В осином гнезде

Утром я проснулся от криков в коридоре и звона алюминиевых тарелок. Кто-то там ронял посуду. Я мгновенно открыл глаза. Ощущение было такое, что я вообще не спал.

Однако голова не была тяжелой или дурной, несмотря на то, что снились самые преотвратительные сны. Я был бодр, спокоен и чрезвычайно собран, каким бывал почти всегда в самые ответственные моменты операций по захвату преступников.

Но едва вспомнил, что мне приснилось, в солнечном сплетении вновь сжалось и заныло, как и ночью.

Я мгновенно будто опять оказался в своих ночных кошмарах. Мне снилась карта Советского Союза, которая быстро превращалась в карту Европы, и уже до самых Пиренеев карта из сна была розового, российского цвета. Потом эта розовая карта вдруг вспыхнула с разных сторон синим бесшумным огнем и стала сгорать на моих глазах. Я же, обжигая пальцы, пытался ее расправить, старался загасить огонь, но у меня ничего не вышло — карта сгорела дотла.

Следующий сон, вслед за предыдущим, был не менее тягостным и символичным.

Я был на кладбище, где только холмики — и никаких памятников. Вдруг из одного холмика показывается рука с бриллиантовым колечком на пальце, я узнаю кольцо, оно принадлежит Тане Холод. Но я не протягиваю ей руку, а лишь стою и тихо плачу, вернее, роняю всего одну слезу, которая падает на землю. И тут же на месте упавшей слезы вырастает гипсовый или мраморный — не могу понять — памятник, в фигуре я узнаю Ваганова. Вроде бы это он и не он одновременно. Я пытаюсь выронить еще одну слезу, но слез больше нет. А мне почему-то кажется, что если еще одна моя слеза упадет на постамент памятника Ваганова, то, я уверен, он рассыплется. Но слез нет… Однако памятник сам начинает раскачиваться и трескаться у основания. Я, радостный, пинаю его, и мраморный Ваганов быстро начинает погружаться в песок… А через несколько мгновений снова то же самое кладбище, только без памятников, бюстов, постаментов, надгробных плит — одни песчаные, кое-где поросшие травой холмики.

Что бы это могло значить, ума не приложу. Но думать уже некогда, я слышу, как скрипит железный засов двери.

Как я и предполагал, принесли завтрак; каша, которую держит Сидор Бугримов — фамилия была обозначена у него на кармане робы — лежит на тарелке как-то странно. Я понимаю, что Сидор в коридоре уронил мою тарелку. Но ничего, естественно, не говорю.

Сидор молча ставит тарелку на табурет, прикрепленный к стене, и так же молча удаляется под пристальным взглядом контролера, имени которого я не знаю.

Я ждал, когда меня поведут или повезут показывать «друзьям» Ваганова, но тишина. Вот только меня не пригласили на работу в пошивочную, значит, мне сегодня предстоят какие-то другие дела…

Так оно и оказалось. Ваганов ночью не соврал.

Днем ко мне пришли контролер по кличке Рябой и медсестра, принесшая мой отутюженный костюм, в котором я отправился с Грязновым в Германию.

Я переоделся и через несколько минут уже садился в сопровождении того же Рябого в черную «Волгу» с военными номерами.

Я не задавал вопросов по дороге. Смотрел в окно на зимний загородный пейзаж. Скоро показались строения военного городка, по левую сторону от дороги виднелся бетонный забор, тянувшийся на километры, за ограждением было летное поле военного аэродрома.

Вдоль забора мы ехали километров пять. Наконец, поравнявшись с КПП, «Волга» въехала на территорию аэродрома.

Мы остановились возле небольшого двухэтажного здания. Шофер остался в машине, а меня Рябой, у которого в кармане, я чувствовал, был пистолет, повел к дверям здания. Там меня передали майору и лейтенанту авиации. Рябой остался ждать на диване, листать журналы по авиации, которые ему дал дежурный офицер.

Меня провели по узкому коридору, закончившемуся массивной цельнометаллической дверью, за которой обнаружилась широкая бетонная лестница, ведущая вниз. Но лестница была короткой, всего десять — пятнадцать ступеней.

Спустившись, мы оказались перед раздвигающимися дверями, которые тут же раскрылись, едва майор вставил в замок маленький электронный ключ. Это был лифт.

— Куда меня ведут? — спросил я, как только двери лифта за нами закрылись и я вместе с майором и лейтенантом стал быстро падать вниз, под землю.

— Увидите, — коротко ответил майор.

— А точнее? Все это напоминает бункер Гитлера, — решил пошутить я.

Но майор не собирался подхватывать юмор.

— Вы разве были в бункере Гитлера? — спросил он совершенно серьезно.

— Нет, но, по моим представлениям, именно таким он и должен быть.

— За сорок с лишним лет после войны командные пункты очень изменились. Гитлер сейчас мог бы позавидовать любому нашему бункеру.

— Значит, мы спускаемся в командный пункт?

Майор промолчал, лишь сверкнул на меня глазами. Выйдя из лифта, мы прошли через узкий коридор с бетонными стенами; меня попросили подождать в маленькой квадратной комнате без мебели, под присмотром двух прапорщиков.

Ждать пришлось минут пятнадцать. Я старался разговориться с прапорами, но те словно воды в рот набрали и на мои вопросы лишь неизменно отрицательно покачивали головами, тем самым показывая, что я от них ничего не добьюсь.

Наконец открылась тяжелая металлическая дверь, появился сопровождавший меня майор, он и пригласил следовать за ним.

Мы прошли еще два пустых куба без малейших признаков мебели, оказались еще перед одной дверью, за которой была комната с металлическими столами, на которых стояла различная электронная аппаратура — против прослушивания, как предположил я. В комнате сидел подполковник, который с подозрением окинул меня взглядом, затем встал и скрылся за следующей дверью. Через несколько секунд подполковник вышел и хмуро сказал мне:

— Вас ждут. Пройдемте за мной.

Наконец-то я оказался в конечном пункте своего следования.

Это была совсем небольшая, такая же цельнокубическая из бетона комната, правда, обставленная многочисленной пластмассовой мебелью. Посередине находился белый прямоугольный пластмассовый стол, на котором было штук пять пепельниц, стояли бутылки с водой: минеральной и колой. За столом сидело восемь человек. Четверо в погонах, среди них один генерал-полковник, два генерал-лейтенанта, один генерал-майор, остальные в гражданском.

Во главе стола в пластмассовом кресле сидел Ваганов, который при моем появлении показал на меня рукой, не хуже Ленина с постамента:

— А вот и он! Прошу любить и жаловать!

Все посмотрели на меня, героя дня, о котором, по всей видимости, только что говорили. Я ловил на себе недоброжелательные и любопытствующие взгляды присутствующих и решил слегка поклониться, как это делали офицеры царской армии в советских кинофильмах.

— Позвольте представить будущего спасителя отечества, который готов исполнить роль, и очень сложную роль, следователя Московской прокуратуры, — снова вагановский жест в мою сторону. Для полного сходства с Лениным не хватало в его руке только кепки.

— Да, — не выдержал я. — Готов ко всему, если обещанное мне будет выполнено. Освобождение, жена или телка приличная, может быть, деньги на первое время, пока на работу не устроюсь. Я даже не знаю, возьмут ли меня сейчас на завод слесарем, я разучился слесарить…

— Не надо беспокоиться о деньгах, вот это уж совершенно лишнее! — прервал меня Ваганов.

— И что — вот он пойдет на Медведя? — услышал я изумленный голос генерал-полковника.

— Пойду. Хоть на тигра, — заверил я.

— А он не того?.. Не дурак? — спросил один в гражданском у Ваганова.

— Я совсем не дурак, у меня маленькие проблемы с памятью! — не дал я ответить Ваганову. — Я проштудирую книжки про следственное дело, я… Я буду смотреть видео про Шарапова, я все сделаю, товарищи генералы! — с легким придыханием говорил я и ел глазами начальство, думая только об одном, как бы не переиграть.

Оказывается, как это сложно — тонко и правдиво вести роль. Оказывается, это так непросто!

— Нонсенс, — отрезал генерал-полковник. — Идиоты в нашем деле исключены! Я удивляюсь, Андрей Викторович, и категорически возражаю против этого вашего товарища. Мне кажется, ваше увлечение психиатрией должно иметь разумные пределы…

— Заткнись, мудак! Что бы ты понимал! — вдруг воскликнул я, сам еще не понимая, что говорю. Со мной вдруг мгновенно что-то случилось, и меня понесло, понесло, словно лодку без весел по бурным волнам.

Все присутствующие замерли. Подполковник, который стоял возле металлических дверей, сделал шаг мне навстречу, но Ваганов жестом остановил его.

А меня несло и несло, и откуда что бралось:

— Я говорил ночью, что все сделаю — значит, сделаю! Я жизни не пожалею! Я патриот и сумею доказать это! Что надо сделать — убрать Медведя? Да это пара пустяков! Ты что, самый главный здесь?! Я тебя не знаю, я Ваганова знаю — вот это свой человек, а ты, генерал-полковник, если бочку на меня катишь, может, хочешь сорвать всю операцию? Может, ты масон?..

— Турецкий, прекрати! — воскликнул Ваганов, поднимаясь из-за стола.

— Я вам пока не Турецкий! Я хочу свободы, а вы что хотите?! Я смерти не боюсь и могу это доказать, и за дурака меня не надо держать. Я же все знаю!..

Я увидел, что челюсть у генерал-полковника, которая давно отпала, клацнула. Он сглотнул слюну и пробормотал:

— Вы ему сказали?

— Что ты знаешь? — спросил с угрозой Ваганов.

— Что мне будет поручено убрать одного высокопоставленного вора в законе, — ответил я с легким наивом в глазах, — вы не говорили это прямо, товарищ генерал, но тут и еж мог догадаться…

Мне показалось, присутствующие с облегчением вздохнули.

— Верно, — подтвердил Ваганов. — А если тебе придется убрать очень-очень высокопоставленного вора в законе, не забоишься? — улыбнулся Ваганов, присаживаясь. Он, кажется, тоже успокоился.

— Нет! Я готов ко всему. Я докажу, что могу действовать с умом, обещаю вам всем… — сказал я, подразумевая нечто иное.

— Вот видите, — улыбнулся Ваганов, — товарищ нам обещает! Во всяком случае, мы всегда сможем использовать нашего следователя как запасной вариант, в качестве «дымовой завесы».

— Ну, если вариант номер два, — протянул генерал-полковник, — как вы его удачно обозвали, «дымовая завеса», это еще куда ни шло…

— Ну вот и прекрасно, Петр Евграфович, — сказал Ваганов и попросил, чтобы подполковник пододвинул для меня к столу пластмассовый стул, чтобы и я, значит, сел вместе со всеми заговорщиками.

Я ответил, что не стоит беспокоиться, могу и постоять.

— Нет уж, нет уж, дорогой Сергей… Простите, теперь нам лучше вас звать Александр Борисович, — ласково сощурился Ваганов. — Уж попрошу в нашу компанию, надеюсь, вы не пожалеете, что присоединились к нам.

Я сел за стол, для чего пришлось немного потесниться лысоватому старику в гражданском. Сцепив пальцы, я с грохотом бросил руки на стол, пробормотав:

— Надеюсь, не пожалею. Надеюсь, компания действительно приличная подобралась?

На меня слева и справа покосились, но ничего не сказали.

— Значит, будущий Александр Борисович, времени остается в обрез, можно сказать, времени вообще не осталось. — Ваганов поднялся и заложил руки за спину. «Хорошо, что не скрестил на животе, а то бы ты сейчас абсолютно был похож на Муссолини», — подумал я, потому что Ваганов оттянул нижнюю губу вперед и немного ею пошлепал, словно розовощекий седоватый малыш, у которого отняли соску. Пошлепав губами, Ваганов продолжил: — По нашим сведениям, на двадцать шестое марта назначено совещание руководителей правоохранительных органов России, где будут присутствовать наиболее представительные прокуроры и следователи. На это совещание, естественно, будете приглашены и вы, старший следователь по особо важным делам Турецкий. Кем вы с сегодняшнего дня и становитесь. Я уже говорил, что вы очень на него похожи, — улыбнулся Ваганов. — Значит, двадцать шестого совещание, на совещании будет присутствовать вся головка внутренних дел, госбезопасности и прокуратуры — и прочая номенклатура так называемых административных органов. Но это я к слову. Самое главное, что это совещание будет проходить под руководством самого Медведя. Вот с этим Медведем вам и придется сразиться, уважаемый следователь. — Ваганов обвел взглядом присутствующих и пояснил: — Я сейчас излагаю наш запасной вариант, как мы и договорились его называть, вариант «дымовая завеса». Медведь должен быть сражен, вот такая непростая задача, Александр Борисович!

— Извините, один вопрос. Если на совещании будут присутствовать люди из госбезопасности, даже их министр, тем более безопасности, то мне довольно сложно будет пронести туда пистолет, — сказал я, хотел подняться, но передумал.

— Вижу, Александр Борисович действительно может мгновенно соображать, — улыбнулся Ваганов. — Совершенно справедливо, скорее всего, приглашенным на совещание придется проходить через металлоискатель или что-нибудь подобное. Но по этому поводу не стоит беспокоиться. Вам нужно будет, дорогой наш коллега, просто иметь в кармане вот такую пачку из-под сигарет. Пусть это будут сигареты «Мальборо». — И Ваганов взял со стола и показал пачку «Мальборо». — Надеюсь, кинуть с недалекого расстояния сигаретную пачку для вас не составит труда?

— Без проблем! — воскликнул я. — И что произойдет дальше?

— Что произойдет дальше — известно. А для Александра Борисовича поясню. Произойдет маленький взрыв. Вы должны будете спрятаться под сиденье, чтобы пластмассовые шарики, которыми будет начинена сигаретная пачка, вас не задели. Естественно, перед тем как бросить, вы нажмете на одну сигарету с краю. Но, кроме сигарет и шариков, заключающих в себе цианистый калий, пачка будет начинена и пластиковой взрывчаткой. Поясняю это Александру Борисовичу, отвечая на его вопрос… Никакой металлоискатель ничего не заподозрит, разве что может учуять собака, специально натасканная на запах этой маслянистой взрывчатки. Но собак, естественно, да еще натасканных на пластит, не будет. Так что риска никакого, — улыбнулся Ваганов.

— Да, отлично продумано, — протянул я и оглядел сидящих за столом.

Лица присутствующих были нахмурены, у всех на физиономиях была написана разная степень сомнения.

Мне тут же захотелось рассеять многочисленные вопросы, сомнения и страхи, которые роились в головах заговорщиков.

— А вы действительно, господа или товарищи, уж не знаю, как вас лучше называть, неплохо придумали, — сказал я. — Но я, как честный человек, должен высказать некоторые возникшие сомнения. А если я, оказавшись вне стен психбольницы, захочу с кем-нибудь поделиться тем, что мне здесь поведали? Как быть тогда? Вы меня пристрелите из-за угла? Я этого, конечно, совсем не желаю… Но я хочу заострить внимание на том, что это дело очень серьезное; у вас, видимо, должны быть стопроцентные гарантии того, что я все исполню в точности? Нет, конечно же я все выполню идеальным образом, но…

— А наш следователь все больше и больше, мне по крайней мере, нравится! — воскликнул Ваганов. — Александр Борисович думает так же, как и мы! Следователь абсолютно прав. Естественно, у нас будут стопроцентные гарантии, что бывший больной, потерявший память, выполнит все абсолютно точно или же погибнет… Александру Борисовичу придется согласиться на маленькую косметическую операцию, — развел руками Ваганов, изобразив на лице сожаление. — Мы вошьем Александру Борисовичу ампулу с цианистым калием. Это совершенно безболезненно и не вызовет никаких неприятных ощущений. Но если, как говорит наш будущий герой, у него возникнет желание поделиться с кем-то конфиденциальными сведениями или же вообще перейти на недружественную нам сторону, то — увы… Увы, Александр Борисович, — вшитая в вас ампула взорвется. Естественно, за вами неотступно днем и ночью будут наблюдать наши люди… Если они заметят что-то подозрительное в вашем поведении, то подадут радиосигнал, ампула с ядом в вашем теле беззвучно расколется…

— Хитро придумано, это мне совсем не по душе, — сказал я. — А я возьму и ночью вытащу ее.

Ваганов хмыкнул и посуровел:

— Никогда не стоит недооценивать своих друзей, — холодно сказал он. — Кто вам сказал, что ампула будет внедрена в ягодицу, как вшивают «торпеды» алкоголикам? Совсем нет. Федор Устимович вошьет ампулу в стенку вашего желудка. Надеюсь, вы не станете резать себя ножом и искать среди собственных потрохов наш маленький сувенир? К тому же это весьма небезопасно.

— Гениально! Повторяю, согласен! Я, честно говоря, даже не ожидал, что здесь собрались действительно серьезные товарищи, ну попал я, конечно!.. Но я не отказываюсь! Мне кажется, вы, пожалуй, посерьезнее гэкачепистов будете, — решил я запустить маленькую лесть.

— Уверен, Александр Борисович в своем мнении не заблуждается, — с ироничной улыбкой сказал мне Ваганов. — Напомню присутствующим, что я гэкачепистов не один и не два раза предупреждал, но они не захотели прислушаться, они решили пойти на раскол армии!.. А я говорил: рано, рано выступать!.. Нельзя заигрывать с этой скользкой рыбой — Горбачевым! Нет, у них зачесалось в одном месте! Без подготовки, без четко продуманных запасных вариантов поперлись! Ничего, пусть сейчас посидят, подумают над моими предупреждениями…

— Да, Андрей Викторович, несмотря на мое сочувствие к провалившимся товарищам, теперь я согласен с вами, — вдруг сказал генерал-полковник, затягиваясь сигаретой и выпуская дым над столом. — Они добились лишь того, что поменяли хитрую Лису на пьяного Медведя! А Медведь хоть неповоротлив, но, если его сразу же не прикончить в берлоге, может все разворотить вокруг…

— О чем я и предупреждал! — поднял вверх указательный палец Ваганов. — Не был просчитан вариант, что на горизонте появился, кроме Горбачева, еще и новый Президент некой мифической республики — России. Вот и доигрались… родственнички-голубчики…

Над столом повисло напряженное молчание. Я сидел стиснув зубы и терялся в догадках: неужели действительно Ваганов решил послать меня на Медведя или же это его изощренная хитрость? «Дымовая завеса» — запасной вариант? Меня хотят использовать в качестве отвлекающей хлопушки? Нет, по моему недолгому опыту общения с Вагановым я уже очень хорошо знаю, что ни одному его слову верить нельзя, мне, по крайней мере…

Я решил еще немного поиграть в Ивана-дурака. Я спросил:

— Ну, политика меня не касается. Лучше объясните мне, товарищи генералы и начальники, а где эта бомба в сигаретной пачке? Можно мне ее посмотреть?

— Нет, конечно, — ответил Ваганов, — не сейчас. Но она уже изготовлена лучшими зарубежными специалистами.

— Отлично! — хлопнул я в ладоши и потер руки. — Честно признаюсь, мне всю жизнь хотелось попасть в такую крутую компанию!

— Вы говорите много лишнего, Александр Борисович, — прервал меня Ваганов. — Да, мы собрались не в бирюльки играть. Как сказал Назым Хикмет, «если не я — то кто же? То кто же здесь рассеет тьму?», — продекламировал Ваганов. — Если не мы, облеченные некоторой властью, проявим инициативу, то действовать будет кто-то другой! Свято место пусто не бывает, как говорится. И если мы будем сидеть сложа руки, к власти вскоре может прийти Бог знает кто! Быть гражданином и патриотом страны и видеть, как она разваливается, гибнет, как ее грабит и насилует мировой капитал, — это недостойно настоящего сына Отечества! Потомки нам не простят, что мы безропотно отдали власть в руки заокеанских ставленников. Не для того Рюрики, Романовы собирали российские земли, чтобы мы сейчас спокойно смотрели, как они расползаются! Не для того Петр Первый прорубал окно в Европу, чтобы мы сейчас безропотно выпускали из рук Прибалтику и Калининград!.. — Лицо Ваганова покраснело, его голос грохотал в тесном помещении бункера. Он был настоящий трибун, жалко только, что у него была небольшая слушательская аудитория, иначе бы он развернулся на полную катушку, теперь он походил на Муссолини и без сцепленных в районе промежности рук.

Когда Ваганов сделал короткую паузу, чтобы перевести дыхание, я чуть-чуть покашлял, давая понять, что хотел бы задать вопрос.

Ваганов глянул на меня и, чуть сбавив обороты, закончил тираду:

— И мы, генералы, вместе вот с такими, — кивнул он на меня, — простыми русскими мужиками плечом к плечу встанем на защиту Отечества! А потомки нас никогда не забудут! Мы творим историю, и история не забудет нас! — улыбнулся Ваганов. — Естественно, Александру Борисовичу после выполнения задания будет вручен орден Героя Российской империи под номером первым! Как, товарищи, никто не возражает?..

— Не надо, — выдохнул я шепотом, чувствуя, что у меня неподдельно округлились глаза от изумления. Меня вдруг охватил страх, даже ужас! Но я думал сейчас не о Российской империи, а скорее о себе, даже не о своей жизни, а о том, что будет, если я вдруг позволю этим мерзавцам осуществить хотя бы толику их замыслов…

— Нет, не возражаем, — хмуро сказал генерал-полковник.

— А если мне не удастся? — вдруг жалобно протянул я. — Ведь это так ответственно… Нет, я не о себе беспокоюсь, я думаю о вас…

— О нас не стоит волноваться, Александр Борисович, у нас есть «Пика-2» и еще много чего есть… — сухо улыбнулся Ваганов.

Он грузно плюхнулся в свое пластмассовое кресло и обвел присутствующих тяжелым, возбужденным взглядом. По-прежнему в бункере царило задумчивое и напряженное молчание.

— А что, если… — вновь встрял я, но Ваганов перебил:

— Никаких «если»! Все будет исполнено в точности и своевременно! Сейчас нужно думать не о «если», а о вашей подготовке, Александр Борисович. Вам нужно заучить имена, фамилии сотрудников вашего двойника Турецкого, еще много чего. Провести бомбометательные тренировки на полигоне, пройти небольшой эксперимент по введению нового препарата…

— Мне уже давали одну отраву, я чуть со злости не лопнул!

— Нет, другой препарат. Который несколько умерит вашу самодеятельность, когда вы будете находиться в свободном плавании, в некотором отрыве от наших наблюдателей.

— Делайте что хотите, я ведь согласен, — махнул я рукой.

— Ну-с, какие будут вопросы к Александру Борисовичу? — Ваганов испытующе посмотрел на присутствующих генералов и гражданских. Все молчали.

— У меня еще много вопросов, — снова вмешался я. — Что будет после того, как грохнет взрыв и Медведь будет свален?

— Все будет замечательно! Вы, кажется, в детстве читали книжки про следователей, про сыщиков? Помнится, вы мне это говорили? Ну вот и назначим вас, если хотите, главным сыщиком страны, если пожелаете — прокурором. Ну, может быть, не главным, не генеральным, а прокурором Смоленской, допустим, губернии…

— Прокурором Смоленской губернии? Идет. Мне подходит. А почему именно губернии, что, областей не будет?

— Не будет, Александр Борисович, не будет. В Российской империи снова будут губернии, а всякое там областное и национальное деление мы упраздним.

— Ну это уж ваше дело. Но я хотел спросить, после того как брошу сигаретную пачку, — что дальше?

— Дальше — демократия, свобода, процветание. Но это наша забота. Конечно, на несколько дней придется ввести чрезвычайное и военное положение, но в этом ничего страшного не будет. Через полгода проведем референдум по выборам императора Российской империи, вот что будет! — воскликнул Ваганов.

Я на секунду задохнулся, почувствовал, что волосы зашевелились на голове.

— Так это вы — будущий император Российской империи?

— Если изберут меня, могу оказаться и я… А если изберут вас, можете оказаться и вы, Александр Борисович, — хитро улыбнулся Ваганов.

Я тихонько присвистнул, прошептав: «Ну ни фига себе, куда я залетел…»

— Да, дорогой мой Александр Борисович, мы тут собрались не чаи распивать. Однако вижу, что вопросов к двойнику следователя Турецкого не имеется. Молчание я расцениваю как знак согласия на вариант «дымовая завеса», — сказал Ваганов и улыбнулся мне. — Ну все, Сергей Сергеевич, благодарю вас, что подъехали к нам, благодарю за согласие, я вас больше не задерживаю. Но мы встретимся еще, и не однажды… А пока вы поступаете в распоряжение Федора Устимовича.

Я почувствовал на своем плече легкое прикосновение ладони подполковника. Это был знак, чтобы я поднимался со стула и проваливал.

Я поднялся. Признаюсь, я был в растерянности и отказывался верить услышанному, но рядом за столом сидели солидные седовласые люди, блестели звездочки на генеральских погонах, — увы, все это я не мог присовокупить к многотомному делу гэкачепистов, так как следственную группу по этому делу возглавлял Костя Меркулов…

— Я потрясен, — прошептал я дрожащими губами. — Просто потрясен!.. Да разве я когда-нибудь думал, что мне придется войти в историю, как Каракозову, как Засулич! Ну вы из меня прямо Софью Перовскую делаете, только без юбки!..

— Да-да, только без юбки и без глупостей, — сухо ответил Ваганов. — Ступайте, вы свободны.

— Но кто мне расскажет про этого следователя, про его работу, друзей, чем он занимался в последнее время? Я же это должен знать!

— Узнаете, ступайте, — еще более сухо сказал генерал-майор Ваганов и махнул рукой, показывая, чтобы подполковник вывел меня из бункера.

Я решил немного добавить трепета и с придыханием сказал, протягивая руку генерал-полковнику:

— Спасибо вам за все… За доверие спасибо…

Генерал посмотрел на мою протянутую руку, затем, кисло улыбнувшись, легонько пожал ее.

Я снова кивнул, как это сделал при первом появлении перед заговорщиками, хотел еще рассыпаться в трепетных благодарностях, но подполковник уже более настойчиво похлопал меня по плечу и подтолкнул к выходу.

Блиндированная дверь за моей спиной бесшумно закрылась, меня тем же путем стали выводить из подземелья, передавая из рук в руки военным в синих погонах.

Когда садился в черную «Волгу», я еще более внимательно огляделся по сторонам, чем когда ехал сюда.

Я видел, что по кромке летного поля бегают десятка три мужиков в камуфляжных штанах и с голыми торсами, и это были не солдаты срочной службы. Совсем нет. Безусловно, это спецназовцы, может быть, некоторым из них предстояло через какое-то время стать наблюдателями за мной, когда я окажусь в Москве…

Может быть, кто-то из них в назначенный день, 26 марта, словно случайно будет находиться возле телецентра; в машине возле Госбанка; у Министерства иностранных дел, возле Академии Генштаба и Министерства обороны…

Тайное совещание в бункере будущего императора Российской империи продолжалось еще около шести часов.

Не все из присутствующих были довольны этой авантюрой с потерявшим память следователем.

Но Ваганов в конце концов почти всех сумел убедить в том, что даже если 26 марта и не состоится «хлопушки» Турецкого, то все равно такой человек просто находка, — ведь он свой человек, который вхож и в кабинет нового генерального прокурора, и в кабинет его заместителя, а при желании и в «Белый дом».

К тому же для подстраховки на совещании 26 марта под рубашкой этого следователя будет жилет, начиненный той же пластиковой взрывчаткой «С-4», так что в случае чего… В случае, если следователь окажется рядом с Медведем, он сможет стать камикадзе, взорвав себя и стоящих рядом людей. Взрыв жилета будет производить, естественно, не следователь Турецкий, а наблюдающий за ним человек из состава охраны «Белого дома».

Ваганов категорически отверг избитые варианты «дня икс», варианты, которые уже были: Медведь уезжает в отпуск или на какую-нибудь очередную встречу в верхах — в Америку или во Францию… А в это время… Нет, все это уже было.

Медведь должен быть устранен сразу же и здесь, в Москве! И без всяких проволочек, тут же должны ударить «молоковозы» и «бензовозы», стоящие на улице Академика Королева, на автозаправочных станциях, в лесопарке Лосиный остров…

Ракеты «Пика-2», закамуфлированные под молоковозы и междугородные трейлеры, подчиняясь новой программе, безошибочно найдут поставленные им цели.

— Главное в нашем вопросе не побольше шума, а побольше решительности, главное — стопроцентная решительность! — кричал уже охрипшим голосом Ваганов. — Если председатель Телерадиокомитета будет финтить — команда на пуск, ракета с кумулятивным снарядом летит на Шаболовку, и все дела! Не стоит напоминать, что в случае неудачи с нами никто церемониться не станет! Через два часа объявляется военное положение, дается информация по радио и телевидению — и без проволочек, что группа военных заговорщиков совершила попытку захвата власти. Но, благодаря своевременным усилиям, заговорщики обезврежены, некоторые уничтожены, но Медведь, к несчастью, тоже убит. На десятидневный срок власть в стране переходит в руки Временного комитета обороны страны, председателем которого является ваш покорный слуга, единодушно выбранный на совместном заседании коллегий Министерства обороны и Министерства внутренних дел. Через день все новые путчисты будут выявлены и обезврежены, кандидатуры мы уже подготовили. Отказавшиеся сотрудничать с нами покончат с собой или будут застрелены при попытке оказать сопротивление… Самое главное, чтобы в ближайшие несколько часов вся страна, весь бывший Советский Союз, вся наша империя была накрыта одной большой армейской панамой, нашей панамой!..