Лекция X. Сложные знаки и новые ступени семиозиса 179

ствий как в истории отдельного человека, так и в истории челове­чества предшествует словесному языку и служит базой для усвоения последнего» (Иванов 1985[а], 351).

Эта точка зрения подтверждается, во-первых, тем, что зачатки ритуала (своего рода «предритуал») отмечены в поведении при­матов и насекомых. Во-вторых, исследователям архаических куль­тур известны древнейшие невербальные (т. е. не имеющие словес­ного сопровождения) ритуалы; во многих ритуалах вербальная часть явно вторична и необязательна. В-третьих, к выводам о ключевом значении действия в мифологических и фольклорных текстах (в последних действия составляют основу сюжета) приводят данные о происхождении древнейших славянских обрядов. Н.И. и С.М.Толстые, выделяя в семиотике духовной культуры класс действий (противопоставленный предметам, лицам, растени­ям, животным и представлениям о месте, времени и признаках), указывают, что в обряде действие выступает как первотол­чок, который определяет развертывание обряда и мотивирует все другие его компоненты: «Сами по себе предметы, персонажи и прочие субстантивы получают мифологическое истолкование толь­ко через предикаты, т. е. прежде всего через характерные для них или направленные на них действия, так как именно действия со­провождаются мотивировками, приоткрывающими "глубинный" смысл, приписываемый народным сознанием различным фактам действительности» (Толстые 1995, 12).

В связи с вопросом об относительной хронологии символиче­ского движения и вербального компонента ритуала показательна этимология слов клятва и присяга. Современное сознание воспри­нимает клятву и присягу прежде всего как словесные риту­альные акты. Однако судя по этимологии, первоначально в осно­ве клятвы и присяги лежало не слово, а телодвижение, жест.

Слово клятва связано с праславянским глаголом *kloniti: «славянин во время клятвы склонялся до земли, касаясь ее рукой» (А.Брюкнер; О.Н.Трубачев). Слово присяга того же корня, что и глагол сягать, т.е. 'до­ставать'. Ритуал присяги первоначально состоял в прикосновении (это движение и было знаком близости, причастности, верности) к некоторо­му значимому предмету (обрядовому символу — «залогу») — земле, свя­щенному камню или изображению, жертвенному очагу, оружию и т. п.

Ритуальный жест и телодвижение присяги/клятвы сохраняются во многих довольно поздних, в том числе безрелигиозных, ритуалах прися­ги, клятвы. Ср. ритуал присяги в атеистической Советской Армии: с ору­жием в руках, коленопреклоненно, с целованием знамени и т.п.; ср. также ритуал светской (судебной или должностной) присяги на Биб­лии, своде законов или конституции, принятый во многих странах.

О глубокой укорененности в человеческой психике древних ритуаль­ных движений свидетельствуют также некоторые общезначимые жесты:

например, жест «рука у груди» (т.е. 'на сердце') в подкрепление обеща­ния или намерения говорить полную правду (ср. вербальный эквивалент этого жеста — фразеологизм положа руку на сердце, т.е. 'говорить совер­шенно чистосердечно, откровенно, искренне'); или рукопожатие (в ста­рину рукобитье) в знак достигнутого согласия, договоренности в тор­говле, при сватовстве¹ и соответствующий фразеологизм бить или уда­рить по рукам, а также след этого жеста во внутренней форме слов, связанных со значением договора, обещания: ручаться, порука, обрученье, белорусск. заручыцца, заручыны 'помолвка, сговор' и т.п.

2 Многофункциональность движения в танце. В отличие от семантической одноплановости телесного движения в ритуале, движения в танце многофункциональны. Танец — самое древнее из искусств — вырос из ритуальных и магических телодвижений, но именно вырос, т.е. ушел дальше, вобрал в себя другие, менее утилитарные функции, чем у ритуала и магии.

Древнейшая семиотическая функция танца состояла в сплоче­нии племени (точнее, его мужчин) в одно большое тело, по­слушное единому ритму-движению. Танец (пляска) наполнял энер­гией сплоченности воинов и охотников (есть свидетельства этно­логов о пляске, в которой одновременно участвовало несколько тысяч мужчин). Танец воспроизводил движения природы, и это понимание (узнавание) природы через танец передавалось телу и уму участников пляски. Танец подражал прыганью кенгуру, поле­ту орла, охоте на бизона, гребцам на веслах, посеву и жатве, сватовству и браку, самой смерти... В Древнем Египте танцами изображали движение небесных светил. В плясках соперничали (в ловкости, выносливости), выбирали будущих жен и мужей, зару­чались их согласием или узнавали о несогласии. В танце более все­го проявлялась эмоциональная жизнь человека; одновременно та­нец был средством эмоциональной разрядки.

3 Телесные движения актера. При всем богатстве и разнообразии выразительных возможностей театра, основу и центр его семиотики составляет игра актера², а основ­ной единицей этого языка («словом-репликой» актера) является

¹ Ср.у Даля (IV, 112): Рукобитье— битье по рукам отцов жениха и невесты,
обычно они покрывали руки полами кафтанов в знак конечного согласия.

² Актер создает образ собой — своим телом. А.Н. Островский называл акте­
ра «пластическим художником». Краски его «палитры» — это жесты. Ср. мысли
Ф.И. Шаляпина о роли телесной пластики в мастерстве актера: «Воображение
актера должно соприкоснуться с воображением автора и уловить существенную
ноту пластического бытия персонажа»; «Жест, конечно, самая душа сцениче­
ского творчества....Правда жеста и его выразительность — первооснова актер­
ской игры».