Острова в океане. Первые открытия, встречи и находки

Архипелаг так и прозвали – «Полуденные острова», в память о прозорливости шкипера. Как и предполагали, их оказалось больше чем три.

На подходе «Клевер» прошел к югу вдоль западного берега основного, самого крупного острова архипелага, ровно настолько, чтобы локатор успел схватить «картинку» с этого ракурса, отобразить ее на экране. После чего шкипер сразу повернул назад: будем заходить в бухту главного острова, это в Штабе решили заранее, глядя на сканы с глобуса Смотрящих.

Пока мы по факту имеем здесь пять осколков суши: за «старшим» к югу тянется целый тандем – скала приличных размеров, а за ним две мрачные скальные глыбы поменьше, торчащие из воды, как клыки. И легли они на временную, черновую схему как «Клыки»: первое впечатление почти всегда самое точное. Западная часть главного острова была неприветлива. Обрывистые берега в тех местах, где их суровости не сглаживала береговая зелень, выглядели мрачновато. Море же вокруг этих островов и скал вулканического происхождения было прозрачно и безусловно прекрасно своей дикой красотой.

За кормой «Клевера» осталась еще одна скала – первый островок, который мы встретили. Площадью он был, пожалуй, в полтора гектара, берега обрывистые. На первый взгляд подняться наверх без проблем здесь практически негде, надо постараться. Бесполезный для нас объект, которого нет на карте Писателей.

Островок хоть и маленький, но необыкновенно красивый. «Клевер» причалил в крошечной бухточке, защищенной от прибоя, и народ с наслаждением спрыгнул на твердую землю. Ребята погуляли по песку узкого пляжа, где не было ни метра чистого от выброшенных на берег водорослей, полазили по скалам. Кастет сбегал наверх, осмотрел, сделал снимки, наскоро зарисовал контур площадки. Доклад сталкера был короток: по периметру островок можно обойти минут за пять, с внимательным осмотром. Деревьев нет совсем, в одном месте торчит клочок кустарника, немало птичьих гнезд. Наверху – разноцветные каменные россыпи с прожилками мрамора. Высота островной площадки большая, наверху имеются ванны с пресной водой, куда не долетают брызги соленой воды, – теплая, днем ванны нагреваются на солнце.

– Да нормальный подъем! Кто угодно сможет, если оглядеться и осторожненько… Людей тут не было, никаких следов. Однако островок как бы готов к приему, – поделился соображениями Костя, отдавая камеру Катрин. – Вода пресная есть, еда на первое время. Так что, если кому крепко не повезет…

– Вот уж не хотелось бы, – передернула плечами Zicke. С южной стороны островка доносился мерный рокот прибоя. Это остров‑Папа гудит недовольно. Ждет нас.

Идем, идем… Так на схеме появился остров Лунева.

К главному острову Маурер подходил не торопясь, держа судно в полукилометре от берега. В проливе было заметное приливное течение. Южный мыс большого острова сплошной скалой возвышался чуть дальше к востоку. Перед мысом тянулся невысокий каменистый берег, поросший елью, чем‑то похожей на аянскую, внизу – навалы гигантских камней с пенным кружевом у подножий. Потом пошли гладкие облизанные «лбы», их волна порой захлестывала полностью.

– Дно поймали! – крикнул из рубки Сашка.

Я поднялся на ходовой мостик, глянул. В этом месте островная отмель круто обрывается, переходя в настоящую пропасть, опускающуюся на километр в темную бездну океана. На краю этой океанской бездны и возвышаются вершины подводных гор, образующих острова, поднимающиеся над лазурной поверхностью. Говорят, в таких местах есть все условия для дайвинга, на гребне обрыва кого только не встретишь. Не уверен, что хотел бы подайверить в океане, принимая во внимание размеры местной морской животинки.

– Ближе подхожу! – объявил по громкой связи Маурер. – Пойдем вдоль берега.

– Всем удвоить внимание! – скомандовал и я, уже стоя на носу с правого борта.

Наблюдателей на палубе, кроме меня, трое: Ленни, Катрин и Кастет, все с биноклями, а у Кости еще и «тепловик». Сомов сидит на месте оператора ДШК, так что подходим мы наготове, во всеоружии. Как‑то неуютно мне от нашей предвзятой агрессивности. «Максим» тоже заряжен – если что, Кастет мигом окажется в носовой башенке. Общий вид мирных южных островов пока никак не соответствовал таким приготовлениям… Всех остальных я с палубы согнал. Раздраженные девчата теперь смотрят за берегом в иллюминаторы кают‑компании, Нионила готовит ужин. Вы уже и сами знаете, где в это время находится Хвостов, а Данька Сухов, юный безбилетник и аферист, нарвался на реально крупный штраф: смиренно и тщательно драит и драит все помещения «Клевера», поочередно… А что с ним теперь делать, будем воспитывать, лепить из сырца что‑то стоящее. Экстренно созванное совещание было коротким: топить не хочется, а вернуть пацана назад совершенно невозможно, все правильно рассчитал, подлец.

Перелетев из родного Гомеля на Платформу вместе с дедом в качестве потеряшек первой волны, Данька обосновался в Медовом, где маленькая семья успешно занималась бортничеством. Но дед не так давно умер, и внук закономерно угодил в интернат. Я его запомнил еще с полевых скаутских курсов, где мне довелось вести у ребятни занятия по «индейской жизни» в лесу. Настойчивый, с отличной «физикой», смышленый и порой дерзкий паренек в какой‑то момент решил, что скаутского дела ему маловато, и организовал тайное сообщество борцунов со взрослыми – Кошачий Легион, названьице что надо. И еще неизвестно, что бы эти борцуны натворили, если бы не случилось, как в песне: «Последнюю малину накрыли мусора».

Умный мальчик нам достался. Решив удрать с экспедицией в даль светлую, к делу пацан подошел основательно. Что характерно, в трюм Сухов забрался еще за день до отплытия, когда большого количества народу на причале не было. Укараулив удобный момент, он с гермомешком незаметно сплавился по Волге и по‑пиратски ловко и тихо влез на борт – готовый диверсант… Пока «заяц» находится у меня в оперативном подчинении, пусть почувствует начальственную длань, это полезно. В подчинение Сашке я огольца отдавать не стал: во избежание проявлений дедовщины. Пока так, а дальше думать буду.

«Клевер», покачиваясь на волне, скользил вдоль берега.

Темно‑синие валы по‑прежнему с шумом и ревом разбивались о скалы, кое‑где соленые брызги и пена взлетали на десяток метров. На плоских гранитных площадках лежали морские львы, гревшиеся на скале под мягкими, уже почти вечерними лучами. Семейство небольшое, но я не знаю, насколько такие кланы велики на Камчатке, например. Коричневые тела морских зверей были хорошо заметны на сером фоне скал, при наличии времени вполне можно пересчитать. Абсолютно все с интересом и без всякого страха смотрели на проплывающее судно. А вот рыбу, смотрю, никто не ловит – наверное, время вечернего клева еще не наступило, будем знать…

И вот она – скала на мысу, высотой не менее трехсот метров, складчатая, сложенная из каменных ступенек, высоких и узких, что тянулись до самой вершины. Океан был относительно спокоен, но здесь, у самого края островной земли, прибой вставал огромными пенными валами, накатывающимися на каменные глыбы. На втором, самом большом утесе‑«ступеньке», который было видно с борта корвета, высоко над пеной, прибоем, морскими львами и белыми от помета скалами шумел птичий базар. Поднятые в воздух шумом двигателя, они снялись и стаями закружили над головами, прикидывая, чего можно ожидать от нахальных пришельцев. Медленно обогнув мыс, мы вскоре оказались вне зоны океанского прибоя, а потом «Клевер» подошел к большой бухте, находившейся с подветренной стороны острова.

Почти сразу шкипер поставил движители на самый малый ход.

– У нас гости, господа! – сообщила Катрин, перевешиваясь через леера.

Я подскочил к левому борту, встал рядом с Кастетом, машинально отметив, что Zicke отчего‑то не торопится присоединиться к нам.

Из темной глубины без всплеска и брызг поднялся здоровенный морской лев и принялся внимательно разглядывать незваных гостей прищуренными глазами с седыми ресницами. Чуть ли не до половины туловища высунувшись из воды, он держался на еле заметных волнах с легкостью пустой бутылки из‑под колы. Но насладиться зрелищем мы не смогли. Что‑то зверю не понравилось во взглядах, в гавканье Боцмана, или же мы всем скопом ему надоели – морской лев махнул ластами и бесшумно скрылся, как заправский диверсант.

Основной остров в плане имел форму уродливой буквы «С», на два километра растянувшейся с севера на юг. В самой широкой части остров размером похвастаться не мог – не больше семисот метров, пятнадцать минут ходу через холмы.

Развернутая на восход бухта была глубокой, спокойной, с ровной, насколько виделось мне сейчас, линией берега. Рядом с мысом эхо океанского прибоя медленно колебало уровень воды, вместе с волнами невысоко поднимался и опускался почти замерший «Клевер», влекомый приливным течением к заливу. Понижаясь к югу, непрерывная каменная стена справа от нас сменялась отдельными каменными глыбами, торчавшими среди коротких песчаных дюн, постепенно переходящих в пологий пляж белого песка. Далеко к северу, где пляж бухты заканчивался, опять начинались нагромождения скал. Наверняка тут есть подводные гроты и прибрежные пещеры, раздолье для настоящих искателей приключений. И для сталкеров, конечно. В общем, есть тут где спрятаться, за всем следить надо. Радиоразведка в такой ситуации крайне полезна – Юра почти безвылазно сидит в радиорубке, сканирует эфир на всех частотах, пару раз всего вышел посмотреть на пейзажи.

Как только мы вплыли в бухту, ситуация на воде изменилась. Волнение практически прекратилось, «Клевер» пошел непривычно гладко и ровно. Здесь спокойно и красиво. Мой взгляд все еще приковывал оставленный справа высокий мыс, дерзко вдававшийся в море: он тут явно доминировал, остальные горки над бухтой низкие, лесистые.

Примерно в километре напротив бухты, спрятавшись в ветровой тени большого брата, лежал еще один остров, шестой по счету, гораздо меньше главного в архипелаге, но не такой маленький, как одинокие скалы в океане. Там виднелся длинный песчаный пляж, пальмы, выгнутые ветром, а по бокам стояли крутые скалы, отвесно уходящие в море. Младший братик. Итого пока в архипелаге обнаружены два острова из шести, пригодные для жилья.

Мерно рокотал на малых оборотах двигатель мотобота, «Клевер» почти дрейфовал в безмолвии первозданной тишины. Неожиданно справа из‑за мыса донесся какой‑то неземной печальный звук – даже за выступом скалы в нем можно было узнать искаженный эхом вой морских львов. Не нравится им вторжение.

– Внимание! Гаруда на скале! – громко доложила Ленни.

Черт! Я не стал поднимать бинокля, сразу сдернув с плеча винтовку, вжал приклад «маузера» в плечо и приложился к оптическому прицелу. Есть. Одинокая птица‑легенда сидела на самой вершине огромной скалы южного мыса, зловеще повернув голову в сторону плывущего внизу судна.

– Девушки, быстро в рубку! И собаку уберите. Костя…

Я оглянулся в поисках Лунева. Ух ты, и заметить не успел, как он оказался возле «максима». Подбежав к нему, я торопливо схватил вторую гарнитуру СПУ.

– Ули, стоп! Смотрим! Сомов, готовность!

Оба пулемета уставились на вершину скалы, взяв на мушку черную птицу.

– Почему птичий базар на нее не реагирует, а? – задумчиво молвил Костя, чуть опустив ствол. – По идее все остальные птички должны были забиться в самый дальний угол острова, в колючие кусты, в грунт по маковку…

– И котики эти, – прошелестел в наушнике голос Гоблина. – Или на воде гаруда не может их брать?

– Не котики, морские львы, – машинально поправил я.

– На воде, может, и не может, – скаламбурил Костя, – а на скалах? Там целый прайд греется сардельками. Гаруде такого унести – лишь размяться.

– Черт его знает, странно как‑то это… Этот хищник на весь архипелаг дрожь наведет.

«Клевер» остановился.

– Командир, решение! – потребовал Гоб.

Вместо ответа я опустил ствол и взял в руки висевший на шее бинокль. Что за загадка, что за симбиоз? Быть такого не может. А остальные напарницы‑сотоварки где прячутся? Впрочем, они же улететь должны были, зима на носу! И вряд ли конечным пунктом могут быть эти острова: нечего им тут делать, после первой атаки уже не прокормишься, все попрячутся да разлетятся. Их жаркие страны ждут… Со слонятками в саванне. Словно поняв наконец‑то суть нашего интереса, страшная хищная птица чуть поднялась на ногах, дернулась и неохотно взмахнула правым крылом. Одним! Второе крыло гаруды лишь чуть встрепенулось, но полноценного взмаха не получилось.

– Федя, она битая! – первым догадался Костя, самым бесцеремонным образом отодвигая меня в сторону коленом: мешаю повороту башни.

– Здесь подстрелили, нет? – предположил Мишка.

– Если бы здесь били, то добрали бы, – не согласился я.

– Точно, сидит как в тире. Необстрелянный.

– Так, значит, Птиц просто не смог лететь дальше! – голосом Маурера громко сообщили динамики внешней связи.

– Точно! – Костя легонько хлопнул себя по лбу. – Крыло Птиц повредил! И присел на острове. А стая дальше на юг пошла. Брошенный он, прокозлили дружки.

Сталкеры почему‑то сразу решили, что это самец.

– Помрет он здесь, – соглашаясь с этим, заметил я. И опустил бинокль.

С невысоких холмов слетел легкий ветерок, сквозь разрывы в облаках мы увидели диск вечернего солнца, окруженный ореолом, синий океан вокруг покрылся рябью, светило подсветило барашки маленьких волн.

– Командир, решение! – второй раз спросил Гоблин.

На невеликое, всего в полшага, левое крыло ходового мостика «Клевера» вышел шкипер, с настороженным интересом посмотрел на гаруду, потом ожидающе – на меня.

Я все думал.

Первыми бессилие черного властелина поняли обитатели птичьего базара: разведка с воздуха – великое дело, бесспорное преимущество. Какое‑то время птицы присматривались к чудовищу в ожидании засады, а потом успокоились. Так же повели себя и морские львы на лежбище. Сидит себе да и сидит, даже красиво. Заодно и чужих зловещим видом отпугивает, хрен кто приблизится к острову. По‑хорошему, им бы дань Птицу вскладчину приносить… свежим мясом. Так что делать‑то будем, а?

– Я в него стрелять не хочу, – объявил по СПУ Сомов. – Не в понятиях это.

– Пусть живет боец, – поддержал друга Лунев.

И мне полегчало. Я допускаю убийство зверя, когда в том возникает утилитарная потребность. Или же в случае явной самообороны. Ни того, ни другого сейчас не наблюдалось. Удивительно было мнение сталкеров. Гоблин без всякого сомнения выстрелит в человека, посчитав его опасным, у Кости охотничий инстинкт куда сильней моего, буквально цепенеет при виде дичи. А сейчас глаза отводит.

– Может, еще отчухается, поправится, – предположил он.

– Вот тогда и шлепнем! – обрадовался варианту Сомов.

Не нужна нам гаруда, пусть живет, вражина. Под соусом такой странной, на взгляд простого обывателя, логики я и озвучил окончательное решение:

– Отбой общей тревоги! Катрин, давай к посту ДШК, будешь следить за объектом. Остальным готовить к спуску «Зодиак».

Мужики радостно кинулись на корму, из машинного отделения появился Хвостов, прищурившись, быстро осмотрел берег, отчего‑то тягостно вздохнул и пошел к сталкерам. Ребятам понадобилось десять минут, чтобы спустить лодку на воду. Сталкеры, захватив с собой, кроме личного оружия, штатный ПКМ группы, разместились на борту. Последним в лодку спрыгнул нетерпеливый Боцман, уставший дистанционно слышать запахи и звуки. Кастет сел к румпелю (кто бы сомневался), а Сомов вместе с собакой разлегся на носу, пулемет под рукой.

– Двигайтесь вдоль берега с самого начала бухты, а мы пойдем мористей, параллельно, – передал я рейдерам первую команду.

Шкипер, тоже кивнув, скрылся в рубке.

Заложив для проверки маневренности пару легких виражей на малой скорости, Костя не спеша потянул лодку к южной оконечности бухты – щадит мотор, греет.

– Катрин смотрит за скалой, остальные изучают берег. – Я начал заново распределять роли: теперь на палубе собрался весь экипаж, кроме Нионилы и Даньки. – Ольга, ты смотришь за «Зодиаком». И только за ним! Беспрерывно. В бинокль глянула – глазками, в бинокль – глазками. Понятно?

Кто же лучше выполнит такую задачу, нежели верная жена рулевого!

– Светлана, за тобой контроль поверхности океана вокруг судна, переходишь с борта на борт. Не отвлекайся. – Дождавшись кивка докторши, я продолжил: – Сашка, на палубу. Смотришь только на береговую полосу. – Бадха в этой ситуации лучше других различит признаки присутствия людей, особенно группы. – Ленни, за тобой контроль местности выше линии пальм пляжа, ты с камерой, делай снимки. Все, работаем!

Сам пошел в рубку, решил уйти со сцены: тяжело без привычки – надо перевести дыхание и посмотреть на приборы слежения.

РЛС работала как бешеная, беспощадно простреливая окрестности. Засветка от линии берега чудовищная, сплошные пятна и «волосы» – Маурер старательно ищет скопления металла, указывающие на присутствие локалки или техники. На гидролокаторе глубина двадцать пять метров, видно, как рыба ходит.

Предвечерний океан испускал насыщенный свет, словно огромный драгоценный камень – индиго, да и только, – мерцающий, манящий. Загадки вечернего освещения порой удивительны – вроде бы небо стало потемней, солнце уже низкое, а видимость в глубину лучше! Отчего? Так и на рыбалке бывает: именно вечером видишь рыбу под лодкой, наблюдаешь, как серые торпеды хищных гольцов и тайменей проходят под днищем. В такие моменты я иногда опускал в воду блесну‑«ложку» без тройника и играл с рыбинами, как с огромными подводными котами. – Часто они эту игру принимали, охотно били по блесне мощным хвостом, выбрасывая ее на поверхность, а порой и сами вылетали, кувыркаясь в косых лучах…

На мостике стоишь повыше, потому и в глубину видно лучше. Вот синеватые призрачные морские окуни с глазами‑опалами – медленно проплыли стаей с левого борта. Потом мимо важно прошествовал огромный группер; не обращая на нас ни малейшего внимания, он легко обогнал еле плетущийся «Клевер» и ушел в отрыв. Идиллия, открыточный уголок. Но погружений я не допущу: банально страшно за личный состав. Представляете, какие тут могут быть мурены? Дельфинов пока не видно, как и акул. Может, последним тут совсем не «макдоналдс»? На каменистом дне бухты, скорее всего, есть масса укрытий, пещерок и уютных ниш‑схронов… Не, все равно не допущу.

Ох, и красиво! До чего хорош этот яркий отсвет закатного солнца над морем и темно‑зеленые пятна на океанской дали, подкрашенные тенями облаков.

– Дельфины за кормой! – тоненько крикнула Света.

– Сколько? И дистанция, – подсказал ей Маурер по громкой связи.

А я, повернувшись к ней, легонько стукнул себя по уху, потом показал на грудь.

Светка было нахмурилась, но тут же сообразила, накинула наушники гарнитуры, щелкнула тангентой:

– Три особи! Идут параллельно берегу, примерно сто метров.

Особи… Вот врачи! А грудь у врачихи, между прочим, того… впечатляет. Хорошо выглядит казачка. Плотоядно. Ну, в смысле… ладно.

– Продолжать наблюдение.

Местные дельфины меня не пугают. Ясно, что они, как и все живое на Платформе, перекормлены анаболиками Смотрящих, но это не должно привести к фатальному изменению характера животных, вряд ли нам стоит ждать от них проблем. Народ на дельфинов не отвлекся, все продолжали выполнять поставленную задачу. «Зодиак» сталкеров медленно двигался вдоль берега.

Большую часть бухты составлял необыкновенно белый пляж. Тот самый, что преследует нас в тревожных снах после трудного зимнего дня, тот, что завораживает яркими картинками буклетов туристических фирм, что отложился раз и навсегда в воображении развратным придыханием красавиц из рекламных роликов. Здесь надо снимать «Голубую лагуну» и бить баклуши, чтоб я лопнул! Баклуша должна быть большая, мягкая и бархатистая на ощупь. Я сразу не вспомню, что это такое, но пусть она будет рядом в тот миг, эта Баклуша. И вот… лежишь ты на белом, чуть шипящем от ленивых движений песочке, и в страшный лом тебе бить ту Баклушу палисандровой бейсбольной битой, которая почему‑то лежит рядом.

И ты лишь лениво толкаешь на все согласную Баклушу сухой голой пяткой. А та мягко пыхтит, мол, отстань, чувак, я загораю… Впрочем, вполне может быть, что Баклуша – это что‑то отечественное, деревянное, твердое и тупое. Никак не подходящее к образу такого «сейшельского» пляжа. Эх…

– Катрин, доклад…

– Все спокойно, командир, гаруда ушла куда‑то. Ногами.

– Принял.

Пальмы на берегу стояли ровной стеной. Можно применить к пальмам слово «матерые»? Пожалуй, нет, это что‑то от сибирских лесорубов. Хорошо, тогда так – солидные «передовые» пальмы. В бухте Южного Форта тоже есть пальмочки, коими гордится весь анклав, но эти гораздо круче. На переднем плане стояли высокие, странным образом как бы надломанные у вершины деревья, синхронно покачивающие длинными изумрудными листьями. Здесь у них нет необходимости перехватывать океанские ветра. Согласно розе ветров шторма чаще всего летят с запада, а с той стороны бухту надежно прикрывают зеленые холмы.

У подножий наверняка водятся местные рептилии, и самые банальные ящерки будут накачанными, гигантскими, как и гекконы.

Пальмы были нескольких видов, одни – точно кокосовые, других не узнал, может, там и финиковая есть. Нужны нам финики? И какое время сбора урожая кокоса на местных плантациях, не осень ли? Кто знает экзотику эту, может, они тут круглогодично растут, как помидоры в китайских теплицах. А орешки‑то большие, это видно хорошо, обязательно наколотим. Чуть выше пальм и ближе к холмам лежала узкая полоска смешанного леса, даже не леса скорее, а высокого кустарника – можно разглядеть папоротник и лавр. Вот там босиком ходить не рекомендуется, это не пляж: и змеи могут быть, и тарантулы какие‑нибудь, упаси господи. Выше начинались те самые невысокие ели и сосны канарского типа, которые своими иглами длиной до тридцати сантиметров словно прочесывают туман и таким образом возвращают влагу в почву.

Особого богатства местной фауны мы не ожидали. Видовой состав островов всегда беден и является результатом случайного занесения некоторых видов, обычно птиц, рептилий, насекомых. Крупная зверушка сюда не приплывет.

– А как же пещерник! – возмутился на одном из штабных заседаний Гоблин. – Тут что, ему не в масть? Могут скидывать.

– Если такое десантирование на островах и происходит, к чему я пока не нахожу никаких оснований, то вряд ли Смотрящие выберут столь несообразную среде модель «Пещерник», – усомнился профессор.

– А какую выберут? – осторожно спросил я, предчувствуя нехорошее.

– Кого‑то из кошачьих, – легко предположил Гольдбрейх. – Да‑да, крупную кошку с повышенными боевыми возможностями! Это будет очень интересно, непременно сфотографируйте и опишите!

Утешил, елки!

– Саблезубого тигра скинут, – с мрачным видом помог чрезмерно увлекшемуся ученому Костя. – Махайрода поддутого с восемью клыками…

Что же, и к такому мы готовились, да.

Сталкеры уже два раза выскакивали на берег, ненадолго уходили в заросли, осматривали местность. И каждый раз я садился к «максимке», подстраховывая группу: напугал всех чертов профессор своим «махайродом». Пока разведка никаких значимых открытий не принесла, вокруг была только девственная природа. И Боцман, достаточно вышколенный на учениях, ни разу не залаял. Мы терпеливо ждали – торопиться некуда, сегодня «Клевер» дальше не пойдет, заночуем тут, согласно первоначальному плану экспедиции. Юре Вотякову с Хвостовым еще предстоит, выбрав удачное место, установить связь со Входным или Штабом и, если успеем сегодня, запустить чудо‑шар – по погоде и свету…

От первоначально запланированной установки на пустом острове радиомаяка отказались после долгих споров – по соображениям стратегическим. Коллегиально решили, что выдавать место расположения архипелага есть то же самое, что подарить его какому‑нибудь активному селективному кластеру, не имеющему карты, аналогичной нашей. Сажать же тут людей на постоянное или вахтенное проживание перед зимним штормовым сезоном просто опасно – им никто не сможет помочь в случае чего. Решили так: если острова обжиты, то маяк будем ставить по договоренности. Хотя я не представляю, кто тут согласится жить, кроме людей, самой своей природой готовых к одиночеству.

– Дядя Федя! – раздалось снизу слева громким свистящим шепотом.

Я резко развернулся на крыле мостка, опустил голову и сразу ухватил взглядом настороженные пацаньи глазенки.

– Можно я выйду? Вопрос есть…

– Поднимайся.

Курточка у парня чистая, переоделся, руки помыл и даже причесался. Тимуровец, да и только, красного галстука не хватает.

– Чего хотел?

– Дядь Федь, я уже того, на два раза там все… аж блестит, – почти вовремя спохватившись, доложил штрафник.

– Ты жало‑то прикуси, юнга. Материться на судне можно только старшему командному составу и сталкерам. Продолжай.

– Разрешите на борту постоять! – Мальчишка вытянулся в струнку. А глаза косят так, что один смотрит на меня, а другой – на вожделенные пальмы и белый песок сувенирного пляжа. – Ну, дядя Федя, пожалуйста… Я тихонечко!

Как ему хочется приключений! Дай сейчас команду – на танк побежит без гранаты, причем от танка болты полетят. Он именно ради этого удрал из России – ради этих романтических островов и кругозоров с вершины холма, трапециевидных листьев пальм, криков взволнованных чаек над головой, взлетающих над акациями вьюрков и поджидающих в кустах махайродов.

– Товарищ командир, очень прошу… Я потом еще раз все помою, добровольно!

Есть такие моменты, когда важное для судьбы человека необходимо сделать правильно и быстро, за секунды… Первый раз отец взял меня с собой в таежную экспедицию, когда мне не было и восьми лет. Страшно представить, что бы с ним сделала мать и вышестоящее начальство, случись со мной что‑нибудь в тех непролазных дебрях Подкаменной Тунгуски. Но он взял, придав тем самым мощное ускорение в реальном начале моего жизненного пути, каждая секунда которого мне дорога и пересмотру не подлежит. Каждого из нас надо вовремя пнуть под задницу, вот что я вам скажу.

– Нож с собой, воин?

– А как же без ножа‑то, Федор Дмитриевич, вы же сами учили, – значительно надул губы мальчишка, воображулисто доставая из многокарманных полотняных штанов складной титановый TiMil, как Том Сойер свой «настоящий Барлоу».

– Стой тут.

Пш‑шш…

– «Кастет» – «Тунгусу».

– В канале, командир. Что случилось?

– Давайте сюда, подходите к левому борту, дело есть.

Только что закончившие очередную вылазку сталкеры быстро забрались в лодку, Кастет, пользуясь моментом, от души выкрутил ручку газа, сразу поднимая застоявшийся «Зодиак» на реданы. Они долетели за секунды и закачались возле борта, бросив конец Хвостову.

Открыв дверь, я зашел в рубку, под удивленным взглядом Маурера снял с креплений на стене «хаудах» с подсумком и протянул пацану:

– Владей. Назначаешься учеником в группу сталкеров. Наставник – Гоблин, то есть Сомов Михаил. Уяснил?

Данька аж затрясся:

– Дядь Федь, спасибо! Я честно, я же теперь по‑взрослому…

Да зачем по‑взрослому… Не торопись, пацан, впитывай все открыто, пока глазенки горят.

– Костя! – крикнул я в лодку, теперь уже сам торопливо отводя глаза от счастливых мальчишеских слез. – Принимайте пополнение в группу, мужики, ученик у вас, уважаемому товарищу Сомову на воспитание!

И легонько, больше символически, пнул пацана по заднице, помогая тому слететь со ступенек.

– Прыгай давай, шкет, не дрейфь! Дядя Гоблин тебя быстро нехорошему научит, – пробасил Сомов, подхватывая худенькое тело в воздухе и опуская его рядом с собакой. – Принял! Погнали, Костя. Хаз‑зку!

Нос «Зодиака» вздыбился, «Эвинруд» выбросил пенный бурун, лодка стрелой помчалась к берегу.

– Не рано ли вы, Федор Дмитриевич, мальчика в дело определили? – проворчала Светлана в наушниках. – Как бы он не простудился на сквозняке после трюма.

– Взаперти такой быстрей заболеет, – отрезал я.

Сашка же даже бровью не повел, безразлично мазнув по мне взглядом. Ему все это сталкерство по фиг, для бадхи «Клевер» – главное в жизни. Лишь бы конкуренты рядом не отсвечивали…

Скоро середина бухты.

Уже видно, что место для жизни тут годное.

Где‑то там наверху наверняка есть хранилище‑водосбор пресной воды. Огромная скала собирает дожди и конденсат, отсылая накопленную воду вниз, в небольшое озерцо в распадке, переливающееся ручейком во время дождей. Так должно быть по самой природе острова, да и Смотрящие наверняка предусмотрели наличие на микро‑Платформе естественной ванны с пресной водой.

Кому‑то даже столь романтическая природа уже через пару дней пребывания может показаться скупой и скучной, но для меня, с детства засматривающегося рассветами в окрыляющей утренней легкости пустынного берега, это – чистый рай.

Сколько мы в Штабе ни разглядывали карту, созданную научниками на базе сканов мини‑глобуса, пытаясь понять происхождение еще не открытых островов, высказывать точные суждения об их природе не брался никто. Это могли быть острова вулканического происхождения либо же острова, являющиеся выступами срединноокеанических хребтов. Таинственный архипелаг мог быть и коралловым, образовавшимся там, где над водой возвышается вулкан по форме в виде буквы «С», напоминающей разорванное кольцо, окружающее лагуну, и эта форма все запутывала. Сошлись лишь на одном: данные острова не могут быть «шельфовыми», отделенными от материка проливами, как, например, Мадагаскар, – больно уж далеко они от континентов.

Тишина‑то какая…

«Клевер» еле телепается, разворачиваясь бортом по мере продвижения вдоль берега поисковой группы. В этой большой и очень уютной бухте по‑настоящему штормит редко, потому и пляж девственно чист, на берегу почти не видно скоплений веточек, стволов деревьев и обломков крупных морских раковин, вынесенных на песок ураганами. Сушняк встречается, но на этом участке пляжа выбеленных солнцем «ребер», что так хорошо горят в трескучем костре, не видно. А ведь ближе к мору по берегу… Стоп! Я торопливо оглянулся на южную оконечность белой полосы, вскинул бинокль. Точно, а ведь там сушняка гораздо больше! Только, если что, тащить его придется волоком через весь пляж. Значит…

Я прыгнул с игрушечного крыла мостика в рубку:

– Шкипер, тут есть люди!

Маурер отпрянул, ошарашенный напором:

– Что?!

– Люди, говорю, есть! Сушняк на берегу собрали и сожгли, удобно. Все подчищают! Дальше его вообще не будет, вот увидишь. – Я схватил микрофон, но сказать в него ничего не успел.

Пш‑шш…

– «Кастет» вызывает «Тунгуса», докладываю… Есть следы людей, – спокойно произнес Костя, я даже позавидовал. – Немного, цепочки вдоль берега. Двигаемся дальше.

– Принял, «Кастет», подходим ближе.

– Следы костра на берегу, на тринадцать часов! – закричал Санджа.

Маурер уже все понял, начав осторожный поворот направо.

– Катрин, поднимайся в рубку! – позвал Ули девушку. – Алекс остается на баке.

Сейчас здесь начнется шаманство с эхолотом, шестом и осторожными подходами к берегу в незнакомом месте. Выйдя на палубу, я сразу пошел на нос.

– Люди! – Ленни первой на борту заметила вышедшую из леска группу.

Пш‑шш…

– «Кастет», наблюдаете?

– Видим троих. Женщина с девчонкой и мужчина, у последнего за спиной гладкий ствол. Белобрысые. Подходим к ним.

Резко маневрируя влево, лодка, словно сорвавшись с поводка, помчалась вдоль берега.

Мы тоже ускорились. По приборам дно тут нормальное, без сюрпризов, повышается ровно. Пока «Клевер» осторожно подплывал к месту встречи, контакт уже пошел в полную силу: тут сталкерам опыта не занимать. Женщина сначала метнулась вперед, но после окрика мужчины, державшего девочку за плечи, остановилась в нерешительности, оглянулась на своих. Боятся, до последнего не показывались. Понять нетрудно: в бухте катается корабль с пушками, вдоль берега идет рейд вооруженной группы… Решились, только разглядев российский флаг, так, скорее всего.

«Зодиак» ткнулся в песок, Гоблин тут же толкнул Даньку в бок – мол, давай первым, – тот пулей вылетел из лодки на берег. Правильно, ребенок есть ребенок, даже такой боевой. Женщина, увидев его, сразу успокоилась, все трое пошли навстречу стремительно бежавшему по песку пацаненку. Эрдель на коротком поводке трясся от возбуждения.

Стоя на носу корабля, я смотрел на островитян в бинокль; судно уже рядом, но так детали лучше видно, а самые первые впечатления всегда важны.

Одежда на всех аборигенах выцветшая, старенькая, крепко побитая ветками, солнцем, дождями и частыми стирками. На ногах у мужчины какие‑то чудные обмотки. Но все в обуви. Это туристам в краткосрочном отпуске киношный песочек полезен в качестве SPA‑процедур, а в «постоянке» ты мигом кожу до костей сотрешь. Ствол у старшего на плече висит, а вот патронташа или подсумков не видно – с патронами у них напряг, если вообще есть.

– Командир, у дедушки левая рука травмирована! – объявила с палубы Туголукова.

А я и не заметил сразу, что‑то расслабляюсь, невнимательно работаю. Точно, левой он оперирует неуверенно.

Это не потеряшки недавних дней – в данном случае стаж робинзонады большой.

Данька умудрился крутиться сразу вокруг всех. Гоблин уже присел в стороне перед девочкой, достал свои вечные конфеты, что‑то ей говорил, непедагогично показывая пальцем на корабль. Та слабо улыбалась, пиная ножкой обнаженную прибоем черную и блестящую раковину большой устрицы, гладила притихшего Боцмана.

Костя разговаривал со спокойным человеком лет под шестьдесят – высоким и крупным, даже здоровым, мужчиной капитальной постройки, а маленькая молодая женщина стояла рядом, прислушивалась, о чем‑то возбужденно переспрашивала сталкера. Ага, показал им корочки, там вторая страница на английском. Вот она заплакала, услышав от комсталка нечто необходимое, пожилой мужчина сразу же кинулся ее успокаивать, что‑то тихо говоря на ухо…

Данька подошел к девочке, достал свой «хаудах», показал – хвастается, дурень юный, нашел, чем… ох. Гоб тихо рявкнул на него.

– Не нервничай так, чувак. – Ленка заметила мою реакцию. – В таком возрасте свои способы инициации. Так что он все делает нормально.

Девчонка тоже заплакала, подбежала к матери. Ё‑моё.

Вот такая мозаично построенная композиция.

Ушат холодной воды. Они, даже если и представляли себе примерную картину произошедшего, старательно и стойко надеялись на невероятное. И ведь почти сбылось – вот он, спасительный корабль, настоящий, солидный, совершенно земной! И тут полный облом: это не спасатели с материка – на остров прибыли такие же попаданцы.

Советовать не могу, повторюсь: лучше сталкеров таких ситуаций никто не разрулит – они ученые, опыт колоссальный, роли расписаны, ремарки тоже. И не хотел бы я сейчас оказаться на их месте – сжигание нервов, а не общение.

– Данила, ты на пулеметах, следи. Ольга, остаешься на борту.

«Клевер» с шумным шорохом вылез на берег.

– Катрин первая! – напомнил я. Сталкеры вперед, чего там.

Гийяно, подхватив свой АКМ, не стала дожидаться спуска трапа. Чуть коснувшись лееров, она лихим прыжком перелетела через борт и легко приземлилась на песок. Санджа, как всегда, орудовал молотом, не вникая в суету, а я с Zicke направился к аборигенам. Последней шла Света, в руке тяжелая сумка с красным крестом. Вотяков пусть пока слушает эфир. Мирный вид аборигенов вполне способен усыпить любого – удобное время для провокации.

– Данька, что смотришь, думай головой, сумка у доктора! – рявкнул Гоблин, после чего пацан рванул к Туголуковой.

Костя представил меня на английском. Мужчина вполне дружелюбно кивнул, протянул сухую крепкую кисть размером с совковую лопату. Странный акцент, что‑то типа норвежского, наверное, подобный в Мурманске слышал. Неожиданно Катрин довольно бойко заболтала с женщиной на каком‑то языке. Прислушавшись, к ней присоединилась и Ленни. От девки у нас полиглоты, общеевропейское братство.

– Это исландцы, товарищ начальник, – начал доклад Костя. – Остатки исландского монокластера, всего трое, больше на острове никого нет. Локалка, в которой они живут, находится подальше к югу, вон за тем холмом. А история непростая…

Эйнар Дагссон, так звали деда. Без году шестидесятник, столяр из города Свидисфьердюр, мебельщик, по‑нашему краснодеревщик. Они все, из этого города с названием «хренпроизнесешь», так и влипли в перенос, всей маленькой семьей. Молодая женщина – его дочь, зовут Хельга Эйнарсдоттир, то есть дочь Эйнара. Ей тридцать два года, занималась разведением лошадей – оказывается, в Исландии лошадей навалом.

– Фамилий, в нашем понимании, у исландцев нет, – пояснила мне Zicke на русском. – Законы Исландии прямо запрещают их иметь, исключение делается лишь для натурализированных иностранцев. То есть ты бы там и остался Тео Потаповым. В традициях вместо фамилии патроним, то есть отчество. В быту так и называют друг друга – по имени, реже, официально, по имени и патрониму. Отдельно патроним не употребляется, так что Эйнара Дагссона просто Дагссоном называть не стоит. Только Эйнар или в крайнем случае Эйнар Дагссон. На самом деле эта «бесфамильная» традиция не так уж и уникальна: большинство русских и украинских крестьян получили официальные фамилии только к середине девятнадцатого века, и добрая половина фамилий представляла собой модифицированные отчества.

Исландцы вслушивались, похоже, понимая, о чем идет речь. У женщины на щеке потеки.

– Нормально, уяснил. И они не путаются?

– Знаешь, чувак, даже в телефонном справочнике каждого города Исландии в алфавитном порядке указаны не патронимы, а имена. Население острова небольшое, знают люди соседей…

Внучку зовут Джона Хельгасдоттир, Хельга ее воспитывает одна, без сбежавшего в Англию муженька, поэтому патроним дан по матери, такое бывает. Их английский был вполне понятен – сколько раз замечал, в таких ситуациях сложней всего носителям языка, им что‑то не нравится, что‑то их коробит. Мне по фиг: неправильно сказали? Так и я порой неправильно говорю.

– Федор Дмитриевич, – решительно вмешалась в разговор Туголукова. – Я настаиваю на скорейшем медосмотре. Все остальное потерпит, как можно этого не понимать! Их надо срочно уводить на корабль.

Эйнар, как старший, тут же предложил направиться к ним, в гости, так сказать, но доктор предложение отмела, жестко заявив:

– Никаких таких «домов». В душ их, и осмотр в условиях чистой каюты.

Пш‑шш…

– «Клевер» вызывает «Тунгуса».

– На связи, Ули. Что там?

– Это у вас что там, – раздраженно сказал Маурер. – Стоите на пляже, как туристы. Давайте на борт, Нионила горячий ужин приготовила. С чесночными булочками.

Все, дожали.

– Прошу, господа, на корабль, доктор настаивает.

Коротко перекинувшись фразами, островитяне быстро согласились.

– Только потом, уважаемый Тео, прошу вас к нам в дом, – выставил условие Эйнар. – Богатством похвастаться не сможем, но уютно.

– Непременно заглянем, нам еще многое предстоит осмотреть и принять правильные решения. Как и вам.

В кают‑компанию набились все свободные от дел, сидели, стояли, слушали рассказ островитян. Юра с Хвостовым и Гоблин с Данькой остались на берегу: они запускают наблюдательный шар, пока позволяет погода и освещение.

Эйнар и Хельга рассказывали по очереди, каждый после прохождения медосмотра. Проблемы, как и ожидалось, выявились у мужчины: рана на руке, следствие неудачного падения на камни, с ним Света работает до сих пор – вскрывает, обеззараживает, колет, все полным комплектом. Но и Хельгу с дочкой идеально здоровыми назвать никак нельзя: болячек за время полудикого пребывания на острове накопилось у каждой предостаточно.

Исландский монокластер появился здесь на самом первом этапе Большого Эксперимента, как и положено, в апреле прошлого года, двадцать четыре человека вместе с детьми. Для них это был просто Остров, ни у кого даже мысли не было оставаться тут навеки. В поддержку им досталась большая и просторная локалка – в качестве опорной базы. Никакой техники, даже самой примитивной, внутри большого бревенчатого здания не оказалось, а вот продуктами их не обидели, запас был подарен хороший. Кроме того, в локалке нашлось немного одежды и инструмента, всякая полезная мелочовка и два гладкоствольных ружья с патронами – казалось, что все необходимое для выживания есть.

Дальше начинается интересное.

Среди личного состава оказалась русская семейная пара, оба натурализованные граждане Исландии с нормальными привычными нам именами и фамилиями, люди космополитических взглядов и способов жизни, яхтсмены, путешественники. Видимо, с учетом этого «русского» фактора Смотрящие компенсировали попаданцам отсутствие техники самой настоящей яхтой, стоящей на берегу в укрытой от ветров и штормов узкой извилистой бухте. Место там труднодоступное, с виду совершенно бесперспективное, называемое аборигенами «шхерами».

Выраженного сталкерского мышления у попаданцев не было, поэтому яхту они нашли случайно и лишь к зиме, когда в океане уже начался сезон штормов.

– Шторма тут в ненастный сезон очень сильные, отец не рисковал даже недалеко выходить в бухту, практически всю зиму мы рыбачили с берега, – рассказывала Хельга, имея в виду крошечную надувную лодочку из ПВХ и китайскую сеть – «кормилицу», обеспечивающую семью белковой пищей.

Первые потери островитяне понесли в первый же сезонный перелет гаруд, практически сразу после переноса на острова. Степень опасности первопоселенцы оценили не сразу. Погибла целая группа, отправившаяся по берегу на разведку, четыре человека, почти в один момент.

– Когда они два раза в год летят над островом, небо становится черным, – покачал головой Эйнар, только вернувшийся в кают‑компанию с перебинтованной рукой.

Нионила тут же придвинула мужчине тарелку с горячим борщом.

– А как же местная фауна? – спросила Ольга.

– Прячутся кто куда, дочка! Некоторые не успевают или прячутся неудачно. – Исландец махнул рукой в сторону берега. – Хорошо, что эти чудовища не задерживаются здесь надолго. Как правило, самые первые успевают схватить птицу или морского зверя. Отдыхают один день, выпивают пол‑озера и летят дальше. Одна польза: удобрений после них много.

Казалось бы, полученный урок был усвоен крепко, но при осеннем перелете чудовища опять смогли унести двоих.

– Пробовали стрелять, но даже крупная дробь этих дьяволов не берет!

Ну так и прятались бы лучше! Леший толкал вас в спину, заставляя ходить в опасные дни по открытому пространству?

– А это ведь родные гаруды, волжские, – хмыкнул Маурер. – Те, что с Ганга, летят восточней.

– И присаживаются они на Британских островах, – продолжила Ленни. – Не позавидуешь: два раза в год англичанам достается.

– Одна птица здесь осталась, да вы ее видели, конечно…

Потеряв от нападений птиц шестерых, островитяне запретили всякое хождение при первых признаках опасности с воздуха. Но смерти с этим не прекратились.

Нет, акулы никакого урона группе не нанесли, хотя видели они тут и белую, и тигровую в местных вариациях. Два человека умерли, наступив на ядовитых тварей, прячущихся в морской воде ближе к скальным окончаниям «крыльев» пляжа. Местный скат‑хвостокол, или морской кот, очень ядовит, здоровенный шипованный хвост обеспечивает большую рваную рану с застрявшими иглами и тяжелейшее отравление. Сложность в том, что этот гад частенько зарывается в песок.

В воду стали заходить только в обуви – в локалке нашлись привычные пляжные шлепки. И такая защита, опровергая известное обывательское правило, не помогала, лишь усугубляя ситуацию. Человек, обув эти тапочки, начинал чувствовать себя бессмертным и спокойно разгуливал по подводным камням в поисках добычи, где его поджидал морской еж. Обладая длиннющими «известняковыми» иглами, как сквозь масло прокалывающими ступни вместе с тапками, он стал еще одним страшным сюрпризом. Боль от прокола была такова, что для простой перевязки требовались трое, иначе пострадавшего было не удержать. В отсутствие в группе медика, как и средств спасения, во всех таких случаях аборигенам оставалось надеяться лишь на удачу. Но постепенно приноровились, набрали бесценный опыт.

– Сейчас мы уже заходим в воду босиком, – невесело усмехнулась присоединившаяся к обеду Хельга. – Знаем места и обитателей, их привычки, постепенно выработались правила. А в первое время бывали случаи отравлений после поедания пойманных групперов… У одного человека галлюцинации продолжались чуть ли не сутки.

Это у наших был Канал и возможность добывать любые справочники. А если такой возможности нет?

Слушая неторопливый рваный рассказ, который успела дополнять и маленькая Джона, я постоянно ловил себя на праведном раздражении. Упал со скалы – гангрена, умер… Наступила на морскую звезду, отравилась каким‑то растением, долго болела… умерла.

Но постепенно мое раздражение сменилось убеждением: оставшиеся выжили во многом благодаря тому, что были островитянами от рождения. Была некая психологическая готовность. Вопреки мнению многих наивных обывателей, уверенных, что выжить на таком острове легче легкого, я считал, что автономное проживание столь долгий срок в диком месте неподготовленных людей, да еще без должного оснащения, – подвиг. Даже островным исландцам было очень тяжело.

Представьте реальный быт былого выходного дня попаданцев… Прохладный день рядом с зеленым полем, где за штакетником загона бегают косматые лошадки, над ними снег, покрывающий вершины высоких гор. Рядом шумит Северное море, а вдоль берега тянется полоса качественного асфальта автострады. Капитальные домики с системами отопления, расслабленные люди сидят рядом на плетеных креслах, укутанные теплыми пледами, льется пивко, на жаровне шипят стейки. Дополняет все это великолепие меланхоличная музыка Sigur Ros. Исландия – сверхцивилизованный остров, пусть вас не обманывает дикая красота тамошней природы. Знаете, как сказала мне Катрин, побывавшая в этой стране? «Если Смотрящими на давно сошедшей с ума Земле еще оставлены заповедные места для нравственного восстановления, то одно из них – в Исландии».

Но они сумели перестроиться. Не знаю, что было бы с другим народом.

Холодной и мокрой зимой на общину обрушилась новая напасть – тяжелейшие пневмонии и тривиальная ангина, после борьбы с которыми трое не выжили. Сказывались авитаминоз, плохая одежда, сырость, постоянные проблемы с топливом и отсутствие отработанной системы жизнеобеспечения.

В начале этого лета, когда свирепо выплескивающаяся мощь океана стихла, Марат, как звали «русского мужчину», принял решение отправляться на найденной поздней осенью яхте в плавание. Русскому яхтсмену Смотрящие подкинули яхту класса «Нефрит» польской постройки времен СССР и СЭВ – «Архангел Михаил», в очень неплохом состоянии. Изучение и разглядывание судна на какое‑то время стало единственным развлечением, как и утешением аборигенов. Благодаря удачным обводам пластиковая яхта обладала отличными мореходными свойствами. Длина корпуса чуть больше семи метров, ширина – два с половиной. В комплекте – подвесной пятисильный двигатель «Ямаха», но топлива к нему было очень мало. На борту имелась каюта с четырьмя спальными местами, камбуз, газовая плита, штурманский стол и маломощная УКВ‑радиостанция с севшим аккумулятором. Мысль потратить последний бензин на попытку установления связи появилась и исчезла, к этому времени они не просто заподозрили неладное, но уже создали нехитрую модель полного мирового апокалипсиса с некой летаргией. Все знакомо: выискивали в небесах спутники и самолеты, постоянно следили за горизонтом и до полной посадки батареек ловили на двух имеющихся радиоприемниках несуществующие FM‑радиостанции.

С момента принятия решения об отплытии в группе не то чтобы возник раскол, но вызрело внутреннее напряжение. Марат заявил, что на борт яхты попадут не более семи человек, скорее всего, уже заранее предположив, кто останется на острове. Он не ошибся.

Эйнар, представляя, что с его весом, габаритами и пониженными скоростными способностями он никак не в первых кандидатах в стартующий экипаж, особо не переживал.

– Я вообще не поверил в успех экспедиции, – сказал он. – Бросаться наобум в опасное плавание по океану, не имея никаких карт, средств навигации и понимания хотя бы примерных направлений, – верх безумия. Но и здесь им оставаться было уже нельзя. Эта безумная яхта тянула людей, как магнит, как символ спасения. Многие уже начали бредить путешествием, проклиная остров на все лады. Они бы здесь с ума сошли, признаки уже начали появляться. Даже лучше, что уехали…

С клятвенными уверениями, что новоявленные мореплаватели найдут и пришлют помощь, соотечественники подняли дакроновые паруса и вышли в середине июня в открытое море. Больше их не видели. Добрались или нет? Может быть, когда‑нибудь узнаем.

Оставшиеся упрямо (и, надо заметить, достаточно успешно) обживались дальше, все реже мечтая о родных прозрачных водах Атлантического океана, заснеженных горах, необыкновенно зеленых лугах с лошадками, будто бы игрушечных домиках родины и музыке Sigur Ros. Вскоре деду удалось добыть двух морских львов – в шкурах они очень нуждались. Но с той поры всякая стрельба прекратилась: осталось всего три патрона – на самый крайний случай…

На этом рассказ закончился, чувствовалось, что, получив такой информационный удар, вся семья находится под стрессом. Все ночные полеты во сне над родными местами закончились тяжелым падением на жесткую землю окружающей чужой действительности.

Да и мы слегка не в себе, хоть и были готовы к чему‑то подобному. Наступила тишина, каждый думал о своем.

– Есть тема, – прервал паузу Гоблин на русском. – Предлагаю назвать эту землю островом Джоны, камрады. Маленькая девочка, а выстояла, – это реально круто.

Никто не высказался против.

– Господин Эйнар, вы на соседний остров плавали? – спросила Ленни, наливая гостям кофе.

– Нечего там делать, дочка, – неожиданно резко ответил Эйнар. – Нечего, это я тебе говорю. Тем более что островок через пролив маленький, миниатюрный клон…

Похоже, он хотел сказать что‑то еще, но его перебил Кастет:

– А саблезубого тигра не видели?

Островитяне встревоженно переглянулись.

– Откуда вы знаете? Что, видели их здесь?

Теперь настала наша очередь напрячься на восемь баллов.

– Тут их никогда не было, – медленно произнес старший. – А вот на том самом соседнем острове регулярно по бережку ходит огромный леопард или что‑то вроде этого. Странная история… Один раз мы видели в бинокль, как он умер, прямо на берегу. Но через месяц снова появился. Да он и сейчас там болтается, вчера наблюдали.

– Понятно… – цыкнул зубом Костя, значительно посмотрев на меня. – Наука будет рада, командир.

– Переплывать сюда он не пробовал? – торопливо уточнил я.

– Вроде бы воды этот зверь боится… Но патроны берегу.

Пш‑шш…

– «Тунгус», «Эфиру» ответь…

– В канале.

– Ну, мы тут закончили, сматываем удочки.

– Удачно?

– Удачней не бывает, командир! – Голос у Юры был радостный. – Снимки отличные, имеем полную картину архипелага. И сюрприз!

– Дай угадаю, – предложил я.

– Нет уж, – отверг предложение радист, сразу заподозрив неладное. – Сам скажу. Локалка на соседнем острове, за гребнем, с воды не прострелить, хорошо спрятана. И еще кое‑что…

– Угадываю второй раз.

– Да ну тебя! – обиделся Юрка. – Че дурака валяешь!

– Ладно, мы же тут тоже не спим, сам понимаешь. Гобу там скажи, чтобы персонально поторапливался, чай‑кофе – и стартуем втроем на островок. А снимок с локалкой нужен, Юр, я ведь просто так сказал, честно… Ну, и связь со Штабом готовь. Можно докладывать о промежуточных итогах.

Эйнар встал из‑за стола, сразу заполнив собой добрую четверть кают‑компании:

– Господа, теперь прошу в гости к нам. Здесь моей семье тоже есть чем похвастаться, кроме привычного хакарла из забродившего мяса молодой акулы.

– Извини, Эйнар, мы чуть попозже подъедем. Прокатимся к соседу.

– Тео, темно уже, – засомневался Маурер.

– Так даже лучше: «тепловик» сразу покажет, – хладнокровно ответил Кастет, уже настраивающийся на охоту.

Собственно, леопард пока ни в чем не виноват, кроме того что он в принципе появился тут. Редко у меня возникает чувство мести. Вот появилось.

«Зодиаку» перелететь пролив – даже мотора хорошенько не прогреть…

Но пока ехали, успел подумать. Исландцев будем забирать, тут вариантов нет. Рассуждая практично, как начальник экспедиции, я уже видел, что Эйнар лишним не будет, мужик он мастеровитый, уверенный в себе, с отличной закалкой. И с опытом. Места на корабле маловато, но что‑нибудь придумаем, в конце концов, остался всего один бросок до южного материка. А вот тянуть не стоит – лучше стартовать, пока море спокойное. Кстати, надо будет поговорить на эту тему с дедом: у них наверняка накоплена отличная база наблюдений за погодой.

Ни прятаться, ни осторожничать мы не стали. Подлетев к берегу, Костя медленно потянул лодку на север – до линии пляжа метров двадцать. Овал острова Махайрод на фотографии невелик, метров пятьсот по большой оси. Прав Эйнар, нечего тут делать. Если бы не локалка.

– Эй, урод хвостатый! У нас ить времени нет! – заорал Гоблин, держа в руках ПКМ. – Покажи бивни!

«Урод» не показывался – не хотел Гоблину бивни сдавать… Неужели силу чувствовал? Вряд ли. Пещерники тупые, как бубен, сами под выстрел идут, пока десяток дыр в бочину не получат. Вряд ли очередное морфированное творение Смотрящих хоть на йоту умнее.

– Клыки наверняка суперовые, – размечтался Костя. – Вот это трофей будет, всем трофеям трофей, весь «Сафари‑Клуб» с ума сошел бы.

Рокотал «Эвинруд», плескалась вода за тугим пятислойным бортом.

Интересно, оказывается, на море ночью гораздо светлей, чем на суше. Звезды в небе, поднимающаяся луна. Пока надобности в тепловизоре не ощущается.

Пш‑шш…

– «Cotton» вызывает «Тунгуса»…

– Здесь я, Катя.

– Мальчики, у вас как?

– Ищем гада… Вы в локалке?

– Точно, за столом сидим. Они молодцы. Бедно, примитивно, но все сделано с такой теплотой и настолько по‑домашнему, что даже сложно представить, что в основе лежит творение Смотрящих… Ладно, осторожней там, ребята.

– Хорошо, до связи.

– Че там?

– Коллеги уже вино пьют за встречу, да не по первой, а мы тут волохаемся, – уныло сообщил я сталкерам.

– Су‑ука клыкастая! – в два раза громче заревел Гоблин в расстройстве. – Выходи, будь человеком!

На этот раз «сука» послушалась, кусты затрещали.

– Стоп!

– Мужики, первый выстрел мой! Федя, дай винт, – в экстазе завыл Костя. – Крас‑савчик!

На белый песок, прямо на середину пляжной полосы в два легких прыжка выскочил могучий уродливый зверь. На леопарда он похож, бесспорно. Вот размер не леопардовый. Не меньше, а то и побольше самого крупного уссурийского тигра, светлого окраса зверь был лишен тех привычных нам изящных обводов совершенного кошачьего тела, – но это кошка. Легендарных саблезубических клыков в десятки сантиметров что‑то не видно, но и те, что свисают над слюнявой губой, вполне впечатляют. В целом – мерзкая тварь.

Махайрод, увидев, что цель находится на воде, несколько растерялся, и зря.

Никаких натурофильских эмоций у меня не было, когда я взводил затвор Костиного АКМ. Синтетика, чуждое тупое творение.

– Выстрел, – тихо произнес умело успокоившийся Кастет и бодро влепил в башку три блямбы, легко и плавно работая затвором. Хорошо стреляет комсталк. ПКМ Гоблина заговорил почти без паузы – сначала разогревающей двоечкой, а потом двумя очередями патронов, по семь каждая, Сомов окончательно повалил махайрода набок.

– Наш‑то пещерник покрепче этого клыкастика будет, помнишь, Мишка, первую встречу, – снисходительно сказал Костя, возвращая мне «маузер». – Два там осталось.

– Южанин, – буркнул Сомов, вскинул пулемет и добавил еще пяток, для верности. – От и хорош, начинаем резьбу по кости.

А я и не пострелял. Осмотр, фотографирование и видеосъемка, сбор трофея – все это заняло немного времени, мы торопились: самое интересное было впереди – гребень, за которым укрывалось маленькое здание локалки, всего метрах в стах. Второго махайрода мы не опасались: на снимке, сделанном с шара в инфракрасных лучах, отчетливо был виден только один зверюга.

– Ах ты, махонькая какая! – забулькал Гоблин, обходя сруб по кругу и последовательно освещая лучом налобного фонаря заросли акации. Настоящий сталкер. – И что ты нам припасла, девочка? Костя, а ведь мы в точно такой же «виллис» нашли!

– Ты меня не пугай, – потребовал Костя. – И что с ним делать будем? Тут оставлять? Ага…

Действительно, автомобиль на палубу… Маурер с ума сойдет!

– Открывай уже.

Скрипнули двери, отметая в сторону ветки и сухие листья. Три фонаря воткнулись в темноту. Ха! Надо же, старый знакомый. Давно не виделись, падла… На нас смотрело дуло двадцатимиллиметровой автоматической зенитной пушки «эрликон».

Слыша, как по бокам от меня начинается джига, я подумал: а не может ли этот приз быть неким намеком?