Часть первая 6 page. — Сначала этим ребятишкам, как и нам, надоело быть «шестерками» у своих богатеньких дядей, натравливающих всех нас друг на друга

— Сначала этим ребятишкам, как и нам, надоело быть «шестерками» у своих богатеньких дядей, натравливающих всех нас друг на друга, и покончить с этой зависимостью. Они ведь их тоже достали не меньше, чем нас! А недавно возникла возможность всем нам неплохо заработать, но тут без наших боссов уже не обойтись… Поэтому, в отличие от тебя, они решили снова объединить наших фарцовщиков, чтобы сначала приумножить то, что у них уже есть, а уж потом забрать себе…

— А что это за возможность такая? — полюбопытствовал Вадим.

— Подробности лучше не спрашивай, я пока всего не знаю.

— Так значит, Дима Гуреев послушался дядю Эдю, когда тот велел ему науськать Генпрокуратуру на дядю Леву, но одновременно рассказал об этом Славику По-нятовскому? — присвистнул Вадим.

— Долго до тебя доходит… Да, Дима и Слава встретились, переговорили и решили так: закапывать фарцовщиков пока преждевременно. Жалко, да и потом, эти одуванчики, когда работают в паре, еще о-го-го! Поэтому, прежде чем разъединяться, надо бы объединиться.

— Ну да, мы живем в эпоху интеграции, — пробормотал ошарашенный Вадим, не без труда осваивая услышанное. — А что, можно попробовать… Но ты хоть понимаешь, если мы на чем-то проколемся, эти самые Дима и Слава сдадут нас и не почешутся?

— Риск есть, — кивнул Антон. — Поэтому сейчас главное, считать все ходы и быть поаккуратней. Смотри в оба. И не обостряй отношения с Олегом. Он хоть и трус, но, как у всякого опытного интригана, у него нюх на подобные вещи. Словом, свой вступительный взнос в наш Клуб я уже сделал, — он кивнул на экран телевизора. — И Дима тоже.

— Какой взнос требуется от меня?

— Для начала согласие. А там посмотрим.

Журналист Макаров позвонил Олегу Ивановичу домой поздним вечером.

— Извините, Олег Иванович, я, надеюсь, никого не потревожил?

— Нет-нет, что вы, что вы, Евгений Матвеевич., — заторопился Олег Иванович. — У вас, я слышал, такое несчастье с вашим внуком… Как он сейчас, кстати?

— Пока все то же, — вздохнул Евгений Матвеевич. — Состояние тяжелое, но стабильное. Врачи говорят, возможны осложнения на печень.

— Печально, — еще тяжелее вздохнул Олег Иванович. — Но если от нас потребуется какая-то помощь или поддержка?..

— Вот за этим я вам и звоню, — вздохнул Евгений Матвеевич. — Ну… если вы еще не забыли. Вы мне предлагали написать статью для вашей газеты, помните? Или уже заказали кому-то другому?

Ну вот, наконец-то, облегченно подумал Олег Иванович. Сработало! Нашему принципиальнейшему Макарову срочно понадобились бабки! Пусть не на баб, не на Канары, а всего лишь на лечение внука… Еще один мэтр, теперь уже от журналистики, приполз на коленях и готов просить прощения за прежнюю строптивость. Внучок любимый, видишь ли, приболел… Денежки на лечение очень нужны. Надо было раньше соглашаться, хрен старый! И внук был бы здоров.

— Вы это о чем? — спросил он вслух. — Что именно я вам предлагал? Напомните, если не трудно.

— Написать статью про структурный анализ долгов Российской Федерации перед иностранными кредиторами, а также перспективы и шансы их возвращения… — сказал Макаров.

Видно, ему нелегко давался этот разговор.

— Ах это, да-да, припоминаю! — воскликнул Олег

Иванович. — Долго вы раздумывали, однако… Одну минуту, я только посмотрю по компьютеру, возможно, мы кому-то эту статью уже поручили.

— Да, конечно… Но если уже кому-то отдали… Может быть, найдется что-то другое?

Олег Иванович не ответил. Не заглядывая в компьютер, он чиркнул зажигалкой и закурил сигарету, лихорадочно обдумывая, пока шло время. Черт его знает, сколько заломить сейчас? Тогда он обещал старику за эту статью семь штук зелеными. На лечение внука хватит, и еще останется. Хотя реальная цена статьи такого автора может оказаться куда выше. Когда иностранные бизнесмены и кредиторы хотят разобраться с тем, что происходит с финансами России, они читают именно, и прежде всего, аналитические статьи Макарова в «Не-ангажированной». Разумневич как-то сам пробовал просчитать прибыль, которую может ему дать подобная статья, и бросил это занятие. Цифры фантастические. Но теперь Макаров сам просится ее написать, попав в безвыходное положение… А может, стоит попробовать его приручить? Пусть привыкает кормиться с руки. Другие же привыкли, пообломались, и ничего. Еще спасибо говорят. Так, может, заплатить ему полр-вину, и тогда сам будет просить написать что-нибудь еще? Где ему еще столько заплатят? И международный бизнес будет читать теперь наши «Ведомости», а не «Неангажированную», потому что Макаров теперь будут печататься у нас…

Хорошо бы сейчас посоветоваться с Левой, но время, время… Которого, как всегда, уже нет.

— Вы меня слушаете? — спросил он в трубку. — Ятолько что посмотрел по своему компьютеру… Мы ее никому еще не заказывали, ждали, надеялись на вас, но сами знаете, сколько уже времени прошло. Актуальность уже немного того, потускнела. Вы же сами газетчик. Сколько я вам тогда предлагал, не напомните?

— Семь тысяч… — сказал Макаров, уже понимая, что это стало несбыточной мечтой.

— М-м-м… — замычал Олег Иванович, как бы решая мучительную для себя задачу. — Дорога ложка к обеду, сами понимаете. Ну, три с половиной… Ладно, так и быть, четыре! Но больше не могу. В бухгалтерии меня не поймут.

— Ладно, согласен, — подавленно сказал Макаров.

— Но вы, Евгений Матвеевич, конечно, помните наши условия? — проникновенно спросил Олег Иванович.

— Да… — Похоже, Макаров сейчас разговаривал, держась за сердце и голову одновременно.

Пожалеть бы старичка, озаботился Олег Иванович. Все-таки патриарх отечественной журналистики. Еще пригодится для наших далеко идущих планов.

— Они остаются в силе, — твердо сказал Олег Иванович. — Кстати! — спохватился он. — Что мы все о деле да о деле… Вы так и не сказали, как там ваш внук? Может, все-таки требуется какая-то наша помощь?

— Спасибо, пока все нормально… значит, четыре, и больше не сможете? Лечение в такой клинике сами знаете, какое сейчас дорогое.

— Всей душой, но это все, что я могу, — прижал руки к груди Олег Иванович, как если бы Макаров мог это увидеть. — Боюсь, мне и три с половиной теперь не пропустят. Мои начальники скажут: о чем он раньше думал? И по-своему будут правы, как вы понимаете. Но вот если потом, в дальнейшем… На тот случай, если нам опять потребуется ваше золотое перо. Вы меня понимаете, да? Обещаю, в другой раз будет не меньше. В зависимости от срочности и актуальности.

Макаров подавленно молчал.

— Ну так что, мы можем договориться о дальнейшем сотрудничестве?

— Дай бог сначала сделать эту статью.

— За сколько дней беретесь ее сделать? Трех вам хватит?

— Посмотрим… Теперь о том, ну, что вы хотели бы увидеть в статье… — Старику очень тяжело давались эти слова. (Ничего, ничего, злорадно подумал Олег Иванович. Не ты первый, не ты и последний. Все так начинали.) — Ну, что я должен для вашей газеты написать… Эти ваши данные по внешним долгам. Вы мне их вышлете?

— Да, конечно, сегодня же, электронной почтой! — воодушевленно сказал Олег Иванович. — Только эти данные сразу уничтожьте, договорились? Это в ваших же интересах.

— Они… правдивые?

— Скажем прямо, они не всем придутся по душе.

— Хорошо. Буду ждать. Ну, до свидания?

— Да, конечно, до свидания! — уже не скрывая радости, сказал Олег Иванович.

И тут же позвонил по сотовому Разумневичу. Кажется, тот еще был на даче.

— Здравствуйте, Лев Семенович, как ваши дела, кстати? — хохотнул он. — Еще не арестовали?

— Да вот, пока на свободе, — подхватил босс. — Чего они там тянут в Генпрокуратуре, не понимаю… Наверно, не знают, как отреагировать на твою статью. Здорово ты их… Да и так, знаешь, хлестко получилось. Будут знать, как бороться с частным бизнесом в России! — добавил он неожиданно громко, как бы рассчитывая, что, где надо, это услышат. — Ну так что хорошего скажешь, Олежка?

— Я только что разговаривал с Макаровым! — сообщил Олег.

— Ну и как? — перебил Разумневич. — Согласился?

— А куда он денется! — торжествующе воскликнул Олег Иванович. — При такой-то любви к больному внуку? Только теперь я ему предложил четыре. Думаю его раскрутить на несколько нужных нам статей. Где еще столько заплатят?

— Постой, постой… — раздраженно перебил Разумневич. — Ты хоть соображаешь, с кем дело имеешь? Это очень известный и порядочный человек. Для него имя дороже денег. Если он потеряет имя, репутацию, на кой он нам будет нужен? А разбрасываться такими, как Макаров, я тебе не позволю!

— Вас понял… — вздохнул Олег Иванович.

— Слушай, Олег, ты прекрати мои деньги экономить! Словом, гонорар остается в силе, все как договорились с самого начала. Тебе завтра же выпишут эту сумму.

— Лучше бы наличными… — неопределенно сказал Олег Иванович, глянув на потолок.

— Наличными так наличными… — пробурчал Разумневич. — Что молчишь?

Вот она, благодарность хозяина старательному холую, подумал Олег Иванович. А ведь я все сделал, как по нотам. И со статьей, и с Макаровым… И хоть бы одно слово признательности. Только недовольство.

— Да так, ничего, — сказал он потухшим голосом. — Как скажете, так и сделаем.

— Ладно, давай спать, — строго сказал Разумневич. — Утром поговорим… А мне еще звонки нужно сделать.

И тут же, отключив трубку, он набрал новый номер:

— Володя, не разбудил?

— А кто это?.. — донесся мужской сонный голос. — Лева, ты? Что случилось?

— Как всегда, — хмыкнул Лев Семенович. — Сам не сплю и другим не даю. Подъезжай сюда прямо сейчас.

— Клиент готов?

— Да-да, все наконец сдвинулось с места. И нельзя терять ни минуты. Приезжай.

— Прямо сейчас?

— Да-да, я жду!

Он какое-то время ходил по комнате, глядя в ночное окно, за которым шумел и темнел сад.

Эти недоумки из прокуратуры хотят его посадить за старые спекуляции. Вспомнили, мать их так… Можно подумать, один он, Разумневич, на этом заработал. Все, у кого есть мозги, кто ногой открывали Спасские ворота, нагрели тогда руки, что надо продавая и что надо покупая… Вовремя, очень вовремя он внедрил своего племянника Славу Понятовского в Министерство финансов. Хотя тот прежде работал топ-менеджером в знаменитой клинике. И надо признать, Слава показал там незаурядную хватку — быстро дорос до зама начальника отдела внешних заимствований, или как он там еще называется…

А вот Эдик тогда крупно проигрался. И сразу с претензией: почему не предупредил? Мол, друг называется… И с тех пор как лютый враг. А ведь какая в бизнесе может быть дружба, если табачок — только врозь? Ибо сегодня информировать о подобных вещах означает одно: делиться. А в нашем бандитском бизнесе так не бывает. Каждый за себя. И с тех пор обиженному Эдичке очень хочется отыграться. Не вернуть свое, а именно отыграться. Для этого он очень неплохо сумел пристроить Диму Гуреева, сына одесской красавицы пятидесятых годов Аси Горской, некогда отказавшей Эдику в замужестве в пользу второго секретаря Краснопресненского райкома партии товарища Федора Гуреева, за какую-то провинность ставшего послом в некой африканской стране-дыре. Эдя это спокойно проглотил, найдя себе невесту помоложе. Ася вскоре развелась со своим райкомовским дипломатом, не желая с ним ехать в круглогодичную жару, к москитам и кобрам, и попросила Эдика, в память о старой любви, отправить ее сына Диму (про него ходили слухи, будто он таки отпрыск их бурной, но короткой любви) за свой счет в Штаты. Там Дима выучился на юриста в престижном Йельском университете, и после его возвращения Эдик пристроил его в Кремль, в правовой отдел администрации президента, тесно связанный с ген — и прочими — прокуратурами. И надо отдать должное его предусмотрительности: теперь этот Дима возмужал и заматерел, хотя по-прежнему смотрит доброму дяде Эдику в рот, послушно гадя его недругам.

…Владимир Корягин, шурин Льва Семеновича и президент дочерней фирмы с экзотическим и невразумительным названием «Акванго», отпочковавшейся от «Сигма-групп», приехал через пятнадцать минут. Благо он жил в соседнем коттеджном поселке.

— Проходи… — бесцеремонно отодвинув в сторону заспанного, вскочившего от неожиданности охранника, Разумневич встретил Корягина у дверей своего дома. — Давай прямо в кабинет. Кофе, виски?

— И то и другое… — Корягин, молодой, лысоватый и уже обрюзгший, сердито сопя, свалился в кресло возле потухшего камина. — Так что. Лева, все у тебя, говоришь, на мази? — спросил он с недовольным видом, подслеповато щурясь от вспыхнувшего света. Похоже, он не совсем еще проснулся.

— А ты думал, я могу просто так разбудить брата законной жены? — сощурился хозяин. — Словом, пока все обстоит, как я тебе говорил, а ты мне не верил! Через пару дней у нас выйдет статья Макарова… Ты хоть помнишь, о чем там пойдет речь?

— Только через пару? — протянул Корягин. — Тогда зачем такая спешка, не понимаю… Я ведь только-только заснул!

— Считай, я тебя пригласил на лучшее в мире снотворное… — Хозяин протянул гостю кожаную цапку. — Вот посмотри еще раз, о чьих долгах должна идти речь. Кстати, в последнее время я тоже не сплю по ночам.

— И мне теперь не даешь… — продолжал бурчать Корягин, открыв папку. — По мне, для хорошего сна нет ничего лучше хорошо подмытой телки в чистой постели, в полной тишине и на свежем воздухе…

— Ну, тебе, как человеку разведенному, хорошо так говорить… — сощурился Лев Семенович.

— А, вот о чем речь. Вот, значит, где они, долги наши?.. — Корягин потряс папкой. — Это о них ты мне говорил?

— Да, — кивнул хозяин. — Только тебе. И больше никому. И еще Славику, который и составил этот список. Ему не пришлось, в отличие от тебя, долго объяснять, что к чему и зачем это все нужно.

— Не понял только, почему статья Макарова выйдет обязательно в твоей газете? — спросил Корягин. — Это не наведет кое-кого на ненужные размышления? Есть же и другие газеты? Я вообще ни черта не понимаю…

Лев Семенович покачал головой:

— А тебе и понимать не обязательно. Делай, что говорю. Открой несколько новых счетов в разных российских банках, но лучше в тех, что не связаны с нами… Словом, реквизиты у тебя должны быть под рукой.

— Может, наконец объяснишь свою новую аферу, что хоть собираешься делать?

— Пусть тебя это не напрягает… Кстати, пора бы знать: в России газеты давно все распроданы и поделены. Кроме очень независимых, кто продает свою свободу слишком дорого, а спроса на них нет… Ладно, попробую. Речь здесь идет, — он показал на папку, — о первоочередных взносах по внешним кредитам наших монополий, где государство имеет контрольный или блокирующий пакет акций. Поскольку платить долги одновременно всем кредиторам оно пока не в состоянии, то отдает долги тем, в ком больше других заинтересовано. И мы с тобой этим воспользуемся. Сначала выходит статья Макарова, где этот, весьма уважаемый на Западе, эксперт по финансовым проблемам напишет, что выплаты этим приоритетным кредиторам, в связи с финансовыми трудностями, наоборот, задерживаются на неопределенное время. У них начинается паника, и тут на сцену выходишь ты со своим «Акванго» и предлагаешь услуги по скупке этих самых неликвидных долговых обязательств. Кредиторы теперь будут рады от них избавиться, и ты скупишь их за полцены, ну а родное государство выплатит тебе свои долги по полной, поскольку эти деньги уже выделены… Иначе для чего я создавал эту фирму под твое имя, которое никому ничего не говорит? — Лев Семенович отечески провел рукой по его редеющим волосам.

— Да, это спасибо… — отмахнулся гость. — Ты мне еще раз растолкуй: а если кто-то нас опередит, опровергнет статью Макарова? И скажет, что это полная туфта?

— Кто опередит-то? — сощурился хозяин. — Славик, который как раз этим занимается в нашем Минфине? Думаешь, кому-то очень надо за здорово живешь опровергать, вместо того чтобы хорошо на этом заработать?

— Хочешь сказать, у тебя все схвачено?

— Пока не всё… — глубокомысленно ответил Лев Семенович. — И не все. Это задача следующего этапа.

Он подошел к закипевшему электрическому кофейнику, заварил кофе, добавил туда джину.

— А все-таки… Им-то в Белом доме зачем ссориться с перспективными кредиторами? — снова полюбопытствовал Корягин после паузы.

— Даже если кто-то так подумает?.. — пожал плечами хозяин, разливая по чашечкам. — Риск, конечно, есть. Но они, как всегда в российской традиции, увязнут в спорах, разногласиях и согласованиях, что поможет выиграть время. К тому времени поезд, в котором сидим мы, победители, которых не судят, уже уйдет… Что Россия при этом теряет? Деньги-то останутся здесь! Мы, как патриоты, не собираемся вывозить их за границу. И они будут сразу вложены, к примеру, в пивоваренную промышленность, раскрутим пиар на ТВ, первые партии пива бесплатно всем желающим, народ нас поймет и одобрит… И не даст спуска критиканам.

— То есть бабки не будем переводить в какой-нибудь офшор на Кипре или каком другом острове?

— Это все потом, и только с прибылей. Без шума и пыли, когда все уляжется. Где-то на островах они, безусловно, и осядут. Не в Лондоне же? И не в Мюнхене. И запомни, Вовик… — проникновенно сказал, склонившись к шурину, Лев Семенович. — Кто не рискует, тот не закусывает устрицами. Твой священный долг — рубить бабки. Для меня, а значит, для себя и всего нашего семейного бизнеса. Поэтому такие вещи можно доверять только ближайшим родственникам. И вспоминай время от времени, откуда я тебя вытащил. И не будь ты родным братиком моей жены и родным дядей моей дочки…

Разумневич даже зажмурился, будто ясно представил себе, что произошло бы с шурином в этом случае.

Марина позвонила Вадиму на его сотовый поздно вечером. В это время тот оттягивался с Ревазом в ночном клубе «Золотой глобус», где они присмотрели для себя пару телок, усадили их к себе за столик, и те уже согласились, по двести баксов с носа за ночь, поехать с ними за город.

— Алло… — недовольно сказал Вадим, услышав знакомый вздох и шуршание в трубке. — Ну говори, говори…

— Это я… — сказала Марина после очередного вздоха. — Все развлекаешься?

— С чего ты взяла? — недовольно спросил он.

— Это кто, жена? — ленивым, с южнорусским акцентом, голосом спросила крашеная блондинка, одна из тех, кого они только что сняли — волоокая, широкобедрая, с низким вырезом блузки — в самый раз для Реваза, который не сводил с нее разгоревшегося взгляда. Сейчас он ей подмигнул, приложив палец к ее рту.

— Ну я же слышу, — сказала Марина. — Музыка, женский голос… Какая-нибудь очередная дура, вроде меня, да? Где с ней проводишь время? Там же, в ресторане, или вы уже в постели?

— Слушай… — поморщился Вадим. — Может, хватит, а? Мы взрослые люди. И уже обо всем договорились. Никто никому не обязан.

— То есть ты использовал меня, и все на этом? А я одна теперь за все расплачивайся, так? — Ее голос дрогнул. — Нет уж, дорогой.

— Подожди… — Он приложил руку к трубке. — Девочки, шли бы вы потанцевать, что ли… У меня серьезный разговор. Скоро закончу.

Они фыркнули, поднялись с места и направились, виляя бедрами, к пятачку, где уже танцевали их товарки, как правило одни. Так здесь было принято. Мужчины оставались за столиками, чтобы изучить их дополнительно и со стороны. Поэтому Вадим и Реваз тоже невольно проследили за ними взглядами. Шатенка, что предназначалась для Вадима, была повыше, стройнее, только ноги немного подкачали, и Вадим невольно подумал, что всем им предпочел бы Марину. Да и вообще — только ее. Но именно поэтому с ней надо порвать, и чем решительнее, тем лучше для них обоих. Все равно ничего хорошего из их отношений не выйдет.

— Вадик, кто там? — Реваз кивнул на трубку сотового.

— Сейчас… Алло, ты меня слышишь? Что-то у тебя случилось?

— А ты как думал? Просто так все, да? Сунул, вынул и пошел?

— Я не глухой и все слышу, — сказал Вадим. — Я предохранялся, и ты это знаешь. У тебя, кстати, дети спят. Ладно… Сколько нужно тебе на аборт, можешь сказать?

— Дорогой, ты что? — возмутился Реваз. — Да я ее враз в чувство приведу!

Но Вадим только отмахнулся от него.

— С кем это ты теперь разговариваешь? — подозрительно спросила Марина.

— Так сколько? — повторил он. — Сто баксов хватит?

— Дурак ты… — сказала она презрительно. — Тут такое, что за всю жизнь не расплатишься.

— Что именно? Ты можешь сказать по-нормальному?

— Это не то, что ты думаешь, — вздохнула она. — К нам в сад поступила одна девочка, с тем же диагнозом, что у Игорька Макарова. Я ей вколола такую же инъекцию… И у нее появились те же симптомы, что у него. — Ее голос дрогнул, она тяжело вздохнула. — Родители подняли скандал, меня вызвали к заведующей, там написали заявление в милицию… И еще взяли на анализ все мои ампулы. И вот завтра будет результат… Но я уже кое-что сама поняла. Скажи, только честно, ты их мне подменил?

Вадим почувствовал, как опустилось у него под ложечкой. Ну как знал, подумал он. Придумал Олег, нечего сказать, беспроигрышную комбинацию…

— Ты с ума сошла? — От неожиданности он все никак не мог собраться с мыслями. — Я тут при чем? Ты их в аптеке брала, а не у меня.

— Завтра меня вызывают к следователю… У Игорька Макарова и этой девочки уже взяли кровь на анализ. И если завтра выяснится…

— Что выяснится? — перебил он, еще раз взглянув на Реваза. — Ты про меня уже кому-то говорила?

— Нет, Вадик, не бойся… — устало сказала она. — Я сама во всем виновата. Но вот все наши видели, как ты в тот день ко мне приезжал, а больше тебя не было! Вот…

— Так что я должен?.. — вышел он из себя и тут же смолк, так как на него обернулись за соседними столиками.

— Не кричи. — Она всхлипнула.

— Может быть, тебе в аптеке не то подсунули…

— Уже проверяли… Номер не такой на упаковке, понимаешь? И чего-то там в ней не хватает.

— Где эти ампулы? — спросил он негромко.

— Как где? — не поняла она. — В милиции, у меня их сразу забрали, когда следователь приехал. Ведь все, как нарочно, совпало в тот день, как ты сам ко мне подошел на остановке! И просил меня о встрече. А я купила при тебе эти ампулы в аптеке… И только ты мог их подменить, когда мы были у тебя.

— Зачем? — спросил он. — Ну сама подумай, зачем это мне?

— Вадик, это я должна тебя спросить: зачем? Я не выдам тебя, клянусь своими детьми, но только скажи зачем. Может, ты хотел этому Макарову свинью подложить. Для того со мной и познакомился, так?

Черт меня дернул, подумал Вадим. Хорошо еще, напал на влюбчивую. Да и сам, если честно… Другая бы давно настучала, а эта решила сама выяснить… Он посмотрел на Реваза, который не сводил с него внимательных глаз.

Тот понимающе кивнул, подобрался, потом не без сожаления оглянулся на телок, снятых сегодня. Те танцевали, будто отбывали наказание, время от времени оглядываясь на кавалеров, словно проверяя — не сбежали еще?..

— Ты что молчишь? — спросила Марина.

— Думаю вот. Вообще, это стоило бы обсудить, — ответил он. — Сегодня же…

— Так, значит, ты вправду подменил мне ампулы? — спросила она дрогнувшим голосом, еще на что-то надеясь.

— Как вообще тебе такое могло прийти в голову? — Он тянул время, надеясь что-то придумать и переглядываясь с Ревазом.

И заметил, как их девушки отделились от танцующих и с усталым видом направились к их столику. Вадим мотнул в их сторону головой, Реваз понимающе прикрыл глаза, получив приказ, встал и направился навстречу.

— Додик, милый, может, поедем уже, мы устали, спать хотим… — заныла блондинка, повиснув на его плече, так что его сгорбленный нос оказался где-то между ее могучих грудей.

— Светочка, дорогая, к сожалению, в другой раз, — просипел он. — А сейчас нам надо срочно ехать, дела, понимаешь, да?

— Жена, что ль, его застукала? — насмешливо спросила шатенка. И чтобы не терять зря время, принялась высматривать в зале других клиентов.

— Какая жена, слушай! Нет у Вадика никакой жены! — сделал типичный жест Реваз.

— Так его Вадик зовут? — хмыкнула блондинка. — " А мне он представился как Женя… Может, и тебя звать не Додик, а как-то по-другому?

— Зачем меня путаешь, если не поняла? — разгорячился Реваз от собственной оплошности. — Вадик — это его лучший друг, который ему сейчас позвонил, понимаешь? Беда у него там случилась… Я тебе потом позвоню, обязательно, веришь, да?

— Конечно, верю, пупсик, — сказала она ласково. — А пока что заплати неустойку пятьдесят процентов, а то сейчас наших ребят позову!

Реваз внимательно посмотрел на этих «ребят» — детины, эдакие дореволюционные гардеробы с отечными бледными рожами и налитыми рыбьими глазами. Они наблюдали за ними издали.

— Держи… — Реваз сунул ей пару сотенных за вырез платья. — Только это, дорогая, не неустойка, а наш вам аванс…

И еще раз, коротко вздохнув, посмотрел им вслед. Они сразу отошли, чтобы успеть к распродаже по сходной цене, поскольку гости начинали разъезжаться, разобрав почти всех девушек.

Между тем Вадим пытался договориться с Мариной.

— Ладно, Мариша, давай не по телефону… Спокойно, мы во всем сами разберемся. Я тебе все-все объясню, — примирительно сказал он, глядя на подошедшего Реваза.

— Тебе хорошо говорить, а меня завтра вызывают повесткой в прокуратуру! — снова всхлипнула она.

— Я потому и говорю: встретимся в самое ближайшее время… Да, там же, у твоей подруги, хорошо? Она еще не приехала?

— Она будет через неделю…

— Поезжай туда и жди меня. И мы все с тобой обсудим.

— А ты точно приедешь? — В ее голосе появилась надежда.

— Да… Я буду там через полчаса.

В это время к их столику подошел один из «ребят» — самый белесый, отечный и опухший и потому самый крутой.

— У нас не принято кидать наших девочек, — сказал он ледяным тоном английского камердинера.

— Так ничего еще не было, — удивился Вадим. — Я даже презерватив не успел надеть.

— Совсем дурной? — удивился детина еще больше. — Они на вас время только потеряли. И упустили других клиентов.

— Все нормально, командир, — примирительно сказал Вадим. — Девочки у вас что надо, но просто нам срочно понадобилось отвалить. Сам на службе, должен понимать, когда хозяин зовет…

И встал из-за стола. Детина преградил ему дорогу.

— В чем дело, дорогой! — вскипел подоспевший Реваз. — Неустойку я им только что заплатил!

— А они говорят, отказался… — захлопал белесыми ресницами детина, похоже, он все больше удивлялся падению современных нравов.

И махнул рукой издали отставленным девушкам. Те подошли ближе.

— Светочка, этот господин только что сказал, будто заплатил вам неустойку! — торжественно сказал детина, безошибочно обратившись к блондинке.

Света выдохнула и по-коммунальному уперла руки в боки.

— Кто сказал, этот чучмек?

Вадим явственно слышал, как от такого оскорбления заскрипели зубы у Реваза, и сжал его за плечо.

— Я дал ей двести баксов! — сказал сдавленным голосом Реваз. — Она себе в бюстгальтер сунула.

— Кто, я? А докажи! — От такой наглости у нее расширились глаза. — Да у меня его нет, я, если хочешь знать, его вообще никогда не надеваю! Показать? Родя, кому ты веришь! Нин, скажи, дал он нам хоть копейку?

— Не-а… — Шатенка возмущенно повела плечом.

Вадим положил обе руки на плечи Реваза, сжал со

всей силой, предупреждая новую вспышку праведного гнева, помноженного на северо-кавказский темперамент. Скандал — как раз это то самое, в чем они меньше всего сейчас нуждались. И оппоненты, отличные психологи, это чувствовали кожей. Скулы еще резче заходили на потемневшем лице Реваза.

— Ладно, в другой раз возьмем у твоих шалашовок расписку в получении, — брезгливо сказал Вадим Роде. — Или отберу у вашего борделя лицензию. Я еще не решил. Но сейчас вам придется довольствоваться этим…

И хлопнул его по плечу, сунув ему в нагрудный карман пиджака, который едва сходился, пятидесятидолларовую купюру и свою визитку.

Родя, не спеша и шевеля толстыми губами, осмотрел то и другое, потом ошеломленно качнул головой и, обняв своих девочек за голые плечи, повел их прочь от столика, не оглядываясь и не отвечая на их вопросы.

— Светочка, я скоро вернусь, жди меня! — не удержался, крикнул им вслед Реваз, и Вадим чуть не силой потащил его на выход. — Что ты ему дал? — спросил, успокоившись, Реваз, когда они ехали мимо Киевского вокзала.

— Визитку Димы Гуреева, — усмехнулся Вадим. — Ну этот, говорил уже, Белявский его впихнул в администрацию президента. Он сначала на радостях всем раздавал. Я с десяток у него взял, теперь сам раздаю.

Они сначала проехали мимо хрущобы, где жила уехавшая подруга Марины, и Вадим посмотрел на знакомое окно на четвертом этаже. Оно было единственным, которое светилось в это позднее время.

— Ждет, сказал Вадим.

— Дети там есть? — тихо спросил Реваз.

— Это квартира ее подруги. Она в отъезде…

Они проехали немного дальше, свернули в переулок, когда увидели издали патрульную милицейскую машину, переждали ее, проехали еще немного. Потом вылезли, огляделись и дворами прошли к дому.

Когда поднялись на нужный этаж, Вадим, помедлив, потянул руку к дверному звонку, а Реваз отошел чуть в сторону.

Глазок в двери сначала засветился, потом снова потемнел.

— Вадик, ты? — послышался голос Марины, и Вадиму снова стало не по себе. И ему нестерпимо захотелось войти к ней, только одному.

— Да, — негромко ответил он после долгой паузы, прислонившись лбом к косяку. — Это я…