Асоциалыюсть и нетерпимость жестяных натур

Достаточно важным общим штрихом к портрету узнаваемой деструктивной личности является общая асоциальность, а в некоторых случаях – даже полная неспособность жизни в обществе по законам общества. В основе этого лежит высвобождение своих навязчивых представлений и влечений, что всегда вступает в жесткое противоречие с культурой и цивилизацией. Другими словами, деструктивные проявления воспринимаются обществом как извращенные побуждения и иррациональные влечения, поэтому одержимые ими либо тщательно скрывают свою темную сторону натуры, либо дают ей проявиться по достижении власти, но никогда не принимаются обществом в целом. За редким исключением все они закрытые, асоциальные типы. Даже такие личности, как Нерон или Петр I, тяготевшие к показной демонстрации своей натуры, непременно втягивавшие множество других людей в свальный грех или стихийные, безрассудные поступки, не могли приниматься социумом. Сенаторы порицали Нерона, а русские бородачи качали головами по поводу бешенства их государя. Родившись с самоидентификацией царей и мыслью, что царю, как и Богу, позволено все, эти люди втягивали в свои проекты людей насильно, в качестве своеобразных декораций. Властителям нужен был размах, а запуганному окружению хотелось быть при власти, пользуясь частью царского влияния и могущества. Так было при дворах всех без исключения диктаторов: Калигулы, Нерона, Ивана Грозного, Иосифа Сталина, Адольфа Гитлера, Мао Цзэдуна, Саддама Хусейна. Но крайности таких людей делали жизнь своего окружения не просто тяжелой и неприятной, но и опасной вследствие непредсказуемости и взрывоопасности их натур. Лишаясь власти, такие люди тотчас лишались и друзей, что хорошо видно на примерах Нерона, Гитлера или Саддама Хусейна.

Асоциальность этих людей легко просматривается и в их прожектерских, фантомных идеях, предлагаемых народам и массам в блестящей, хорошо продаваемой упаковке. Тем более что эти идеи доносились обществу не устами их авторов, а глашатаями‑распространителями, оставляя массам возможность общаться больше со сфабрикованным образом, чем с самим тираном. На поверку же желание испытать абсолютную власть, стать организатором насилия и разрушений может поддерживаться обществом лишь в той мере, в которой эти желания способствуют высвобождению деструктивных побуждений у некоторой, а иногда и довольно значительной части общества. Например, такие деструктивные лидеры, как Чингисхан или Гитлер, путем навязывания иллюзорной идеи расширения влияния для целой нации и обогащения огромного количества участников завоеваний сделали возможной обширную поддержку массового истребления людей и пытались долгое время оправдывать насилие. Именно так можно оценить организованную Екатериной Медичи резню гугенотов во Франции – под флагом религиозного очищения и защиты ранее созданных символов. Нечто подобное происходило во время противостояния двух других противоборствующих потоков влияния, организованных Саддамом Хусейном и Джорджем Бушем‑младшим. Как и в предыдущих исторических эпизодах, враждебность и насилие оправдывались в глазах двух столкнувшихся культур необходимостью борьбы нации за пространство влияния. И наконец, точно такой же подтекст лежит в навязываемой миру Усамой бен Ладеном смертельной войне. За фантомами стоит простое высвобождение деструктивной энергии разрушения и насилия. То есть деструктивные проявления лидеров и небольшого числа их приспешников, участвующих в реализации власти, были перенесены на огромные массы людей и даже целые нации и народы. Впрочем, имеющий практически абсолютную власть в своем подконтрольном пространстве диктатор безбоязненно высвобождал свои деструктивные влечения в виде казней и массовых репрессий, приковывая страхом тех, чьими душами распоряжался.

Но, несмотря на попытки командовать народами, иррациональные личности демонстрировали порой откровенное бессилие в умении поддерживать отношения с окружающим миром. Калигула, Нерон и Иван Грозный не могли иметь иного окружения, кроме участников их оргий и побоищ. Причем те, кто невольно или добровольно входил в круг их общения, неминуемо становились соучастниками преступлений, а со временем – и жертвами. Почти то же можно сказать о Сталине, Гитлере или Саддаме Хусейне. Эти люди патологически не переносили равных отношений с кем бы то ни было, для них в принципе чужды были понятия дружбы и любви. Совершенно одинокие в этой жизни, они признавали лишь одну‑единственную ценность, выраженную во власти, в доминировании над всем миром, что делало невозможным признание чьих‑либо чувств. Эгоцентризм подталкивал их к враждебным действиям против всего мира, даже против родных и близких людей. Вот почему, сосредоточенные на ложных ценностях, они редко имели семью. Эта опора им была не нужна, ибо свои силы и энергию они черпали исключительно из чужих страданий, вызванных необходимостью покориться и принять их в качестве нового идола.

Вопиющим можно назвать разрушительное действие или умопомрачительное безразличие по отношению даже к самым близким людям – неограниченная власть и приобретенные атрибуты влияния привели к полной деградации личности. Они не только убивали своих недавних друзей и единомышленников, но и методично уничтожали родных, проявляя к ним агрессию или полное безразличие. Калигула, чьи потенциальные конкуренты были убиты еще до его прихода к власти, насиловал родных сестер, искал повода для уничтожения даже равнодушного к власти, тихого и беззлобного дяди Клавдия. Нерон пошел дальше: он организовал убийство собственной матери. До того он погубил свою жену Октавию (дочь императора Клавдия и Мессалины), которая, как утверждала молва, была образцовой женщиной и женой, вызывала восхищение даже в городе, уже разлагавшемся от разврата и позорного безделья. Хотя, на первый взгляд, может показаться, что он совершил это убийство ради любви к другой женщине – Поппее Сабине, миф о способности Нерона любить скоро развеялся. В одном из своих припадков ярости он убил и Поппею, ударив беременную женщину ногой в живот. Таким образом, император‑убийца уничтожил и своего собственного ребенка.

За два тысячелетия в мире мало что изменилось – яркое свидетельство отставания эволюции разума по отношению к наращиванию возможностей цивилизации. Иван Грозный методично сводил в могилу своих многочисленных жен и, в конце концов, убил собственного сына. В порыве бешенства Саддам Хусейн всерьез намеревался убить своего старшего сына Удея. Екатерина Медичи, которая пережила десятилетие бесплодия, почти не огорчилась, когда узнала о смерти своего старшего сына Франциска, а смерти второго сына – Карла IX – едва ли не обрадовалась. Метастазы деструктивного мышления одинаково ущербны, до неузнаваемости трансформируя психику и мужчин, и женщин. Когда ставками являются власть и личная месть, когда желание блистать затмевает даже солнце, искателям эфемерного счастья становится не до потомства, и уж тем более не до жен и мужей.

Распутин презрительно относился и к жене, и к потомству, не рассматривая эту среду как свое социальное окружение. Его окружение всегда было временным, сплоченным презрением ко всем ценностным ориентирам и общественным нормам и жаждой получения чувственного наслаждения как неотъемлемой, символичной части своего общественного доминирования. Гитлер доводил до самоубийства женщин, с которыми общался; они и составляли его интимную среду, куда допускались только вассалы фюрера с целью создания подобия аудитории для выслушивания застольных монологов лидера. Китайский идол Мао Цзэдун не интересовался своими детьми, а жену заставлял поставлять себе девиц для эротических забав. Сталин проявлял удивительное безразличие, а порой и откровенное презрение к семье. К сыну от первого брака он не проявлял никакого интереса и, похоже, даже стыдился его бросающихся в глаза грузинских корней. Он довел до самоубийства жену, чем, среди прочего, продемонстрировал неспособность к общению, а также отсутствие уважения к общественно‑социальным нормам. Все эти люди рассматривали мир как декорации к своему собственному величию. Однако главное, ключевое отличие их от гениальных личностей, также имевших деструктивные влечения, состоит в неспособности и нежелании сосредоточиться на собственном развитии, компенсируя эту неспособность враждебным и агрессивным воздействием на окружающих. Вместо творческого созидания они выбирали путь как можно более ярких и запоминающихся разрушений, поражающего воображение насилия и дикой необузданной агрессии. Для таких людей нет и не может существовать социальной среды. Ибо она является объектом, субстанцией для воздействия и тем тестом, из которого создаются иррациональные, извращенные продукты в виде исковерканных судеб, смертей и покалеченной психики целых поколений.

Вполне естественно, что никто из людей, в душе которых доминировало деструктивное начало, не научился любить ближнего. Весь остальной мир рассматривался ими исключительно как материал для проверки созданных технологий достижения власти. Власть заменяла им любовь, реализация непреодолимого желания разрушать, уничтожать и унижать являлась не только компенсацией за ущербные переживания детства, но и отменным заменителем сопереживания, привязанности и любви. Нежность и чувствительность, как правило, были чужды их холодным, жестяным натурам. Однажды жестяной личностью был назван Гитлер, но это сравнение удивительно точно отражает суть всех тиранов и диктаторов. Они обманчиво тверды, но легко гнутся и даже ломаются, как только на них начинают воздействовать с достаточной силой.

Добрые чувства и природную склонность человека к любви в них заглушала неизменная фобия потери власти. Страшась смещения или возмездия, «посланники Сатаны» являли себя миру сознательными и последовательными распространителями вируса страха. Кажется, они сознательно стремились прослыть опасными и жестокими среди своих сторонников и соратников, истребляя для устрашения тысячи и даже миллионы людей, создавая все более универсальные способы притеснений и ограничений для масс.

Эволюция человека усовершенствовала и механизмы истребления и устрашения ближнего. Если Калигула и Нерон заставляли умирать лишь сотни своих сограждан, порой позволяя им выбирать способ смерти, то их последователи пошли гораздо дальше, организовывая лагеря смерти, систему убийственных принудительных работ, убивая с помощью голода миллионы. Это является одним из самых примечательных проявлений аномальности деструктивной власти, в котором желания направлены не на конкретную цель, а на яркую демонстрацию силы.

В наиболее болезненном виде демонстрация власти проявляется в игре с жертвой в кошки‑мышки. Такие игры были характерны для многих искалеченных личностей, таких как Калигула, Иван Грозный, Иосиф Сталин или Саддам Хусейн. Римский император, целуя свою беззащитную избранницу, с умилением шептал ей о красоте ее очаровательной головы, а затем неожиданно бросал, что стоит ему только моргнуть, и она ее потеряет. Иван Грозный любил как можно дольше мучить свою жертву, оттягивание смерти и мучения доставляли ему неизъяснимое удовольствие. Придумывая все новые способы казни, он превратил акты убийства в кровавый театр, кульминацией которого, наверное, было убийство князя Ивана Федорова. Этого боярина самодержец насильно одел в царские одежды, а затем, посадив на трон в парадном зале Большого Кремлевского дворца, на глазах у собравшихся членов думы и дворянской элиты стал наносить ему смертельные удары кинжалом. Советский диктатор Иосиф Сталин любовался моральными муками своего окружения, словно испытывая их терпение. Он заставил своего личного секретаря Поскребышева представить на подпись ордер на арест его жены. А как‑то кровавый генсек развлекался тем, что надевал на пальцы секретаря бумажные колпачки и поджигал их. Саддам Хусейн, заглядывая в глаза своим министрам, просил их откровенно высказаться. А потом доверчивых людей, или, вернее, их останки, привозили семьям в мешках. Таких случаев историки приводят сотни. Фарисейство – один из постоянных спутников агрессии и враждебности.

Оборотной стороной асоциальности «злых гениев» является их недоверчивость и скрытность, призванная закамуфлировать звериные черты, свойственные каждому из них, а также максимально скрыть истинные устремления под привлекательной личиной идеи‑фантома. Горстка предприимчивых людей, объявивших себя выразителями высших идей, должны были представать в восприятии обычных сограждан в ослепительном сиянии, с пылающим нимбом и ни в коем случае не похожими на остальных. Ореол вопиющего самомнения и восторга от собственного облика стимулировал этих людей находиться в стороне от всех, не сближаться ни с кем, не доверять никому. Маниакальная подозрительность и замкнутость покрывали непроницаемой защитной пеленой их реальную деятельность, создавая облик титана, совершенно отличный от реального образа. Они порой специально распространяли слухи о своем отказе от многих биологических потребностей, о фантастической работоспособности и прочих легендарных качествах.

Частная жизнь «злых гениев» в большинстве случаев (за исключением, быть может, Нерона) являлась табу для окружающих, тем более для широкой публики. Они нередко производили тщательные чистки прошлого, подправляя свои биографии. Выходцы из тьмы, они не желали, чтобы массы, которыми они управляли, были осведомлены о «человеческом» и часто весьма неприглядном их прошлом. Любопытно, что нередко они организовывали убийства всех тех, кто был знаком с ранним, и далеко не кристальным, периодом их жизни. Гитлер не допускал к себе никого, кто хоть что‑нибудь знал о его прежней жизни, а своего единственного прежнего приятеля по мужскому общежитию, который хорошо знал не только звериную натуру фюрера, но и неприглядные детали его жизни на дне общества, он по достижении власти приказал убрать. «Маскировать свою личность, равно как и прославлять ее, было одной из главных целей его жизни», – написал о Гитлере Иоахим Фест, подчеркивая, что для решения первой задачи он «безжалостно гнал прочь родственников», пытавшихся вступить с ним в контакт. Сталин, невыносимый в частной жизни, буквально не желал находиться с кем‑либо в едином жизненном пространстве. Революционер Яков Свердлов, который провел с ним в одной комнате несколько месяцев в ссылке, писал о мелочности Сталина, о его совершенной неготовности и неспособности общаться на бытовом человеческом уровне. Крайний эгоцентрист Джугашвили не признавал ни друзей, ни родни. Для него не существовало никаких иных интересов, кроме собственного возвышения, естественно, за счет ущемления интересов окружающих. В течение всей жизни он оставался непримиримым одиночкой, стараясь отдалить, раздавить или уничтожить тех, кто хоть как‑то был знаком с его узким внутренним миром. Именно поэтому он организовал судилище над Каменевым и Зиновьевым, которые хорошо знали его, именно поэтому он расправился с Кировым и Горьким. Именно поэтому он уничтожил даже свою жену, чтобы никто не мог раскрыть правду о его истинном лице. Для народа же он поддерживал рассказы о ночных бдениях в кремлевском кабинете, чтобы неискушенные люди думали, что их вождь работает чуть ли не круглосуточно, пребывая в заботах и думах об улучшении их жизни. Подобные методы использовал и Саддам Хусейн, который полностью переформатировал свою биографию, а своих сокамерников методично и безжалостно отправил в мир иной.

В целом же искусство маскировки и мимикрии, как правило, освоенное досконально, позволяло подобным личностям не только давать миру яркие изображения внешне привлекательных идей, но и осуществлять скрытый дрейф личности в ту или иную плоскость, под прикрытие тех или иных общепринятых ценностей. Проявление этих качеств на самом примитивном уровне – это попытки Калигулы предстать искусным возницей и снискать славу смелого и ловкого человека или желание Нерона запомниться артистом, поражающим публику виртуозной игрой и непревзойденным артистизмом. На более высоком профессиональном уровне воздействия образами – способность Сталина продолжительное время играть «под Ленина», создавая несравненный аккомпанемент праведной борьбы за изменение миропорядка.