А вот собаки с ума не сходят!

Теперь, чтобы понять всю эту механику, я расскажу о самом, может быть, первом эксперименте, когда‑либо проведенном на собаке (дело было в середине XIX века). Этот опыт принадлежит не Ивану Петровичу, а Виктору Васильевичу Пашутину (он, кстати сказать, тоже был профессором моей альма матер – Военно‑медицинской академии, в XIX веке – Императорской). Когда я провожу со своими пациентами психотерапевтические занятия и семинары, то часто спрашиваю их, ссылаясь на этот эксперимент: «Вот представьте себе, что сажают собаку в вентилируемый ящик, где все предусмотрено, чтобы никакие внешние раздражители (ни звук, ни свет, ни запахи) внутрь его не попадали. Как будет вести себя в нем собака?».

Девять из десяти опрошенных сразу находятся с ответом: «Да она там с ума сойдет!», «Биться там будет, царапаться!», «Вылезти оттуда попытается!», «Завоет!». «Ну что ж, – отвечаю я, – теперь вы хорошо поймете, чем мы отличаемся от животных. Собака в этом случае, обнюхавшись, просто ляжет и заснет, а вот человек (такие эксперименты американцы ставили над людьми в 50‑х годах прошлого века) действительно сделает все, что вы только что сказали, – станет биться, кричать, пытаться выбраться из своего саркофага, а потом и точно – сойдет с ума».

Почему же собака в эксперименте проф. Пашутина засыпала, а люди в экспериментах американских террористов от науки, напротив, впадали в сильное возбуждение и сходили с ума? Ответ как раз в том различии стимулов, о котором мы только что говорили. Поведение собаки определяется действием исключительно «внешних стимулов» (есть, правда, у нее внутренние биологические раздражители – голод, например, но это здесь не в счет), а вот человек испытывает на себе влияние как «внешних стимулов», так и «внутренних образов». Поэтому собака, оказавшаяся в ситуации, когда ничто ее не беспокоит и не раздражает, просто засыпает, а человек, напротив, начинает думать бог знает что (например: «А не задохнусь я ли здесь?», «А не забудут ли меня в этом ящике?», «А с ума я тут не сойду?»). Конечно, сон слетает в этом случае мгновенно и безоговорочно. Поэтому и младенец, не способный к разносторонней интеллектуальной деятельности, «спит как младенец», а к взрослому «сон нейдет», а к богатому взрослому, если верить народной мудрости, – в особенности. То есть чем больше и разностороннее наше с вами «внутреннее бытие», чем больше у нас забот и тревог, о которых мы вынуждены думать, тем больше у нас шансов лишиться сна.

Здоровая усталость – мягкая подушка.

Бенджамин Франклин

Странно ли в таком случае, что вопросами нарушения сна в значительной части занимаются врачи‑психотерапевты? Нет, не странно, поскольку заснуть человек может только в том случае, если он перед этим поставит в «конюшню» свои мысли. Сделать это, как оказывается, весьма непросто: человек оказывается один на один с самим собой, пытается отойти ко сну, а мысли лезут ему в голову, словно им там медом намазано. Кажется, что вот он лежит в своей постели, отдыхает, а на самом деле он в этот момент ведет активный образ жизни: то о том подумает, то об этом, то одно вспомнит, то другое. И каждая такая мысль, каждое такое воспоминание вызывает в нем напряжение, тянет за собой другие мысли и воспоминания, и все это вместе превращается в большой снежный ком. О сне можно уже и не думать.

Что ж, теперь самое время рассказать о роли стресса в развитии бессонницы!