Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Лекция X. Сложные знаки и новые ступени семиозиса 187





значение 'массивы зеленых насаждений; парки, скверы', ср. русск. легкие города, англ. the lungs of London и т.п. Понятно, что в совре­менном сознании живет не миф, а его метафорические модели мировосприятия, сохраненные в стертых языковых метафорах.

Б. Суть метонимии и синекдохи состоит в фиксации близости явлений по их смежности или связи целого и части. Это настолько плавные шаги сознания, что в сравнении с метафорой они как бы менее заметны. Метонимия — это более «ползучий» (потому и «плавный»), менее дискретный, чем метафора, и потому еще бо­лее естественный и органичный поворот «того же» содержания в несколько иной плоскости. Что более обычно, чем слово вода для обозначения реки и глотка воды? Только слово хлеб для обозначе­ния зерна, теста, буханки, краюшки. Названные метонимические значения (хлеб как 'зерно', как 'посевы хлеба', как 'тесто для выпечки хлеба' и т.д.) отмечены в толковых словарях, но они настолько сами собой разумеются, что, кажется, их и отмечать не стоило.

В. Метафора и метонимия за пределами языка. Античная но­менклатура тропов (метафора, олицетворение, метонимия, синекдо­ха, гипербола, литота, ирония), дополненная такими схемами се­мантической деривации, как расширение, сужение, конкретизация (исходного значения), перенос по функции и некоторых других, не исчерпывает всего разнообразия реально наблюдаемых в языках путей семантической деривации (ср., например, более диффе­ренцированное представление о семантической (см.: Апресян 1974) и поэтической деривации (см.: Поэт 1973; Общая риторика 1986). Вообще неизвестно, как определить разумный предел в детализа­ции описаний. Ценность античного учения о тропах состоит в том, что в нем были увидены крупные (выходящие за границы язы­ка) и универсальные (общечеловеческие) способы разви­тия значений.

Метафора и метонимия выступают как два организующих центра в наборе тех моделей (схем), по которым сознание «умеет» образовывать производные значения и знаки. Одни тропы тяготе­ют к метафоре (олицетворение, функциональные уподобления, гипербола, литота, ирония1); Другие основаны на механизмах ме­тонимии (синекдоха, расширение или сужение исходной семан­тики).

Более того, термины метафора и метонимия, несмотря на свою живую связь с учением о тропах и фигурах, по сути дела (т.е. с точки зрения семиотики и когнитологии), — это своего рода на-

 


188 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...

 

С. С. Аверинцев так раскрывал диалектику «образа» и «смысла» в символе: «Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без друго­го, но и разведенные между собой и порождающие символы. Пе­реходя в символ, образ становится "прозрачным": смысл "про­свечивает" сквозь него, будучи дан именно как смысловая глуби­на, смысловая перспектива» (Аверинцев 1983, 607).

Однако далеко не каждый образ переходит в символ. В отличие от бессчетного множества «мысленных образов» (см. п. 58), симво­лов в конкретной культуре относительно немного. Это связано с тем, что в своем социуме (для его репрезентативного большин­ства) символы должны быть понятны и престижны. «Непонятный символ» означает 'чужой, незнакомый знак', т.е. не символ. Сим­вол, содержание которого теряется в привлекательности и пре­стижности, перестает быть символом (в данном социуме). С дру­гой стороны, понятно, что массовое не бывает престижным. По­этому количество актуальных в данной культуре символов неве­лико.

££ Л Н. Д. Арутюнова о различиях между символом и зна-w I ■ ком в наивной семиотике1. Представления о том, что такое 'символ', 'образ', 'сигнал', 'знак', 'сравнение', 'метафора' и некоторые другие семиотические феномены, существуют не только в относительно специальном знании (философии, эстети­ке, семиотике, психологии), но и в общем (обиходном) созна­нии. Реальность «наивной семиотики», т.е. наличие в обиходном сознании представлений о разных видах знаков, подтверждается тем, что соответствующие слова (символ, знак, образ, сигнал, сравне­ние, метафора) имеются в общих (неспециальных) лексиконах и даже без пометы спец. Н.Д.Арутюнова в ряде работ 1990-х гг. (см.: Арутюнова 1998) путем анализа обычного (неспециального) упот­ребления таких слов выявила, в чем, по представлениям гово­рящих, состоят различия между метафорой и сравнением, сим­волом и знаком, образом и метафорой, знаком и образом и неко­торыми другими парами семиотических концептов. Ср. фрагмент

1 В семиотике понятие «знак» имеет предельно широкий объем; все виды элементарных и сложных знаков (включая символы как подкласс сложных зна­ков) — это «знаки». Однако в наивной семиотике в оппозиции «символ — знак» слово знак означает 'элементарный знак'; такое терминологическое употребле­ние близко к общепонятному (нетерминологическому) значению слова знак, как оно определяется в толковых словарях, ср.: Знак — это 'предмет, изображе­ние, метка и т.п., служащие для обозначения чего-либо, указания на что-либо; изображение с известным условным значением; движение (обычно рукой или головой), выражающее волю, желание кого-либо, предупреждающее о чем-либо и т.п.' (MAC, I, 615).
звания двух основных универсальных моделей образной деривации

вторичных (производных) значений и знаков. Метафорическая мо­дель деривации использовалась и используется всюду, где имеет место образная аналогия; метонимический путь деривации объе­диняет в себе образное обобщение, образные индукцию и дедукцию. Термин «образный» здесь понимается как 'чувственно-наглядный (картинный), непосредственный, интуитивный, живой, методо­логически нестрогий', в отличие от абстрактного, рационально­го, выверенного в логико-математическом плане. Понимаемые таким образом метафора и метонимия — это пути к инсайту, оза­рениям, гипотезам; то, что в данной терминологии им противо­стоит, это доказательства и верификация знания, увиденного благодаря метафорам и метонимиям.

 

Символы1. В своем происхождении символы, по-ви-■ димому, производны от образов. «Образы», чтобы стать «символами», должны развить в себе некоторые новые черты. В отличие от индивидуальной субъективности образа символы при­надлежат коллективному сознанию (определенной культуры, со­циума); символы всем известны, в них есть «объективное» (реле­вантное для всех) значение. Например, всем известно, что «бе­лый голубь» — это символ мира, «крест» — символ христианства, «Ромео и Джульетта» — символ любви, а «Титаник» — символ катастрофы. При этом содержание символа не так тесно связано со своей формой, как это имеет место в образе. Изображения го­лубя (как символа мира), христианского креста или «Титаника» могут достаточно широко варьироваться — так что у голубя мира, например, может даже не быть оливковой веточки в клюве (в па­мять о той веточке, с которой он прилетел к Ноеву ковчегу сооб­щить о конце всемирного потопа).

В отличие от образа, которому как бы «противопоказана» глу­бина мысли (отсюда маловероятность сочетания *понять образ, см. об этом выше, в п. 58), символ как раз направлен на глубину, однако удерживая при этом и главное в формальном представле­нии своего содержания (пусть не подробности формы, но ее «идею» — пусть голубь мира «без веточки в клюве», но это голубь мира, а не * чайка мира).

1 Термин символ в контексте лекции о сложных знаках (т.е. при различении таких когнитивных категорий, как «образ», «эмблема», «аллегория», «концепт», «конструкт») ближе к обычному (в естественном языке) значению слова символ (хотя и не тождествен ему). То терминологическое значение, о котором пойдет речь в данном пункте, необходимо отличать от особого «пирсовского» значения: символ как 'элементарный знак с конвенциональной (немотивированной) связью означающего и означаемого в отличие от мотивированных индексов и икониче-ских знаков' (о мотивированности см.: лекции V—IX).


190 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...

в реальных и, что важно, в естественных и обычных (не­специальных, нетерминологических) контекстах, т.е. в реальной жизни знаков.

 

Эмблемы1. В наивной семиотике (т. е. в обыденном со-■ знании) эмблема — это изображение какого-либо предмета либо сам предмет как выражение какого-либо понятия. О том, что слово эмблема может называть не только изображения, но и предметы, говорят контексты, приводимые в ССРЛЯ (Т. XVII, 1853—1854): Голубь с незапамятных времен служит эмблемою чис­тоты, кротости и любви (С. Аксаков); [В доме] поселился сапожник; пара лихих яловочных сапог, эмблема ремесла, торчала в окне (Л. Лео­нов). Во многих контекстах слова эмблема и символ легко заменяют друг друга: Черная роза — эмблема (символ) печали, красная розаэмблема (символ) любви. Иногда эмблема понимается как предмет или изображение, выступающие как символ2.

Чем дольше и шире известна эмблема, чем больше смыслов и ассо­циаций (в одном семантическом русле) с ней связано, тем ближе она к символам. Так, в США профиль индейца на 5-центовой монете стал ас­социироваться с образами идеализированного прошлого Америки, иг­рой в индейцев, через которую проходят все американские мальчишки, с эмблемой популярного спортивного клуба «Redskeen» ('краснокожий') и др. В итоге эмблема вырастает в символ: профиль индейца стал одним из неофициальных гербов Америки. Таким образом, в жизни граница между семиотическими явлениями 'эмблема' и 'символ' (и в употребле­нии слов эмблема и символ) может не просматриваться, а главное, в конкретных случаях передвинуться.

Однако в специальных семиотических работах подчеркивается полярность, антитетичность эмблемы и символа. Так, В.В.По-хлебкин писал: «Отличия эмблемы от символа разительны и бро­саются в глаза уже чисто визуально (символ — абстрактный знак, эмблема — изображение конкретного объекта), так что путать эм­блему с символом, мягко говоря, довольно странно. <...> [Эти знаки] являются историческими антиподами абстрактного и кон­кретного, знаками духа, философии, с одной стороны, и изобра­жениями конкретно-исторических объектов — с другой» (Похлеб-

кин 1995, 10).

Ю. М. Лотман, видя в эмблеме и символе «враждебные полюсы культурного пространства», так объяснял различие между ними: «Эмблема подразумевает адекватный перевод с одного языка (на­пример, словесного) на другой язык (например, графический).

1 Греч. етЫёта 'вставка; выпуклое (рельефное) украшение'.

2 Ср. толкование в MAC (T. IV, 759): «Эмблема, предмет или изображение
какого-либо предмета как символ, выражающий какую-либо идею».


этой наивной семиотики о различиях между символом и знаком (см.: Арутюнова 1998).

1. Знак и символ относятся к разным сферам жизни и к разным типам деятельности. «Символ <...> определяет программу действий и создает модель поведения; он всегда поднят над человеком; знак же служит в руках человека орудием коммуникации и регулирования практических действий» (там же, 345). Знаку соответствует внешнее по отношению к человеку побуждение, символу — внутреннее нравственное убеждение.

2. «Символ (как и образ) создает общую поведенческую модель, знак — регулирует конкретные действия. Поэтому говорят о дорожных знаках, но не о * дорожных символах. <...> Знаками регулируют движение по земным, водным и воздушным путям, символы ведут по дорогам жизни. <...> смысл знака, в отличие от символа, должен быть не только конвенциональным, но и конкретным. Это естественно. Иначе содержа­щаяся в знаке инструкция не может быть выполнена. Утрачивая ясность, знак становится знамением. Знаки требуют понимания, символы и зна­мения — интерпретации» (там же, 342). Поэтому «знаки конвенциона-лизируются; символы канонизируются» (там же, 344).

 

3. «<...> Символ безадресатен и некоммуникативен. Он редко входит в семиотическую систему. <...> Символ и даже образ ближе к мышлению — художественному, мифическому, религиозному, знак — к общению» (там же, 344).

4. «Знак и символ способны на разные "преступные" действия: знак может солгать, символ — обмануть. В символе можно обмануться, в зна­ке — ошибиться. Знак не может быть произвольно фальсифицирован: реакция адресата программируется им достаточно однозначно. Символ мощен, но беззащитен. Его, как и образ, легко фальсифицировать. В сим­воле, а не в знаке, зарождается демагогия. В знаке же может проявиться только этикетное лицемерие» (там же, 344).

5. «Стать символом значит приобрести <...> функцию, властно дикту­ющую выбор жизненных путей и моделей поведения» (там же, 338), и тем определять жизнь человека или коллектива людей. «Увеличение "вла­стности" идет в ущерб содержанию символа. Оно становится общим и туманным». Однако в сравнении со знаком символ в меньшей мере ори­ентирован коммуникативно: «Символ влиятелен, но не коммуникати­вен» (там же, 339).

Представленный фрагмент наивной семиотики обладает без­условной познавательной ценностью. Он значим не только для наивной картины мира, но и в значительной мере — для науч­ной. В силу природы гуманитарного знания содержательное рас­стояние между «наивной» и «ученой» семиотиками существенно короче, чем расстояние между наивной и научной картиной мира в знаниях о природе (допустим, в астрономии или биологии). Во всяком случае, наивная семиотика позволяет представить основ­ные классы знаков в их наблюдаемых сходствах и различиях,


192 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...


Лекция X. СЛОЖНЫЕ З НАКИ И Н ОВЫЕ СТУПЕНИ СЕМИОЗИСА <|Q3


 


Между эмблемой и ее значением существуют отношения взаим­ной переводимости. <...> Эмблема логична по своей природе. Сим­вол также основывается на идее перевода, однако перевод мыс­лится здесь как нечто парадоксальное. Символ подразумевает пе­ревод знаков с одного языка на другой, но при этом оба языка находятся в состоянии взаимной непереводимости». Поэтому «сим­вол со своим значением находится в отношениях принципиаль­ной неоднозначности и неполной предсказуемости»; «такого рода соотношение неизменно обнаруживает подлинный смысловой взрыв» (Лотман 1997, 417).

В сравнении с символом эмблема — это более простой и пото­му более логичный знак. Семантика эмблемы не так глубока, как содержание символа. Если символов не бывает много, то количе­ство и разнообразие специальных эмблем может быть любым. На­пример, в XVIII—XIX вв. в европейских армиях у каждого полка, а иногда и у батальона бывали индивидуальные отличительные значки, или нашивки, — так называемые арматюры (в русской терминологии гербики), помещаемые на головных уборах, рука­вах, петлицах, пуговицах и т.д. (см.: Похлебкин 1995, 20 — 25). Понятно, что подобных корпоративных знаков в синхронном срезе культуры может быть множество, однако не приходится говорить об их известности или тем более общезначимости (что обязатель­но для символов).

К эмблемам (как классу сложных знаков) относятся торговые марки (в особенности их графико-изобразительные компоненты), логотипы и т. п.

 

Аллегории1 и иносказания. В аллегории некоторая ■ отвлеченная идея на основе четкой социальной кон­венции воплощается в визуальный или вербальный образ. Напри­мер, «правосудие» аллегорически изображалось в виде женщины с завязанными глазами (в знак «нелицеприятности»), которая держит в руках весы (в знак «справедливости»). По своему замыс­лу аллегории очень условны, их с трудом можно назвать «уподоб­лениями»: какое сходство, какая иконичность может быть между абстрактной идеей правосудия и женской фигурой или даже меж­ду идеей царственной силы и львом2? О значении аллегории надо заранее договориться — и при изображении, и при восприятии аллегории: если Геракл, то должна быть палица и львиная шкура, если Гермес, то обязательны крылатый шлем, сапожки с кры­лышками и жезл вестника-парламентера и т.д., причем знание,


необходимое для «прочтения» аллегории, — это школьное, ис­кусственное знание, оно не подсказано природой.

Первоначально аллегории были визуальными знаками (скульп­турные, живописные или графические изображения «важных идей»). Позже возникли их словесные аналоги, а затем и незави­симые от изображений иносказания (басни, притчи, моралите). Аллегорическое художественное мышление дидактично; оно ха­рактерно прежде всего для искусства Средних веков, Возрожде­ния, маньеризма, барокко, классицизма.

Одни черты аллегорий объединяют их с символами, другие — с эмблемами. В аллегориях, как и в символах, запечатлены важ­ные смыслы, однако, в отличие от смысловой глубины и сложно­сти символа, смысл аллегории однозначен и включает прямую оценку «идеи». В истории символов сильнее сказывается стихий­ное культурное начало. Рассудочностью своего конструирования аллегории ближе к эмблемам.

 

Знаки-конструкции: формула, сюжет, компози-■ ция. Определяющая черта знаков данного класса со­стоит в структурном представлении своего содержания через экс­пликацию состава его компонентов и их взаимного расположе­ния — пространственного, временного, логического или иерар­хического. Своеобразие знаков данного класса состоит в их анали­тичности и диаграмматической иконичности; при этом в искусст­венных семиотиках диаграмматичность сочетается с высокой кон-венциональностью.

Примеры: графы (например, схема метрополитена); деревья зависимостей (например, при схематическом изображении син­таксических связей, образующих структуру предложения); струк­турные формулы полимеров; блок-схема (графическое представ­ление структуры управляющей программы или алгоритма)1; мат­ричные модели (для исследования взаимосвязей между экономи­ческими показателями); таблицы как средство выявления конфи­гурации объекта или соотнесенности элементов в некоторой сис­теме; гистограммы (столбчатые диаграммы) распределения ста­тистических данных; знаковые средства графического вычисле­ния; карты, топографические планы, чертежи, схемы и многое другое.

В истории математики и естествознания есть множество свидетельств того, как поиски удачного графического представления информации приводили к радикально более глубокому пониманию фактов, т.е. к от-


 


1 От греч. allegoria — иносказательная речь, аллегория.

2 То, что «все» знают, например, что «лев — царь зверей» — это вербализо­
ванный плод аллегорий на гербах и в баснях.


1 На схеме 2 показаны стандартные блоки (элементарные компоненты) блок-схемы; на схеме 3 изображен алгоритм вычисления наибольшего общего делите­ля для двух чисел в виде блок-схемы (см.: МЭС 1988, 810).


М


Схема 2

Схема 3

Date: 2015-07-25; view: 1184; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию