Загнанный в угол

– Антон, Антон… – бормотал Игнат, заваривая второй стакан кофе. – Точно! Антон.

Он бросился в спальню и перечитал последние страницы «Скелетов». Так и есть! Этому мерзавцу журналисту хватило наглости вывести себя в образе благородного рыцаря, защищающего Свету от хулиганов. При первом прочтении Игнат решил, что это очередная выдумка автора. Из разряда пичканья Светланы наркотиками. Но теперь Игнат заподозрил, что знакомство на самом деле состоялось. Ведь Антон Калинин не только бывших жен (да и черт с ними!) интервьюировал, но и к Цветику подобрался. Игнату было больно читать про симпатию, которая возникла между молодыми людьми, про их многозначительные взгляды. Последний абзац книги был такой: «Антон вышел из подъезда, вздохнул полной грудью, посмотрел на небо цвета бирюзы. Вокруг щебетали птицы и бегали дети. – Я спасу тебя, Светлана, – пообещал себе Антон. – Ты вырвешься из дурманящих оков старого извращенца!»

– Это я обещаю тебе, кретин, – сказал вслух Игнат, – что распылю твою башку на молекулы и всю оставшуюся жизнь ты их веничком в совочек будешь собирать.

Игнат достал аппарат и измерил давление. Повышенное. Надо выпить лекарство. Игнат каждое утро принимал таблетки – снижающие кровяное давление, улучшающие работу капилляров, сохраняющие память и стимулирующие мозговую деятельность, защищающие печень, восполняющие дефицит микроэлементов, – всего до десяти штук. Единственное, к чему он пока не прибегал, к препаратам, повышающим потенцию. Игнат этим гордился, а в сохранении организма здоровым с помощью химических веществ не видел ничего предосудительного. Напротив, с его точки зрения, это был цивилизованный способ продления активной жизни. Цветик не знала, что Игнат принимает кучу лекарств, но одобрительно относилась к тому, что он каждые полгода на неделю улетал в швейцарскую клинику, где ему делали дорогостоящие процедуры очищения и омоложения. По словам Игната, процедуры представляли собой обычные капельницы. Жена Полина не только знала о лекарствах мужа, но и внимательно следила за пополнением аптечки. Перед выходом из дома она напоминала: «Проверь визитницу». В позолоченную визитницу каждое утро насыпался дневной набор пилюль.

Из‑за высокого давления Игнат отказался от третьей порции кофе. Стрелки часов приближались к шести. Чесались руки позвонить Цветику. Звонить рано. Цветик и Мурлыка просыпаются не раньше девяти. Сын до сих пор кушает по ночам. В два‑три часа начинает возиться и хныкать, получает бутылочку с молоком, высасывает ее и снова засыпает. До кормления Мурлыки Цветик обычно читает или смотрит фильмы.

Игнат не знал, чем себя занять. Послонялся по квартире и решил прилечь на пару часов. Ему многое требуется обдумать. Прежде всего – тактику действий в отношении Полины. Она рассчитывает, что он взбеленится, задохнется от гнева, наделает глупостей. Дудки! Игнат не заметил, как задремал, а потом и крепко уснул. Он не слышал телефонных звонков и звонка в дверь. Полина ночевала в гостинице и приехала в офис, нарочно задержавшись. Она думала, что Игнат уже давно на работе, кипит, рвется выяснять отношения. Пусть покипит, дойдет до градуса. Но мужа в офисе не оказалось, и трубку он не поднимал. Умотал к любовнице? Полина набрала номер телефона Светланы. Абонент недоступен. Есть еще домашний телефон. После нескольких гудков включился автоответчик, защебетала Игнатова любовница: «Это я, но и не я. А вы что подумали? Если хотите, оставьте сообщение после сигнала. Надеюсь, сигнал вам понравится», И раздался заливистый детский смех.

– Чтоб вы сдохли! – рявкнула Полина и с силой отбросила трубку.

А если они рванули из страны? Развод можно поручить адвокатам. Того, что достанется Игнату при самом неблагоприятном для него раскладе, хватит ему и молодой жене на долгое безбедное существование где‑нибудь на Ривьере или на Майорке. Неужели Полина просчиталась? Подложила бомбу, от которой сама же и полетит в тартарары?

Полина быстро вышла из кабинета, спустилась на личном лифте – он предназначался только для нее, Игната и важных посетителей. Вестибюль и подъезд тоже были персональными. Полина оглянулась по сторонам. Машины и водителя не было. Она забыла позвонить, приказать Семену Семеновичу подкатить автомобиль. Полина ругнулась и достала телефон. Пять минут, которые она ждала, показались Полине вечностью.

Отец Полины был уголовником. Не крутым вором в законе, а мелкой бандитской шпаной. Отец разговаривал исключительно матом и на фене. Если ему требовалось сказать что‑либо понятное окружающим, вставлял «бля..» после каждого слова. «Когда, бля, жрать будем, бля? Где, бля, мои носки, бля?» Отца посадили, когда Полине было двенадцать лет, и специфическую лексику она усвоила хорошо. Папаня сгинул, а Полине хватало ума не позориться, употребляя блатные выражения. Но все‑таки несколько раз она к ним прибегала. Однажды они спасли ей жизнь. Несколько подростков уволокли ее в темную подворотню и стали сдирать одежду. Полина заверещала, ей зажали рот, она вывернулась и злым шепотом принялась перечислять, что ее отец сделает с насильниками. Те оторопели, никак не ожидав услышать из уст девчонки не просто грубые и циничные, а изощренно отвратительные конструкции. Секундного замешательства подростков оказалось достаточно, чтобы Полина вырвалась и убежала.

Последний раз ее прорвало, когда на заре бизнеса один из партнеров захотел обворовать их. Беседовали втроем: Полина, Игнат и кидала. Игнат говорил жестко, но вполне интеллигентно и культурно.

– Товарищ не понимает, – перебила мужа Полина.

И далее в непечатных выражениях дала характеристику нечистому на руку партнеру и нарисовала его будущее. Шокирован был не только кидала, но и муж.

Когда они после переговоров ехали в машине, Игнат сказал:

– Не ожидал, что ты столь виртуозно владеешь бранной лексикой. И не знаю, как к подобным скрытым талантам относиться.

– Тебя это не возбуждает? – проворковала Полина, припав грудью к его плечу и поглаживая бедро.

– Не уверен.

– Значит, больше не услышишь.

Теперь под горячую руку попал водитель. Семен Семенович стоял навытяжку. Обычно бесстрастное, как у манекена, лицо вытягивалось, брови задирались, даже рот открылся. Полина Геннадьевна шипела, что было неудивительно, она часто устраивала кому‑нибудь разносы тихим свистящим голосом. Но теперь она плевалась выражениями, по сравнению с которыми площадная брань покажется детсадовским лепетом. Она обвиняла водителя, что он греет задницу и чешет гениталии, вместо того чтобы выполнять свои обязанности. И в чудовищных образах, какие не пришли бы в голову самому отъявленному маньяку, описала, каким операциям гениталии Семена Семеновича должны подвергнуться, а также чего именно заслуживает задница шофера.

Выплеснув яд, Полина села в машину и приказала ехать домой. Больше она не проронила ни слова. Семен Семенович как вдохнул, тронув машину с места, так и выдохнул, только когда начальница вышла из автомобиля. Раньше Семен Семенович уважал Полину Геннадьевну, почитал и по‑своему преклонялся. Железная женщина. И красивая. Теперь оказалось, что его кумир бранится, точно самая последняя дешевая проститутка. За это надо ее или презирать, или уважать еще больше. Что правильнее, Семен Семенович не знал. Дилеммы были его слабым местом, как и любые умственные задачи.

На звонок в дверь никто не открыл, Полина достала свой ключ. Любе сегодня предоставлен выходной. Незачем домработнице рассматривать фотовыставку в ванной или совать нос в нетленный роман Антона Белугина. Тугая пружина, внутренне скрутившая Полину до спазмов в желудке, распрямилась, отпустила, когда Полина вошла в гостиную и увидела грязь на журнальном столике. Недопитый кофе, тряпки, чайник, аппарат для измерения давления. «Ага! – улыбнулась Полина. – Тебя тут колбасило, милый! И куда же ты делся?»

Мужа она нашла мирно храпящим в спальне. Игнат, одетый в спортивный костюм, лежал на спине, поверх покрывала, голова на ортопедической полушке. Надрался с горя? Полина подошла поближе и принюхалась. Нет, спиртным не пахнет. И долго он будет спать? А ей ждать, когда его величество изволит пробудиться?

– Эй, вставай! – потрясла Полина мужа. – Проспишь царствие небесное.

Игнат открыл глаза, увидел Полину и буркнул:

– Отстань!

Он перевернулся на бок и краем глаза, уже смыкая веки, увидел книжку на тумбочке. Сразу все вспомнил. По его дыханию Полина догадалась, что сон у мужа пропал.

– Хватит притворяться, вставай! – сказала она. Игнат снова повернулся на спину и сладко потянулся:

– Завтрак закажи!

– Что? Как это «закажи»?

– По телефону из ресторана.

– В моей квартире никакой жратвы не будет.

– Это и моя квартира. Забыла?

Игнат взял телефон и набрал номер своего водителя:

– Вадим, сгоняй в ресторан. Свежевыжатый апельсиновый сок, кофе, круассан, масло, малиновый джем, омлет с ветчиной и сыром. Тебе что‑нибудь взять? – спросил Игнат жену.

Полина презрительно фыркнула.

– Все в двойном наборе, – уточнил Игнат. – И гляди, чтоб не остыло. – Отложил трубку и улыбнулся жене: – Я сегодня добрый.

Игнат отправился в ванную, Полина смотрела ему в спину. Ей решительно не нравилось настроение мужа. Решил играть в «как бы ничего не случилось»? Не получится. Но самое плохое, что он захватывает инициативу. Игнат это умел, кому как не Полине знать. Тихой сапой: юмором, улыбочками, комплиментами, установкой «мы же интеллигентные люди» он расслаблял противника, и тот поддавался логике Игната, попадал в его сети. Игнат был гениальным переговорщиком – качество редкое и весьма ценное. Хорошие переговорщики среди дипломатов и торговых представителей на вес золота. Но Полина знала все фокусы Игната, ее не облапошишь.

Игнат долго пробыл в ванной. Снова принял душ. Он не любил водную стихию: океан внушал подспудную тревогу, реки и пруды кишели инфекцией. А льющуюся сверху чистую воду – обожал. Стоя под душем, чувствовал, как запускается процесс очищения, смываются проблемы, тревоги, заботы. Его бабушка говорила: «Если у тебя плохо на душе, иди в баню». По сути верно, хотя общественные бани – это бр‑р.

Водитель принес еду, Полина приняла на пороге две коробки. На вытянутых руках отнесла их в гостиную, шмякнула на стол. Подошла к двери ванной мужа, дернула за ручку – закрыто.

Она громко постучала:

– Твой завтрак остывает!

– Иду! – откликнулся Игнат, который в этот момент увлажнял щеки лосьоном.

Он вышел чистый, побритый, благоухающий дорогим парфюмом. Посмотрел на коробки посреди грязного беспорядка.

Скривился:

– Не куртуазно. Пойдем в зимний сад.

Не дожидаясь согласия Полины, взял коробки и зашагал на застекленную и утепленную веранду, где был аквариум с морскими рыбками, экзотические растения в кадках, миниатюрные альпийские горки, кованые диван и кресла с мягкими подушками, небольшой столик.

– Хорошо‑то здесь как! – говорил Игнат, поглощая завтрак. – Почему мы раньше не додумались тут трапезничать?

Вопрос был издевательским, но Полина пропустила шпильку.

– Хочешь сказать, – в свою очередь спросила она, – что у нас еще все впереди?

– Как знать. Ты кушай. Омлет прекрасный, будешь? Нет? Тогда, с твоего позволения, я второй возьму.

Вид Игната, жующего с аппетитом, вызывал у Полины раздражение. С другой стороны, ничто так не провоцирует выработку желудочного сока, как созерцание мужчины, получающего удовольствие от еды. Полина пригубила апельсиновый сок. В нем чертова прорва сахара, а значит, калорий, придется сегодня отказаться от ужина или от обеда. Но пассивно смотреть, как Игнат намазывает на круассан масло и малиновый джем, как впивается зубами в нежное тесто, она не могла.

Игнат наконец насытился, взял стаканчик с кофе и откинулся на спинку:

– Как дела на фирме?

– О них мы поговорим в офисе.

– Извини! – Игнат поставил стаканчик на стол и схватился за живот. – Природа требует.

В туалет ему не хотелось, а позвонить Цветику – настоятельно требовалось. Он схватил телефон и заперся в ванной. По сотовому Цветик была недоступна. Он ей тысячу раз говорил: «Телефон должен всегда быть с тобой! Я тебе десяток трубок куплю, только носи его!» Цветик отвечала, что потерять десять телефонов проще, чем следить за одним. К городскому телефону она тоже не подходила. Включился автоответчик, Игнат прослушал веселое приветствие Цветика и смех Мурлыки.

– Немедленно позвони мне! – быстро проговорил Игнат. – Немедленно! Я волнуюсь, Забыла телефон зарядить? Жду звонка! Целую!

Перед тем как выйти из ванной, он подошел к зеркалу, чтобы проконтролировать выражение лица. Полина не должна заметить и тени тревоги, только благодушную расслабленность.

– Рассказывай! – предложил Игнат жене, вернувшись в зимний сад и взяв в руки стаканчик с кофе.

– Что рассказывать?

– Объясни мне, какое‑такое чрезвычайное событие или происшествие превратило тебя в склочную бабу? Ты всегда обладала прекрасным вкусом, но выходка с фото в ванной и с идиотской книгой, написанной потомственным шизофреником, – это не твой стиль. Так ведут себя съехавшие с ума злобные ревнивые жены, готовые на любую низость, чтобы удержать супруга. Но чего меня удерживать, если я и не собирался уходить? Ты прекрасно знала, что у меня три года связь со Светланой, знала про ребенка, и это нисколько тебя не волновало, наша с тобой жизнь не страдала от наличия у меня других отношений. Что же случилось? Откуда вдруг этот взрыв пошлости?

Восемь из десяти человек, у которых под носом долго крутились какие‑то дела, а они про них не ведали, на утверждение «Ты же прекрасно знал» постыдятся признаться в собственной слепоте, чтобы не выглядеть по‑дурацки. Этот прием Игнат не раз использовал в переговорах. Полина видела, как легко попадают в ловушку люди, боящиеся обнаружить свою неинформированность. Поэтому против Полины уловка не подействовала.

– Не знала, представь себе, – она закинула ногу на ногу, откинулась в кресле и усмехнулась. – Ведать не ведала. Я думала, что ты верный муж и надежный соратник.

– Такой и есть. Извини, Полина, моя вина. Но, согласись, три с лишним года – это достаточно большой срок. Любая мало‑мальски внимательная жена заметила бы, что супруг ходит на сторону. Еще раз прости! – повинился Игнат, после того как щелкнул жену по носу. – Мне следовало с тобой поговорить, успокоить.

– Послушай, Игнат! Не надо здесь со мной в игры играть! Все твои ходы мне известны заранее. Может быть, на заре романа с Цветиком‑Самоцветиком ты и думал существовать в параллельных плоскостях. Но потом ситуация изменилась. Ты начал крысятничать, уводить деньги на тайные счета. Сначала я обнаружила эти проводки, а потом стала выяснять, откуда ноги растут. Они растут из гнездышка, которое ты свил в Сокольниках. Узнать это было делом техники.

Игнат хотел выяснить, как, с чьей помощью Полина вышла на его вторую семью. Но спросил он с нарочитой небрежностью:

– Слежку заказала? Частного детектива наняла? Год назад Игнат сменил персонального шофера.

Взял водителя, прежде работавшего в службе наружного наблюдения, его обязанностью было следить, не прицепился ли к ним «хвост». Выходит, проморгал бывший гэбист?

– Не важно, – отмахнулась Полина. – Что касается взрыва эмоций, которые ты называешь пошлой бабьей выходкой, так ничто женское мне не чуждо. Я чувствовала себя оскорбленной, потому что по‑прежнему тебя люблю.

«Стерва! – мысленно выругался Игнат. – До поры до времени твоя стервозность была мне полезна, а сейчас вредит. Любит она меня! Сказка для белого бычка. Хочешь меня, как строптивое теля, снова в стойло загнать? Не выйдет!»

Я тебя тоже люблю, – широко улыбнулся Игнат. – Но так нечаянно получилось, – он по‑детски развел руками и сделал беспомощное лицо, – что еще одну девушку я тоже обожаю. Подобного со мной еще не происходило.

– Забываешься. По меньшей мере четыре раза происходило, у тебя богатый супружеский опыт.

– Милая! Но что же мне делать? – продолжал играть в провинившегося мальчика Игнат. – Не удавить же Светлану и ребенка?

– Заметь! – быстро отреагировала Полина. – Ты первый это предложил.

Дурашливость Игната как ветром сдуло. Он побледнел, ноздри раздулись, губы сжались в полоску. Игнат потерял контроль над собой и смотрел на жену с откровенной ненавистью, смешанной со страхом и готовностью раздавить ее, как муху.

О‑о‑о! – протянула Полина. – Как все серьезно, оказывается. Не напрасно я забила тревогу.

Игнат с трудом взял себя в руки и сказал почти спокойно:

– В конце концов, тысячи семей расходятся, и конец света не наступает. В том числе достаточно состоятельных семей, – уточнил он.

– Ошибаешься, дорогой! Когда миллиардер швыряет своей бывшей несколько сотен миллионов, это не наш случай. У нас с тобой все общее, пятьдесят на пятьдесят. И резать мы будем по живому. В итоге потеряем оба, бизнес рухнет.

– Всегда можно договориться и найти взаимоприемлемые варианты.

– Нет! – жестко отрезала Полина. – С предателем я договариваться не буду. Ты меня очень разозлишь, если вздумаешь соскочить. Очень разозлишь, – подчеркнула она. – Я найму армию адвокатов, не пожалею никаких денег, и тебя обдерут как липку.

«Она сделает это, – подумал Игнат. – Если Полина не пойдет на мировую, ситуация сложится преотвратная. Годы судебных разбирательств, арестованное имущество, тающее с каждым днем. Чтоб она сдохла!»

Словно услышав его мысли, Полина усмехнулась:

– Кстати, я написала завещание, чем черт не шутит. В случае моей внезапной смерти ты получишь тот же расклад, что и при разводе. Завещание на шестидесяти восьми страницах. Перечислено все до копейки, цента, каждая ложка‑плошка и прикроватные коврики.

– Живи долго и счастливо, – мрачно пожелал Игнат.

– Счастлива я могу быть только с тобой.

Игнат задумался. Угрозы Полины не пустой звук. После развода и судов он, конечно, не останется нищим, но потеряет много, очень много. Игнат не умел жить бедно. В юности он из кожи лез, чтобы одеваться модно, курить импортные сигареты, угощать друзей и девушек заграничными напитками, посещать дорогие рестораны, – словом, входить в круг избранных, на которых остальная темная масса смотрит с завистью. Потом, в Москве, уровень запросов вырос: хорошая квартира, машина, отдых на Средиземноморье. Планка его претензий постоянно поднималась, а когда начался настоящий бизнес, ракетой взмыла вверх. И теперь скатиться вниз? Стоять на коленях и смотреть на планку, которая витает в облаках? Второй раз достичь того, что он сейчас имеет, не удастся, питать глупые иллюзии смешно. А на другой чаше весов Цветик и Мурлыка – самое лучшее, светлое и радостное, что было в его жизни. Нет! Никаких весов! Он не взвешивает…

Раздался телефонный звонок, Игнат вздрогнул от неожиданности, отвлекшись от своих горьких дум. Это была секретарь. Напоминала, что через час переговоры, партнеры уже выехали. Отменить встречу было нельзя, слишком важная, да и он сам вчера подтвердил договоренность.

Игнат нажал кнопку отбоя и посмотрел на жену:

– У тебя наверняка есть план?

– Конечно.

Полине хотелось выдержать паузу. Она была мастером пауз, внезапным молчанием заставляла людей ерзать и нервничать. Но Игнат торопился на работу, да и не любил он ее игру в молчанку. Говорил: «Тренируйся на кошках».

– Ну? – поторопил муж.

– Ты отвозишь мамзельку с ребенком за границу, покупаешь им жилье, кладешь деньги в банк – сколь угодно много. Мы не будем экономить на твоем отпрыске. Но! И это принципиально! Ты ни‑ког‑да, – по слогам произнесла жена, – не бу‑дешь с ними видеться, общаться, переписываться, перезваниваться. Ни‑ког‑да! Мы вычеркиваем их из нашей жизни навсегда.

«Почему так сурово?» – хотел спросить Игнат. А потом понял ход мысли Полины. Если он будет мотаться туда‑сюда, жить на два дома, рано или поздно Цветик и Мурлыка перетянут. Ему осточертеет двойственное существование, требующее сил, которых у него больше не становится, и нервов, запас которых не бесконечен.

– Я подумаю над твоим предложением, – сказал Игнат.

Встал и пошел одеваться на работу.