В ожидании

Пока во вторник Нил не вошел в класс, мне было плохо.

— Вот! — сказала я Богу, когда Нил развалился на своем стуле. — Ничего! Я же тебе говорила.

«Цыплят по осени считают», — сказал Бог.

В тот вечер я записала в дневнике: «С Нилом ничего не случилось».

В среду мы довырезали снежинки и развесили по классу, дошли в «Паутинке Шарлотты» до того места, где они собираются ехать на ярмарку, написали еще по стихотворению. Только на сей раз мое просто никуда не годилось. Да и все остальное я делала непонятно как. Умножала вместо того, чтобы делить, путала существительные и глаголы, не той стороной вклеила график в тетрадку по математике, а ртутный столбик покрасила красным вместо серебряного.

Миссис Пирс вызвала меня к своему столу. Она спросила:

— Джудит, ты нормально себя чувствуешь?

— Да, миссис Пирс.

— Как твоя рука? — спросила она.

Но с руками у меня все было в порядке, я тогда не сильно порезалась.

Миссис Пирс сказала:

— Ты попросила своего папу прийти ко мне?

Я покраснела.

— Да, — сказала я.

Только было очень важно, чтобы папа ни за что не пришел в школу, потому что тогда миссис Пирс расскажет ему, что я по-прежнему говорю про Бога и про чудеса.

Перед ней лежала моя тетрадка. Только два примера были отмечены плюсиками. Она сказала:

— Не в примерах дело, Джудит. Ты их можешь решить, даже не просыпаясь. Но я хотела спросить — может, ты расскажешь, что тебя беспокоит?

Я пожала плечами.

— Дома у тебя все в порядке?

Я кивнула.

— Как твой папа переносит забастовку?

Я подумала как. Когда папа возвращался с работы, лицо его было бледным, но голос спокойным. Мы ужинали и изучали Библию. Потом он уходил в промежуточную комнату просматривать счета, насаженные на металлический штырь, а я шла наверх. Потом он проверял, как там забор, возвращался в дом, вешал топор над задней дверью и отключал электричество.

— Вроде нормально, — сказала я.

Миссис Пирс сказала:

— Джудит, запомни: понадобится с кем-нибудь поговорить, я всегда здесь. Поняла?

— Да, — ответила я.

В четверг мы получили письмо из гражданского суда — папу просили срочно им позвонить. Он сказал:

— Шустро же они управились.

— Кто? — спросила я, но он не ответил.

Я посмотрела на конверт.

— А чего они от тебя хотят?

— Хотят, чтобы я снес забор.

— Почему?

— Это считается «антиобщественным поведением»… — он поднял листок повыше, — «угрозой безопасности» и «нарушением внешней эстетики».

— А ты его снесешь?

— Пусть подавятся, — сказал папа и бросил письмо в печку, так что я поняла: он хотел сказать — нет.

В ту ночь мне снилось поле в Красе Земель и две первые сделанные мною куколки. Поле не стояло на месте, как будто кто-то все время его тряс, и куколки держались друг за друга. Солнце было больше, чем раньше, оно обжигало им руки и лица. Трава была длинной и шелковистой, но она ежилась, будто живая, и хватала их за лодыжки.

Что-то приближалось к ним, подскакивая в траве. Оно было похоже на человека, только без головы, вместо нее болталось что-то вроде воздушного шарика на веревочке. Тряпичная куколка, похоже, понимала, что происходит. Она вскрикнула и потянула человечка из чистилок за рукав. Рукав отвалился, куколка отшатнулась.

Человечек из чистилок уставился на свою руку, потом на тряпичную куколку. Лицо его ничего не выражало.

Тут внезапно ноги его подогнулись, он упал на колени. И продолжал смотреть на тряпичную куколку. Та открыла рот. Тогда глаза у человечка из чистилок закатились, голова откинулась назад, и тело его рухнуло к ее ногам.

Замечательно было вновь увидеть всех в воскресенье. Мы будто целую вечность не виделись. Они пришли в ужас, когда услышали про пожар.

— Так полиция что-нибудь делает? — спросила Элси.

— Какое безобразие! — сказала Мэй. Она прикрыла мне уши ладонями и сказала папе одними губами: — Вы же могли погибнуть!

Дядя Стэн сказал:

— Тебе чего-нибудь нужно? Может, поживете у нас?

Папа сказал:

— Нет, спасибо. Все уже утряслось.

Тогда дядя Стэн спросил:

— Когда же это случилось, Джон?

Папа сказал:

— В пятницу вечером.

Дядя Джон сказал:

— Ты, наверное, с ног валишься!

— Да, — сказал папа. — Есть такое дело.

— Хочешь, мы все пойдем к тебе и поможем с уборкой? — сказала Маргарет.

— Нет-нет, — сказал папа. — Мы уже все убрали.

Тут я сообразила, что все думают — пожар случился всего два дня назад, а папа их почему-то не поправил. И про забор тоже вроде никто не знает. Почему папа им не сказал? Наверное, не хочет, чтобы они за нас волновались, подумала я. Все равно это было как-то странно.

Мэй покачала головой.

— Надеюсь, полиция все-таки поймает этих хулиганов, — сказала она. — Им место за решеткой.

Папа сказал:

— От полиции толку не много.

— Вот именно, — сказал Гордон, и все посмотрели на него. Уж если кто много имел дело с полицией, так это Гордон.

— Я-то знаю, кто это сделал, — сказал папа. — Но им, видите ли, недостаточно доказательств. — Потом он рассмеялся. — Хотят, чтобы я установил камеру видеонаблюдения.

Дядя Стэн покачал головой.

— И куда только катится мир?

— К Великой Скорби! — Альф поставил кулак на ладонь и повернул.

Элси обняла меня. И сказала:

— Главное, вы оба целы.

Мэй покачала головой:

— Просто страшно подумать, что могло произойти.

— Ты думаешь, это как-то связано с забастовкой? — спросил Стэн.

— Возможно. — Папа кивнул. — Не могу сказать, что я сейчас пользуюсь всеобщей любовью.

Я пошла в туалет и села в кабинке. Там было прохладно и тихо. Я прислонилась головой к стене. Подумала, что будет, если они узнают, что всё это устроила я.

Закон

В понедельник вечером в калитку постучал человек с портфелем и в костюме. Я пошла сказала папе, который, кажется, не слышал стука, он велел его впустить. Я откинула засов, повернула ключ и открыла калитку. Человек уставился на меня. Видимо, он ожидал увидеть кого-нибудь покрупнее.

— Входите, — сказала я.

Калитка бухнула у него за спиной, и он подпрыгнул.

Человек посмотрел на обгоревшее дерево, на фанеру в окне. Посмотрел на заколоченную дверь, на черную землю и на битые бутылки.

Я отвела его в кухню. Папа стоял спиной к печке. Человек потрогал свой галстук и сказал:

— Полагаю, вам понятна цель моего визита, мистер Макферсон. Вы уже получили от нас письмо с выражением обеспокоенности по поводу возведенного вами забора и с просьбой без промедления с нами связаться.

Папа сказал:

— По-моему, в этом заборе нет ничего оскорбительного.

Человек сказал:

— В письме крайне подробно разъяснено, что в нем оскорбительного: его неприглядный вид. Кроме того, он может стать причиной телесных повреждений. Об него можно пораниться.

— В этом весь его смысл, — сказал папа.

Человек посмотрел на папу.

Папа сказал:

— Вы в курсе, что тут у нас происходит?

— Это меня не касается, мистер Макферсон. Пусть полиция разбирается.

Папа сказал:

— Я уже пробовал заставить их разобраться. Пробовал целых два месяца. У меня попросту не было выбора.

— Ну, я просто выполняю свою работу. — Человек выпрямил плечи. — Боюсь, ваши соседи требуют, чтобы вы снесли этот забор. — Он взял портфель. — Отсюда я еду к себе в контору с докладом, — сказал он. — Если там решат, что забор подлежит сносу, вам придется его снести; если нет, мы подадим на вас иск. Будем решать в судебном порядке, останется этот забор стоять или нет.

Папа сказал:

— Проводи джентльмена до двери, Джудит.

Тут человек вдруг вздрогнул. Я проследила за его взглядом и тоже увидела топор над задней дверью. Человек посмотрел на топор. Потом посмотрел на папу. Пожалуй, это не совсем обычное дело — чтобы над дверью висел топор. Я вдруг подумала: а повесил бы папа его туда несколько месяцев назад? И стал бы он тогда строить забор? Или он бы просто сказал: «Джудит, испытания — это камушки на переправе, которые ведут нас ближе к Богу».

Я провела джентльмена через переднюю, мы вышли из дома и пошли через палисадник. Я открыла калитку и стала смотреть, как он уходит.

Чем дальше он уходил, тем более странно мне делалось.

— Постойте! — закричала я вдруг и побежала вдогонку.

Он обернулся.

— Пожалуйста, разрешите моему папе оставить этот забор!

— Боюсь, это невозможно. — Он зашагал снова.

— А вы не можете сделать исключение? — сказала я, задыхаясь. — Нет в нем ничего опасного, никто же не станет через него лазать. Если его снесут, я даже не знаю, что папа сделает!

Человек сказал:

— Прости, я не могу это с тобой обсуждать. — И зашагал быстрее.

— С забором гораздо лучше! Нам теперь больше никто не стучит в дверь! — сказала я. — И никто не устраивает пожаров! Никто не ломает нашу вишню и ничего не бросает в почтовый ящик. Ну почему нельзя его оставить?

Человек сказал:

— Мне очень жаль.

Потом отпер свою машину, залез на сиденье. Хлопнул дверцей, посмотрел через плечо, отъехал от тротуара.

— Так нечестно! — крикнула я.

Машина исчезла за углом. Человек забыл пристегнуться.