Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






B. Его воздействие на человека





 

Как этот тип организации воздействует на человека? Он низводит человека до положения придатка машины, подчиненного ее ритму и требованиям. Он превращает его в Homo consumens (человека потребляющего), в тотального потребителя, единственная цель которого – больше иметь и больше использовать. Это общество производит массу бесполезных вещей и в той же степени массу бесполезных людей. Как винтик производственного механизма человек становится вещью и перестает быть человеком.

Все свое время он тратит на то, к чему у него нет интереса, с людьми, не представляющими для него интереса, производя вещи, в которых он не заинтересован; а когда он не производит, он потребляет. Он вечный сосунок с открытым ртом, «вбирающий в себя» без усилий и без внутренней активности все, что ни обрушивает на него индустрия, развеивающая скуку (и нагоняющая тоску), – сигареты, спиртное, кино, телевидение, спорт, лекции, – с тем лишь ограничением, что ему по карману. Но индустрия, развеивающая скуку, то есть индустрия развлечений, автомобильная промышленность, киноиндустрия, телевидение и т. д., может преуспеть только в том, чтобы воспрепятствовать осознанию скуки. В действительности же она усиливает ее, подобно тому как соленое питье усиливает жажду, вместо того чтобы утолить ее. Тем не менее скука остается скукой, даже если она не осознана.

Внутренняя пассивность человека в индустриальном обществе сегодня – одна из наиболее характерных и патологических его черт. Он все вбирает в себя, он хочет насытиться, но он не шевелится, не проявляет инициативы, не переваривает пищи, какой бы она ни была. Вместо того чтобы продуктивно овладевать тем, что ему досталось в наследство, он накапливает это или потребляет. Ему систематически чего‑то серьезно не хватает, причем это не так уж сильно отличается от того, что в более тяжелых формах мы находим у людей в состоянии депрессии.

Внутренняя пассивность человека – всего лишь один симптом целостного комплекса, который можно назвать «синдромом отчуждения». Будучи пассивным, он не соотносит себя с миром активно и принужден подчиняться своим идолам и их требованиям. Поэтому он чувствует себя бессильным, одиноким и встревоженным. Он не видит особого смысла в целостности и самотождественности. Конформизм кажется ему единственным способом избежать невыносимой тревоги, но и конформизм не всегда приносит ему облегчение.

Никто из американских писателей не прочувствовал этот динамизм яснее, чем Торстен Веблен. Он писал: «Во всех имеющихся формулировках экономической теории, исходят ли они от английских экономистов или от экономистов континентальной Европы, человеческий материал, с которым исследование имеет дело, осмысливается в гедонистских терминах, то есть как пассивная, в сущности инертная, неизменная человеческая природа… Согласно гедонистской концепции человек – это молниеносный счетчик удовольствий и неприятностей, который, подобно гомогенной частице стремления к счастью, колеблется под воздействием стимулов, перемещающих его в пространстве, но не повреждающих его. У него нет ни прошлого, ни будущего. Он – изолированная, безусловная человеческая величина, находящаяся в устойчивом равновесии, если не считать ударов приходящих в столкновение сил, смещающих его в том или ином направлении. Расположившись в изначально определенном месте, он симметрично вращается вокруг своей духовной оси, пока параллелограмм сил не обрушится на него, после чего он последует за результирующей. Когда сила удара уже на исходе, он возвращается в прежнее состояние – частицы, вмещающей в себе желание. В духовном отношении гедонистский человек не является источником энергии. Он не представляет собой вместилище жизненного процесса, разве только в том смысле, что он подвержен ряду изменений под воздействием обстоятельств, внешних и чуждых ему» [68].

Наряду с патологическими чертами, коренящимися во внутренней пассивности, есть и другие, важные для понимания нынешней патологии нормальности. Я имею в виду возрастающий разрыв между церебрально‑интеллектуальной функцией и аффективно‑эмоциональным переживанием; разрыв между мыслью и чувством, умом и сердцем, истиной и страстью.

Логическое мышление нерационально, если оно только логично, если оно не направляется заботой о жизни, стремлением проникнуть в целостный жизненный процесс во всей его конкретности и со всеми его противоречиями. С другой стороны, рациональными могут быть и эмоции, а не только мышление. «Le coeur a ses raisons que la raison ne connaоt point», – как говорил Паскаль. (У сердца свои разумные основания, о которых разум ничего не знает.) Рациональность в эмоциональной жизни означает, что эмоции утверждают и помогают поддерживать гармонический баланс психической структуры личности, одновременно содействуя ее развитию. Так, например, иррациональная любовь – это любовь, усиливающая зависимость личности, а значит, тревогу и враждебность. Рациональная любовь – это та, что тесно связывает одного человека с другим, сохраняя в то же время его независимость и целостность.

Разум проистекает из смешения рациональной мысли и чувства. Если эти две функции разорваны, мышление деградирует в шизоидную интеллектуальную деятельность, а чувство – в невротическое страстное желание причинить жизни вред [69].

Разрыв между мыслью и аффектом ведет к болезни, к обыденной хронической шизофрении, от которой начинает страдать новый человек технотронной эры. В общественных науках вошло в моду рассуждать о человеческих проблемах безотносительно к чувствам, связанным с этими проблемами. Считается, что таково уж требование научной объективности, чтобы мысли и теории, касающиеся человека, были свободны от эмоционального отношения к нему.

Примером свободного от эмоций мышления является книга Германа Кана о термоядерной войне. Обсуждается вопрос: сколько миллионов погибших американцев «приемлемо», если принять в качестве критерия способность восстановить экономические механизмы после ядерной войны в разумно короткие сроки, так чтобы они были не хуже или даже лучше, чем прежде? Основные категории подобного способа мышления – это показатели типа ВНП, увеличение или уменьшение населения, – тогда как вопрос о человеческих последствиях ядерной войны, осмысливаемый в таких категориях, как страдание, боль, ожесточение и т. д., остается в стороне.

Книга Кана «2000 год» – еще один пример произведения, которого можно ожидать в полностью отчужденном обществе‑мегамашине. Кан озабочен показателями производства продукции, роста населения, всевозможными сценариями войны и мира. Он поражает воображение многих читателей, поскольку они ошибочно принимают тысячи фактиков, скомбинированных им в постоянно меняющиеся калейдоскопические картинки, за эрудицию или глубину. Они не замечают, что его рассуждения, в сущности, поверхностны, а в описании будущего отсутствует человеческое измерение.

К моим рассуждениям об обыденной хронической шизофрении, видимо, требуется короткое пояснение. Как и любое другое психотическое состояние, шизофрению необходимо определять не только под углом зрения психиатрии, но и с социальной точки зрения. Случай шизофрении, выходящий за определенные пределы, сочли бы болезнью в любом обществе, поскольку страдающие ею оказались бы не в состоянии функционировать ни при каких социальных условиях (если только шизофреник не возведен в ранг бога, шамана, святого, священника и т. д.). Но есть и обыденные хронические формы психозов, общие миллионам людей, которые не мешают им социально функционировать именно потому, что не выходят за определенные пределы. До тех пор пока они разделяют свою болезнь с миллионами других людей, у них поддерживается чувство удовлетворения от того, что они не одиноки; другими словами, они избегают чувства полной изоляции, столь характерного для законченного психоза. Напротив, они смотрят на себя как на нормальных людей, не утративших связи между сердцем и умом, как бывает у «сумасшедших». При всех обыденных формах психозов определение того, что такое болезнь, зависит от того, страдаете ли вы той же патологией или нет. Подобно тому как есть обыденная хроническая шизофрения, существуют также и обыденные хронические паранойя и депрессия. Есть много свидетельств того, что среди некоторых слоев населения, особенно в случае угрозы войны, параноидные элементы нарастают, но они не переживаются как патологические, поскольку общи всем [70].

Тенденция к возведению технического прогресса в высшую ценность связана не только с чрезмерным акцентом на интеллект, но, что особенно важно, с глубокой эмоциональной привязанностью ко всему механическому, неживому, изготовленному человеком. Пристрастие к неживому, которое в своей крайней форме оказывается пристрастием к смерти и распаду (некрофилия), в менее резкой форме ведет к безразличию по отношению к жизни вместо «благоговения перед жизнью». Приверженцы неживого – это люди, предпочитающие «закон и порядок» живой структуре, бюрократические методы – спонтанным, механические приспособления – живым существам, повторение – оригинальности, педантичность – плодовитости, накопление – отдаче. Они хотят контролировать жизнь, потому что боятся ее бесконтрольной самопроизвольности. Они скорее умертвят ее, чем подвергнут себя ее действию и сольются с окружающим миром. Они часто играют со смертью, потому что у них нет укорененности в жизни; их храбрость – это храбрость умереть, а символ предела их храбрости – русская рулетка [71]. Уровень несчастных случаев на автотранспорте и приготовления к термоядерной войне – свидетельства готовности играть со смертью. А кто бы в конце концов не предпочел эту возбуждающую игру скучной безжизненности «человека организации»?

Один из симптомов привязанности к чисто механическому – это растущая среди ученых и общественности популярность идеи о возможности сконструировать компьютер, который не будет отличаться от человека ни мышлением, ни чувствами, ни другими аспектами функционирования [72]. Мне кажется, основная проблема не в том, можно ли сконструировать подобный человек‑компьютер, а скорее в том, почему эта идея становится столь популярной в такой исторический период, когда, казалось бы, нет ничего важнее, чем превратить существующего человека в более рациональное, гармоничное, миролюбивое существо. Поневоле возникает подозрение, что зачастую приверженность к идее человека‑компьютера – это выражение бегства от жизни, от гуманистического переживания в область механического и чисто церебрального.

Что бы там ни было, возможность создать роботов, подобных человеку, принадлежит будущему. Однако настоящее уже демонстрирует нам людей, действующих как роботы. Когда большинство людей станут похожи на роботов, отпадет проблема делать роботов, подобных людям. Идея сходного с человеком компьютера – хороший пример выбора между очеловеченным и бесчеловечным использованием машин. Компьютер может послужить интенсификации жизни во многих отношениях. Но мысль о том, что он заменит человека и жизнь, – это выражение сегодняшней патологии.

Очарованность чисто механическим дополняется растущей популярностью концепций, подчеркивающих животную природу человека и инстинктивные корни его эмоций и поступков. Подобная инстинктивистская психология была у Фрейда, но значение понятия либидо второстепенно по сравнению с его фундаментальным открытием бессознательных процессов и в бодрствующем состоянии, и во сне. Наиболее популярные авторы недавнего прошлого, подчеркивавшие инстинктивную животную наследственность, такие как Конрад Лоренц («Об агрессии») или Десмонд Моррис («Голая обезьяна»), не предложили ничего нового или ценного, по сравнению с Фрейдом, во взгляде на специфическую проблему человека. Они потакают желанию многих людей считать, будто те детерминированы инстинктами, и тем самым камуфлировать подлинные человеческие проблемы, несущие тревогу [73]. Похоже, многие люди мечтают о том, чтобы соединить эмоции человекообразной обезьяны с мозгом, подобным компьютеру. Если бы эту мечту удалось осуществить, проблема человеческой свободы и ответственности, видимо, отпала бы. Чувства человека определялись бы инстинктами, разум – компьютером; человеку не пришлось бы давать ответы на вопросы, которые ставит перед ним его существование. Нравится кому‑то эта мечта или нет, но осуществить ее невозможно: голая обезьяна с компьютерным мозгом перестала бы быть человеком, или, скорее, «он» перестал бы быть [74].

Среди патогенных воздействий на человека со стороны технологического общества необходимо упомянуть еще два: невозможность побыть наедине с собой и исчезновение личностного человеческого общения.

Возможность побыть наедине с собой – понятие сложное. Она была и остается привилегией средних и высших классов, поскольку сама ее основа – место, где человек предоставлен самому себе, – дорого стоит. Однако эта привилегия может стать общим благом наряду с другими экономическими привилегиями. Помимо этого экономического момента, она основывалась также на накопительской тенденции, при которой моя частная жизнь – исключительно моя и ничья больше, как и мой дом и прочая собственность. Ей также сопутствовало ханжество, расхождение между моральной видимостью и действительностью. Но и после того, как сделаны все эти оговорки, возможность погрузиться в свой внутренний мир по‑прежнему представляется важным условием продуктивного развития личности. Прежде всего потому, что уединение необходимо, чтобы сосредоточиться, освободиться от постоянного «шума» человеческой болтовни и нежелательного вторжения в собственные духовные процессы. Если все сведения частного характера превращать в общедоступные, то переживания станут все более поверхностными и сходными. Люди будут бояться почувствовать «нечто неправильное»; их еще легче станет подвергать психологической манипуляции, когда с помощью психологического тестирования пытаются установить нормы для «желательной», «нормальной», «здоровой» установки. Принимая во внимание, что эти тесты применяются для того, чтобы помочь компаниям и правительственным чиновникам найти людей с «наилучшими» установками, использование психологических тестов, которые вплоть до сегодняшнего дня являются чуть ли не основным условием для получения хорошей работы, составляет серьезное нарушение гражданской свободы. К сожалению, большое количество психологов отдают такому манипулированию все, что они знают о человеке, во имя того, что крупные организации считают эффективным. Так, психологи становятся важной частью индустриальной и правительственной системы, хотя заявляют, будто их деятельность служит оптимальному развитию человека. Это заявление основано на рационализированном представлении, будто то, что хорошо для корпорации, хорошо и для человека. Важно, чтобы управляющие понимали, что многое из получаемого ими от психологического тестирования основано на весьма ограниченном представлении о человеке, которое в действительности содержалось в требованиях руководства, переданных психологам, которые, в свою очередь, вернули их обратно руководству под видом результата независимого изучения человека. Вряд ли надо говорить о том, что вторжение в частную жизнь может привести к контролю за индивидом, более всеобъемлющему, а возможно, и более разрушительному, чем тот, что до сего дня успели продемонстрировать тоталитарные государства. Чтобы воплотиться в жизнь, оруэлловскому 1984‑му понадобится значительная помощь со стороны осуществляемого психологами тестирования, поддержания нормального состояния и сглаживания шероховатостей. Чрезвычайно важно провести грань между психологией, подразумевающей благополучие человека и сделавшей его своей целью, и психологией, изучающей человека как объект с целью сделать его еще более пригодным для технологического общества.

 

Date: 2015-07-25; view: 359; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию