Проблемы построения языка-эталона. ЕСМ А. Вежбицкой как одна из моделей языка-эталона

Традиционная семантика занималась довольно бессистемно то значениями индивидуальных выражений, то изменениями значений. Что касается современной семантики, то основным предметом ее внимания является семантическое представление: вместо того чтобы говорить о значениях (и изменениях значения), она стремится моделировать их и представлять в виде эксплицитных формул.

В настоящее время широко распространен взгляд, что основой целью семантики должно быть моделирование значений. Однако меньше согласия обнаруживается в отношении того, какой "язык", какую форму записи следует использовать для этой цели. То, чего можно надеяться достичь, необходимо является производным от нашего выбора семантического метаязыка. По моему мнению, наиболее плодотворный подход состоит в том, чтобы попытаться сделать репрезентацию значений одновременно их толкованием. Этот тип семантической репрезентации - "экспликация" - возможен только тогда, если запись является, по существу, самоочевидной. Семантический метаязык только в том случае будет по-настоящему "объясняющим", если он является настолько ясным и непосредственно понятным, чтобы в свою очередь не требовать "толкования". В частности, по этой причине формулы символической логики и матрицы дифференциальных признаков не могут рассматриваться в качестве экспликаций.

Анализ лингвистических фактов с целью получить список выражений, извлеченных из естественного языка, на основе которых можно было бы адекватно описать все интуитивно ощущаемые семантические связи между различными словами, предполагает предварительную постановку следующего теоретического вопроса: существует ли объективно какая-либо одна группа неопределяемых элементарных выражений, общих для всех естественных языков?

"Нельзя требовать,- писал Фреге,- чтобы все формально определялось: ведь не считаем же мы, что химик должен уметь разложить любое вещество. То, что просто, не может быть разложено, а то, что логически просто, не может быть, собственно говоря, определено. Логически простое так же, как и большинство простейших химических элементов, обычно не наблюдается в чистом виде, а обнаруживается в результате научных исследований". Поиски универсальных, не выбранных произвольно "элементов человеческой мысли" и убеждение, что без них семантические исследования бесполезны, также не новы. Среди мыслителей семнадцатого столетия Декарт, Паскаль, Арно, Лейбниц и Локк выдвигали аналогичные планы исследований.

Первым современным лингвистом, сосредоточившимся на поисках элементарных семантических единиц, был, по-видимому, Эдуард Сепир, написавший в начале 30-х гг. ряд работ, посвященных логическим отношениям в языке: "Всеобщность", "Выражение отношения конечной точки в английском, французском и немецком языках" (совместно с Моррисом Сводешом) и "Степени. Очерки по лингвистике".

Между тем в сороковые и пятидесятые годы благодаря исследованиям таких ученых, как Луи Ельмслев и Хольгер Сёренсен, было достигнуто более глубокое и более отчетливое понимание чисто теоретических аспектов поисков элементарных смыслов. Ельмслев предложил выделять элементарные составляющие, которые он назвал "фигурами", на двух уровнях - содержания и выражения:

Шестидесятые годы были отмечены все более возрастающим влиянием идеи компонентного анализа (впрочем, по-разному интерпретируемой). Однако элементарные семантические единицы, обычно постулируемые приверженцами этого подхода, являются не неопределяемыми знаками в смысле Сёренсена, а скорее некоторым видом абстрактных единиц, часто называемых "маркерами", которые не имеют непосредственного отношения ни к каким словам или выражениям. В 1961 г. появилась классическая статья Уриэля Вейнрейха "О семантической структуре языка", в которой автор, между прочим, выдвигает проект компонентного анализа в семантике, который в дальнейшем разрабатывался его учеником Э. Бендиксом.

В 1963 г. Катц и Фодор сделали попытку ввести этот вид анализа в арсенал генеративной грамматики, весьма важным следствием этой попытки было то, что ряды прежде довольно немногочисленных исследователей, интересующихся компонентным семантическим анализом, пополнились за счет притока большого числа генеративистов. Однако большая часть из них вслед за Катцем и Федором интересовалась только теоретическими аспектами семантики.

На долю Манфреда Бирвиша выпало произвести первый конкретный семантический анализ, выполненный в рамках соответствующих практических представлений. В работе "Семантические универсалии в немецких прилагательных" Бирвиш стремится подчеркнуть всеобщий не произвольно устанавливаемый (неарбитрарный) характер элементарных смыслов: "Есть серьезные основания полагать,- пишет он,- что семантические маркеры отражают в адекватном описании естественного языка не свойства окружающего мира в самом широком смысле, а определенные глубинные врожденные свойства человеческого организма и его перцептуального аппарата". Что именно представляют собой эти универсальные элементы и как они могут быть обнаружены, и составляет, по мнению Бирвиша, одну из самых фундаментальных проблем семантики: "Семантический анализ лексической единицы может считаться законченным, только если мы получаем в результате комбинацию базовых элементов, которые являются подлинными кандидатами для зачисления в универсальный набор семантических маркеров.

Среди современных исследований в области компонентного семантического анализа особое место занимают работы Ю. Д. Апресяна. Апресян рассматривает семантический анализ как своего рода перевод с естественного языка на "семантический" язык, в качестве "слов" которого выступает то, что он называет "элементарными смыслами". Однако он полагает, что поиски предельных простых единиц, "примитивов", не могут увенчаться успехом (по крайней мере в настоящее время), и, таким образом, не предъявляет к своим "элементарным смыслам" требования полной взаимной независимости.

Постулат минимизации обеспечивает важный критерий при выборе различных "кандидатов" на роль неопределяемых единиц: только те семантические единицы являются подлинно неопределимыми, выбор которых в качестве таковых совместим с максимальной краткостью списка этих единиц. Минимизация, кроме того, дает возможность полностью описать семантические отношения, существующие между различными выражениями. Этот момент можно проиллюстрировать на таком примере: многие исследователи, проявлявшие интерес к проблеме элементарных семантических единиц, предлагали в качестве более или менее самоочевидного примера единицу homo или "человеческое (существо)". В работах, написанных по-английски, эта единица обычно обозначается как human. При этом авторы не пытались установить, чем человеческие существа отличаются от всех прочих видов существ. Они имели в виду просто неразложимую единицу "человеческое существо". Но, если мы будем считать единицу "человеческое существо" неразложимой, мы тем самым не сможем объяснить, что связывает это понятие с такими понятиями, как "ангел", "дьявол", "кентавр", "эльф", "бог" и т. п. Для того чтобы уловить общее в их значении, необходимо допустить, что неразложимым является скорей единица "существо" ("некто"), и попытаться истолковать прочие слова, исходя из этой единицы. Таким образом:

бог = существо, не являющееся частью мира и способное сделать с миром все, что пожелает;
кентавр = существо, одна часть тела которого подобна телу человека, а другая часть - телу лошади;
дух = существо, мыслимое как не имеющее тела;
ангел = добрый дух;
дьявол = злой дух;
человек (homo) = существо, подобное тебе и мне.

Неопределяемые элементы представляют собой кирпичики, из которых строятся всечеловеческие высказывания, и в качестве таковых они не могут относиться к научному или элитарному жаргону какого бы то ни было рода, а скорее должны быть известны всем, включая детей. Рассматриваемые с этой точки зрения, такие понятия, как "прежде", "после", "ниже", "выше" или "двигаться" (также не являющиеся неопределимыми), оказываются очевидным образом более элементарными, нежели "пространство", "время" или "точка". Если имеются более простые слова, то более "ученые" слова должны быть отброшены.

Неопределяемые элементы должны соответствовать разговорным словам (выражениям), извлеченным из естественного языка. Однако характерно, что, в противоположность научному словарю, взаимнооднозначное соответствие между разговорными словами различных языков является относительно менее частым. Могут ли в таком случае неопределяемые элементы быть ясными, универсальными человеческими понятиями, которые в то же время выступают в качестве отдельных слов во всех естественных языках?

В настоящее время А. Вежбицкая считает,что число примитивов колеблется приблизительно от десяти до двадцати. Вот перечень кандидатов, представляющихся ей наиболее подходящими в настоящее время:

В пользу данного перечня свидетельствует то, что все элементы, приведенные в нем, являются общепонятными и твердо укоренились в опыте каждого человека и что с их помощью можно истолковать очень большое число разнообразных выражений таким способом, который интуитивно кажется удовлетворительным как для объяснения значения самого выражения, так и для описания различий и сходств, связывающих его с другими, смежными выражениями и отграничивающих его от них.

Ее гипотеза состоит в том, что с помощью этих элементов (или их эквивалентов в любом другом естественном языке) окажется возможным истолковать все речевые высказывания и описать все семантические отношения, существующие между различными выражениями.

Это отнюдь не значит, что она рассматривает приведенный выше перечень как окончательный. Наоборот, может оказаться необходимым пересмотреть его в каких-то частностях. Но в принципе, по мнению А. Вижбицкой, он соответствует реальности.

Среди слов, которые могут быть истолкованы, находятся названия частей тела, предметов, встречающихся в природе,- море, река, поле, лес, облако, гора, ветер и т. п., продуктов человеческой деятельности - стол, дом, книга, бумага и т. п. и общие названия живых существ - птица, рыба, насекомое, растение, животное и т. д. Словами, которые в известном смысле не могут быть истолкованы, являются обозначения конкретных "видов" (в самом общем смысле): кошка, роза, яблоко, береза, золото, соль и т. д.

Единственным доказательством того, что то или иное слово принадлежит к первой из названных групп, может служить построение для него удовлетворительного толкования.

Такие слова, как кошка, роза, яблоко и т. д., в известном смысле не поддаются толкованию-экспликации. Но они не являются первичными неопределяемыми элементами в том же смысле, что я, вселенная, это или часть. Они не являются составными частями, из которых построены значения прочих слов и выражений, и не соответствуют универсальным и ясным человеческим понятиям, "которые могут быть познаны сами по себе".

Семантическую структуру видовых наименований можно сравнить с семантической структурой собственных имен. Слова Джон и Лондон, используемые по отношению к конкретному лицу или месту, означают просто "человек, называемый Джон" и "город, называемый Лондон". Дальнейшему анализу должны быть подвергнуты не только слова человек и город, но также и слово называть. Вежбицкая предварительно предложила следующее толкование:

Человек, называемый Джон = человек, думая о котором мы скажем "Джон" (она не уверена, что лучше: мы скажем или скажут).

Значение видовых наименований, вероятно, можно теперь представить следующим образом:

кошка = животное, думая о котором мы сказали бы "кошка"
роза= цветок, думая о котором мы сказали бы "роза".

Существенное различие между таким именем, как Джон, и таким наименованием, как роза, состоит, по-видимому, в том, что нельзя быть Джоном, если другие люди не будут называть тебя этим именем, тогда как роза является розой и не будучи так когда-либо кем-либо названной. Розы распознаются как розы, хотя их отличительные признаки не поддаются словесной формулировке (конечно, здесь говорится об обычных людях, способных узнать розу, а не об ученых-ботаниках).

Предложенное выше решение вполне может казаться произвольным и бесполезным. Можно спросить: почему бы просто не применить его ко всем прочим словам и выражениям в естественном языке? Несомненно, при помощи таких толкований можно было бы объяснить все, как столь же несомненно и то, что они ничего не объясняют.

Однако, в действительности, пределы применимости этой модели весьма ограничены, и их не следует нарушать. Она уместна только для видовых наименований, обозначающих предметы, имеющие такой общий отличительный признак, который не может быть выражен при помощи слов, но тем не менее хорошо известен любому человеку, обладающему обычным жизненным опытом. Предлагаемый тип толкования видовых наименований, по-видимому, отражает их подлинную семантическую структуру. Но слова стол, окно, бумага, волосы, дождь, лес и т. п. не означают "то, что называется "стол", "окно", "бумага" и т. д.", а сладкое и горячее не означает "то, что называется "сладкое", "горячее" и т. д.". Ходить, стоять на коленях и т. п. также не могут быть истолкованы как "то, что называется "ходить", "стоять на коленях" и т. д.". Все эти слова являются сложными единицами, которые можно разложить на большее число элементарных единиц

Невозможно доказать адекватность каких бы то ни было толкований или правильный выбор списка неопределяемых элементов. Можно только продемонстрировать ошибочность того или иного решения. Прежде чем предложить толкование или ввести какой-то неопределяемый элемент, требуется продолжительный мысленный эксперимент. Например, некоторые из толкований, представленных в данной книге, являются итогом многолетних размышлений и имели много разных вариантов. Это, конечно, может показаться многим недостаточным свидетельством их неарбитрарности или ненадуманности.

Что можно сделать (и что было сделано здесь), так это дать толкования в соответствии с предметно-тематическими группами: целостность и внутренняя связность представленной общей картины служит известным обоснованием и подтверждением отдельных толкований в пределах моделируемого фрагмента.

Для иллюстрации этого можно остановиться на следующем довольно пространном примере:

волосы = длинные тонкие гибкие предметы, растущие на коже и не являющиеся частью тела;
ногти = плоские твердые предметы, растущие на внешней стороне кончиков пальцев и не являющиеся частью тела;
перья = предметы, растущие на теле птицы и не являющиеся частью тела;
зубы = твердые предметы, растущие во рту и не являющиеся частью тела;
шерсть (fur) = плотное вещество, растущее на коже животного и не являющееся частью тела;
пух = мягкое вещество, растущее на коже птицы и не являющееся частью тела;
рога = твердые предметы, растущие поверх головы животного и не являющиеся частью тела.

Эти толкования являются предварительными и, вероятно, нуждаются в модификациях. Они также являются неокончательными в том смысле, что содержат слова, требующие дальнейшего анализа (прежде всего слова растущий). Более тщательное рассмотрение других родственных понятий могло бы, кроме того, обнаружить в толкованиях и другие недостатки, о которых в противном случае мы могли бы и не подозревать. Например, необходимо ли сочетание не являющееся частью тела? Вежбицкая думает, что ответ зависит от значения некоторых других слов, таких, как хвост и гребешок. Слово хвост может быть использовано по отношению к чему-то, являющемуся частью тела (у кошек и собак) или не являющемуся частью тела (у птиц и лошадей). Для толкования этого слова не существенно, следовательно, является или не является хвост частью тела. Но именно это и делает, как кажется, тем более необходимым включение подобных сведений в толкование таких слов, как перья, пух, зубы и т. п. К тому же заключению можно прийти, рассмотрев значение слова гребешок - предмета, растущего поверх головы некоторых птиц и являющегося частью тела.

Заметим, что вышеприведенный список толкований строится по достаточно симметричному образцу. Можно ожидать, что модель, построенная для любого семантического пространства, обнаружит внутреннюю организацию такого типа. Собственно говоря, опыт Вежбицкой показывает, что описание всех семантических связей для некоторых семантических пространств предполагает работу с неоднородным строительным материалом. Например, в случае частей тела иногда оказываются необходимыми анатомические, иногда функциональные и иногда "топографические" толкования:

локоть = часть руки, где она сгибается;
колено = часть ноги, где она сгибается;
бедро = часть ноги выше колена;
икра = часть ноги между коленом и ступней;
ноги = длинные части тела, служащие ему опорой;
лицо = передняя часть головы;
рот = отверстие в нижней части лица;
нос = выступающая вперед средняя часть лица с двумя отверстиями;
уши = выступающие части тела по бокам головы;
шея = часть тела, соединяющая голову и остальное тело.

Важнейшие данные при семантических исследованиях может предоставить "отрицательный" языковой материал. Он может быть либо специально построен для той или иной цели, либо извлечен из текстов, являющихся поэтическими в самом широком смысле слова (т. е. включающими в себя юмор, жаргон, индивидуальное словотворчество и т. д.). Нарушая правила семантической "грамматики", отрицательный языковой материал делает эти правила явными, давая тем самым как ценные отправные пункты семантических исследований, так и объективные данные относительно семантической реальности.

Таким образом, основанием выделения ЕСМ являются следующие факторы:

1. принцип “здравого сиысла” – сложное определяется через простое.

2. фундаментальные человеческие концепты врождены, это часть генетического наследства человека, что доказыает успешная коммуникация между носителями разных языков.

3. наблюдение за детской речью: дети начинают говорить словами, обозначающими элементарные концепты.

ЕСМ выводится внутри каждого языка, формируя универсльное общее ядро ЕСМ.

Методологические проблемы, возникающие в процессе идентификации универсальных семантических элементов (примитивов):