Глава 11. Большая охота

Осенью я вернулась домой, с душой и сердцем, переполненными радостными воспоминаниями. Перебирая в памяти разнообразие впечатлений от пребывания на Севере, я и поныне поражаюсь этому чуду. Казалось, это было начало всех начал. К моим ногам легли сокровища нового прекрасного мира, я наслаждалась новизной удовольствий и знаний, получаемых на каждом шагу. Я вживалась во все. Я ни минуты не пребывала в покое. Моя жизнь была полна движения, как у тех крохотных насекомых, что вмещают весь свой век в один день. Я повстречала множество людей, разговаривавших со мной, чертя знаки на моей руке, после чего совершалось чудо!.. Бесплодная пустыня, где я прежде жила, вдруг расцвела, как розарий.

Несколько последующих месяцев я провела с семьей в нашем летнем коттедже, расположенном в горах, в 14 милях от Таскамбии. Неподалеку находился заброшенный карьер, где когда-то добывали известняк. Три игривых ручейка стекали от горных ключей вниз, сбегая веселыми водопадами с камней, пытающихся преградить им путь. Вход в карьер зарос высокими папоротниками, которые сплошь покрывали известняк склонов, а местами преграждали потокам путь. Густой лес поднимался до самой вершины горы. Там росли и огромные дубы, и роскошные вечнозеленые деревья, стволы которых напоминали мшистые колонны, а с ветвей свисали гирлянды плюща и омелы. Еще там росла дикая хурма, от которой струился, проникая в каждый уголок леса, сладкий аромат, неизъяснимо радующий сердце. В нескольких местах от дерева к дереву протянулись лозы дикого мускатного винограда, создавая беседки для бабочек и других насекомых. Какое наслаждение было затеряться летними сумерками в этих зарослях и вдыхать свежие изумительные запахи, поднимавшиеся от земли на исходе дня!

Наш коттедж, имевший вид крестьянской хижины, стоял в необыкновенно красивом месте, на вершине горы, среди дубов и сосен. Маленькие комнатки располагались по обе стороны длинного открытого холла. Вокруг дома была широкая площадка, по которой свободно гулял горный ветер, напоенный душистыми ароматами леса. Большую часть времени мы с мисс Салливан проводили на этой площадке. Там мы работали, ели, играли. У задней двери дома росла огромная орешина, вокруг которой было построено крыльцо. Перед домом деревья стояли так близко к окнам, что я могла коснуться их и почувствовать, как ветерок колеблет их ветви, или поймать листья, падающие наземь под осенними резкими порывами ветра.

В Ферн-Кворри — так называлось наше имение — приезжало множество гостей. По вечерам у костра мужчины играли в карты и беседовали об охоте и рыбной ловле. Они рассказывали о своих замечательных трофеях, о том, сколько диких уток и индюков они в последний раз подстрелили, что за «зверскую форелищу» поймали, как выследили хитрейшую лисицу, одурачили ловкого опоссума и нагнали быстрейшего оленя. Наслушавшись их историй, я не сомневалась, что попадись им лев, тигр, медведь или еще какой-нибудь дикий зверь, ему было бы несдобровать.

«Завтра в погоню!» — гремел в горах прощальный клич друзей перед тем, как разойтись на ночь. Мужчины укладывались прямо в холле, перед нашими дверями, и я ощущала глубокое дыхание собак и охотников, спавших на импровизированных постелях.

На рассвете меня будил запах кофе, постукивание ружей, снимаемых со стен, и тяжелые шаги мужчин, расхаживающих по холлу в надежде на самую большую удачу в этом сезоне. Я также могла почувствовать топот коней, на которых они приехали из города. Кони были привязаны под деревьями и, простояв так всю ночь, громко ржали от нетерпения пуститься вскачь. Наконец охотники садились на коней, и, как поется в старинной песне, «бравые охотники, звеня уздечками, под щелканье хлыстов, уносились, гикая и громко вопя, вперед пуская гончих псов».

Позднее мы начинали готовиться к барбекю — жаркому из дичи на открытой решетке над углями. Огонь разжигали на дне глубокой земляной ямы, поверх нее крест-накрест клали большие палки, мясо навешивали на них и поворачивали на вертелах. Вокруг костра сидели на корточках негры и отгоняли длинными ветками мух. Аппетитный запах мяса пробуждал во мне дикий голод, задолго до того, как приходило время садиться за стол.

Когда суета приготовлений к барбекю была в самом разгаре, возвращалась охотничья компания. Они появлялись по двое, по трое, усталые и разгоряченные, лошади были в мыле, утомленные собаки тяжело дышали… Все мрачные, без добычи! Каждый утверждал, что видел, по крайней мере, одного оленя почти рядом. Но как бы ретиво ни гнались за зверем собаки, как бы точно ни прицеливались ружья — хрустнул сучок, или щелкнул курок, и оленя как не бывало. Им везло, подозреваю, в точности как маленькому мальчику, сказавшему, что почти видел кролика, потому что видел его следы. Скоро компания забывала о своем разочаровании. Мы усаживались за стол и принимались не за оленину, а за обычную свинину или говядину.

В Ферн-Кворри у меня был свой пони. Я назвала его Черным Красавцем, потому что прочла книжку с таким названием, и он очень походил на ее героя блестящей черной шерсткой и белой звездочкой на лбу. Я провела множество счастливейших часов, катаясь на нем.

В те утра, когда кататься мне не хотелось, мы с моей учительницей отправлялись бродить по лесам и позволяли себе потеряться среди деревьев и лоз, следуя не по дороге, а по тропкам, проложенным коровами и лошадьми. Часто мы забредали в непроходимые заросли, выбраться из которых могли только в обход. Мы возвращались в коттедж с охапками папоротников, золотарника, лавра и роскошных болотных цветов, встречающихся только на Юге.

Иногда я отправлялась с Милдред и маленькими двоюродными сестрами собирать плоды хурмы. Сама я их не ела, но любила их тонкий аромат и обожала выискивать их в листьях и траве. Еще мы ходили за орехами, и я помогала малышам раскрывать их скорлупу, высвобождая крупные сладкие ядрышки.

У подножья горы проходила железная дорога, и мы любили наблюдать за проносящимися поездами. Случалось, отчаянные паровозные гудки вызывали нас на крыльцо, и Милдред взволнованно сообщала мне, что корова или лошадь забрели на железнодорожные пути. Примерно в миле от нашего дома железная дорога пересекала глубокое узкое ущелье, через которое был перекинут решетчатый мост. Идти по нему было очень трудно, так как шпалы располагались на довольно большом расстоянии друг от друга и были такими узкими, что, казалось, идешь по ножам.

Однажды мы с Милдред и мисс Салливан потерялись в лесу и, после многочасового блуждания, так и не смогли найти обратной тропинки. Внезапно Милдред указала своей маленькой ручкой вдаль и воскликнула: «Вот же мост!» Мы предпочли бы любой другой путь, но уже смеркалось, а решетчатый мост позволял срезать дорогу. Я должна была нащупывать ногой каждую шпалу, чтобы сделать шаг, но не боялась и шла хорошо, пока издали не донеслось пыхтенье паровоза.

«Я вижу поезд!» — воскликнула Милдред, и в следующую минуту он задавил бы нас, если бы мы не спустились вниз по перекладинам. Он пронесся над нашими головами. Я ощутила горячее дыхание машины на своем лице, чуть не задохнувшись от гари и дыма. Поезд грохотал, решетчатая эстакада тряслась и раскачивалась, мне показалось, что вот сейчас мы сорвемся и упадем в пропасть. С невероятным трудом вскарабкались мы опять на пути. Домой мы добрались, когда совсем стемнело, и обнаружили пустой коттедж: вся семья отправилась разыскивать нас.