Когда проявляются способности

Утром Мила проснулась первой. Наверное, потому, решила она, что никто в эти дни не волновался так сильно и так чутко не переживал нечто совершенно новое в своей жизни, как она – Мила Рудик – девочка, которая привыкла смотреть со стороны на то, как интересно и весело живут другие, и не принимать участия в этой жизни.

Мила тихонько встала с кровати, стараясь никого не разбудить. Ей очень хотелось несколько минут побыть одной в этой утренней тишине первого осеннего дня, и она была рада, что четверо ее соседок по комнате тихо спят под своими одеялами. Она подошла к окну с широким низким подоконником и забралась на него с ногами. Стоя на коленях, она приникла к витражному стеклу и посмотрела на улицу. Ей хорошо было видно вытянувшуюся выше облаков гору Менгира и голову каменного тролля, как будто выныривающую из волн городских тополей. Думгротский холм, который по ее расчетам должен был находиться чуть правее, скрывала самая высокая, крайняя башня Львиного зева. Мила даже видела два вертикальных ряда окон. Какое‑то из них принадлежало комнате, в которой поселился Ромка.

Мила гадала, проснулся ли уже кто‑нибудь в комнате мальчишек, как вдруг уловила краем глаза движение в воздухе: что‑то вынырнуло со стороны черепичной крыши крайней башни. Но вот это «что‑то» пролетело прямо перед ней, чуть выше. Это была колдунья в ступе. Ее волосы были перехвачены серым платком, завязанным сзади под густой копной волос. А следом за ступой летели в воздухе три тележки. Первая была прикреплена большим металлическим крюком к ступе, а другие – по цепочке друг к другу. Каждая тележка везла по одному огромному, никак не меньше пуда, зеленому арбузу с узорными полосами на боках и толстыми, закрученными в колечки, усиками.

В этот момент кто‑то из соседок пошевелился, и Мила поспешила слезть с подоконника. А вереница арбузов тем временем пронеслась дальше.

Оказалось, что далеко не одна она так нервничает и волнуется в первый учебный день. Например, Белка за завтраком не смогла ничего съесть, как ни пытались ее накормить Берти и Фреди, сидящие по обе стороны от нее. Фреди делал это с заботой, а Берти, вне всякого сомнения, форменным образом издевался. Говорливый Мишка Мокронос тоже мало что донес до рта, потому что все время спрашивал о чем‑нибудь или выдвигал предположения по поводу того, каким окажется Думгрот изнутри. После завтрака пришел Горангель – куратор первокурсников‑меченосцев, который должен был отвести их в замок.

И вот наконец‑то, затаив дыхание, они подошли к Думгротскому холму.

Задрав головы, с открытыми ртами они входили в замок. Впервые они оказались внутри, и едва ли кто‑нибудь из них удосуживался в такую минуту смотреть себе под ноги. Следуя за своим куратором, они миновали вестибюль, потом прошли по длинному коридору с высоким потолком и красивыми, яркими фонарями вдоль стен и остановились в холле, где повсюду на стенах висели доски с объявлениями и большие, в натуральную величину, портреты преподавателей, изображенных в совершенно невероятных костюмах даже для Троллинбурга. Мила тут же узнала профессора Корешка, который на картине дирижировал палочкой, управляя не меньше, чем десятью котлами, в которых что‑то булькало и лопалось. На голове у него почему‑то восседал красный петух.

– Здесь, в Главном холле, всегда вывешивают расписание уроков, указы по школе и по городу, а также объявления о пропажах и находках. Первое случается чаще. Читайте регулярно все, что вывешивают на досках, и вы всегда будете в курсе происходящих событий, – громко объявил Горангель.

Он провел их чуть дальше вдоль стены к большому плакату с картинками в таблице. В самом верху таблицы сидел большой трехголовый дракон, а внизу – какое‑то существо, настолько маленькое, что его нельзя было рассмотреть.

– Это, – сказал Горангель, указывая рукой на изображенные лесенкой картинки, – таблица оценок. Именно по этой системе будут оцениваться ваши знания. Высшая оценка – Дракон. Она означает «выше всяких похвал».

Драконьи головы на плакате дыхнули огнем.

– Худшая оценка, – продолжал Горангель. – Тля, то есть – «ничтожно».

Крошечная точка в самом низу подпрыгнула.

– Подробнее вы изучите систему оценивания сами. Время у вас на это будет, а таблица составлена очень доступно. – Заглянув в расписание, Горангель объявил: – Сегодня у вас первый урок – антропософия. Это на втором этаже.

Когда они уходили, подошла еще одна группа первокурсников в формах Золотого глаза. Сопровождающий их Фреди с терпеливой улыбкой повторял все сказанное Горангелем, но уже для своих подопечных.

Они поднимались по лестнице на второй этаж, мимо портрета профессора Ледович – декана Львиного зева. Вид у нее на портрете был еще более бесстрастный, чем в жизни. Она держала палочку так, что та смотрела в небо, а все небо было испещрено страшными молниями и черными тучами. Вот только вокруг фигуры профессора, которая стояла в полный рост, было светло, как в солнечный день.

В кабине антропософии тоже было много картин. На одной сыпал снег и было слышно завывание пурги, на другой в саду шелестели листвой деревья, на третьей плескалось море, на четвертой сверкали молнии над замком, который заметно напоминал Думгрот. Эта картина была чуть позади Милы и Ромки, которые сели за одну парту, и как раз сбоку от парты за ними, где сидели Яшка с Белкой.

Но больше всего Мила была ошеломлена старинным миниатюрным судном, подвешенным к потолку прямо над их с Ромкой головами. На борту полустертыми буквами было написано, что эта лодка носит имя «Чокнутый Пью». Череп и скрещенные человеческие кости на флаге говорили о том, что это пиратское судно. А нос судна украшала очень похожая на человеческую голова пирата с повязкой на правом глазу, в дырявой, простреленной шляпе и с золотыми зубами, выпирающими из ухмыляющегося рта. На долю секунды Миле показалось, что полоумная ухмылка пирата стала еще шире, когда он заметил, что его рассматривают. Судя по всему – это и был Чокнутый Пью.

– Ну что ж, новобранцы, – произнесла профессор Ледович, оглядывая парты, – начнем первый урок. Скажите мне честно, применял ли уже кто‑то из вас когда‑либо волшебство?

Все переглядывались, но руки не поднимали.

– Не стоит скромничать! У некоторых из вас родители волшебники. Не думайте, что я поверю, будто вы не пробовали поднять злую соседскую собаку в воздух или напустить родителям в завтрак насекомых, когда они отказывались покупать вам то, чего вам очень хотелось.

Костя Мамонт за партой в соседнем ряду неуверенно поднял руку.

– Да, господин Мамонт, – заметив его руку, произнесла профессор. – Чем можете похвастаться?

– Я… – нерешительно начал лопоухий Костя. – Я… я пытался превратить старую папину метлу, которая давно стоит в чулане, потому что ею никто не пользуется, в новую ступу, как в витрине «Пороховой стрелы», которая за пять минут облетает вокруг Троллинбурга.

– И что же у вас вышло, господин Мамонт? – с нескрываемым интересом спросила профессор.

Костя поежился, почесал за ухом и с явной неохотой ответил:

– Она почему‑то не стала превращаться в ступу, а вместо этого вымела меня и мою младшую сестру из дома.

– И что же сказал ваш отец, когда пришел с работы? – продолжала интересоваться Альбина.

– Он сначала ничего не успел сказать, потому что метла и его вымела из дома, а когда пришла бабушка – вымела и ее. Она уже начала выметать из дома мебель, когда подоспела бригада «Скорого развоплощения» и сняла с метлы заклятие.

Весь класс покатывался со смеху, когда красный от стыда Мамонт сел за парту.

Альбина подняла руку, успокаивая ребят:

– Я надеюсь, плачевный опыт господина Мамонта послужит для вас уроком. Вы здесь как раз для того чтобы старая метла, вместо того чтобы превратиться в ступу, не стала вас лупить, прошу прощения, по мягкому месту.

В ответ раздалось несколько смешков. Но лицо профессора вновь стало серьезным, и в классе мгновенно воцарилась тишина. Высокий белый лоб профессора антропософии как будто был высечен из мрамора, а стройная величественная фигура внушала какой‑то странный трепет и уважение.

– Здесь я научу вас, как посадить на цепь бурю и усмирить пламя, как выпустить из подземелья ночь и вдохнуть в темноту свет, как спрятать в рукав молнию и рассердить гром…

Вдруг в классе раздался такой оглушительный раскат грома, что многие вскрикнули и подпрыгнули за партами, но больше всех Яшка с Белкой, потому что грохот раздался из картины на стене рядом с ними. А следом за жуткими звуками там мелькнула над башнями черного замка ослепительная молния, и Мила, уже успев повернуть голову назад, зажмурилась.

– Я расскажу, как сплести из слов колдовской омут, – продолжала профессор, – и намотать на палец нить мысли…

Потом, вдруг очень неожиданно изменив интонацию, Альбина добавила:

– И, кстати, господин Мамонт… – Мила была уверена, что профессор улыбается, хотя выражение ее лица по‑прежнему казалось бесстрастным. – Никогда не верьте тому, что пишут в инструкциях к ступам, если они продаются в «Пороховой стреле». Та ступа, о которой вы говорили, за пять минут даже в воздух и то не поднимется. А уж чтоб облететь вокруг Троллинбурга…

Она прокашлялась.

– Могу гарантировать, что школу вы окончите раньше.

Она подняла палочку вверх, сделала круговое движение рукой, как будто создавала воронку, и резко запрокинула кисть руки назад. Тут же все увидели над ее головой, написанные искристым синим цветом, слова:

«Гидро Эгидос».

Протянув руку в другую сторону, она проделала то же самое: палочка снова вздрогнула, и появились другие слова, такие же синие, поигрывающие оттенками от голубого до фиолетового:

«Гидро Акрос».

– Сегодня мы будем изучать заклинания воды, – сказала профессор. – Вода – это опасный враг и добрый помощник. Она бурлит и затягивает в пучину, поднимается над землей и поглощает все живое. Испаряясь, она превращается в туманные лабиринты, и обрекает на муки, когда иссякает.

Притихший класс следил за прохаживающейся перед партами Альбиной, завороженный ее голосом. А голос у нее действительно был колдовской.

– Мы же с вами не хотим, чтобы все это случилось с нами, – сказала она уже более обыденной интонацией, – поэтому возьмите свои ручки, тетради и запишите те слова, что видите перед собой.

Когда ручки перестали шуршать по бумаге, позади профессора распахнулась дверь подсобного помещения, и оттуда по воздуху выплыл большой котел, который остановился в паре шагов от учительницы. Покачиваясь и выплескивая при этом водные брызги, он медленно опустился на пол.

– Давайте‑ка, подойдем поближе, – сказала профессор, подозвав учеников к себе.

Класс не нужно было просить дважды. Вскакивая из‑за парт, они очень быстро сгрудились у огромного котла с водой. Ромка с Милой стояли прямо у его края. С другой стороны, напротив них, стояла Альбина.

– Внимательно следим за рукой.

Рука профессора повторила круговые движения, но палочка при этом смотрела на воду, и профессор произнесла очень четко и достаточно громко:

– Гидро Эгидос!

И почти в тот же час вода начала бурлить.

– Ух ты! – воскликнул восхищенно Ромка и тут же получил каплей по носу.

– Это заклинание Бури, – пояснила Альбина.

Вода клокотала очень сильно, и даже начала выплескиваться из котла, забрызгивая одежду.

Профессор легким движением провела палочкой поверх воды, и бурление прекратилось.

– Кто хочет попробовать?

– Я! – выкрикнул Ромка, и профессор кивнула в знак согласия.

Он с важным видом направил свою палочку на воду, несколько раз сосредоточенно очертил в воздухе круг и, ткнув палочкой в воздух, как рапирой, произнес:

– Гидро Эгидос!

У Ромки получилось отлично. Вода бурлила даже сильнее, чем у Альбины, так что накидка Милы была полностью забрызгана. Ромка остался доволен.

– Господин Лапшин, вы чудесно справились. Молодец! Кто следующий? Может быть, вы?

Мила подняла глаза и поняла, что обращаются к ней. Профессор вопросительно смотрела на нее, и, хотя Миле не очень‑то хотелось пробовать одной из первой, она направила на воду свою палочку в фут длиной и надпись на палочке торжественно блеснула. Ей было немного не по себе и в то же время очень интересно – все‑таки она впервые пользовалась волшебной палочкой, и ей все еще не верилось, что она способна на настоящее волшебство.

– Гидро Эгидос!

Миле показалось, что ее голос прозвучал слишком тихо, но ей было некогда по этому поводу переживать, потому что в котле поднялся настоящий шторм. Мила счастливо улыбнулась, глядя на воду, и даже голову наклонила пониже, чтобы присмотреться к своей работе… И тут вода внезапно разгладилась, исчезли пенистые волны, и на гладкой поверхности ярким пламенем полыхнули языки огня. У Милы перехватило дыхание, когда в огне мелькнула пасть какого‑то зверя, и желтые глаза с узкими черными зрачками посмотрели на нее. Внутри у Милы все похолодело. Потом зверь метнулся по кругу и, обернувшись в воде, стремительно ринулся прямо на нее…

Мила резко отпрянула от котла, толкнув стоящую сзади Белку и кого‑то еще, тоже стоящего позади нее.

– Эй, ты чего! – раздался чей‑то возмущенный голос.

Мила, тяжело дыша, смотрела в котел, но поверхность воды была гладкой и чистой: не было ни волн, ни огня, ни чудовища. Но она почему‑то чувствовала, как волосы шевелятся у нее на голове, и совсем не хотела опять подходить к котлу.

– Что с вами? – раздался голос профессора и, подняв глаза, Мила увидела, что учительница очень внимательно на нее смотрит.

Она хотела спросить, что это было за чудовище, но внезапно поняла, что, кроме нее, этого монстра в воде никто не видел. Мила осмотрелась вокруг и увидела только лица, обращенные в ее сторону. Некоторые смотрели с интересом, а другие с раздражением. Им, наверное, хотелось самим попробовать заклинание. Мила снова посмотрела на профессора Ледович и не в силах произнести ни звука, покачала головой, желая только одного, чтоб это судорожное махание все восприняли как знак того, что ничего особенного не случилось.

До конца урока она пыталась заставить себя наблюдать за тем, как ребята один за другим произносят «Гидро Эгидос», и не думать о том, что она увидела в воде. Время от времени она ловила на себе пристальный взгляд Альбины, и тогда у нее в голове мучительно постукивала мысль, как бы ее не сочли ненормальной и не отправили обратно, подальше от Троллинбурга и Думгрота.

Когда прозвенел звонок, профессор объявила:

– Домашнее задание: прочитать первую главу учебника «Основы Антропософии». Эту книгу вы найдете в читальном зале Львиного зева. Все свободны.

Ромка прихватил с парты свой рюкзак и закинул на одно плечо.

– Мой прадед всегда говорил, что я стану классным волшебником, – гордо задрав нос, произнес он, отправляя палочку в чехол на бедре.

– А у меня ничего не получилось, – вздохнула Белка, осторожно вкладывая свою ореховую в футляр, и вид у нее был совершенно несчастный. – Я так и знала, что не получится.

– Ты просто не уверена в себе, – тоном доктора поставил диагноз Ромка. – Так ты ничего не добьешься. А вот у Милы получилось просто супер. У тебя волны были больше, чем у меня, и вода сама перестала бурлить.

Он повернулся к ней и с интересом спросил:

– Как ты это сделала?

Мила поправила рюкзак на спине и пробурчала:

– Ничего я не делала.

Ромка пожал плечами, но ничего не сказал.

Когда они выходили из класса, Милу окликнула Альбина:

– Госпожа Рудик, задержитесь, пожалуйста, на минуту. У меня для вас небольшое задание.

– Догонишь, – сказал Ромка. – Следующий – история магии.

Мила кивнула и направилась к учительскому столу.

Альбина подошла к ней ближе и указала рукой в сторону котла.

– Никогда не нужно бояться признаваться в том, что вы видите, госпожа Рудик, – сказала она, и Мила нахмурила лоб, пытаясь понять, что она имеет в виду. – Я хочу вас предупредить, что способности, которые проявляются у учеников в Думгроте, бывают очень разными и зачастую непредсказуемыми. Свои таланты, какими бы они ни были, нужно пытаться развивать и учиться контролировать. Только при таком условии они не будут вас пугать.

Мила пыталась переварить в голове услышанное, поэтому просто смотрела на профессора и молчала.

Альбина кивнула и добавила:

– Если вам нечего больше мне сказать, то идите на следующий урок. Не стоит в первый же день опаздывать.

Мила кивнула и направилась к двери. В ее мыслях была такая сумятица, что она не могла собрать их в кучу, но, когда она уже подошла к двери, почему‑то остановилась и нерешительно замялась. Мила не очень понимала, что произошло и как ей к этому относиться. Но, если уж быть до конца честной, она испугалась. Она подумала, что профессор может ей все объяснить, поэтому повернулась и сказала:

– Я… видела кое‑что в воде.

Профессор кивнула.

– Я знаю, что видели.

Она подняла руку в воздух и сделала несколько вращательных движений в обратную сторону, после чего голубоватые, уже почти совсем прозрачные и похожие на легкую дымку надписи исчезли. Альбина повернулась к Миле.

– Видения – это редкий дар. Он дается далеко не каждому. И чаще всего передается по наследству. Поначалу это пугает. Потому что видения приходят не тогда, когда произнесешь заклинание и взмахнешь волшебной палочкой, а неожиданно, независимо от твоего желания, иногда в самый неподходящий момент, и несут с собой не то, что ты хочешь увидеть, а то, что ты должен увидеть. Одним словом – это один из тех редких талантов мага, которыми он не управляет. А то, что мы не можем полностью контролировать, вызывает естественный страх.

Она сделала паузу и добавила:

– Но в определенной мере этим все‑таки можно управлять. Поэтому вы здесь.

Миле стало легче, она почти совсем успокоилась после слов Альбины, но вдруг у нее в голове мелькнула очень важная мысль. Она все‑таки не сдержалась и спросила:

– Значит, у моей прабабушки тоже были видения?

Альбина выглядела немного обескураженной. Она развела руками.

– Честно говоря, я этого не знаю.

Мила пыталась не показать виду, что расстроилась, но, наверное, по ее лицу это было заметно, потому что профессор сказала:

– Что ж, так и быть, я попытаюсь это разузнать.

Мила вскинула голову и радостно заулыбалась, забыв даже о чудовище в воде. Ей ужасно хотелось узнать что‑нибудь о своей прабабушке, и она была очень благодарна профессору, за то, что та решила ей помочь.

– Спасибо, профессор!

Альбина подняла руку в знак протеста:

– Не стоит. Лучше поспеши на урок. У тебя осталась одна минута, чтобы пройти в южное крыло замка и подняться в башню Геродота.

Мила никогда еще так быстро не бегала. Она чуть было не заблудилась, но, увидев в окне крытый мост между южным и северным крыльями замка, побежала в нужном направлении. Она промчалась по мосту и буквально взлетела по лестнице башни Геродота. Когда она забегала в кабинет истории магии, ученики как раз рассаживались по местам.

– Ты чего так долго? – спросил Ромка, когда она опустилась на стул рядом с ним. – Что за задание?

– Ничего особенного, – ответила она и кивнула головой в сторону большого окна, выложенного разноцветной мозаикой, возле которого стояла учительница.

– Добрый день, юные волшебники! – произнесла пожилая женщина в длинном платье, с белой, украшенной бахромой, шалью на плечах.

Она была маленького роста, наверное, даже ниже своих учеников и говорила высоким детским голоском. У нее были короткие и темные пушистые волосы и приподнятые брови, которые делали ее взгляд наивным и слегка удивленным.

– Меня зовут профессор Мнемозина, – представилась она. – Я буду преподавать у вас историю магии. Конечно, я знаю: многие считают, что история – предмет неинтересный.

По классу прошелся легкий говор. Наверное, некоторые выразили свое мнение, но ни слова, тем не менее, не было сказано так, чтоб можно было разобрать.

– Что ж, – в радостном предчувствии сказала профессор Мнемозина тонким звенящим голоском. – Это совсем не так. Действительно, на моих уроках вы не узнаете, как превратить жабу в птицу или перо сокола в стрелу. Но вы узнаете, что это можно сделать, потому что это делали другие. Богатый опыт тех чародеев, которые жили до вас – вот чем я поделюсь с вами в этой башне. Возможности того, о чем вы даже не подозреваете, тайны и загадки истории, которые, – она подняла вверх указательный палец и наклонила к нему голову, – попомните мои слова – однажды помогут вам разгадать ваши собственные загадки.

Класс, уже было зашуршавший между собой, примолк, услышав слово «загадки». Профессор блаженно прикрыла глаза и, раскрыв их, хитро улыбнулась.

– А загадки обязательно будут в вашей жизни.

Присев в деревянное кресло‑качалку в нескольких шагах от окна, профессор произнесла:

– Обычно я начинаю свой рассказ не с самого начала той истории, где живет магия, волшебство и необыкновенные чудеса, а с начала истории нашего города, а если быть точной – с начала истории замка Думгрот, ибо все началось именно с него.

Витраж в окне за спиной профессора Мнемозины, на котором был изображен рыцарь, убивающий дракона, переливался синими, красными и зелеными бликами.

– Итак, – начала профессор, – замок Думгрот был построен тремя чародеями: Тавром, Древишем Румынским и Колодезем Славянином. Тавр – единственный, кто родился на этой земле. Он охранял леса, горы и всю живность, что здесь обитала. Говорят, что ему подчинялось всякое животное, даже драконы, которые в былые времена встречались на каждом шагу.

Древиш Румынский пришел с запада. Он был потомком знатного рода и принес с собой богатство и знание о власти. Сохранились картины, где он изображен в роскошных одеждах, расшитых золотом; в атласе, шелке, бархате. Древиш привел с собой прирученного им тролля, который нес на спине сундуки с золотом. Доподлинно известно, что благодаря этому золоту и был построен замок Думгрот. Кстати, название замка сохранилось за ним со времен его основания по сей день.

Солнце немного передвинулось, и уже другое окно заиграло красками: то, на котором дракон летел в небе, а на спине у него сидела дама в средневековом платье.

– Колодезь Славянин, – продолжала профессор Мнемозина, – пришел с севера. С ним были могучие воины и простые люди. Для этих людей были построены деревни за пределами того места, которое теперь называется Транспространственным посольством. Славянин и сам был воин – благородный и отважный. Он поклялся, что будет защищать каждого, будь то волшебник или простой человек, если он попросит его о помощи в любом добром деле.

Все трое волшебников жили в этом замке. Очень скоро всего в восьми верстах от замка построили деревню и назвали ее Плутиха. Раньше там жили ученики Трех Чародеев. Что касается города Троллинбурга, то он был основан…

Сзади кто‑то подергал Милу за волосы, и она отвлеклась от рассказа профессора Мнемозины, чтобы обернуться. За ней сидела Белка и, дождавшись внимания Милы, кивнула в сторону соседнего ряда. Повернув голову, Мила поняла, что так возмутило Белку. В соседнем ряду, на две парты впереди, сидела Алюмина, а сбоку к крючку парты была привязана за лапу Пипа Суринамская, которая висела в воздухе, беспомощно шевелила передними лапами и дергала свободной задней.

– Садистка, – тихо прошипела сзади Белка, и Мила не могла не согласиться с ней. Честно говоря, она считала эту жабу просто отвратительной. Но, в конце концов, животное не было виновато в том, что выглядит мерзко. И уж тем более не заслужило, чтоб над ним так издевались.

– С тех пор, – голос профессора Мнемозины вернул Милу к истории Троллинбурга, – с тех пор ученики стали последователями своих учителей и разделились на три факультета. Замок Думгрот стал принимать в свои пенаты юных волшебников и давать им столь необходимые знания. А названия факультетов вы, конечно, знаете. Это: Золотой глаз – в честь грифона на гербе; Белый рог – в честь единорога, соответственно, и Львиный зев – подразумевает пасть рычащего льва, бросающегося в бой. Хочу только добавить, что герб Золотого глаза называют «Стерегущий грифон»…

Мила про себя отметила, что иначе его еще именуют «общипанным цыпленком».

– Поскольку его основная задача стеречь богатство и власть, – продолжала профессор. – Герб Белого рога – «Играющий единорог»…

Или «скачущий козлик», опять подумала Мила.

– А герб Львиного зева – «Вооруженный лев», помня о мече в его лапе…

– Нет, вы видели, что она вытворяет! – возмущалась Белка, когда они с Милой, Ромкой, Яшкой и Мишкой Мокроносом пришли в обеденный зал, который назывался Дубовым, и сели за небольшой круглый столик, поместившись как раз впятером. – Я бы ей за это руки оторвала! Нет, ну должен же был быть какой‑то запрет на то, чтоб так издеваться над животными! Как вы думаете?

Мила ничего не думала по поводу таких запретов. Она не могла оторвать глаз от огромного дерева, растущего прямо в центре обеденного зала. Это был могучий старый дуб, благодаря которому обеденный зал и имел такое название. Его корни уходили куда‑то в пол, а широкий ствол врастал в потолок, который наполовину закрывало несколько громадных веток, заросших листвой. С веток почти до пола свисали мощные золотые цепи. Мила была уверена, что они золотые, так ослепительно они сияли.

– Никогда не видела, чтобы деревья росли прямо из пола, – сказала Мила, когда на их столе стали чудесным образом появляться тарелки – и сразу с содержимым. Причем на каждой тарелке еда была разная. У Милы был омлет.

– Конечно, не видела, – согласился Ромка, отправляя в рот кусок куриного окорока. – Без колдовства не обошлось, можете мне поверить. Кстати, кормят здесь прилично. Уж я‑то в этом разбираюсь.

В этот момент на столе начали появляться высокие кубки и, заглянув в свой, Мила увидела там томатный сок – ее любимый. Ужасно было интересно: кто заботится об их обеде и знает о гастрономических пристрастиях каждого?

– У тебя что? – спросила Мила, вытянув голову к кубку Белки.

– Миндальный коктейль, – ответила Белка.

Она первая покончила с обедом, не потому что быстро ела, а потому что у нее был самый скромный обед. Но по этому поводу Мила не переживала. Наверное, те, кто все знают, делают то, что нужно. Когда у Белки уже были пустые тарелки, у Милы еще оставался кусок желейного торта на блюдечке.

Пустая посуда перед Белкой исчезла, и Мила увидела, что ее подруга выложила перед собой какой‑то мешочек, развязала его и стала перебирать пальцами содержимое, наверное, чтоб убить время, пока все доводят свой обед до финального свистка.

– Что это у тебя там? – с любопытством спросил Ромка.

– Это волшебные шишки, – гордо ответила Белка, вынимая одну из мешочка.

Мила кинула беглый взгляд: на вид самая обыкновенная сосновая шишка.

– И что же в ней волшебного? – недоверчиво усмехнулся Ромка.

– То, что ее можно превратить во что угодно.

– Глупости! – фыркнул Ромка. – Ничто нельзя превратить во что угодно. Нет такого заклинания.

– Нет, можно! – настаивала Белка.

– Очень хотелось бы посмотреть, – язвительно скривился Ромка.

Белка задумчиво посмотрела на шишку.

– Та‑а‑ак… – протянула она. – Во что бы ее превратить?

Она наклонила голову сначала вправо, потом влево, потом шмыгнула носом и достала из футляра палочку. Педантично закрыв футляр, она отложила его в сторону и, направив палочку на шишку, произнесла:

– Транспелия роза!

Но ничего не произошло. Шишка даже не шевельнулась.

– Почему‑то не получилось, – пожала плечами Белка.

– Дай я попробую, – загорелся Ромка, подвигая шишку поближе к себе.

Он задержал дыхание и с таинственным видом прищурил глаза. Потом направил палочку на шишку и очень‑очень быстро, как будто хотел, чтоб никто не разобрал слов, произнес:

– Мутациус ступа новый «Гарцующий шершень».

Но и в этот раз шишка ни во что не превратилась. Она как будто издевалась и, если бы могла издевательски хихикать, наверное, захихикала бы.

– Ерунда какая‑то! – раздраженно бросил Ромка, зацепив шишку волшебной палочкой, так что она покатилась по столу, остановившись возле Яшкиного кубка с молочным коктейлем. – Верни свои шишки в лес! Там от них и то больше проку!

– Ты бы еще длиннее заклинание придумал, – разозлилась Белка. – Наговорил какой‑то абракадабры!

Яшка, сидящий справа от Милы, грустно вздохнул. Он, наверное, разобрал слова Ромкиного заклинания, и ему очень хотелось, чтоб шишка превратилась в ступу, а тем более в новенького «Гарцующего шершня». Уж по поводу этой ступы профессор Ледович не стала бы говорить, что за пять минут она даже не взлетит. «Гарцующий шершень» был великолепен. Мила сама видела его в витрине магазина, когда они шли на Распределение Наследников. Яшка пошевелил палочкой шишку, как будто ожидал, что она проснется и вспомнит, что волшебная. Ромка с Белкой продолжали спорить, и Мила решила пока доесть свой кусок желейного торта. Она отломила кусочек ложкой и услышала, как Яшка опять вздохнул. Продолжая тыкать палочкой в шишку, он удрученно пробормотал:

– Абракадабра…

Мила не успела донести ложку до рта, как шишка затрещала. Белка с Ромкой перестали спорить, а Яшка испуганно одернул руку с волшебной палочкой.

И тут раздался взрыв, шишка заискрилась, и во все стороны полетели чешуйки.

– Ой, мама! – воскликнула Белка, когда чешуйки посыпались ей на голову. Белка отчаянно замахала руками.

В полсекунды засыпало весь стол, содержимое тарелок, кубков и желейный торт Милы. Чешуек было больше, чем самой шишки, и к тому же искры, разлетаясь, создавали настоящий фейерверк.

Но наконец все прекратилось. Белка перестала махать руками.

– Уф‑ф‑ф, – шумно и с явным облегчением выдохнул Мишка Мокронос.

Вытаскивая из волос чешуйки, Мила отодвинула от себя блюдце с тортом и сказала:

– Кажется, они все‑таки волшебные.

– Н‑н‑да, – промычала Белка, – скажите спасибо, что нас не вымели отсюда метлой, как бедного Мамонта.

Все подняли друг на друга глаза и, вынимая чешуйки шишки кто из ушей, кто из‑за пазухи, засмеялись.

После обеда они втроем, Белка, Ромка и Мила, пошли в парк Думгрота. Яшка и Мишка Мокронос решили отправиться в Львиный зев, а Ромке не терпелось побывать в парке. Все время, что они шли к воротам, ведущим во владения, примыкающие к замку, он вспоминал, что рассказывал об этом парке его прадед.

– Здесь стоят статуи всех тридцати трех богатырей и даже самого Черномора, – сказал он в тот момент, когда они вышли на узкую асфальтированную дорожку парка.

Мила оглянулась по сторонам. Она пока еще не видела ничего волшебного, кроме статуй симпатичных кучерявых купидончиков, застывших с нацеленными в воздух стрелами. Но зато видела, что все здесь очень красиво: высокие деревья, с толстыми, темными стволами – они казались очень старыми; диковинные цветы всевозможных причудливых форм, некоторые из них дотягивались им до пояса.

Первая, действительно волшебная статуя, которую они увидели, была статуя старой ведьмы, с единственным торчащим изо рта зубом и повязанным платком на голове. Она сидела в ступе и держала под мышкой помело.

– Это же Баба‑Яга! – воскликнула Белка, а Баба‑Яга в ответ на это причмокнула беззубым ртом.

– А этот фонтан называется «Борисфенская утопленница», – сказала Мила, читая надпись на арке, под которой и находился небольшой, круглый фонтан. В центре фонтана, полулежа, пристроилась статуя русалки с кувшином.

Когда они подошли ближе, русалка вдруг подмигнула Ромке и заулыбалась. Ромка в ужасе выпучил на нее глаза и поспешно отвернулся.

– Кажется, ты ей понравился, – сказала Белка.

– Ничего подобного, – ответил Ромка, и лицо у него при этом было хмурое. Пожалуй, к его удивлению примешивалось и другое чувство – что‑то вроде неловкости.

– Где‑то там дальше должна быть Летающая беседка, – сказала Белка. – Мне про нее Берти рассказывал. Пошли?

Мила с Ромкой кивнули и вслед за Белкой отправились искать Летающую беседку. По пути они встретили Горангеля. Мила сначала обрадовалась, но вдруг заметила, что он не один. Рядом с ним была высокая девушка, наверное, его сверстница, с длинными и блестящими белыми волосами. По цвету они были очень похожи на волосы Горангеля, и Мила в который раз с неприязнью подумала о своей рыжей копне и почувствовала, что завидует этой девушке.

Они оба – Горангель и его спутница – были в одеждах малахитового цвета с вышитыми на груди резвящимися единорогами.

– Привет, подшефные! – поздоровался Горангель, поравнявшись с ними. – Как первый учебный день?

– Хорошо, – ответила Белка.

Горангель повернулся к своей подруге и сказал:

– Познакомьтесь – это Лидия. Она тоже из белорогих. А это мои подшефные из Львиного зева.

– Привет! – хором сказали Белка с Ромкой, а Мила почему‑то промолчала.

Горангель заулыбался и его подруга тоже. Мила и сама бы улыбнулась – настолько забавно прозвучали голоса ее друзей в унисон, – если бы у нее, непонятно по какой причине, не упало настроение.

– Вы, наверное, идете к Летающей беседке? – спросил Горангель.

– Да.

– Тогда поторопитесь. Я видел, как двое ребят ждали, когда мы ее освободим. Мне кажется, они и сейчас неподалеку.

– Тогда мы пойдем, – забеспокоилась Белка.

– И не забудьте о «Часе точного попадания», – сказал Горангель.

В этот раз они переспросили уже в три голоса:

– О чем?!

Горангель и его подруга опять обменялись улыбками. А Мила почему‑то подумала, что Лидия ей совсем не понравилась.

– Вы наверняка видели в парке статуи кудрявых купидонов со стрелами? – спросил он.

Друзья закивали головами.

– Да, видели.

– С двух до трех часов, сразу после обеда, купидонам официально разрешено пользоваться стрелами, – начал объяснять Горангель. – В обычное время им это запрещено, но тем не менее этим стрелкам необходимо практиковаться, поэтому им выделили специальное время, чтобы не потеряли сноровку.

Ромка почему‑то посмотрел на статую «Борисфенской утопленницы», и лицо у него испуганно перекосилось. А Белка поинтересовалась:

– А что будет, если попадут?

– А‑а‑а, – задумчиво протянул Горангель и, улыбнувшись, ответил: – Вполне возможна легкая эйфория в течение нескольких часов. Они стреляют почти вхолостую – настоящих стрел Амура им не выдают. Но и те, что есть, могут заставить на время влюбиться в первого, кто попадется на глаза.

Ромка опять покосился на русалку, а потом взволнованно спросил:

– А сколько сейчас времени?

Горангель протянул руку и указал на большие часы на стене башни Геродота. Они показывали половину второго.

– Ну, мы пошли, – сказал Ромка.

– Удачного полета! – пожелал Горангель и, помахав им рукой, ушел вместе со своей подругой.

Когда они, наконец, увидели Летающую беседку – мраморную, с резными колоннами, то сразу поняли, о каких парнях говорил Горангель. Возле беседки Мила увидела Берти, а с ним еще одного парня.

– Эй! – крикнул Берти, который уже стоял внутри и держался за мраморную колонну. – Сестрица, Рудик и Лапшин – вот это встреча! Скажите спасибо, детки, что мы не улетели без вас. Милости прошу к нашему шалашу.

Пока Берти рассыпался в знании пословиц и поговорок, Мила рассматривала его друга. Это был высокий парень – немного уступающий по росту Берти, – смуглый, с темными, по‑восточному раскосыми глазами и с длинными, до плеч, черными волосами, падающими на глаза.

Мила зашла в беседку последняя. Только она ступила обеими ногами на мраморный пол, как беседка плавно взмыла в воздух. Настолько плавно, что этого можно было бы даже не почувствовать. Мила подошла к перилам и посмотрела вниз. Беседка медленно поднималась в небо, открывая взгляду вид на парк и замок. Среди листвы Мила увидела приближающихся к воротам Думгрота Горангеля и Лидию. Борисфенская утопленница, следя за полетом беседки, махала им рукой и, повернув голову, в шаге от себя Мила увидела недовольное лицо Ромки. Она не смогла сдержать улыбки, глядя на него. Заметив это, Ромка сначала погрозил ей кулаком, а потом тоже улыбнулся.

– Даже не думай об этом, – еле слышно предупредил он, и Мила тихо засмеялась.

– Знакомься, Тимур, – сказал Берти, обращаясь к своему другу, – это Рудик. Я ее уважаю. Хоть и мала ростом, – заявил он, приглядываясь к Миле, как будто хотел на всякий случай разглядеть ее еще раз, и, удовлетворенно кивнув, подытожил: – Но человек что надо.

– Тимур, – без особой нужды представился парень, потому что благодаря Берти его имя уже все знали.

– Я, вообще‑то, тоже из Львиного зева, просто еще не встречались, – пояснил он.

– А еще он мой лучший друг, – так гордо заявил Берти, что всем сразу захотелось в это поверить.

– Следующий субъект – Роман Лапшин, – отрекомендовал средний Векша. – Тоже вроде парень ничего, – и под конец, повернувшись к Белке, тяжко вздохнул и коротко сообщил: – Это сестрица. Подает надежды.

Мила посмотрела вниз и заметила, что они пролетают над городом, мимо Менгира. Верхние этажи по‑прежнему были скрыты густым ватным потолком облака, сквозь который ничего нельзя было разглядеть.

– А как беседка знает, куда лететь? – спросила Мила.

– Да она всегда одинаково летает, – махнул рукой Берти. – Она же не сама по себе летит, а под влиянием заклинания. Когда накладывали на нее чары, задали ей определенный маршрут. Вот она его отработает и вернется на место, так что дольше, чем положено, не полетаешь, – Берти фыркнул и добавил: – Порядок…

Судя по интонации старшего брата Белки, было понятно, что он не очень высокого мнения о порядке.

– Вы бы лучше в «Слепую курицу» сходили, – посоветовал Тимур и усмехнулся: – Помнишь, Берти, как мы в прошлом году туристов развели?

– Это когда они ни за что не хотели верить, что мы выпьем на двоих ведро «Глазуньи» и рискнули поспорить с нами на пригоршню золотых? – оживился Берти.

– Ну да! – начиная покатываться со смеху, подтвердил Тимур.

– Вот умора была! – тоже захохотал Берти.

– И куча золотых троллей в кармане! – добавил Тимур, хватаясь за живот. – Этим чудакам и невдомек, что мы этой «Глазуньей» ведрами каждый день упиваемся. Они только от одного ее вида сознание теряют.

Мила, улыбнувшись заразительному смеху Берти и Тимура, посмотрела на Белку. Но у той лицо было не очень доброжелательным.

– О чем это они? – спросил Ромка.

– Даже знать не хочу! – недовольно проворчала Белка.

Оставив хохот одного Векши и ворчание другой, Мила наклонилась над мраморными перилами беседки. В этот момент они летели, наверное, на самой высокой точке по маршруту, и сердце Милы радостно забилось от увиденного. Замок Думгрот на холме, Троллинбург чуть ниже в долине, башенки Львиного зева, Главная площадь, до отказа заполненная людьми, – все это показалось ей настолько красивым и великолепным, что Мила подумала: это самое замечательное и неповторимое место на Земле. Она никогда не летала на самолетах, но была уверена, что лучше того, что можно увидеть из Летающей беседки, ничего на свете не существует.