Жить на свете стоит 3 page

– У тебя что, нет никакой работы?

– Не поняла…

– Что непонятного? – вдруг загремел Артем, вскакивая. – Распустились совсем! Дисциплины никакой, материалы каждый вечер чуть не с кровью вырываю! Тебе делать нечего, кроме как с этими бумажками по редакции носиться?! Сама не работаешь и меня отрываешь!

В первый момент Ника растерялась. Обычно спокойный Артем ни разу за все время их совместной работы не выходил из себя и не повышал голоса.

– Простите, что оторвала вас от важной работы, шеф, – высокомерно заявила она и, прихватив листок, вышла из кабинета.

Дина, оторвавшись наконец от журнала, с любопытством спросила:

– Чего это он?

– Понятия не имею. Валерьянки накапай своему начальнику, а то по швам лопнет, – бросила на ходу Ника и быстро зашагала в свою редакцию.

Однако испорченное настроение так и не налаживалось, а из головы никак не желала выходить вроде бы невинная, но в то же время пугающая фраза из письма. Интуитивно Ника связывала произошедшее со статьей, но никак не могла понять, почему Артем старался откреститься от этой догадки. Которая, кстати, и ему пришла в голову – раз уж он сам об этом и заговорил. Только вот непонятно, почему тогда он хотел, чтобы Ника думала иначе…

Поняв, что ничего толкового сегодня уже не сделает и не напишет, Ника со вздохом выключила компьютер, бросила в сумку блокнот и диктофон и, сообщив коллегам, что едет на интервью, покинула здание.

Никакого интервью у нее, разумеется, не было назначено, но поди проверь, да и вряд ли кто‑то стал бы слишком уж озадачиваться ее отсутствием на рабочем месте после четырех часов дня.

Домой идти не хотелось, и Ника решила, что уж раз устроила себе свободный вечер, то вполне может прокатиться на машине по городу. Как ни странно, многокилометровые московские пробки во второй половине дня всегда действовали на нее успокаивающе и позволяли поразмыслить над какими‑то вещами. Медленно продвигаясь в скопище таких же, как она, запертых со всех сторон в машинах водителей, Ника ухитрялась продумать до мелочей очередную статью, прокрутить в голове будущее интервью или просто наметить планы на выходной день. Сегодня, продвигаясь в сторону аэропорта Домодедово, она тоже обдумывала статью – но ту, что уже вышла и не принадлежала ей. Эта история с каждой минутой все сильнее казалась Нике срежиссированной, фальшивой. Впервые за все время Артем повел себя непорядочно – а как иначе можно было назвать то, что он сделал? Он и раньше отвергал первую редакцию статей, но всегда давал журналистам возможность самостоятельно довести их до ума и, уж тем более, не поступал подобным образом с Никой. Все сильнее она укреплялась в мысли о заказном характере статьи – уж очень странно выглядела ситуация. Но зачем Артему было так подставлять ее, Нику? Ответ на этот вопрос ей не помогла найти даже длиннющая пробка…

Вероника всегда парковала машину в одном и том же месте, в переулке рядом с домом. Он неважно освещался, но темноты Ника не боялась. Найти место для малыша‑«Купера» труда не составляло, это все‑таки не джип с его габаритами, поэтому Ника довольно быстро втиснулась на свободную площадку между «Ситроеном» и «Фольксвагеном». Закинув на плечо ремень сумки и прихватив чехол с ноутбуком, она вышла из машины и нажала кнопку сигнализации. В этот момент раздался глухой стук, и лобовое стекло украсилось вмятиной и побежавшей от нее паутинкой трещин.

– Это что еще за… – начала Стахова, оглядываясь по сторонам, и тут же кто‑то обхватил ее и зажал рот рукой в вонючей кожаной перчатке.

– Стой спокойно и не дергайся! – прошипел незнакомец в самое ухо. – Значит, так. Лобовуха – это только цветочки, предупреждение. Если не прекратишь рыть вокруг «Изумрудного города», получишь битой по коленкам. И по пальцам заодно, чтоб наверняка уже.

Ника обмерла и даже не пробовала сопротивляться, страх оказался намного сильнее. Незнакомец неожиданно убрал руку с ее рта и сильно ударил головой о крышу машины. Падая, Ника успела увидеть покрытую прыщами щеку и кривой нос злодея.

Она пролежала на асфальте довольно долго. Сознание вернулось, но сил встать и пойти домой не было. Ника смотрела в ночное небо и думала о словах нападавшего. Неужели злосчастная статья о деятельности «Изумрудного города» вызвала такую реакцию у его руководства, что подобные угрозы стали возможны? И причастен ли к этому Гавриленко? И насколько, интересно, это все серьезно? Можно ли не обращать внимания и просто похихикать завтра в курилке с коллегами? Или стоит стать хоть немного осторожнее? Все‑таки это не бумажный конверт без подписи, а вполне конкретные угрозы…

С трудом встав на ноги, Ника почувствовала, как кружится голова. Очень хотелось скорее добраться до дома и лечь в постель. Она медленно побрела к подъезду, с трудом нашла в сумке ключи и вошла в вестибюль. Консьерж постучал в окно своей комнатки и попросил задержаться.

«Ну что еще?! – раздраженно подумала Ника, прислоняясь спиной к стене, чтобы не упасть. – Если деньги за уборку, так мог бы и утром спросить, видит же, что я еле на ногах стою».

Но консьерж удивил ее, появившись из комнатки с огромным букетом оранжевых роз:

– Вот, Ника, вам просили передать.

– Мне?!

– Ну если вы Ника Стахова из шестнадцатой квартиры, то вам.

Ника почувствовала слабость в ногах и начала оседать по стене. Консьерж заметил это и вовремя подхватил под локоть:

– Тихо‑тихо‑тихо! От радости коленки ослабли? Ох, а на лбу‑то что? – Он осторожно прикоснулся к коже, и Ника вскрикнула. – Синячище‑то какой! Это где ж вы так приложились?

– Голова у меня кружится очень, – жалобно проговорила Ника, игнорируя вопрос, – помогите, пожалуйста…

Консьерж засуетился, повел ее к лифту, проводил до дверей квартиры и помог отпереть замок:

– Может, врача вызвать? На пятом этаже семья живет, он хирург, она терапевт, хотите, я сбегаю?

Но Ника поблагодарила и отказалась. Закрыв за консьержем дверь, она устало опустилась на коврик и замерла, разглядывая лежащий перед ней на галошнице букет. Кто же его прислал?.. Артем был лишен романтической жилки, ему несвойственны такие проявления, как букет, переданный через консьержа. Приглядевшись, Ника заметила торчавшую среди роз маленькую карточку, на четвереньках подползла к галошнице и вынула картонку. На ней оказался незнакомый номер мобильного телефона, а на обратной стороне – логотип «Изумрудного города» и инициалы «М.Г.». Сомнений не осталось… Но как связать разбитое стекло «Купера», угрозы и этот букет? Что это? Гавриленко не в курсе того, что на Нику объявили охоту, или просто настолько хитер и циничен, что после подобного прислал цветы? Ей почему‑то не хотелось в это верить. А еще было обидно, что она не ошиблась насчет Артема и букет был прислан, разумеется, не им…

Цветы Ника поставила в ведро – другой вазы под такую охапку в ее доме просто не нашлось. Пристроив букет, она решила заняться собой, но сил хватило только на душ, чашку чая и ледяные кубики на лоб. Синяк оказался приличный, такой не замажешь тональным кремом. Голова отчаянно болела, клонило в сон, подташнивало. Укутавшись в длинный халат, мягкие домашние угги и кашемировый клетчатый плед, Ника свернулась клубком на диване и включила телевизор. Шли новости, она почти не смотрела на экран и не вслушивалась в слова диктора до тех пор, пока не услышала фамилию Гавриленко. Встрепенувшись, Ника села и отложила пакет с подтаявшим льдом на стол.

– …и сегодня перед стройплощадкой в центре города, где начались работы по возведению торгово‑развлекательного комплекса, возник стихийный митинг. Жители близлежащих домов блокировали въезд на площадку технике и более двух часов не давали рабочим приступить к сносу здания. В концерне «Изумрудный город» о пикете известно, но сам глава фирмы Максим Гавриленко комментировать произошедшее отказался. И только что наш корреспондент по телефону передал, что протестующие вынуждены были разойтись по домам, так как представители подрядчика вызвали полицию и ОМОН.

На экране замелькали какие‑то бабушки с картонными плакатами в руках, шеренга омоновцев, перегородивших вход на стройплощадку, и крупно – знакомый уже Нике логотип «Изумрудного города» на заборе, огораживающем место работ.

– Фигассе… – протянула Стахова, щелкнув кнопкой на пульте. – Быстро… А ведь у них реально проблемы начались… И как бы они теперь моими не стали…

Она подумала, что сейчас по идее должен позвонить Артем – он всегда смотрел именно этот выпуск новостей, а значит, видел и слышал то же, что и она. Но телефон молчал, Ника даже специально прибавила громкость звонка, чтобы не пропустить. Нет, Масленников не звонил. И тогда она решила потревожить его сама.

Артем долго не брал трубку, потом ответил сонным голосом:

– Да, Ника, что случилось?

– Ты чего это так рано спать завалился? – вырвалось у Стаховой.

– Устал очень, голова болит.

– Надеюсь, не настолько сильно, как моя!

– А что с тобой?

– А то! – Ника вдруг почувствовала раздражение, хотя и понимала, что Артем не мог знать о случившемся. – Стекло мне лобовое разбили и меня саму о крышу так головой приложили, что я, как в мультике, звездочки вокруг увидела.

– Я сейчас приеду! – мгновенно проснулся Артем и тут же отключился, Ника даже не успела возразить и попросить не делать этого.

– Да и черт с тобой, прокатишься, не треснешь, – пробурчала она, снова ложась на диван и натягивая плед до подбородка.

Артема не было довольно долго, он жил далеко от центра и не понимал Никиной страсти к этой части города. Считал, что там слишком уж суетно и многолюдно, что всегда смешило Стахову. В Москве везде полно народа, какая разница, центр или окраина.

Нику начало клонить в сон, она уже жалела о своем звонке – сейчас Масленников приедет, придется разговаривать, что‑то рассказывать, а сил нет, хочется спать, и болит голова. Но вот раздался звонок в домофон, и Стахова, охая и хватаясь за отчаянно кружившуюся голову, побрела к двери. Лицо шагнувшего через порог Артема выражало такое беспокойство и заботу, что Ника едва не расплакалась.

– Что с тобой, Белочка? – обняв ее за плечи и заглядывая в глаза, спросил он, и вот тут Стахову прорвало.

Она всхлипнула, спрятала лицо на его груди и пробормотала:

– Мне очень плохо и очень страшно. Во что ты втравил меня?

– То есть? – чуть отстранив ее от себя, удивленно спросил Масленников.

– Это… это все из‑за твоей затеи с Гавриленко!

Артем молча стянул с себя куртку, сбросил кроссовки и, крепко взяв Нику за руку, повел в комнату, но на пороге точно споткнулся, замер, и Ника врезалась в его спину, больно приложившись синяком как раз в лопатку.

– Чувствую, моя затея с Гавриленко не столь ужасна, как ты хочешь это выставить, – медленно проговорил он, и до Ники дошло – букет.

– С чего ты взял, что это от него? – неуверенным тоном спросила она, и Артем повысил голос:

– Не усугубляй! Я знаю, что это он тебе прислал этот… этот веник! Значит, это от него курьер приехал в редакцию как раз после того, как ты ушла домой, я просто не сообразил, кому Динка дает твой адрес!

– Адрес?! А ничего, что в нормальных местах никогда не разглашают не то что адреса, но и телефоны сотрудников?! – взвизгнула Ника, забыв о головной боли.

– При чем тут… я сразу на нее накинулся – мол, зачем, кто позволил, а она – курьер приезжал, привез что‑то, я и решил, что ты, может, в Интернете что‑то заказала!

– Ты идиот?! Заказала – и не дождалась, уехала?! Что мне теперь делать? Мало того что мне машину повредили и сотрясение мозга устроили, так они теперь еще и адрес мой знают! – от собственного крика звенело в ушах, но Ника не могла сдерживаться, ее трясло.

– Так, все, хватит орать! Сядь и спокойно расскажи, что произошло!

Ника заметила, что даже на диван Артем ухитрился сесть так, чтобы злополучный букет оказался вне поля его зрения. «Неужели ревнует?» – поразилась она. Никогда прежде Артем даже намека себе не позволял на ревность, и порой Нике становилось даже обидно – неужели он настолько уверен в ней, что не допускает мысли о том, что ей может понравиться кто‑то другой? Ирка, любимейшая подруга, называла Масленникова «собакой на сене» – мол, и не женится, но и не отпускает. Ника не обижалась – замуж она не хотела, но иногда ее начинала глодать обида, потому что в словах подруги была для правды. Выходило, что Артем полностью уверен в том, что она, Ника, никуда не денется и так и будут они существовать в необременительном статусе любовников. Пока ее устраивало такое положение вещей, но ведь рано или поздно захочется семьи, и что тогда? Сейчас, когда Артем так отреагировал на букет от Гавриленко, Никино самолюбие было слегка удовлетворено – хоть какие‑то эмоции.

– Знаешь, о чем я подумал? Не вяжется как‑то этот букет и нападение в переулке, – изрек Масленников, дослушав.

– Я и сама вижу. Но факт… Понимаешь, мне ведь конкретно обозначили, что и за что.

– Думаешь, Гавриленко такой идиот, что сперва послал к тебе человека с предупреждением, а потом курьера с цветами? Да и курьер‑то раньше приехал.

– Н‑да… не вяжется, – вздохнула Ника, подбирая ноги под плед.

– Я думаю, что ничего страшного пока не произошло. Машину я тебе починю, не проблема.

– Да? А голову тоже починишь? – язвительно спросила Ника. – А если этот хмырь не пошутил?

– Не думаю.

– Ну, ты еще скажи: «Сейчас не те времена!» – фыркнула она, дотягиваясь до чашки с остатками остывшего чая.

Артем промолчал. У Ники же остался какой‑то странный осадочек от разговора – как будто ждала одного, а получила совершенно другое. Ей вдруг захотелось, чтобы Артем встал и уехал, оставил ее одну. Но он уже стянул майку, повесил ее аккуратно на спинку кресла, потянулся и вопросительно взглянул на Нику:

– Может, спать пойдем? Поздно уже, мне на работу завтра.

– Мне вроде тоже.

– Ты останешься дома. Во‑первых, вид у тебя не очень, во‑вторых, синяк кошмарный. Ничего не случится, если ты отлежишься.

– Но у меня статья о ценах на недвижимость в Испании…

– Ничего, обойдусь.

– Сам звездой на полосе ляжешь? Чем место заполнять будешь?

– Ника, хватит спорить, – решительно прервал Артем, – надо будет – лягу звездой. А ты завтра выспишься, отдохнешь, а статью про Испанию поставим через пару дней. Все, летучка окончена, идем спать.

Всю ночь Ника не могла уснуть. Раздражал Артем, спавший на второй половине кровати – на этом чувстве Стахова поймала себя впервые. Она несколько раз вставала, держась за отчаянно болевшую голову, шла в кухню, закуривала сигарету, наливала чай и сидела за столом, глядя в темное окно. К ее удивлению, в доме напротив тоже не спали. На четвертом этаже горел светильник, а на подоконнике сидела девушка с блокнотом в руках и что‑то быстро‑быстро писала. «Коллега», – усмехнулась Стахова, тоже любившая работать ночью. Девушка в окне напротив вдруг подняла голову, увидела наблюдавшую за ней Нику, и помахала рукой, Ника в ответ тоже махнула. Незнакомка спрыгнула с подоконника, и свет в ее окне через минуту погас.

В кухню вошел сонный и взлохмаченный Артем:

– Ты чего не спишь, Никуся? Голова болит?

– Да, – пробормотала она, гася сигарету.

– Вот что… завтра я к тебе доктора пришлю. Есть у меня приятель как раз по этому профилю. Не возражай только, пожалуйста.

– Да не возражаю я, – вяло откликнулась Ника, – что ты командуешь сегодня, не на работе ведь…

Артем решительно взял ее за руку:

– Значит, завтра доктор, весь день в постели и никакой работы. А сейчас – спать.

До самого утра он обнимал ее и прижимал к себе, тихонько целуя в шею. Ника почти успокоилась и расслабилась, перестала думать о вечернем происшествии и даже о Гавриленко. Но уснула она только после того, как за Артемом закрылась входная дверь.

– Какого черта, а? Ну, какие еще цветы? Совсем он головой поехал, что ли?

– А я знаю? Что мне, за руку его водить постоянно? Он взрослый мужик!

– Твой взрослый мужик весь план мне сломал своими цветуями, идиот!

– Погоди кипеть. Подумаешь – букет прислал! Ну понравилась телка, что с того?

– Телка?! Да будь это просто телка, я б и не пикнул! А у этой на нас такое досье, что я даже думать не хочу про это! Имей в виду: если что, я‑то сольюсь, а вот ты по самые уши замазан, не отмоешься.

– Но‑но, не грози мне! Если что, вместе хлебать станем, даже не надейся отвертеться. Я в пионеров‑героев играть не стану, возраст не тот у меня!

– Тогда сделай так, чтобы мне никто больше не мешал. Это в твоих интересах.

Ника проснулась от звонка телефона и бросила взгляд на настенные часы. «Ну, кому там неймется, а?» – недовольно подумала она и нашарила на тумбочке мобильный.

– А чего это голос у тебя сонный такой? Белый день на дворе, я думала, что ты рыскаешь по столице в поисках новостей! – раздался звонкий женский голос, и Ника мгновенно стряхнула остатки сна:

– Ирка! Ирка, ты откуда?

– Из спальни, – фыркнула подруга. – В Москве я.

– О‑о‑о, какое счастье! – Ника села и взъерошила волосы. – Ирка, как же я рада, если бы ты знала!

– Слушай, Стахова, ты меня пугаешь, – серьезно проговорила Ирина, – не припомню за тобой такой эмоциональности. С чего вдруг?

– Ты просто очень вовремя приехала, – призналась Ника.

– Чувствую, есть разговор. Тогда давай так. Насколько я понимаю, ты, бедолага, еще спишь? Ну, у меня тоже встреча через полчаса. Дел на час‑полтора. Закончу – позвоню, а ты пока собирайся – душ, макияж, то‑се. Поедем посидим где‑нибудь.

– Отлично. Тогда я жду звонка.

– Да – машину не бери. Все, по второй линии звонит мой человек. Целую, созвонимся, – выпалила Ирина и отключилась.

Ника сунула телефон в карман халата и опустила ноги на коврик. То, что подруга приехала в Москву именно сейчас, показалось ей хорошим знаком. Да и выговориться действительно хотелось…

Ирина почти не изменилась со времени их последней встречи, только состригла пышные каштановые локоны, сделав модный «боб», невероятно ей шедший. Это сделало черты лица чуть более резкими, что никак не портило общего впечатления. Ирина излучала уверенность, какую‑то внутреннюю свободу, характерную для человека, много лет живущего в Европе. Она по‑прежнему просто, но с каким‑то ненавязчивым шиком, одевалась, носила через плечо небольшую сумочку, улыбалась открыто и демонстрировала удовольствие от жизни. Спокойная, дружелюбная владелица картинной галереи, у которой все хорошо и в работе, и в личной жизни…

Такого прекрасного вечера Ника не могла припомнить. Они с Иркой сперва долго бродили по торговому центру, до тех пор пока в магазинах не начали опускаться жалюзи – время как‑то незаметно подошло к десяти, потом ужинали в испанском ресторанчике, наслаждаясь паэльей и каталонским кремом. Ирина со смехом выбрала в чайной карте напиток с названием «Персик одинокого дракона», и Ника фыркнула:

– Господи! Ну, почему бы не заказать обычный «Эрл Грей», к примеру, а?

– Никуся, ты говоришь банальности, – очаровательно улыбнулась Ирина, заправляя за ухо каштановую прядь, – мы сидим с тобой в отличном месте, кругом почти ни души, спокойно, вкусно, уютно – ну, разве я не могу позволить себе маленькую шалость в виде чая с совершенно идиотским названием?

Официант, предупредительно склонившийся над ними с блокнотом в руках, обиженно поджал губы:

– Зря вы так. Чай на самом деле очень вкусный.

– Я в этом не сомневаюсь, – заверила Ирина, – поэтому и заказываю.

Официант не обманул, и напиток действительно оказался выше всяких похвал, как и тарта де альмендрас, миндальный пирог – в этом Ирина разбиралась, имея дом в Галисии и много лет живя на две страны. Уж с чем‑с чем, а с тамошней кухней во всех ее проявлениях она была знакома.

– А поедем купим мне кроссовки, а? – вдруг сказала она, удивив Нику.

– С ума сошла? Двенадцать часов, все давно закрыто!

– Я знаю магазинчик, который круглосуточно работает. Спортивный, между прочим. – Загоревшаяся идеей подруга уже махала официанту и вытаскивала из кошелька кредитную карту.

– Ира, зачем тебе кроссовки в такое время?

– А я послезавтра в новый спортзал собираюсь, решила, пока здесь, – форму не терять, хватилась – а обуться мне не во что совершенно.

– Но ведь завтра еще целый день… И потом – что, в Праге закрылись все спортивные магазины? – пробовала отбиться Ника, которой уже хотелось домой, в постель, но тщетно – Ирина, одержимая какой‑либо идеей, всегда становилась неуправляемой и глухой к чужим доводам.

Они вышли на улицу, в теплую июньскую ночь, и Ника в который раз с удивлением отметила, что после двенадцати жизнь не замирает, а словно активизируется – машин не намного меньше, чем днем, гуляют парочки и стайки подростков, вовсю работают кафе и рестораны, и ни один не пустует.

Доехав на такси до Смоленской, девушки оказались прямо у двери большого спортивного магазина. Окна трех этажей призывно светились, красочные постеры словно призывали – ну, входите же, не стойте, окунитесь в прекрасный мир спорта! Ирина подмигнула подруге:

– Видишь? Что я говорила? Все работает. И народа явно в разы меньше.

Однако это оказалось не совсем так. Пока Ирина выбирала кроссовки, откидывая в сторону модель за моделью, Ника успела заметить, что посетителей хватает. «Странно, – подумала она, – неужели людям дня не хватает, чтобы отовариться шортами и футболками?»

Но больше всего ее поразила очередь к кассе… В половине первого ночи возле белокурой кассирши собралось человек восемь – и все терпеливо ждали, пока медленно поворачивающаяся девушка пробивала чек на покупки очередному клиенту.

– Сомнамбула какая‑то, – недовольно буркнула Ирина после десятиминутного ожидания, в результате которого они не стали ближе к кассе ни на метр. – Девушка, мы бы вам были очень признательны, если бы вы начали двигаться чуть быстрее, – обратилась она к кассиру и тут же услышала довольно бодрый ответ:

– Вот встаньте на мое место – и шевелитесь так, как вам угодно.

– Зачем? – удивленно вскинула брови Ирина. – Мне на своем месте отлично, и там я двигаюсь с предельной скоростью. Чего и вам желаю.

Ника фыркнула и отошла к стеллажам с инвентарем, машинально взяла в руки бейсбольную биту и усмехнулась: «Ну надо же… Не теннисную ракетку схватила – биту! Интересно, такую имел в виду тот прыщавый, когда говорил, что сломает мне пальцы?»

Настроение слегка испортилось – воспоминания о вчерашней встрече приятных эмоций не вызывали.

– Никогда не думала, что в Москве в час ночи можно намертво стоять в очереди к кассе! – не унималась Ирина, и ее звонкий голос был слышен по всему первому этажу магазина.

Ника же про себя подумала, что вот она лично никогда не подозревала, что можно так отчаянно захотеть купить кроссовки – в час ночи в Москве. Но такая уж у нее подруга…

Наконец, спустя полчаса ожидания, Ирина все‑таки получила пакет с покупкой, и девушки, с облегчением вздохнув, покинули здание магазина.

– А давай по кофейку? – предложила Ирина, махнув рукой в сторону находившегося неподалеку кафе.

– Я – чай, – отказалась Ника, – если кофе сейчас выпью, то не усну до утра, а мне завтра на работу. И статью я планировала до обеда закончить, а то сдавать нечего будет.

– Столько объяснений – и все‑то, чтобы отказаться от чашки кофе! – улыбнулась подруга, обнимая ее за плечи. – Ника, ты такая вроде с виду жесткая, а как заговоришь – ну просто мармеладки в сиропе!

– Устаю быть жесткой на работе, – призналась Ника, уткнувшись носом в шею Ирины, – там, знаешь, чуть слабину дашь, сразу сожрут. А у меня репутация…

Ирина решительно потянула подругу за собой ко входу в кафе, и Ника, не сопротивляясь, пошла. Она почувствовала потребность поговорить с кем‑то, кто не осудит и не станет смотреть скептически. Ирину она знала сто лет – дружили еще с детского сада, вместе пережили многое, и даже когда Ирина, став довольно успешным искусствоведом, практически перебралась в Прагу и открыла там собственную галерею, они не потеряли связи и не стали общаться меньше – все‑таки телефон и Интернет очень упростили жизнь. Других подруг у Ники с годами так и не появилось, коллеги в редакции смотрели на Стахову искоса и к тесному общению не стремились, особенно когда стало очевидным, что главред выделяет ее среди других журналистов и относится к ней немного иначе, чем к остальным. А вот Ирка оставалась неизменной, как куранты на Спасской башне.

Заказав ромашковый чай и чашку капучино, Ирина, словно подслушав тайные мысли подруги, удобно расположилась на диванчике и велела:

– Давай начинай. – И Ника даже слегка опешила:

– Что начинать?

– Ну ты же поплакаться хочешь, я чувствую. Так не тяни, начинай.

Ника помолчала пару минут, не совсем понимая, что именно хочет выплеснуть сейчас на приготовившуюся слушать Ирку.

– Понимаешь… я тут влезла в одно дело… Даже не дело… Скорее, расследование журналистское затеяла. А там…

– …офигенного качества мужичок, – довольным тоном закончила фразу Ирина, – и теперь тебя разрывает. С одной стороны, ты явно что‑то накопала, о чем у тебя чешутся руки написать, а с другой – ты не знаешь, как сделать так, чтобы этот товарищ не пострадал, да?

Ника виновато кивнула. Эти мысли вот уже несколько дней не давали ей спокойно спать. То, что она узнала о Максиме Гавриленко и его махинациях с застройкой в историческом центре, тянуло на «бомбу», от взрыва которой много чего могло случиться. Но личность самого владельца «Изумрудного города» заинтриговала ее настолько, что Ника растерялась. Максим показался ей неплохим человеком, просто слишком уж поглощенным своим бизнесом и готовым ради него на все. Как связать эту готовность с понятием «неплохой человек», Стахова не знала. И еще ей почему‑то постоянно вспоминался его взгляд, устремленный в большое окно офиса. Максим смотрел на распростертый буквально у его ног город с видом собственника, хозяина, пытающегося облагородить его облик, привнести в патриархальную архитектуру что‑то свое, новое и свежее. Ника понимала, что своей стройкой Гавриленко ощутимо нарушил уклад старых улочек центра, уничтожил что‑то, делавшее их притягательными и уютными. Как будто убил дух этого места. Но почему‑то у нее все равно не поднималась рука открыть файл с заметками и набросками и приняться обличать и уличать. Раньше подобного с ней не случалось. Да и Артем здорово испортил все, когда сам переписал Никину статью.

– Не знаю, Ир, – вздохнула она, уставившись в наугад раскрытое меню, – я не могу понять, что случилось. То есть умом я понимаю, что там и безумные взятки, и шантаж, и подкуп, и угрозы – а вот не вяжется у меня все это в голове с владельцем. Ну не верю я, что он способен… хотя все факты говорят об обратном. Но вот внутри меня что‑то тормозит.

Ирина придирчиво наблюдала за тем, как официант расставляет на столе их заказ и, казалось, была поглощена только этим. Однако, когда парень отошел, она, обхватив пальцами толстостенную кружку, проговорила:

– А ты не влюбилась, Никуся?

– Да ну, бред! – Ника почувствовала себя почти оскорбленной. – У меня есть Артем, и с ним никто не выдерживает никакого сравнения. Да, он не фантастический миллионер, не мечта юных нимфеток, но мне с ним хорошо, легко и спокойно.

– А не в этом ли кроется весь тайный смысл, а? – лукаво глянув на подругу, спросила Ирина. – Не в том ли, что тебе с ним спокойно? А на самом деле хочется, чтобы все клубилось и бурлило.

– Ты меня разучилась понимать, – вздохнула Ника, наливая чай в чашку, – вспомни все мои романы – ну с кем у меня «клубилось и бурлило», а? Я всегда выбирала мужчин спокойных, надежных и целеустремленных, а не тех шалопаев, что вечно клеились к тебе.

– А Яблоков? Он же всегда был шутом и клоуном.

– Это была видимость, маска, – опровергла Ника, – это он для вас таким был, потому что вы его только таким и хотели видеть. А наедине со мной он становился собой. Читал стихи, книжки умные притаскивал, философствовал. Вы же ему не позволяли этого делать, он вам был интересен только как Игорешка‑прибаутка!

Ирина слегка покраснела – это прозвище именно она дала Никиному ухажеру, едва только он появился в их сплоченной школьной еще компании, и с тех пор оно к нему прилипло. Игорь был для Никиных одноклассников кем‑то вроде придворного шута, рассказывал анекдоты, травил байки, беспрестанно кого‑то разыгрывал и балагурил. Когда Игорь появлялся в компании, все вокруг него превращалось в цирк и балаган, с ним было весело, и именно за это друзья Ники его полюбили и приняли. Даже когда у них с Никой все закончилось, Игорь продолжал общаться со всеми как ни в чем не бывало. Его даже жалели тихонько – не понимали, как могла Стахова променять такого весельчака на сухаря‑преподавателя.

– Ладно, Никусь, проехали, – примирительно попросила Ирина, – даже не знаю, к чему я это. А если ты сомневаешься, так, может, не стоит вообще браться?

Ника помолчала, покручивая чашку на блюдце. Ей приходила в голову мысль бросить все и переключиться на что‑то другое, не думать больше ни о каком Гавриленко, и пусть Артем сам пишет эти статьи, и даже пусть подписывает ее именем, но внутри что‑то скребло – мол, как так? Неужели бросишь все, когда до финиша остался малюсенький рывочек? Ведь интересно же, кто на самом деле стоит за этими статьями, потому что вряд ли Артем сам рискнул бы. Да и жаль было потраченного времени, сил, бессонных ночей. И вчерашний разговор… Ника не особенно верила в угрозы, но кто знает, как далеко все зашло на самом деле? Уж если к ней прислали «гонца», то наверняка все обстоит очень серьезно. Видимо, они с Масленниковым сунули нос туда, куда не следовало. Собственно, и вины‑то ее в произошедшем не было – она писала совершенно другую статью, в которой ни слова не было о криминале. И подтолкнул ее к этому, как ни странно, Артем – такой надежный и замечательный, как она совсем недавно убеждала Ирину. Подтолкнул – а разделить с ней неприятности, а тем более защитить не захотел. Но говорить об этом подруге Ника почему‑то не стала…