Глава 1. Нэрис поежилась и натянула на плечи колючий шерстяной плед

Нэрис поежилась и натянула на плечи колючий шерстяной плед. Ноги, обутые в тонкие домашние туфельки, озябли, огарок свечи в жестяном подсвечнике догорал, грозя погаснуть с минуты на минуту.

– Вот же вредное создание! – Девушка возмущенно фыркнула, едва не задув и без того слабый язычок пламени. – Эти брауни! Ну из‑за чего, скажите, пожалуйста, стоило так обижаться? Разбаловала паршивца на свою голову, – сердито буркнула она себе под нос, сворачивая к лестнице в подвал.

Все верхние помещения Нэрис уже облазила, на кухне и в кладовой искала тоже, да все без толку: брауни по части игры в прятки был большой мастер. Оставался только подвал. Девушка передернула плечами: не то чтобы она боялась темноты, но в подвале было еще холоднее, к тому же ужасно сыро, а еще там водились крысы. Крыс она терпеть не могла. Но маленького шерстистого приятеля найти надо всенепременно, так что… Она вздохнула и начала спускаться по узкой лесенке вниз, тихо бормоча вполголоса:

– Вот сейчас простужусь, заболею. Ему‑то что, он весь шерстяной. И бессовестный к тому же! Молоко мы, видите ли, уже не пьем! Нам сливок подавай и коврижек с медом! А подумать, что мне их сейчас взять негде… – Она отодвинула ржавый засов на двери и навалилась на нее плечом. – Слуги и до этого за моей спиной пальцем у виска крутили, а теперь уж точно малахольной окрестят. А я в чем виновата? В том, что кое‑кто с жиру бесится?.. Ай!

В дверную щель шустро проскользнула упитанная крыса. Нэрис отпрыгнула в сторону, едва не уронив подсвечник, и выругалась. Дверь скрипнула.

– Девица, называется, – сварливо буркнули из темноты подвала. – Бранится как сапожник. Правильно маменька говорит – нечего тебе на пристани ошиваться почем зря! Только дурости набираешься. Такое мое мнение.

– Что вы все привязались к этой пристани? – насупилась девушка, толкнув дверь. Дышащий на ладан огарок осветил влажные ступени, исчезающие в темноте. – И хватит повторять за мамой, я и так ее нотации каждый день слушаю. Выходи! Я замерзла.

– А вот не выйду! – ответили из темноты.

– Я и так тебя обыскалась, – уперла свободную руку в бок Нэрис. – Не мог поуютнее места найти? Выходи, говорю, здесь крысы! Специально в подвал залез, чтобы я?..

– Да при чем тут ты‑то? – грустно вздохнул голос, и на верхней ступеньке показалось маленькое волосатое существо в застиранном колпачке. – На кухне народу – лапу не высунешь! Ночь‑полночь, а все суетятся. Поди, и не ложились… Чего дрожишь? Крыса убежала.

– Да холодно мне! – жалобно пискнула девушка, кутаясь в плед по самый кончик носа. – Сентябрь на дворе, полы каменные, из всех щелей дует. И тебя еще искать битых два часа пришлось!

– И поделом, – обиженно заявил брауни. – Такое мое мнение.

– Только о себе думаешь, – в свою очередь обиделась Нэрис. – А в мое положение войти? Я, между прочим, послезавтра замуж выхожу.

– А мне‑то что? – непримиримо буркнул брауни. – Где мои коврижки?

– Ах, коврижки?! – вскинулась девушка. – Коврижки тебе важнее, да?! Ну и… Ну и сиди тут один! Волосатое, неблагодарное, бессовестное суще…

– Да ладно, ладно, – проворчал брауни, смущенно теребя кончик колпака. – Ну, бывает, погорячился. И неделя такая суматошная. Носятся все как умалишенные, замок вверх тормашками. А молоко я не пью!

– Вот почему ты вредный такой? – Она тяжело вздохнула. – Сам же все понимаешь. Бог с тобой, пойдем, я у нянюшки миску сливок выпросила. И больше так не прячься!

– А больше и не надо будет, – грустно сказал он, семеня следом за девушкой вверх по лестнице. – Ты ж вот… это самое… замуж! А кому я тут нужен еще‑то? Никому. Такое мое мнение.

– Глупости! – Нэрис свернула в коридор. – Нянюшка с матушкой обычаи чтят, уж без сливок не останешься.

– А коврижки?

– Коврижки и мне нечасто перепадали! – сказала она, открывая дверь спальни и проскальзывая внутрь. – Но я скажу кухарке. Уф! Тепло. Вон там, на столике, угощение. И не сердись – действительно все в доме вверх тормашками с этой свадьбой! И мама еще со своим платьем. Терпеть не могу голубой цвет. Вот возьму и надену зеленое!

– Ты что?! – ахнул брауни, отрываясь от миски с жирными сливками, к которой уже успел основательно приложиться. – На свадьбу – зеленое?[6]Да жених передумает!

– Не передумает, – отмахнулась девушка, пошевелив кочергой поленья в камине и снимая с плеч плед. – Если уж они за неделю все дело сладили, даже официальной помолвкой не озаботившись, значит, мой будущий супруг настроен решительно. Кроме того, говорят, что он не верит в приметы.

– Он что, не шотландец? – с подозрением прищурился патриотично настроенный комок шерсти.

Нэрис рассмеялась:

– Шотландец! Но свободомыслящий. – Тут она вздохнула. – И, наверное, родовитый да очень влиятельный, раз папа даже думать не стал над предложением. Хоть взглянуть бы на него! А вдруг он старый и страшный, как смертный грех?

– Ну, тогда, положим, лучше тебе его пока не видеть, – прочавкал брауни. – Зачем заранее настроение портить? Отказаться все равно ведь не сможешь, раз уж отец свое согласие дал.

– Да я и не собиралась отказываться, – пожала плечами Нэрис. – Я же все понимаю. И матушка уже который год зудит под ухом, мол, сижу в девках, у родителей на шее, ни зятя, ни внуков… Можно подумать, это из‑за меня! Да папа всем отказывает!

– Не попрекай отца, – сурово сказал брауни, – он о твоем будущем радеет! Ну… и о своем тоже… но это во вторую очередь!

– Угу, – хмыкнула она. – Как же, во вторую! Но в любом случае сейчас это неважно! Совсем скоро я стану замужней дамой. Ужасно любопытно, как это?

– А чего тут любопытного? – донеслось от стола. – Вон на маменьку погляди – и сразу все понятно будет! Дело известное: мужа с охоты ждать, дом вести, стряпать, слуг гонять, детей растить… А не на причале околачиваться и с книжкой заморской по полночи у свечи сидеть!

– Ты опять за свое? – надулась она и тут же погрустнела. – Да уж, про причал – это в самую точку. Папа сказал, что мой будущий супруг из Хайленда. Откуда в Нагорье причалы? А что касается книг и того, что я сижу над ними «по полночи»…

– Не до книжек тебе будет, – встрял брауни, – как и маменьке твоей. А ежели муж молодой попадется, то и по ночам будет чем заняться, помимо чтения.

– Да ну тебя! – покраснела девушка.

– А чего? Я дело говорю. – Домашний дух сыто икнул и облизнул вымазанную в сливках мордашку: – Ты не расстраивайся. Я, пока от тебя по замку бегал, случайственно к папеньке твоему в кабинет попал.

– Так уж и «случайственно»?

– Ну… почти, – ухмыльнулся он, отодвигая пустую миску и поудобнее устраиваясь на столике. – Я же знаю, тебе интересно было бы послушать. Вот я и… как бы вместо тебя!

– Ну? – Она нетерпеливо заерзала в кресле.

– А коврижку?

– Вот бессовестный!

– Не бессовестный, а голодный.

– В корзинке, позади тебя, я их салфеткой прикрыла, чтоб не заветрились. И, между прочим, ты даже не представляешь, чего мне стоило стянуть их с кухни! Все к свадебному пиру готовятся, сами сегодня толком не ужинали! А уж завтра и подавно голодными ляжем со всей этой суматохой.

– Вижу, – обрадованно осклабился брауни, приподнимая льняную салфетку и запуская жадную лапку в корзинку. – Чавк‑чавк… Ну вот. Там твои родители зятя будущего обсуждали. Не бойся, не старый хрыч, вполне даже молодой.

– А красивый? – с надеждой спросила Нэрис.

– Про энто они не говорили, – подумав, ответил брауни. – Но говорили, что его вся Шотландия знает. А еще говорили, что за него сам король ходатайствовал. Он, кстати, вроде как самолично присутствовать будет на свадьбе‑то. Во как! Так что, знатный, наверное, женишок. Считай, свезло.

– Странно, – нахмурила брови Нэрис. – Если уж и сам король… Ничего не понимаю. Любая бы пошла, и познатнее! Почему я?

– А чего с тобой не так? – даже обиделся домашний дух, окинув девушку взглядом рачительного хозяина, обозревающего свои владения. – Чай, не кривая, не увечная, не блаженная. По мне, так девка ладная. Все при тебе. И приданое солидное. Такое мое мнение.

– Так‑то оно так, – с сомнением протянула невеста. – Однако…

– Да не забивай голову, – отмахнулся брауни, тяжело спрыгивая со стола. – Смысла ж все одно нету. Ложись‑ка спать лучше! Третий час ночи.

– За тобой бы не бегала, спала бы уже, – буркнула она и поднялась. – Ладно. Иди присмотри за всем, чтоб мы в пятницу перед его величеством не осрамились. На свадьбу придешь?

– В церковь?! – поперхнулся брауни.

– Да нет, конечно! – Она улыбнулась, скинула туфельки и забралась под одеяло. – На пир. Я тебе угощение потихоньку соберу со стола. Пирог мама сама печь будет. – Нэрис зевнула.

Домашний дух мечтательно облизнулся:

– Да, пироги у твоей маменьки знатные. Ты спи!

– Угу…

– Ну вот и славненько, – одобрительно кивнул заботливый комок шерсти, глядя на тихонько сопящую в подушку девушку. Засыпала она всегда мгновенно. – Эх, выросло дитятко. Скоро крылышки расправит да и улетит из родного гнезда! – Он сентиментально вздохнул, на цыпочках подкрался к кровати и заботливо подоткнул одеяло. – Спи. А я уж о порядке позабочусь.

Домашний дух скользнул к двери, стараясь не скрипеть половицами. Несмотря на частые «приступы вредности», как их называла Нэрис, маленький брауни был существом очень деловитым и хозяйственным. А уж такое важное событие, как свадьба дочери хозяина замка, выросшей чуть ли не у него на лапах, и вовсе обязывало быть на высоте! Столько гостей съедется, сам король Шотландский, это ж честь какая! Лицом в грязь ударить ну никак нельзя! Брауни выскользнул из светелки и неслышно засеменил по коридору, тихонько бормоча себе под нос:

– Так, в конюшне порядок навел, на мельнице еще утром был. В большом зале ни пылинки, ни соринки. Петли смазал, занавески подлатал. Котлы бы начистить, так разве ж сейчас к кухне подойдешь? На последнюю ночь оставлю, уж за два‑то дня они управятся со стряпней. Что еще?

Сбоку раздался писк. Брауни повернул голову и сердито шикнул на крысу, высунувшую нос из щели в полу:

– Брысь отседа! Расплодились! Чтобы к пятнице ни одной даже духу наверху не было! Девочку мне перепугаете. Поняла?!

Крыса нехотя пискнула и исчезла. Хозяйственный дух удовлетворенно кивнул и побежал дальше. Дел у него было невпроворот, а до рассвета оставалось уже совсем немного времени.

Ивар медленно обошел вокруг стола и остановился, изучая напряженным взглядом лежащее перед ним неподвижное тело. Оно было страшно изуродовано, но, несмотря на это, несомненно, принадлежало Патрику Мак‑Альпину. «Пожалуй, хоронить придется в закрытом гробу, – подумал Ивар. – Зрелище крайне пугающее. И его величеству такое, пожалуй, видеть не следует, но… он имеет на это право. И как король и как отец».

– Эх, – донеслось с противоположной стороны стола.

– Да, Творимир, дело скверное, – согласно кивнул глава Тайной службы, закатывая рукава. Пора было приступать. Тело, пусть его и держали постоянно обложенным льдом, согласно законам природы уже начало разлагаться. – Ну, начнем. Готов?

Звякнула крышка чернильницы, зашуршала бумага. Ивар склонился над принцем.

– Так… Общее состояние тела полностью подтверждает рассказ очевидцев. Судя по множественным переломам, глубоким ссадинам и начисто содранной с лица коже, тело упало с обрыва плашмя. Согласно полученным сведениям, внизу обрыва есть каменистый покатый спуск. Об него принц и расшибся. Судя по всему, после падения тело по инерции еще протащило вперед. Это подтверждают и слова лорда Мак‑Дональда о том, что погибшего нашли лежащим лицом вниз, и то, что от его лица практически ничего не оста…

Он вдруг замолк.

– Эх? – вопросительно протянул немногословный Творимир.

Ивар не ответил. Он, нахмурившись, наклонился ниже к погибшему, внимательно изучая разодранную одежду на груди покойного. Потом его взгляд переметнулся на руки принца и принял недоверчивое выражение.

– Творимир, – наконец сказал лорд Мак‑Лайон, – я правильно помню, обрыв хоть и высокий и крутой, но кое‑где порос кустарником, так? Разве не естественно для сорвавшегося с него человека попробовать уцепиться за что‑нибудь, чтобы замедлить падение? И разве не естественно в таком случае, даже если уцепиться не удалось, упасть в результате на спину, а никак не на живот? – Он помолчал и добавил: – Однако мы имеем прямо противоположное. Руки переломаны в двух местах, но ни царапин, ни ссадин на них нет. Выходит, либо он и не пытался удержаться, либо спасительный кустарник был слишком далеко. И здесь есть только два варианта объяснения: или он сам спрыгнул с того обрыва, хорошенько оттолкнувшись от края, или… или его оттуда сбросили!

– Эх! – Перо, остановившись, царапнуло бумагу.

– Именно, – кивнул Ивар, стараясь не упустить мысль. – Первое предположение я отброшу сразу. Патрик не тот человек, что будет без причины кончать с собой, да и будь такая причина, я уверен, не стал бы. Причины не было, иначе это быстро стало бы известно. А что касается второго предположения… Просто так сбросить молодого и сильного мужчину с обрыва – задача нелегкая, да и не наделать шуму при этом просто невозможно. Стало быть… Стало быть… Творимир! Помоги мне его перевернуть.

Вдвоем они осторожно перевернули тело на живот. Ивар снова склонился над столом:

– Так я и думал. Одежда практически не повреждена, открытых ран нет. Посвети‑ка мне! Нет, вот здесь, у шеи. Ну конечно! Это все объясняет! Пиши: у основания черепа, на затылке, след сильного удара… мм… судя по характеру раны – чем‑то тяжелым и необработанным, скорее всего, камнем. Череп проломлен. Тому, кто это сделал, силы не занимать. Скорее всего, этот некто подкрался к принцу сзади и ударил по голове. Рана, вероятно, оказалась смертельной. Затем убийца… ну‑ка, давай снова перевернем его на спину. Так… Посвети еще! Ага… Пиши: лосины на коленях испачканы землей и травяным соком. То есть, судя по всему, принц, оглушенный либо уже мертвый, упал на землю, а уж потом его подняли, отволокли к обрыву и сбросили, чтобы создать впечатление, будто он сорвался оттуда сам.

– Эх… – неуверенно прокомментировал Творимир.

Ивар хмыкнул:

– И тем не менее я уверен, что так оно и было! Погоди‑ка… – Он наклонился над телом и осторожно выудил что‑то из разодранных складок высоких кожаных ботфортов. – Под обрывом сплошной камень. На самом обрыве, кроме упомянутого кустарника, ничего не растет. Так откуда же в таком случае взялось это? – Он вытянул руку. На ладони лежал измятый и испачканный землей цветок клевера. – Да, дружище, это только подтверждает мою теорию. И кое‑что говорит нам об убийце. Пожалуй, я переоценил его физические данные. У него хватило сил проломить Патрику череп, но не хватило – донести тело до края обрыва. Он его поволок, и клевер – первейшее этому доказательство. В таком случае на месте убийства могли остаться не только следы самого преступления, но и следы того, кто его совершил. Вряд ли это было сделано на открытом месте, да и сомнительно, чтобы убийца позволил остальным это самое место увидеть… Значит, у нас есть шанс найти еще хоть что‑то. Творимир!

– Эх…

– Ну кто‑то же должен это сделать? – развел руками Ивар. – А тебе, дружище, с твоими способностями – сам бог велел. Поезжай в Хайленд, обнюхай каждую травинку вокруг того злосчастного обрыва и попытайся хоть что‑нибудь отыскать! Хотя бы следы того, как волокли тело. Впрочем, я знаю, что ты их там найдешь. Много времени это не займет. Я бы занялся сам, но мне и здесь от забот не продохнуть. Поезжай, друг! Ты быстрее обернешься.

Творимир кивнул и положил на край стола исписанный каракулями лист. Глава Тайной службы улыбнулся:

– Оставь, я сам закончу. У нас мало времени. Встретимся прямо в Файфе! Свадьба, пускай и такая спешная, все‑таки важный день… мне бы хотелось, чтоб ты присутствовал.

– Эх, – добродушно буркнул в бороду товарищ, пряча улыбку. Хлопнул королевского советника по плечу и, не прощаясь, вышел. Он был человек дела.

Ивар Мак‑Лайон, оставшись один, вздохнул и взял в руки перо. Доклад об осмотре тела нужно закончить и представить его величеству. Как можно скорее. Похороны были назначены на утро.

– Значит, Файф.

– Король отбыл еще до заката. Значит, к утру будет там.

– Мак‑Лайон с ним, конечно?

– Разумеется. И он и его люди. И еще тридцать человек свиты. Можно даже не пытаться, это слишком рискованно.

– Знаю. Черт возьми, так все удачно складывалось! Нам бы времени, еще недельки две‑три! От него требовалось всего‑навсего соблюсти приличия и выдержать траур хотя бы наполовину! А вместо этого…

– Соблюдай он все приличия, он бы не был королем Шотландии. Да успокойся, все устроится!

– Каким образом, если не секрет?! Ты знаешь, кто такие Максвеллы? Ты знаешь, какая за ними сила? И знаешь, что будет, когда они породнятся с Мак‑Лайоном?

– Уверен, что лучше всего это знает сам Мак‑Лайон. Послушай, может, нам его все‑таки?.. Меня всегда раздражал этот проныра.

– Э, нет! С ним связываться – себе дороже. Лучше уж упокоить Кеннета. И проще и, если уж честно, шансов не в пример больше.

– Чтобы потом Ивар Бескостный нас вычислил и на сосне повесил? Уволь… Мне на старости лет такие радости без надобности. Хотя в одном ты прав: убрать бы Мак‑Лайона с дороги, с его величеством быстро бы покончили! Только вот как? Кеннет не гончую, а настоящего сторожевого пса вырастил! К Мак‑Лайону так просто не подберешься.

– Если позволите, благородные лорды…

– А тебя никто не спрашивал, как мне кажется! И вообще, ты бы поторопился. Тебе утром надо быть в Файфе. Как и нам всем.

– Я там буду. И гораздо раньше вас. У меня предложение, которое устроит всех. И за определенное вознаграждение я готов им с вами поделиться.

– Продажная тварь…

– Как хотите. Тогда до завтра!

– Стой! Чистоплюй… Давай свое предложение.

– Убить короля у вас не получится, потому что рядом с ним лорд Мак‑Лайон и его люди. Так?

– Ну.

– А убить лорда у вас не получится, потому что… потому что не получится. Но упрятать его подальше, чтобы не докучал, можно вполне. Причем только из уважения к вам, согласен заняться этим лично.

– Хватит болтовни! Ближе к делу!

– Сначала деньги.

– Чтобы ты потом меня надул?

– По‑моему, такого раньше не случалось…

– Да черт с ним, дай ты ему денег! У нас времени в обрез! И еще до Файфа добираться…

– Под твою ответственность. И не ухмыляйся, умник, я лично прослежу, чтобы ты нас не нагрел! Вот, столько хватит? Прекрасно. А теперь – я тебя слушаю…

Нэрис молча смотрела на лежащее поверх покрывала платье. Пышное, атласное, с высоким кисейным воротником, с богато отделанным серебром поясом… и голубое. Бледно‑голубое. Какой омерзительный цвет!

Девушка тяжело вздохнула:

– Это похоже на маму. Выбрать для дочери то, что идет ей самой…

– Госпожа, пора одеваться, – высунулась из‑за плеча молодой хозяйки шестнадцатилетняя служанка. – Вы опоздаете!

– Да, конечно, – опомнившись, кивнула невеста и быстро отвела взгляд от кровати. – Давай поскорее. Чем быстрее мы со всем этим покончим, тем быстрее я смогу его снять. Что ты хихикаешь, бесстыдница?! Тебя бы нарядили этаким пугалом!

– Ну что вы, госпожа! – искренне вознегодовала девчушка, берясь за ворох нижних юбок. – Такое красивое платье! И жемчуг кругом! Повернитесь‑ка. Вот так. А теперь поднимите руки. Ах, какая ткань! Словно масло, такая гладкая! Ваш папенька отдал целое состояние за этот атлас! А уж что касается вышивки…

– …то ее слишком много! – сердито сказала Нэрис, послушно поднимая руки. – Бесс, «очень дорого» – это еще не значит «очень хорошо».

– Ой, не знаю, – с сомнением пропыхтела та, одергивая шуршащий атласный подол и принимаясь за мелкие пуговки на лифе. – Ну оно ж правда очень красивое! Да будь у меня такое платье…

– Будь у тебя такое, тебе бы оно пошло. У тебя и волосы светлые, и фигура другая, – грустно сказала госпожа, с отвращением глядя на себя в большое зеркало. – Господь всемогущий…

– Красотища‑то какая! – восторженно выдохнула служанка, любуясь на мягкие переливы атласных складок и вычурную серебряную вышивку. – Ой, госпожа, вы похожи на…

– Селедку в кружевах! – хмуро отрезала девушка. – Знаешь, Бесс, иногда, глядя на творения моей матушки, я думаю, что она намеренно шьет мне такие платья, чтобы хорошо выглядеть на моем фоне!

– Ну что вы! – всплеснула руками та, но не выдержала, фыркнула. Она была девушкой воспитанной и любила свою молодую госпожу, да и платье ей очень нравилось… Но в душе Бесс была, пожалуй, согласна с Нэрис: роскошное подвенечное голубое платье, которое неделю без сна и отдыха шили всем замком, не шло невесте совершенно! Слишком пышное для миниатюрной худощавой Нэрис, которая в свои двадцать лет казалась младше крепко сбитой молоденькой служанки, слишком помпезное, слишком… В общем, все в нем было слишком! А уж нежно‑голубой цвет и вовсе делал невесту бледной, как смерть, восковой куклой.

– Отвратительно, – вынесла вердикт расстроенная хозяйка. – И знаешь, Бесс, что самое обидное?

– Что?

– А то, что маму не переубедить! Если уж она вбила себе что‑то в голову…

– Она ведь хотела как лучше! – развела руками Бесс. – Не расстраивайтесь, госпожа. Уж один‑то день можно потерпеть! А потом спрячете его и забудете. Хотя если по мне – так все обзавидуются!

– «Все» – это жены и дочери наших соседей? – сморщила нос Нэрис. – Это да‑а‑а. Еще месяц будут обсуждать, сколько папа дал за атлас, где мама берет такое тонкое кружево и, разумеется, настоящий ли жемчуг! А мне вот интересно: увидит ли кто‑нибудь за этим «шедевром» меня?

– Не расстраивайтесь, – повторила служанка, сочувствующе погладив ее по плечу. – Зато ваш будущий супруг сразу увидит, что он не ошибся в выборе! Если уж ваш отец смог позволить себе такое платье, то какое он даст за вами приданое!

– Спасибо, – кисло усмехнулась девушка. – Утешила! Нет, я, конечно, все понимаю… но знаешь, Бесс, хотелось бы, чтобы женились на мне, а не на деньгах моего батюшки.

– Если ваш папенька дал свое согласие, то и жених небедный, – по‑своему поняла слова госпожи Бесс. – И, я слышала, недурен собой!

– Да? – вяло удивилась невеста. – Это радует. А от кого ты слышала?

– Ну как же! – затараторила служанка, ловко прилаживая на корсаж букетик фиалок. – Мне сказала Катерина, наша прачка, а у нее муж зеленщик, а у него брат портной в Перте! А у брата жена ходит мыть полы по найму, и когда она была в доме Робертсонов, у них как раз гостил лорд Мюррей, ну, знаете, из кинросских Мюрреев, ну и…

– А покороче? – Нэрис задумчиво рассматривала свое отражение: «Немочь бледная. Других слов и не подобрать. Да еще эти фиалки…»

– Ну, так я и говорю: к лорду Мюррею приехал какой‑то важный господин, то есть он не то что сам по себе важный, но Катерина сказала, что жена брата ее мужа сказала, что сам лорд Мюррей перед ним на цыпочках ходил, а уж он, говорят, задира, этот лорд Мюррей! А тут, говорят, стал весь как есть пришибленный, и руки трясутся! А потом важный господин поговорил с лордом Мюрреем и уехал, и даже на ужин у Робертсонов не остался, а жена брата мужа Катерины возьми и спроси у ихней кухарки, кто, мол, это такой? А кухарка спросила у горничной, а горничная слышала, господа говорили – это лорд Ивар Мак‑Лайон, он самому королю личный друг и воспитанник, а еще он советник и хранитель какой‑то там печати, а еще у него…

– Ну, хватит, – решительно остановила ее Нэрис. – А то у меня сейчас голова пойдет кругом! Что он человек влиятельный, я в курсе. А раз им вся женская часть прислуги так интересуется, значит, и вправду не урод. Хотя, если вдуматься, какая разница? И… Знаешь что, Бесс?

– Что?

– Снимай фиалки!

– Но как же…

– Я говорю, снимай! И пуговицы расстегивай! – Нэрис вздернула подбородок. – Если маме так уж нравится это платье, пускай сама его и носит! Сколько у нашей семьи денег, судя по спешке, мой будущий супруг и так знает. И ему, я думаю, наплевать, что там на мне будет надето. Ему, в сущности, и внешность моя без разницы, коли он даже на смотрины приехать не соизволил. А раз так, я не собираюсь в самый важный день своей жизни выглядеть огородным пугалом! Что ты глазами хлопаешь? Снимай ты уже с меня это платье, мы в церковь опаздываем!

– Но… но… как же можно?! Ваша маменька…

– Через несколько часов я стану замужней женщиной! – отрубила непокорная дочь, беспощадно отдирая от лифа букетик. – И моей маменьке придется с этим смириться! Снимай платье, говорю! Я надену другое!

– И какое же? – Бесс вздохнула, снова взявшись за пуговицы. – Второго ведь не шили!

– Бархатное, с кистями, – сказала Нэрис. – Мое любимое. Я его перешила, думала завтра надеть. Надену сегодня!

– С кистями?! – ахнула служанка, округлив глаза. – Зеленое?!

– Да!

– На свадьбу?!

– Именно! Не копайся ты, уже лошадей наверняка подали.

– Но ведь… зеленое на свадьбу – это ж хуже черного крепа! А если еще вас в нем увидят родители…

– Увидят, а как же, – кивнула невеста. – Только уже в церкви, а тогда будет поздно.

– Но что гости подумают?

– Бесс, они могут думать что угодно. И говорить могут тоже что угодно. Но это моя свадьба и мое платье, черт возьми!

– Госпожа!..

– Ну хорошо, извини, не сдержалась. Быстрее, я тебя прошу, если не успеем, мне придется до старости вспоминать свое венчание как самый худший день в жизни. Уф… ну наконец‑то. Давай сюда зеленое!

В дверь постучали, и из коридора донесся встревоженный женский голос:

– Несс, ты готова? Уже давно пора ехать!

– Еще минутку, мама! – крикнула девушка и быстро зашептала: – Ну не копайся же ты. Давай сюда платье, сама надену. Плащ, скорее!

– Зачем ты заперлась? – Ручку двери подергали. – Все в порядке?!

– Да, мама! Господи, Бесс! У меня всего четыре теплых плаща, что ты там возишься?!

– Сейчас, госпожа… вот! Давайте я помогу… И все‑таки зря вы это сделали. Когда ваша мать узнает, что вы пренебрегли ее подарком, а я не помешала… Она меня точно выпорет!

– Не мели ерунды, тебя в жизни не пороли. А что касается «пренебрежения»… Дай‑ка мне графин! Да, с вином!

– Для храбрости?

– Бесс, ей‑богу! Что за глупость? Давай сюда.

– Дорогая, я ничего не понимаю! – окончательно встревожился голос за дверью. – Что у тебя там стряслось?! Открой!

– Мама, все в порядке! – Нэрис взяла в руки графин. – Спускайтесь, я сейчас выйду! Так, Бесс, подними этот голубой кошмар повыше. Ага… Лифом ко мне поверни. – Она перевела дух, храбро зажмурилась и, боясь передумать, одним движением выплеснула содержимое графина прямо на голубой атласный подол. – Вот!

– О господи! – Служанка ахнула и прижала свободную ладошку ко рту: на роскошном атласе расплывалось здоровенное багряное пятно.

Нэрис подмигнула и с чувством выполненного долга поставила графин обратно на столик:

– Теперь мама и слова не скажет! Платье испорчено, а шить другое у нас нет времени. Пошли!

– Ах, госпожа… Ну как же можно? Такое прелестное платье! – едва не плача, всплеснула руками Бесс. – Вино же… оно не отстирается!

– Не хнычь. – Нэрис поплотнее запахнула полы плаща и направилась к двери. – Положи его, и пойдем! И не надо смотреть на меня, как на чудовище. Там ткани локтей на пятьдесят, папа не поскупился. На лиф и пояс вино не попало, потом просто перешьешь со шлейфа. И не делай из этого трагедию, я тебя прошу!

– Но как же…

– Бесс, – уже взявшись за ручку двери, девушка с улыбкой обернулась, – ты прекрасно шьешь! И, я уверена, когда придет время тебе выходить замуж, ты будешь самой красивой невестой.

– Простите?..

– Я дарю тебе это платье, глупая!

– Мне?! – снова ахнула девчушка. – Вот… это?!

– Да! – фыркнула невеста. – И хватит охать, побежали! Я и без того всегда кругом опаздываю, если еще и на собственную свадьбу… Папа будет очень расстроен. А маму, скажем прямо, и так ждет большое потрясение!..

Ивар спрыгнул с коня и огляделся. Народу! Кажется, поглазеть на свадьбу дочери негласного властителя Файфа собралось все его население от мала до велика. Площадь перед церковью была запружена народом, толкотня – неимоверная. Прибывающие гости из числа самых знатных семей Лоуленда (да и не только его) вносили еще большую неразбериху, бесцеремонно проталкиваясь на лошадях к ступеням храма буквально по головам простого люда. Впрочем, те были не в обиде: для них, не избалованных жизнью, даже чужой праздник все равно оставался праздником. Кроме того, на площади, чуть в стороне, уже накрывали деревянные столы, чтобы любой присутствующий, какого бы он ни был сословия, мог по окончании брачной церемонии выпить за счастье молодых!

Лэрд Вильям Максвелл в преддверии счастливого события наступил на горло собственной бережливости, приличествующей любому успешному торговцу, и велел выставить десяток бочек доброго красного вина, а столы уставить снедью, дабы каждый, кто пришел сегодня на свадьбу его единственной дочери, приглашенный, нет ли, остался доволен. Опять же: доволен работник – доволен и хозяин! Даже в такой особенный день лэрд Вильям оставался собой. Ивар усмехнулся: его будущий тесть нравился ему все больше и больше. Остается надеяться, что и дочка не слишком разочарует! Просил же государя – хоть портрет достать, неужто сложность такая? Нет, какой бы ни была невеста, он, разумеется, женится. Но сохранить приличествующее выражение лица, если сейчас на площадь въедет перезрелая карга в бородавках и кружевах, будет трудно. Было бы время, съездил бы сам в Файф заранее, на смотрины (пускай и постфактум), но времени не было совсем. Чертовски обидно!

– Расслабься, – хихикнули рядом. – Я тут пробежался по площади, в пару лавок заглянул, с местными пообщался. Все не так уж и плохо! Девица, конечно, не первой молодости, но…

– Том, отвяжись, – смутился Ивар. – И не такое видели… Лучше, вместо того чтобы по лавкам шастать, за Мак‑Тавишами бы присмотрел. Опять влезут куда не надо и все дело мне испоганят. Где они?

– Так где ж им быть, как не возле выпивки? – Томас Нивен, волынщик, насмешник и балагур, весело хохотнул. – У бочек околачиваются, слюни роняют. Да не кривись! Я с ними Творимира оставил, у него не забалуешь. Да и бочки до конца церемонии строго‑настрого запретили открывать. Видно, случались уже эксцессы!

– Не сомневаюсь, – хмыкнул жених, – особенно, если в здешних краях найдется хоть один Мак‑Тавиш. Что‑то они запаздывают. Уже и его величество прибыл.

– Скоро будут, не волнуйся. – Томас поднялся на пару ступенек вверх и приставил ладонь к глазам. – Ну, что я говорил? Вон лошади пылят. Едет твоя суженая!

– Угу… Слушай, Том, бог с ним, с ее возрастом, а сама‑то она – как?

– Была бы уродина, мне бы сказали, – хмыкнул тот. – Я и у девиц на выданье спрашивал, а их, сам знаешь, хлебом не корми, дай только товарке косточки перемыть! Про красоту неземную не слышал, но и чтоб совсем уж наоборот – тоже. Говорю же тебе – расслабься! В любом случае поздно уже… А камзол ты все‑таки зря серый надел.

– Отстань. Мне нравится.

– Нравится! Да ты в нем на крысу канцелярскую похож, а не на жениха! Совсем одеваться не умеешь.

– Да где уж мне, темному? – съязвил Ивар, окинув взглядом разодетого в пух и прах по последней моде волынщика.

Тот довольно ухмыльнулся и, оглянувшись на толпу, торопливо зашептал:

– Прибыли! Воротник поправь, видишь, народ расступается? Иди… Встречай свою нареченную! Совет вам, как говорится, да любовь.

– Хватит ехидничать! – проскрипел лорд, торопливо одергивая камзол. – А то я тебя тоже женю.

– Молчу, молчу! – Томас фыркнул и исчез за спинами гостей.

Ивар сделал шаг вперед.

Весело гомонящий народ расступился, давая дорогу семейству Максвеллов во главе с лэрдом Вильямом. Зазвонили колокола. Нэрис непроизвольно поежилась. Ну, вот оно. Сейчас они подъедут к крыльцу, отец спешится, подаст ей руку. Ах, господи, папе надо меньше есть! Совсем из‑за его спины ничего не видно!

– Мама, – шепнула девушка, – ну что?

– Не волнуйся, дорогая, – понимающе улыбнулась леди Максвелл, всматриваясь в толпу у крыльца. – Кажется, все не так плохо. Главное, не подавай виду, даже если он тебе все‑таки поначалу не приглянется! Скажу честно, твой отец меня тоже не поразил, когда я увидела его в первый раз!

– У вас хоть было время познакомиться, – пробормотала девушка.

– Что, милая?..

– Да это я так. Ничего, все в порядке, мама, – быстро сказала Нэрис, опуская голову.

Лошади остановились. Звон колоколов оглушал. Краем глаза Нэрис заметила, как отец спрыгнул с седла, освободив обзор, но сейчас поднять глаза и посмотреть на того, кого ей уготовила судьба, у девушки не хватило духу. «Успею, – подумала она, протянув руку и опершись на плечо лэрда Вильяма. – У меня еще вся жизнь впереди. Слава богу, я ни в кого влюбиться не успела! Было бы… чертовски обидно!»

– Я возьму твой плащ, дочка, – раздался над ухом отцовский бас.

Нэрис вздрогнула и оторвалась от своих раздумий. Плащ. А под плащом… Ох, Господи, будь милосерден, лиши дорогую маменьку зрения или, уж на худой конец, дара речи! Хотя бы на пять минут! Потому что, когда она это увидит…

– Позвольте, лэрд, я сам, – раздался другой мужской голос, и чья‑то рука в перчатке легонько коснулась ее локтя.

Она вскинула глаза.

Ивар внутренне вздохнул с облегчением. Стоящая перед ним невысокая хрупкая девушка уж никак не походила на то, что он успел себе нафантазировать. Да, не ослепительная красавица, бледненькая (ну это естественно, когда выходишь замуж, да еще и за совершенно незнакомого человека!), но… пожалуй, хорошенькая. Жемчуг в волосах, серо‑зеленые глаза глядят настороженно. Боится. Ивар ободряюще улыбнулся и неожиданно для себя заговорщицки подмигнул своей невесте. Она вздернула брови и неуверенно улыбнулась в ответ. Ну вот. Уже лучше. Когда улыбается, так и вовсе очаровательная. «Везучий ты, мерзавец!» – подумал он про себя и протянул руку:

– Позвольте ваш плащ, леди?

– Плащ? Ах да… – Нэрис глубоко вздохнула и решительно потянула ленту у воротника. Будь что будет!

«Ах…» – сдавленно раздалось сзади. По людской толпе пробежала волна. Ивар перебросил плащ через руку и подставил невесте локоть:

– Прошу вас. Не стоит, наверное, заставлять всех ждать? – Он улыбнулся и посмотрел в сторону открывающихся дверей церкви. Девушка быстро кивнула, взяла его под руку и решительно двинулась по ступеням вверх. Ивар удивленно хмыкнул – какая резвость! Хочет покончить со всем поскорее? Ему на мгновение стало совестно. Малышка и вправду была славная. Может, все‑таки стоило сначала поинтересоваться ее мнением? Или, чего доброго, у нее уже есть сердечный друг? – Мне, вероятно, стоило спросить вашего… – начал было он, сам не зная зачем, но девушка только стиснула сильнее его локоть и прибавила шаг. – Леди, я в самом деле думаю, что если вы этого не желаете…

– Сир, – тихо сказала она, не поворачивая головы, – я вас умоляю… пожалуйста… женитесь уже на мне быстрее!

– Что? – опешил он. «Вот тебе и «нежный цветок»!»

– Вы знакомы с моей матерью? – вместо ответа спросила она.

– Не имел пока удовольствия. Но… если это та леди, что сейчас пытается взбежать следом за нами с перекошенным лицом…

– Именно, – фыркнула она и посмотрела ему в глаза. – Сир, я вам не нравлюсь?

– Нравитесь, – не раздумывая, ответил он и добавил вполголоса: – Но убей меня бог, если я что‑то понимаю!

– Платье! – трагическим шепотом сказала она.

– Красивое платье… При чем тут ваша мать?!

– Я вам после объясню, – пообещала она.

Ивар недоуменно моргнул и, подумав, пожал плечами.

Свадебная процессия торжественно вступила под своды храма. Зазвучал орган вперемежку с колокольным звоном. Было громко, но, по крайней мере, это хотя бы частично заглушило причитания обманутой в лучших чувствах леди Максвелл и ропот толпы на площади. Нэрис перевела дух и замедлила шаг. Ну, кажется, самое страшное позади! Разве что… «Поздравляю тебя, дорогая, – сама себе сказала она, – ты только что наплевала на традиции, едва не довела до обморока родную матушку и выставила себя полной дурой перед будущим мужем! Который… который, кажется, мне тоже понравился…»