Выступление Г. ФРИЦА, защитника подсудимого Ганса Фриче

[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 24 июля 1946 г.]

Господин председатель, господа судьи! По делу Фриче результат представления доказательства сравнительно ясен...

Прежде всего я должен осветить, какое место занимал Фриче в министерстве пропаганды и какую роль вообще он играл в немецкой пропаганде...

Фриче, занимая должность министериальдиректора и руководителя отдела радио в министерстве пропаганды, был лишь одним из 12 чиновников, которые имели одинаковый ранг. Уже только одно это обстоятельство с самого начала исключает предположение о том, что Фриче мог давать директивы в области политики, директивы в области передачи информации и основные установки о том, должны или не должны были узнать Германия и весь мир о том или ином событии...

Политику в области печати направлял имперский руководитель прессы – доктор Дитрих. Руководителем отдела радиовещания, как уже здесь говорилось, Фриче стал лишь в ноябре 1942 года (не получив при этом повышения по службе), и в этой области он также не создал ничего нового. Руководство немецкой прессой и немецким радио никогда не выпускали из своих рук ни Геббельс, ни Дитрих. Подробности относительно этого изложены в показаниях свидетеля Ширмейстера, на которые я и ссылаюсь...

Обвинение неоднократно пыталось связать работу Фриче в ее различных стадиях с так называемой группой заговорщиков и сделало на основе этого далеко идущие выводы о том, что Фриче также ответствен за военные преступления, за преступления против человечности и даже за преступления против мира. Эти попытки даже в изложении самого обвинения недостаточно подтверждены фактами...

Фриче не присутствовал ни на одном из заседаний, на которых Гитлер совместно со своими самыми близкими сотрудниками или более широким кругом лиц обсуждал какие‑либо планы или мероприятия. И вообще он не принимал участия в каких‑либо совещаниях, которые могли бы способствовать вовлечению всего мира в кровавую агрессивную войну. Он не был «старым борцом»; позднее он не получил «золотого партийного значка». Он не был членом ни одной из трех организаций, вопрос о признании преступными которых должен здесь решиться, и это я должен особенно подчеркнуть... Фриче не принадлежал даже и к тесному окружению Геббельса.

Я думаю, что обвинение против Фриче было выдвинуто не на основании его служебного положения. Я полагаю, что это объясняется исключительно его речами по радио, которые сделали его и его имя, и то только во время войны, известными в Германии, а может быть, и еще в какой‑либо другой стране.

Как в действительности согласно представленным доказательствам освещала пропаганда, проводившаяся Фриче, отдельные военные агрессивные действия? Что было Фриче известно о закулисной стороне этих сообщений?

При оккупации Богемии и Моравии ему лишь незадолго до решающего шага, предпринятого 15 марта 1939 г., были даны руководителем имперской прессы соответствующие указания. Эти указания, как и во всех других случаях, состояли из так называемых ежедневных лозунгов, которые вырабатывались на пресс‑конференциях...

Неясно, почему Фриче в большей степени причастен к вступлению германских войск в Чехословакию, чем любой другой чиновник или офицер? Насколько Фриче было мало известно о тогдашних тайных намерениях Гитлера, выяснившихся здесь на процессе, настолько же он мало знал о «Плане Грюн». Как руководитель внутригерманской прессы, он не мог влиять на пропагандистские приемы, которые должны были быть использованы в самой Чехословакии.

То же самое относится и к польской кампании. И здесь Фриче не способствовал с помощью слова военному конфликту и не передавал намеренно сведений, которые могли бы поддерживать милитаристские цели. Именно в своей речи по радио от 29 августа 1939 г., которая была ему предъявлена во время перекрестного допроса, он недвусмысленно подчеркивал, что не может быть никакого сомнения в миролюбивых стремлениях Гер‑мании. Эта речь и многие другие особенно доказывают добрые намерения Фриче. Он выражал в них как разочарование германского народа, так и свое собственное разочарование по поводу того, что воля к миру, которую Гитлер неоднократно рекламировал, оказалась фикцией и даже хитростью...

Роль печати перед неожиданным нападением на Советский Союз была выяснена на этом процессе особенно тщательно. Уже хотя бы из‑за стратегических соображений весь пропагандистский аппарат, а вместе с ним и Фриче как руководитель отдела печати внутри страны, не должен был ничего знать заранее. Именно эта кампания искусно скрывалась Геббельсом, он выдавал подготовку к этой кампании за подготовку к вторжению немецких войск в Англию. Своих ближайших сотрудников Геббельс тогда сам сознательно направлял по ложному пути, как это видно из показаний свидетеля Ширмейстера.

Показание Фриче о том, что он ничего не знал о секретных приготовлениях к созданию так называемого министерства по делам восточных областей, не было опровергнуто здесь так называемым докладом Розенберга, который был предъявлен ему во время перекрестного допроса...

Следует ли рассматривать участие в агрессивной войне после того, как эта агрессивная война началась, как участие в преступлении против мира и должно ли такое участие караться?..

Ведущими агрессивную войну можно считать тех лиц, которые сами планировали эту войну. Именно они осуществляют свой единый план, начиная войну без предварительного объявления или с предварительным объявлением...

Упомянутое выше понятие «ведение войны» следует рассматривать как «развязывание войны». Обвинять в преступлении против мира можно только тех, кто планировал это преступление...

Международное право уже многие годы различает такие два понятия, как «военные преступления» в узком смысле этого слова и «преступления против мира» в широком смысле этого слова. Военные преступления – это нарушения установленных в договорах или иным образом установленных правил ведения войны, нарушения обычаев войны и нарушения принципов человечности. Преступления против мира заключаются в преступном развязывании войны и в особенности неоправданной агрессивной войны...

Из этих рассуждений следует, что деятельность, способствующая войне, уже во время самой войны не может считаться наказуемым действием; это же относится и к речам Фриче, произнесенным по радио...

Совершенно не доказано, что Фриче одобрял те нарушения международного права, которые уже имели место или которые намечались, как, например, так называемый приказ о комиссарах или линчевание летчиков противника, самолеты которых были сбиты, или что Фриче даже уделял им место в пропаганде...

Фриче не может нести ответственности за то, какую роль действительно играл большой аппарат всей пропаганды «третьей империи» в планах и в руках маленького круга во все посвященных людей, роль, которую только теперь можно оценить. Если при этом какой‑то частью людей, с которыми сотрудничал Фриче, злоупотребили, то и Фриче был жертвой этого злоупотребления. Предположение, что Фриче был ближайшим соучастником, правой рукой Геббельса, даже его заместителем, предположение, на котором, вероятно, строится много пунктов обвинения, выдвинутого против Фриче, опровергнуто уже установленными здесь фактами. Утверждение, что Фриче несет ответственность, равную или подобную ответственности Геббельса, оказалось несправедливым в ходе процесса...

Был ли Фриче лжецом, причем даже всем известным лжецом? То, что Геббельс был им, ясно из данных этого процесса. Неправильно полагают, что Фриче был его правой рукой, и при этом переносят качества Геббельса на Фриче. Это предположение, безусловно, не верно. Я убежден в том, что если бы Геббельс не умер и он не ушел бы от ответственности, мы не видели бы здесь Фриче в качестве представителя министерства пропаганды на скамье подсудимых... Конечно, это был грех, даже очень тяжкий грех – продолжать служить системе. Решающим, однако, при этом является то, мог ли он установить больше, чем простые недостатки. Ложь ведь была заложена уже в самом фундаменте. Следовательно, лживым должно был о быть все, что на нем строилось. Не только министерство, все в Германии было отравлено ложью...

Пусть Фриче раньше, чем другие, понял, что он сослужил службу плохому делу, или пусть он не отвернулся от государственного руководства только потому, что он хотел выпить вместе с немецким народом чашу до дна, виновным в смысле предъявленных ему перед этим Высоким Трибуналом обвинений он не является.