Здесь и сейчас – прошлое и будущее

Бытие существует только здесь и сейчас (hic et nunc). Модус бытия не существует в прошлом, настоящем и будущем. Человек обладательного модуса привязан к прошлому, к тому, что он накопил: деньги, землю, славу, социальный статус, знания, воспоминания, детей и т. д. Он думает о прошлом и пытается вызвать в себе прошлые ощущения или образы (в этом суть сентиментальности). Он сам есть его прошлое: «Я – это то, чем я был».

Будущее для такого человека – это экстраполяция (предвосхищение) прошлого, оно ориентировано также на обладание. Это проявляется в выражении: «У этого человека есть будущее» (которое подразумевает, что у него еще будет много вещей, которых сейчас он не имеет). Реклама Форда звучит так: «В будущем ты – совладелец компании Форда», и это усиливает потребительские устремления индивидов.

Настоящее – это перекресток, место встречи прошлого и будущего, пограничная станция, на которой, однако, не происходит качественного скачка.

Нельзя сказать, что понятие «бытие» находится вне времени, просто оно неподвластно такому измерению, как время. Художник водит кистью по холсту, скульптор имеет дело с гипсом и камнем, но результат их творческой деятельности, их произведения трансцендентны по отношению к времени, не укладываются во временные рамки. В произведении изобразительного искусства отражено мгновение или тысячи мгновений, но мы, глядя на него, не ощущаем времени. То же самое относится к философу. Чтобы записать свои мысли, он затрачивает время, но сама концепция – это уже творческое событие, которое стоит «вне времени». И это касается любой сферы подлинного бытия (экзистенциального бытия). Переживая любовь, радость, познание истины, мы не ведем счет часам и минутам, мы просто живем в настоящем времени, «здесь и сейчас». На стоящее – это вечность, то есть то, что не имеет временных рамок; вечность – это не то, что тянется до бесконечности, как это некоторым кажется.

Несколько замечаний в этой связи заслуживает понимание прошлого. Размышления о прошлом, описания прошлого в терминах обладания, переживание его в форме воспоминаний или стремления сохранить его в фотографиях – все это не более чем мертвые картинки. Но прошлое можно оживить. Можно пережить какую‑то ситуацию из прошлого с такой силой, будто оно имеет место «здесь и сейчас». А это означает, что можно воссоздавать прошлое, возвращать его к жизни (символически выражаясь, заставить мертвых воскреснуть). И если это кому‑то удается, прошлое перестает для него быть прошлым, оно снова существует здесь и сейчас.

Будущее тоже можно переживать очень ярко, ощущая его остро, как настоящее. Это происходит тогда, когда человек предвидит будущее событие с такой ясностью, что сам его воспринимает как нечто «объективное», как внешний факт, а не как субъективные переживания будущего. Этот феномен составляет природу утопического мышления (в противоположность утопическому фантазированию). Он же является основой настоящей веры, которая не нуждается в фактическом доказательстве реальности «будущего», ей достаточно своего ощущения реальности.

Наше телесное бытие делает для нас очень значимой проблему времени – прошлого, настоящего и будущего. Это неизбежно диктует жизнь, которая имеет возрастной предел, и это подсказывают нам постоянно потребности нашего тела, для удовлетворения которых мы вынуждены обращаться к реальному физическому миру. Поскольку человек смертен, он, естественно, не может избежать необходимости смотреть на часы. Смена дня и ночи, бодрствования и сна, роста и старения организма, труда и отдыха – все это вынуждает нас считаться со временем. В экзистенциальном модусе мы ценим время, но не подчиняемся ему. В модусе обладания уважение перерастает в п одчинение. Ведь потребительское мышление все превращает в вещи. А чего стоит эпиграф нашего века: Время – деньги? Но экзистенциальная личность сбрасывает с пьедестала идол времени и не дает ему превратиться в тирана.

В индустриальном обществе все подчиняется диктату времени. Современный способ производства предусматривает определенный темп любой операции. И не только конвейер, но и большинство других видов деятельности строго регламентированы временем. Машины не должны простаивать – и они навязывают свой ритм человеку.

Из‑за машин время становится нашим повелителем. Только в свободное время человек имеет некоторую возможность выбора. Но даже здесь мы встречаем стереотипное поведение: мы чаще всего организуем свой досуг так же, как и работу, или восстаем против тирании времени, предаваясь абсолютной лени. Однако безделье, если не считать делом бунт против времени, – это только иллюзия свободы. На самом деле это всего лишь условное (на одно воскресенье) освобождение от тюрьмы, имя которой – время.