелегальные кружки, не было единой организации этих выступлений, а контакты с радикальными организациями носили личностный характер. Помимо отечественной «Земли и воли», на студентов пытались влиять и из-за границы. Осенью 1862 г. духовное начальство получило сведение, что из-за границы стали получать «много возмутительных воззваний» на имя духовных лиц и воспитанников семинарий. Возможно, это были письма из редакции «Колокола», издаваемого А. И. Герценом в Лондоне.

После 1862 г. до начала 70-х гг. антиправительственные проявления среди духовного юношества отмечались мало. Вероятно, это было связано с общей тенденцией: спад крестьянского движения и усиление политического режима привели к самороспуску или разгрому радикальных организаций в Российской империи.

Известны только единичные случаи: в сентябре 1863 г. в Костромской семинарии найдена нелегальная рукопись, в августе 1866 г. по делу об участии в «злоумышленном сообществе» арестован ученик Саратовской семинарии Федор Горохов. В апреле 1869 г. в СПбДА на имя студентов Кургановича и Киприановича из Женевы были присланы прокламации от эмигрантов С. Г. Нечаева[11] и М. А. Бакунина[12], причем выяснилось, что Курганович встречал С. Нечаева в Санкт-Петербурге у своего земляка, бывшего воспитанника Литовской семинарии - Пуцыковича.[13]

После либеральной реформы 60-х гг., открывшей доступ в университеты, наблюдается ослабление интереса духовной молодежи к революционным идеям. Но политические увлечения не исчезли, а лишь перенеслись на университетские годы.

В докладе министра народного просвещения по поводу университетских беспорядков, происшедших в Петербургском университете в 1869 г., специально отмечается, что в этих беспорядках преимущественное участие принимали бывшие воспитанники Саратовской семинарии. На что император дал резолюцию: «Не принимать воспитанников Саратовской семинарии ни в какие высшие учебные заведения, впредь до усмотрения министра народного просвещения».[14]

«Наплыв в число студентов преимущественно воспитанников духовных семинарий, без достаточной научной подготовки, без твердых нравственных принципов, даваемых только воспитанием в семье, без материального обеспечения... ставят их в такое положение, которое лишает их возможности и посещать добропорядочное общество. Отсюда, естественно, являются оскорбленное молодое самолюбие, отчуждение от общества, стремление рисоваться этим отчуждением, обращать на себя внимание своеобразною внешностью и костюмом в виде протеста против установленных правил приличия, пребывание по разным углам, в дешевых пивных и т. п. заведениях, сообщество с темными людьми, тяжелая борьба с бедностью, постоянное раздражение, недовольство существующими порядками и, наконец, усвоение противоправительственных и противогосударственных учений», - писал харьковский генерал-губернатор М. Т. Лорис-Меликов министру народного просвещения Д. А. Толстому об университете, в котором в начале 1879 г. из 623 студентов 311 были семинаристы».[15]

В марте 1879 г. возникло политическое дело в Новинской учительской семинарии: один ученик был обвинен в антиправительственной пропаганде. Главным участником оказался бывший воспитанник Костромской духовной семинарии Малиновский, который организовал революционный кружок, задачей которого была подготовка революционных учителей.[16]

Следующим витком выступлений семинаристов стало недовольство из-за ограничения доступа в университеты после четырех классов. На этом этапе в семинариях уже активно действовали «кружки самообразования», деятельность которых приобретала все более антиправительственный характер: на собраниях читалась нелегальная литература,[17] некоторые студенты становились членами революционных организаций,[18] распространяя идеи в стены духовной школы. Воспитанники начинали активно участвовать в «хождении в народ».[19] Выражение протеста приобретало более резкие формы.

В 1874 г. признаки революционной деятельности были обнаружены в нескольких семинариях. Из Черниговской, Архангельской и Орловской, Вятской (март 1879 г.)[20] и Тульской (апрель 1879 г.)[21] семинарии исключены за хранение и чтение революционных изданий ряд студентов. В июне 1876 г. обнаружены революционные издания у двух воспитанников Подольской семинарии, в которой уже существовал антиправительственный кружок. Не осталась в стороне от революционного движения и Костромская семинария. Первый нелегальный кружок там организовал в 1874 г. К.Ф. Ковалик.[22]

В марте 1875 г. в Петербурге возникло крупное дело о пропаганде революционных идей и распространении книг антиправительственного содержания среди рабочих и нижних чинов гарнизона.

Главным деятелем оказался В. М. Дьяков и А. И. Сиряков, а участником А. И. Нуромский. Все трое поступили в Петербургский университет в 1874 г. после окончания курса в Вологодской семинарии. Было проведено расследование, которое подтвердило предположение министра народного просвещение Толстого о заражении Вологодской семинарии революционным духом. Источником революционной пропаганды среди семинаристов, в основном, были политические ссыльные. Так существовало влияние проживавшего некоторое время в Вологодской губернии Петра Лаврова,[23] бежавшего потом заграницу и в Лондоне издававшего журнал «Вперед».[24]

Вологодские семинаристы попадались в политической агитации не только в Петербурге: осенью 1875 г. в семинарии получены письма с антиправительственной агитацией, которые отправлял из Москвы бывший ученик Романов. А за распространение антиправительственных сочинений в феврале 1877 г. в Ярославле были арестованы пять воспитанников семинарии. В июне 1877 г. обнаружилось существование среди студентов кружка с целью распространения нелегальной литературы.[25]

В этот же период серьезное революционное брожение стало проявляться в Воронежской семинарии. Осенью 1879 г. неоднократно проводились демонстрации против инспектора, завершившиеся в ноябре взрывом коробки с порохом в инспекторской квартире. До и после взрыва в семинарии распространялись прокламации, автором которых был студент Иван Панкратов. В сентябре 1879 г. за распространение у себя на родине книг и брошюр преступного содержания арестован и заключен в тюрьму ученик 6-го класса Савва Колтунов. Волнения и демонстрации продолжались в семинарии и в 1880 г. В декабре 1880 г. воспитанник 3-го класса воронежской семинарии Георгий Яковлев был захвачен с брошюрой революционного содержания. 7 мая 1881 г. уже в квартире ректора произошел взрыв печи. Причем на следующий день по семинарии были расклеены и разбросаны прокламации, призывающие к бунту против начальства.

Началось следствие и выяснилось, что в семинарии существует тайный кружок, являющийся источником беспорядков. Кружок проводил собрания на квартирах, имел свою библиотеку, одно время издавал студенческий журнал «Товарищеская беседа». В 1877–79 гг. членами числилось 28 человек. Кружок имел связи с местными революционными издателями «Народной Воли»[26] и получал литературу от петербургского комитета. Все члены тайного кружка были уволены, некоторых сослали в отдаленные губернии.[27]

Довольно часто кружки объединяли воспитанников и студентов разных учебных заведений. В Симферополе приблизительно около 1879 г. бывшими студентами Киевского университета И. К. Панкеевым и Н. Скуловым из воспитанников семинарии и гимназии был организован кружок «наиболее революционно настроенных юношей». «Члены кружка получали нелегальную литературу, вели с нами беседы на социально-революционные темы, вербовали новых прозелитов и занимались самообразованием… С целью поднять дух протеста против гнета и развращенных методов новых педагогов, членами кружка был избит палкой директор гимназии, а в семинарии были нанесены побои доносчику-товарищу», - вспоминал бывший семинарист и известный революционный деятель Е. М. Сидоренко.[28]

Другой революционер, Цвиленев Н. Ф., вспоминал, что во время своей учебы в Тульской гимназии существовала единая библиотека семинаристов и гимназистов при кружке самообразования. Позднее заботами В. С. Ивановского, бывшего Тульского семинариста, студента Медико-Хирургической академии, библиотека сильно расширилась запрещенными изданиями, а кружок приобрел революционно-народническую направленность.[29]

С 1879 г. для семинаристов практически был закрыт доступ в университеты. Преследовалась цель уменьшить количество учащихся семинаристов, которые, как уже отмечалось, составляли довольно-таки большой процент и были причиной всякого рода нестроений. И эта цель была достигнута. Однако эта мера лишь питала недовольство существующим порядком, т. к. проблема оказалась нерешенной, а помещенной в рамки Духовного ведомства.

Воспитанники пытались вернуть себе право поступления в университеты. В 1880 г. учащиеся Рижской семинарии затеяли переписку с другими семинариями, с целью составления петиций на имя обер-прокурора Святейшего Синода с ходатайством об отмене распоряжения 1879 г. Однако со стороны начальства никакой реакции не последовало.

В 1882 г. семинаристы сделали новую попытку добиться снятия ограничений относительно их поступления в университеты. Весной этого года, по инициативе учеников Одесской семинарии, велась переписка с агитацией за подачу общесеминарской петиции об отмене экзамена зрелости при поступлении в университет для окончивших 4 класса семинарии.

В 1882 г. возникло крупное политическое дело в Подольской семинарии, в которой, как стало известно, существовал социалистический кружок с противоправительственными целями.

Социалистическая пропаганда проникла в Подольскую семинарию еще до 1875 г. В 1876 г. в семинарии были найдены запрещенные книги и арестованы многие студенты, принадлежавшие кружку. В самой семинарии из револьвера застрелился воспитанник Белинский, а воспитанника Сенчиневича убили свои же «члены кружка» за неблагонадежность. Бывший ректор, прот. Шморгунов, сошел с ума и покончил с собой. Новый ректор преследовал семинаристов, что вызвало озлобление против него: на стенах семинарских зданий стали появляться надписи с призывом к его убийству; была совершена и попытка осуществить угрозы. На протяжении 1879-80 гг. неоднократно случались прокламации. Власти решили провести обыск у всех воспитанников, во время которого ученики 3 и 4 классов устроили шумную демонстрацию, вынудив прекратить обыск.[30]

Интересно, что ревизор семинарии указывал на увлечение и распространение социалистических идей отцами воспитанников - духовенством епархии. «В частности духовенства, - писал он, - обнаруживается время от времени шаткость религиозных верований, увлечение антирелигиозными и антиправительственными идеями и даже пропаганда сих последних в обществе. Из дела о преступной пропаганде 1878 г. открывается, что в то время некоторые семинаристы получали книги преступного содержания и от священников епархии».[31]

Как видно из изложенного материала, до середины 1880-х гг. семинарские выступления носили местный, сугубо школьный характер. Влияние извне в них прослеживается редко. Хотя деятельность разных политических течений находила свой отклик в воспитанниках духовно-учебных заведений: существование нелегальных библиотек с революционными изданиями, членство некоторых воспитанников в политических организациях и прохождение их по политическим делам.

[1] Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма. - М.: Вече, 2002. - С. 207-208 Вообще, в Грузинской семинарии существовали и свои специфические проблемы: это русификация и национальный вопрос. Особо тяжелая обстановка была в начале XX века при ректорах архимандрите Стефане (Архангельском) и архимандрите Никандре (Феноменове).