Глава 9. Экономическое влияние. – Благосостояние населения

Экономическое влияние. – Благосостояние населения

Влияние благосостояния на преступность далеко не так определенно, как влияние образования, и самое тщательное и беспристрастное исследование в этом направлении не дает точных результатов, так как для решения этой задачи не имеется достаточно точек опоры.

Бодио говорит о том, что благосостояние народное не поддается более или менее точной оценке, ибо мы не располагаем данными для определения ценности земельной собственности или минеральных богатств; что же касается частных состояний, то и они не могут служить мерилом народного благосостояния, ибо у нас нет точных данных о всех движимых и недвижимых собственностях. Поэтому для решения этого вопроса мы должны основываться исключительно на таких сведениях, как дарственные записи, духовные завещания и т. п.

Можно было бы при определении благосостояния страны руководствоваться средним поденным заработком населения или размерами налогов, которые оно платит, но и здесь нам приходится иметь дело с очень непостоянными данными. Вот почему так затруднительно говорить о связи, существующей между благосостоянием и преступлениями.

1. Подати и налоги. Сопоставляя благосостояние Италии, определяемое на основании данных о подушных податях населения, налогах на предметы первой необходимости (пищевые продукты, табак, соль), налогах прямых (на земли, недвижимое и движимое имущество, судебные пошлины) и пошлинах на дела с цифрами главнейших преступлений, мы находим, что:

Если мы к этим средним цифрам присоединим еще данные, полученные Бодио за период 1890–1893 годов, то получим следующее соотношение между благосостоянием и преступностью:

Отсюда видно, что мошенничества, как и кражи, возрастают с увеличением благосостояния населения; но если в числе последних считать и кражи хлеба на полях, то максимум преступлений совпадает с минимумом благосостояния. То же самое следует сказать и об убийствах.

Еще яснее доказывается это влиянием, безусловно, случайного характера действительной нищеты на мелкие преступления, чаще всего на кражи леса, как мы доказали это в главе о питании, в которой выяснили, что в то время как в Германии число краж в общем возрастает по мере падения цен на хлеб и уменьшается с поднятием ее – кражи леса, напротив, подвергаются совершенно обратным колебаниям.

Что касается преступлений против нравственности, то относительно их получаются довольно неожиданные выводы: именно минимум этих преступлений наблюдается у нас при среднем благосостоянии населения, а максимум – при минимуме его. Это очевидно противоречит обычному ходу преступлений против нравственности, которые всегда возрастают по мере увеличения народного благосостояния.

Но сделанные нами заключения подвергаются многочисленным исключениям. Так, в трех городах, население которых очень бедно, в Сондрио, Реджо‑ди‑Калабрии и Л’Акуиле, наблюдается вдвое меньше краж и почти втрое меньше мошенничеств, чем в столь же бедной Мадженте. То же следует сказать об убийствах, число которых в общем более значительно в беднейших провинциях, исключая южные города Агридженто, Кампобассо, Козенца, Авеллино, где они значительно чаще встречаются, чем в северных и столь же богатых Сондрио, Беллуно и Удине, что объясняется, по‑видимому, влиянием климата.

Итак, максимум и минимум благосостояния не всегда соответствуют в каждой провинции тем выводам, которые получаются из средних цифр.

2. Налог на наследства. Фовилль полагает, что частные состояния могут быть определены на основании данных о передаче собственности из одних рук в другие, но, изучая подобные статистические таблицы, составленные Панталеони для Италии, мы с трудом лишь можем составить себе какое‑нибудь представление о положительной или отрицательной связи преступления с благосостоянием.

В самом деле, из его таблиц (см. ниже) оказывается, что в наиболее богатых местностях, как Пьемонт, Лигурия, Ломбардия и Тоскана, процент преступлений против собственности меньше среднего для всего государства, а в беднейших провинциях, таких как Сардиния, Сицилия и Неаполь, процент преступности, напротив, очень высок. Но рядом с этим оказывается, что в провинции Марке‑Умбрия, принадлежащей к числу беднейших, преступность совсем не велика и что число краж в богатейших провинциях – Тоскане, Ломбардии, Эмилии, Пьемонте и Лигурии, как и в беднейшей Марке, совершенно одинаково.

Далее доказано, что максимум краж наблюдается одновременно в богатейшей провинции – Лацио и в беднейшей – Сардинии, так что между этого рода преступлением и степенью благосостояния населения нет, по‑видимому, никакого соотношения. Бодио вообще считает налог на наследства неверным показателем степени народного благосостояния, ибо он очень часто взимается с капиталов, которые не остаются на месте, а уходят в чужие страны.

Затем минимум мошенничеств наблюдается в очень бедной провинции Марке‑Умбрия, за которой следуют Тоскана, Эмилия, Венето, Пьемонт, Лигурия и Ломбардия, являющиеся, как известно, богатейшими провинциями, и, наконец, минимум разбоев приходится на богатые Венето и Ломбардию и на очень бедную Марке‑Умбрию; средняя их – на Тоскану, Эмилию, Неаполь, Пьемонт и Лигурию; максимум – на бедные Сардинию и Сицилию и на богатый Лацио.

Итак, из перечисленных примеров мы видим, насколько сбивчивы и противоречивы заключения, которые можно сделать из этих данных.

3. Праздность. Прежде предполагали, что праздность имеет огромное влияние на преступность, но на самом деле значение ее далеко не так существенно. Так, в Южном Уэльсе прогулы рабочих не оказывают, по‑видимому, никакого влияния на повышение преступности среди них.

Райт утверждает, что при промышленных кризисах увеличиваются все преступления, но он не приводит никаких доказательств в пользу своего мнения. Он основывается на том, что в Массачусетсе среди 220 осужденных оказалось 147 душ, не имевших никаких занятий, и что среди преступников, которых он наблюдал, он определил 68 % людей, ничем не занимавшихся. Но эти факты свидетельствуют только о том, что преступники избегают всякого труда, что, впрочем, всем и каждому хорошо известно.

Однако данным Райта противоречат наблюдения Боско, который нашел среди убийц в Соединенных Штатах 82 % людей, имевших постоянную работу в тот момент, когда они совершали свое преступление, и что только 18 % из них ничем не занимались.

На основании этого мы и думаем, что праздность и отсутствие работы отнюдь не составляют такой важной и существенной причины тяжких преступлений.

4. Поденный заработок. Более точным критерием для разрешения интересующего нас вопроса является поденный заработок среднего рабочего человека, эквивалентный годовому расходу его на свое пропитание. Данные на этот счет в связи с преступлениями расположены в нижеследующей таблице (см. с. 91).

Рассматривая эти данные, мы приходим к следующим заключениям:

1. Чрезмерная работа в связи с минимальной поденной платой, то есть с наиболее скудным питанием, находится в известной связи с количеством убийств. Действительно, в Шотландии, Англии и Ирландии, где поденный заработок рабочего очень мал, наблюдается также очень мало убийств (0,51–0,56–1,05). Напротив, в Испании и Италии, где поденная плата достигает максимальных цифр (153–154), мы наблюдаем и максимум убийств (8,25–9,53).

2. Далее, между количеством причиняемых ран и повреждений и цифрой поденного заработка также замечается известное соответствие, именно: в Англии, Ирландии и Шотландии, в которых заработок рабочего достигает, как мы только что сказали, самого низкого уровня (127), наблюдается и минимум этих преступлений (2,67–6,24–11,59); наоборот, в Австрии и Италии, где поденная плата достигает своего максимума (152–230). Однако Испания и Бельгия представляют собой исключения в этом отношении.

3. Что касается преступлений против нравственности, то минимум их чаще всего совпадает с максимумом заработков: Испания при ее максимальной поденной плате (154) дает минимум этого рода преступлений (1,03), а Бельгия при ее минимальной плате – максимум их. Но в Англии при минимуме поденного заработка (127) наблюдается также минимум преступлений против нравственности (1,41).

4. Между поденной платой и кражами нет, по‑видимому, никакой связи: преступления эти колеблются в очень широких размерах в Испании, Бельгии, Франции и Италии совершенно независимо от заработков населения этих стран.

5. Сберегательные кассы. Я полагаю, что цифры вкладов в сберегательные кассы могут служить более верным критерием для определения благосостояния населения, ибо вклады эти свидетельствуют о его бережливости и способности бороться с пороком и преступлением.

Во всей Европе, согласно Кохлану, один вклад определенных размеров в сберегательные кассы приходится:

Цифры эти свидетельствуют о том, что число убийств обратно пропорционально количеству вкладов, между тем как кражи, напротив, прямо пропорциональны числу их.

В Италии, как явствует из ограниченных данных, которыми мы располагаем, наибольшая пропорция вкладов в сберегательные кассы соответствует наименьшему числу не только убийств, но и краж.

Средняя цифра различных преступлений в 20 итальянских провинциях с наибольшим числом вкладов (один вклад на 3–6 жителей), в 20 провинциях с наименьшим числом вкладов (один вклад на 15–24 жителя) и в 20 провинциях со средним числом вкладов (один вклад на 8–13 жителей) представляется в следующем виде:

Итак, в Италии наименьшему числу вкладов, приходящихся на каждого жителя, соответствует наибольшее количество кровавых преступлений, краж и изнасилований и минимум мошенничеств, и наоборот: там, где благосостояние достигает средних и максимальных размеров, наблюдается максимум мошенничеств и минимум убийств, краж и изнасилований. Таким образом, кровавые преступления и изнасилования, в противоположность тому, что обыкновенно имеет место, преобладают именно в беднейших провинциях.

Тем не менее там, где выступает влияние расы и климата, значение благосостояния сводится почти к нулю. Так, мы находим сравнительно большое количество убийств в наиболее богатых провинциях, таких как Палермо – 42, Рим – 27, Неаполь – 26, Ливорно – 21; но это объясняется отчасти географическим положением означенных провинций, отчасти расой и распространенным в них пьянством. Точно так же и в беднейших провинциях географические условия, климат и раса уничтожают влияние благосостояния.

Таким образом, рассматривая влияние экономических факторов на преступность, мы должны принимать во внимание также расу, климат и прочее.

6. Сбережения во Франции. Что касается Франции, то, если считать мерилом благосостояния ее населения число вкладов в сберегательные кассы, приходящихся на каждые 1000 человек, мы увидим, что количество преступлений правильно возрастает по мере возрастания благосостояния населения. Так, в департаментах:

[26]

Поразительная разница во влиянии сбережений во Франции и Италии объясняется до известной степени опять иммиграцией. Во Франции, в самых богатых областях ее, где более всего процветает промышленность, замечается и наиболее сильный прилив иммигрантов, которые в общем совершают в четыре раза более преступлений, нежели коренные французы.

Помимо этого, нельзя не считаться, с одной стороны, со значением расы и климата, особенно в Южной Италии, а с другой – со степенью благосостояния французского населения, превосходящего более чем в четыре раза благосостояние итальянского населения.

Наконец, увеличение сбережений является в Италии скорее следствием расчетливости и умеренности, чем действительного благосостояния, в то время как во Франции, по крайней мере в промышленных областях, особенно в департаментах Эро и Устье Роны, они служат показателями действительного богатства населения. Всем этим и обусловливается разница между этими двумя государствами во влиянии сбережений: небольшое благосостояние, постепенно нарастающее, служит уздой для преступности, в то время как огромное сразу приходящее богатство способствует, наоборот, ее усилению.

7. Земледельческие и промышленные области. В местностях, где очень развита промышленная деятельность, окончательно вытеснившая сельское хозяйство, наблюдается обыкновенно и значительная преступность.

Так, если мы разделим Францию на земледельческие, земледельческо‑промышленные и промышленные округа, то увидим, что преступность нарастает тем в большей степени, чем более промышленность преобладает над земледелием. Нижеследующая диаграмма показывает, что из 42 земледельческих департаментов только 11, то есть 23 %, превосходят по числу наблюдаемых в них убийств среднее количество их во Франции, между тем как из 26 земледельческо‑промышленных департаментов его превосходят 10, то есть 38 %, а из 17 промышленных – целых 7, то есть уже 41 %.

Что касается изнасилований взрослых и преступлений против личности, то и они выше обычных средних цифр:

что, вероятно, объясняется большей скученностью населения в этих департаментах и более сильной иммиграцией в них.

8. Благосостояние как причина преступлений. Тот, кто утверждает, что преступность является результатом исключительно бедности, не знаком с другой стороной этого вопроса, а именно с влиянием на преступления благосостояния.

Спенсер говорит, что благосостояние народа, смотря по его нравственному достоинству или испорченности, может вести его то к добродетели, то к пороку. Это относится, собственно, к высшей степени благосостояния, то есть к богатству, которое делает возможным половые излишества и злоупотребление спиртными напитками, создавая этим почву для преступлений.

Стало быть, благосостояние может служить источником поднятия и падения нравственности в одно и то же время, и ниже мы постараемся подробнее объяснить это кажущееся противоречие.

Именно поэтому в Северной Америке, Соединенных Штатах, высокая преступность наблюдается то при минимальном, то при максимальном благосостоянии народных масс.

В очень богатом Род‑Айленде (где на каждого индивида приходится в среднем по 913 франков) наблюдается сравнительно ничтожный процент преступлений – 0,11; в столь же богатом Массачусетсе (888) пропорция эта удваивается – 0,20, а в Колумбии, средней по благосостоянию населения (559), преступность достигает 0,21, между тем как в Вайоминге она почти удваивается – 0,35. При этом наименьшая преступность (0,04–0,03) наблюдается в беднейших штатах, как, например, в Дакоте (где на каждого индивида приходится в среднем по 150 франков), Алабаме (97) и Нью‑Мексико (95), но рядом с этим в Делавэре при среднем благосостоянии (408) населения преступность достигает уже больших размеров – 0,05.

Из всего изложенного мы убеждаемся, что во Франции и Италии по мере промышленного роста преступность в общем увеличивается. В частности, в Италии наибольшую преступность дает Артена, хотя население ее далеко не отличается – по наблюдению Сигеле – бедностью, ибо каждый житель ее является хозяином‑собственником.

Это нисколько не противоречит увеличению преступности в бедных странах, где цивилизация находится на очень низкой ступени развития, как, например, на острове Корсика, преступлений против личности, также как и простых краж.

9. Объяснение. Что касается причин подобного двойственного влияния благосостояния населения на его преступность, то они довольно ясны.

С одной стороны, лишения и недостаток необходимого для жизни всегда наводят бедного человека на мысль удовлетворить своим потребностям путем преступления, а с другой стороны – нищета делает его импульсивным вследствие злоупотребления вином и алкоголем, этим страшным ядом, к которому обыкновенно прибегают все пролетарии, чтобы заглушить муки голода и потопить свое горе.

Бедность является косвенным образом причиной преступлений против нравственности, с одной стороны, потому, что бедняки лишены возможности удовлетворять свои половые влечения, а с другой – вследствие того, что на фабриках и в рудниках оба пола, работая вместе, находятся постоянно в близком общении друг с другом, что делает легко возможным разврат.

Само собой разумеется, что более или менее состоятельный человек, крепкий физически и нравственно, благодаря достаточному питанию и нравственной выдержке имеет возможность гораздо легче устоять против всякого преступного искушения. Тем не менее и благосостояние, являясь источником вырождения вследствие сифилиса, истощения и прочих причин, также ведет часто к преступлениям против чужой собственности, мотивами которых являются тщеславие, желание превзойти других, блистать в обществе и т. п. Форнасари совершенно прав, говоря, что там, где благосостояние достигает значительной степени, оно постоянно сосредоточивается в немногих руках, так что рядом с ним всегда встречаются примеры крайней бедности, кажущейся из‑за этого контраста еще более резкой. Такое существование нищеты рядом с богатством не может не благоприятствовать зарождению преступных побуждений.

Помимо этого, в бедных местностях нет и такой скученности, как в богатых; особенно мало в них тех опасных субъектов, которые приезжают в большие и богатые города единственно с целью заниматься в них преступной деятельностью.

Таким образом, бедность является источником преступлений, хотя и очень грубых и жестоких по своей форме, но зато довольно ограниченных по своему числу. Между тем искусственные бесконечные потребности богатых людей создают и многочисленные виды особых преступлений. Достаточно припомнить хотя бы только все разнообразие видов преступности, встречающихся на почве Венеры и Бахуса{13}, чтобы согласиться, что благосостояние, когда оно достигает значительной степени, служит часто не тормозом, а, напротив, двигателем преступлений.

Резюмируя все вышеизложенное, мы видим, что влияние экономических факторов на преступность населения зависит не только от его бедности, но и от богатства и вообще благосостояния. Но значение как одной, так и другого часто сглаживается и совсем уничтожается благодаря влиянию расы, климата и тому подобных факторов.