Энтропия

«Возможно, ситуация выходит из-под контроля», — думает Кларк.

Остальным, похоже, наплевать. Она слышит, как Лабин и Карако разговаривают в кают-компании, как Брандер поет в душе («Как будто над нами мало измывались в детстве»), и завидует их беззаботности. Все ненавидели Скэнлона, ну не то что ненавидели, строго говоря, слово какое-то слишком сильное, но было в отношении к нему нечто вроде…

Презрения…

Да, именно. Презрения. На поверхности психиатр проработал каждого. Что бы ты ему ни говорил, он кивал, издавал эти еле слышные ободряющие хмыканья и делал все, убеждая, что находится на твоей стороне. Только вот никогда с тобой не соглашался, естественно. Не нужно никакой точной настройки, и так все понятно: у каждого рифтера в прошлом было слишком много Скэнлонов, официально сочувствующих одноразовых друзей, которые мягко убеждали вернуться домой, снять обвинения, аккуратно притворялись, что все происходит исключительно в твоих интересах. Там психиатр был просто еще одним снисходительным уродом с крапленой колодой карт, и если судьба ненадолго забросила его к рифтерам, то кто мог их винить, что они немного над ним посмеялись?

«Но мы могли его убить.

Он же сам все начал. Напал на Джерри. Держал его в заложниках.

Как будто Энергосеть сделает на это скидку…»

Пока Кларк держала все сомнения при себе. Она не боялась, что ее никто не послушает. Как раз наоборот. Лени не хотела менять их образ мыслей. Сплачивать войска. Инициатива — это прерогатива лидеров, а она не хотела никакой ответственности. В последнюю очередь Кларк хотела становиться…

«Лидером этой стаи. Волчицей-вожаком. Хреновой Акелой».

Актон умер много месяцев назад, но все еще смеялся над ней.

Ладно. Ив был в худшем случае помехой. В лучшем — забавным развлечением. «Твою мать, — как-то сказал Брандер. — Вы на него уже настроились? Могу поспорить, Энергосеть его вообще ни во что не ставит». Они нужны Сети, и она не вытащит затычку только потому, что несколько рифтеров подшутили над таким придурком, как Скэнлон. И это разумно.

И все-таки Кларк не может не думать о последствиях. В прошлом ей никогда не удавалось их избежать.

Брандер наконец вылез из душа; его голос доносится из кают-компании. Душ здесь — это настоящая блажь, едва ли нужная, когда живешь в самопромываемом, полупроницаемом гидрокостюме, но все равно остается чистым, горячим, гедонистическим удовольствием. Кларк хватает полотенце с полки и взбирается по лестнице, пока никто не занял кабинку.

— Эй, Лен, — Карако, сидя за столом с Брандером, машет ей. — Ты посмотри на его новый вид.

Майк без костюма, в футболке. Даже линзы не надеты.

Радужки у него карие.

— Ух ты. — Кларк не знает, что еще сказать.

Эти глаза такие странные. Она оглядывается по сторонам, ей отчего-то не по себе. Лабин лежит на диване, наблюдая.

— Что думаешь, Кен?

Тот качает головой:

— И почему ты хочешь выглядеть как сухопутная крыса?

Брандер пожимает плечами:

— Понятия не имею. Просто захотелось дать глазам отдых на пару часов. Думаю, это от того, что Скэнлон тут постоянно без костюма ходил.

Конечно, никто даже не думал о том, чтобы снять линзы в присутствии психиатра.

Карако преувеличенно вздрагивает:

— Пожалуйста. Скажи мне, что он не стал твоей новой моделью для подражания.

— Он и старой-то не был.

Кларк не может к этому привыкнуть:

— А тебя это не беспокоит?

«Ходить вот так, голым?»

— На самом деле одна вещь меня беспокоит. Я ни черта не вижу. Может, кто-нибудь свет включит?..

— Ну ладно, — Карако возобновляет прерванный разговор. — Ты сюда почему спустился?

— Тут безопасно, — отвечает Майк, мигая из-за персональной тьмы.

— Ну да.

— Безопаснее, в любом случае. Ты же не так давно была там, наверху. Разве не заметила?

— Я думаю, что там все несколько искажено. Вот почему я здесь.

— А ты никогда не думала, что ситуация становится, ну, скажем, довольно шаткой?

Карако пожимает плечами. Кларк, представив горячие иглы воды, делает шаг в сторону коридора.

— В смысле, посмотри, как быстро меняется Интернет, — продолжает Брандер. — Еще не так давно ты мог, сидя у себя в гостиной, добраться до любой точки мира, помнишь? Любой мог связаться с кем угодно, как хотел.

Кларк поворачивается. Она вспоминает те дни. Правда, смутно.

— А что насчет вирусов?

— А их тогда не было. Ну или были, но очень простые. Они не умели себя переписывать, не могли справиться с разными операционными системами и поначалу казались просто локальным неудобством.

— Но были же законы, которым нас учили в школе, — говорит Карако.

Лени припоминает:

— Взрывное видообразование. Законы Брукса.

Майк поднимает вверх палец:

— Самовоспроизводящиеся информационные последовательности эволюционируют как сигмоидная функция от уровня ошибок репликации и времени генерации. — Два пальца. — Эволюционирующие информационные последовательности уязвимы для паразитизма со стороны последовательностей-конкурентов с сигмоидной функцией более короткой длины волны. — Три. — Под давлением со стороны паразитов последовательности порождают случайные протоколы обмена подпоследовательностями, являющимися функциями от соотношения длин волн сигмоидных функций хозяина и паразита. Ну или как-то так.

Карако смотрит на Кларк, потом опять на Брандера:

— Что?

— Жизнь эволюционирует. Паразиты эволюционируют. Секс эволюционирует, чтобы им противостоять. Перемешивает гены, чтобы захватчикам приходилось стрелять по движущейся мишени. Все остальное — разнообразие видов, зависимость от плотности населения — следует из этих трех законов. Если самореплицирующаяся последовательность переходит через некий рубеж, то дальше происходит термоядерная реакция.

— Жизнь взрывается, — бормочет Кларк.

— Информация взрывается. Органическая жизнь — просто слишком медленный пример. В Интернете все происходит гораздо быстрее.

Карако качает головой:

— И что такого? Ты хочешь сказать мне, что спустился сюда, спасаясь от сетевых вирусов?

— Я спустился сюда, спасаясь от энтропии.

— Думаю, — замечает Кларк, — ты подцепил одно из расстройств языка. Дислексию или вроде того.

Но Брандер уже рванул вперед:

— Ты слышала фразу «возрастание энтропии»? Все постепенно разваливается. Можно отсрочить этот процесс, но для этого нужна энергия. Чем сложнее система, тем больше ресурсов ей требуется, чтобы остаться целой. До нас мир питался от солнца, растения были словно маленькими солнечными батарейками, на которых все остальное могло расти. Теперь же мы живем в обществе с экспоненциальной кривой сложности, вдобавок в нем есть Интернет, и его кривая еще круче, так? Поэтому все человечество забилось в разогнавшуюся машину, которая стала настолько сложной, что в любой момент может разлететься. И способна это предотвратить лишь та энергия, которую поставляем мы.

— Плохие новости, — говорит Карако, хотя Кларк думает, что она действительно поняла, в чем дело.

— На самом деле хорошие. Им всегда будет нужно все больше энергии, поэтому им всегда будем нужны мы. Даже если когда-нибудь разберутся с ядерным синтезом.

— Ну да, но… — Карако неожиданно хмурится. — Если ты говоришь, что кривая экспоненциальна, то однажды она упрется в стену, так? Кривая пойдет вверх и потом резко обрушится вниз.

Брандер кивает:

— Угу.

— Получается замкнутый круг, бесконечность. Невозможно удержать мир от распада, неважно, сколько энергии в него закачаешь. Ее никогда не будет достаточно. Раньше или позже…

— Раньше, — говорит Майк. — Вот поэтому я и сижу здесь. Как я и сказал, тут безопаснее.

Кларк переводит взгляд с Брандера на Карако, потом обратно.

— Это полная ерунда.

— Это почему? — Майк, похоже, совсем не оскорбился.

— Потому что мы бы уже услышали об этом. Особенно если твоя теория основана на каком-то физическом законе, который всем известен. Они не смогли бы держать такое под спудом, люди сами бы обо всем догадались.

— О, я полагаю, они догадались, — мягко говорит Брандер, улыбаясь обнаженными карими глазами. — Просто предпочитают поменьше думать о проблеме.

— И откуда ты все это взял? — спрашивает Карако. — Из библиотеки?

Он качает головой:

— Степень получил. Системная экология, искусственная жизнь.

Лени кивает:

— Я всегда знала, ты слишком умный, чтобы быть рифтером.

— Эй, самое разумное сейчас — это как раз быть рифтером.

— Значит, ты решил сюда отправиться? Сам вызвался?

Брандер хмурится:

— Естественно. А ты что, нет?

— Мне позвонили. Предложили новую высокооплачиваемую возможность, даже сказали, что я смогу получить обратно старую работу, если ничего не получится.

— А где ты раньше работала? — интересуется Джуди.

— В отделе по связям с общественностью. В основном, на гонквариумные франчайзы.

— Ты?

— Возможно, я не слишком хорошо с ней справлялась. А ты?

— Я? — Карако закусывает губу. — Это была вроде как сделка. Один год с возможностью продления вместо обвинения. — Уголок ее рта дергается. — Цена мести. Она того стоила.

Брандер откидывается на спинку стула:

— А что с тобой приключилось, Кен? Как ты сюда…

Кларк поворачивается, следуя за взглядом Майка.

Диван пуст. Она слышит, как в конце коридора захлопывается дверь душа.

«Твою мать».

Хотя ждать придется недолго. Лабин внутри уже четыре часа и поэтому скоро уйдет. А горячей воды предостаточно.

— Им нужно отрубить всю эту чертову сеть ненадолго, — раздается голос Карако позади. — Вытащить вилку из розетки. Вирусы такого явно не переживут, могу поспорить.

Майк смеется, довольный в своей слепоте:

— Может, и нет. Только мы тоже не сможем.