Блаженны ушедшие

Надежда Тэффи

Блаженны ушедшие

http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=662015

Аннотация

«Море, солнце, джаз, пижамы без спины, загар красный, загар бурый, загар оливковый.

Но Мурашевой не до того. Не до джаза и не до загара.

Она сидит у себя на балкончике и тупо смотрит на мятый клочок синей бумаги с наклеенными на нем белыми полосками. На белых полосках бездушный аппарат выстукал жестокие строки, составленные мстительным Сорокиным…»

Надежда Тэффи

Блаженны ушедшие

Началось с того, что Балавин встретил на станции метро Сорокина и наскоро – так как они бежали в разные стороны – сообщил ему о скоропостижной смерти Мурашева.

– Да что вы! Быть не может! Когда? Отчего? Кто вам сказал? – взволновался Сорокин.

– Да только что на пересадке в «Трокадеро» мне сказал один знакомый. Сегодня утром неожиданно захворал, отвезли в больницу, он и скончался.

– Что за ужас! Третьего дня был жив и здоров.

– Чего же тут удивляться, – философски сказал Балавин. – Он, наверное, и за две минуты до смерти был жив.

– Постойте, – перебил его Сорокин. – А жене дали знать?

– Да нет, она куда‑то уехала, он, кажется, и сам не знал еще ее адреса. Она еще и написать ему не успела. Так, по крайней мере, мне сказали.

– Ну я‑то, положим, знаю ее адрес. Совершенно случайно. От Петруши Нетово. Это, конечно, между нами. Петруша с ней вместе в Жуан‑ле‑Пэн.

– Да что вы? Интересная дамочка?

– Так себе. Но вы, конечно, как джентльмен, надеюсь, никому ни слова.

– Ну, за кого вы меня считаете? Так вот, раз вы во все посвящены, дайте ей телеграмму. А то, подумайте, какой может разыграться скандал. Она, может быть, и газет не читает и будет разводить веселый романчик, а мужа в это время давно похоронили, и она вдова. Да и Петруша ваш, может быть, совсем не расположен ухаживать за свободной женщиной.

– Н‑да, – сказал Сорокин. – В ваших словах есть некоторая доля подкладки. Я, пожалуй, возьму на себя печальный долг. Пошлю телеграмму. Хотя сегодня как раз безумно занят. Надо бы заехать к нему на квартиру.

– Да там ведь, наверное, никого и нет. Он умер в больнице.

– Ну тем лучше. До свиданья. Увидимся на похоронах? Вот жизнь человеческая: живешь, живешь, а потом, смотришь, и умер.

В смятенном душевном состоянии поднялся Сорокин из метро, продолжая размышлять на тему горестной судьбы человеческой.

«Хорошо еще, что эта пакость со всеми случается. А то вдруг бы только со мной. Ужасно было бы неприятно. А бедная Наташа Мурашева! Лазурное море, влюбленный Петруша, перед обедом аперитивы, наверное, нашила себе тряпочек, накрутила шапочек, и вдруг – стоп. Вдова. Черный креп. Петруша скорби не любит. Утирать слезы вдовам и сиротам – это не его дело».

– Pardon, monsieur![1]

Это pardon относилось не к Петруше и вдовам, а к господину, которого он в рассеянности чувств ткнул локтем в бок. Пострадавший обернулся и оказался вовсе не мосье, а Сергей Петрович Левашов.