Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Фиксация второго внимания 3 page





В полном молчании мы дошли до того места, где я оставил машину. Сумерки почти сгустились. Внезапно Ла Горда схватила меня за руку. Ее глаза были дикими, рот перекошен. Она показала рукой.

– Смотри, смотри! – закричала она. – Там Нагуаль и Хенаро!

Я увидел двух людей, поворачивающих за угол впереди нас. Ла Горда быстро побежала. Я пустился за ней и на ходу спросил, уверена ли она. Она была вне себя. Она сказала, что когда подняла глаза, то увидела, как они оба, и дон Хуан, и дон Хенаро, пристально смотрели на нее. В тот момент, когда их глаза встретились с ее глазами, они двинулись прочь.

Когда мы достигли угла, два человека были на том же расстоянии от нас. Я не мог различить их черт. Они были в соломенных шляпах и в одежде мексиканских крестьян. Один был плотным, как дон Хуан, другой – стройным, как Хенаро. Оба завернули за угол, и мы опять с шумом помчались за ними. Улица, на которую они повернули, была пустынной и вела к окраине города. Она слегка поворачивала влево. Двое мужчин находились как раз там, где улица делала поворот.

В этот момент произошло нечто, заставившее меня почувствовать, что это действительно могут быть они. Это было движение, которое сделал более стройный человек. Он повернулся к нам на три четверти оборота и кивнул головой, как бы приглашая следовать за собой. Подобный жест дон Хенаро обычно использовал по отношению ко мне, когда мы бывали в лесу. Обычно он смело шел впереди, движением головы приглашая догнать себя.

Ла Горда начала кричать во весь голос:

– Нагуаль! Хенаро! Подождите!

Она бежала впереди меня, но они шли очень быстро в сторону каких-то разрушенных бараков, едва видневшихся в темноте. Они, должно быть, вошли в один из них, или повернули в какой-нибудь другой проход, так как внезапно исчезли из виду.

Ла Горда стояла на месте и изо всех сил выкрикивала их имена, безо всякого стыда. Люди выскакивали на улицу, чтобы посмотреть, кто это орет. Я держал ее, пока она не успокоилась.

– Они были прямо передо мной, – сказала она, всхлипывая, – меньше, чем в трех метрах. Когда я закричала, привлекая твое внимание, они мгновенно оказались за квартал от нас.

Я попытался успокоить ее. Она была в состоянии сильного возбуждения, дрожала и цеплялась за меня. По какой-то необъяснимой причине я был абсолютно уверен, что это не были дон Хуан и дон Хенаро, поэтому не разделял возбуждения Ла Горды.

Она сказала, что нам следует возвращаться домой, что сила не позволит ей ехать со мной в Лос-Анжелес и даже в Мехико. Для такого путешествия еще не пришло ее время. Она была убеждена, что встреча с ними была знаком. Они исчезли, указав на восток – по направлению к ее родному городу.

У меня не было никаких возражений против того, чтобы сразу отправиться назад. После всего, что случилось с нами в этот день, я должен был бы быть смертельно уставшим. Вместо этого я ходуном ходил от совершенно непонятного прилива сил. Это напомнило мне времена с доном Хуаном, когда я чувствовал себя способным пробивать стены плечом.

На обратном пути к машине я опять был преисполнен страстной привязанности к Ла Горде. Я никогда не смогу отблагодарить ее за помощь. Что бы она там ни сделала для того, чтобы я видел светящиеся оболочки, это сработало – я их видел. Она была такой мужественной, рискуя быть осмеянной или даже рискуя своей безопасностью, когда сидела на той скамейке. Я выразил ей свою благодарность. Она посмотрела на меня так, будто я сошел с ума, а затем расхохоталась.

– Я то же самое думала о тебе, – сказала она. – Я думала, что ты это сделал для меня. Я тоже видела светящиеся оболочки. Со мной такое было впервые. Мы видели вместе, одновременно! Как это обычно делали Нагуаль и Хенаро.

Когда я открывал для Ла Горды дверцу машины, полное осознание того, что мы сделали, поразило меня. До этого я был в каком-то оцепенении, а теперь моя эйфория была такой же интенсивной, как недавнее возбуждение Ла Горды. Я хотел выбежать на середину улицы и вопить от восторга. Теперь настала очередь Ла Горды сдерживать меня.

Она присела на корточки и помассировала мне икры. Как ни странно, я тотчас успокоился. Я обнаружил, что мне трудно разговаривать. Мои мысли опережали способность выражать их словами. Теперь я не хотел немедленно возвращаться в ее город. Казалось, еще так много надо сделать. Поскольку я не мог внятно объяснить, чего же хочу, то я просто потащил упиравшуюся Ла Горду назад к площади, но в тот час там не было свободных скамеек. Я был голоден, и поэтому затащил ее в ресторан. Она думала, что не сможет есть, но когда нам принесли еду, оказалось, что она так же проголодалась, как и я. Еда нас полностью расслабила.

Вечером того же дня мы сидели на скамейке. Я воздерживался от разговора о том, что с нами произошло, до тех пор, пока мы не сможем там сесть. Ла Горда вначале не хотела ничего говорить. Мой ум был в особом состоянии приятного возбуждения. У меня были подобные моменты с доном Хуаном, и, как правило, это было постэффектом приема галлюциногенных растений.

Я начал с того, что описал Ла Горде то, что видел. Что больше всего поразило меня в светящихся яйцах, так это их движение. Они не шли, а как бы плыли и, тем не менее, были связаны с землей. То, как они двигались, не было приятным. Их движения были скованными, неестественными, порывистыми. Когда они двигались, форма яйца становилась меньше и округлее. Они, казалось, прыгали, дергались или встряхивались вверх и вниз с большой скоростью. Это вызывало очень неприятное, нервирующее чувство. Пожалуй, точнее всего я могу описать физическое неудобство, вызванное их движением, сказав, что чувствовал то же самое, что в и моменты наблюдения за изображением на киноэкране, двигавшемся в ускоренном режиме.

Что меня еще заинтересовало – я не заметил никаких ног. Я однажды видел балетную постановку, в которой актеры изображали солдат, катающихся по льду на коньках. С этой целью у них были длинные туники, свисающие до самого пола. Их ног нельзя было увидеть, поэтому создавалась иллюзия, что они скользят по льду. Светящиеся яйца, которые парадом шли мимо меня, производили впечатление скольжения по пересеченной местности. Их светимость встряхивалась вверх-вниз почти незаметно для глаза, тем не менее, этого было достаточно, чтобы вызвать у меня болезненное чувство. Когда яйца были в покое, они становились удлиненными. Некоторые из них были такими длинными и застывшими, что невольно возникала ассоциация с лицами на старинных иконах.

Еще более беспокоящей чертой было отсутствие глаз. Я никогда так остро не сознавал, насколько сильно мы привязаны к глазам живых существ. Светящиеся яйца были абсолютно живыми, они наблюдали за мной с большим любопытством. Я мог видеть, как они дергались вверх-вниз, перегибались, чтобы посмотреть на меня, но без всяких глаз.

Многие из этих светящихся яиц имели на себе темные пятна, огромные темные пятна ниже среднего сечения. Другие их не имели. Ла Горда сказала мне, что репродукция воздействует на тела, как мужчин, так и женщин, вызывая появление дыры в нижней части живота, но пятна на этих светящихся яйцах не казались мне похожими на дыры. Это были участки без светимости, но в них не ощущалось глубины. Те, что имели темные пятна, казались мягкими и усталыми. Верхушки их яйцеобразных форм были увядшими, они выглядели тусклыми по сравнению с остальной их светимостью. С другой стороны, те, что не имели пятен, были ослепляюще яркими. Они казались мне опасными. Они вибрировали, наполненные энергией и белизной.

Ла Горда сказала, что в тот момент, когда я положил свою голову на ее, она тоже впала в состояние, напоминающее сновидение. Она бодрствовала и в то же время не могла двигаться. Она сознавала, что кругом идут люди. Затем она увидела, как они превратились в светящиеся пузыри и, наконец, в яйцевидных существ. Она не знала, что я тоже вижу. Вначале она думала, что я наблюдаю за ней, но в какой-то момент давление моей головы стало таким сильным, что она пришла к выводу, что я тоже вижу. Лишь после того, как я выпрямился и оттолкнул молодого человека, трогавшего ее, когда она казалась спящей, я сообразил, что происходило с ней.

То, что мы увидели, различалось, так как она отличала мужчин от женщин по форме каких-то волокон, которые она называла «корнями». У женщин, сказала она, имеется толстый пучок волокон, напоминающий львиный хвост, они растут внутрь от того места, где находятся гениталии. Она объяснила, что эти корни были тем, что дает жизнь. Эмбрион для того, чтобы расти, прикрепляется к одному из этих питающих корней и полностью съедает его, оставляя дыру. Мужчина, с другой стороны, имеет короткие нити, которые живут как бы сами по себе и плавают почти отдельно от светящейся массы их тел.

Я спросил ее, что, на ее взгляд, было причиной нашего совместного видения. Она уклонилась от каких бы то ни было комментариев, но попросила меня высказать свое мнение. Я сказал, что, по-моему, единственно очевидной причиной являются эмоции.

После того, как мы с ней уселись на излюбленную скамейку дона Хуана в начале вечера, и я прочитал стихотворение, которое ему нравилось, я был сильно заряжен эмоционально. Мои эмоции, должно быть, приготовили мое тело. Но я также должен был учесть тот факт, что, занимаясь сновидением, я научился входить в состояние совершенного спокойствия. Я мог отключать свой внутренний диалог и оставаться как бы внутри кокона, выглядывая через дырочку. В таком состоянии я мог или отбросить часть имеющегося контроля и войти в состояние сновидения, или держаться за этот контроль и оставаться пассивным, без мыслей и желаний.

Однако я не думал, чтобы это было в данном случае таким уж значимым фактором. Я считал катализатором присутствие Ла Горды. По моему мнению, именно мои чувства по отношению к ней создали условия для видения.

Ла Горда застенчиво засмеялась, когда я рассказал ей, что я думаю.

– Я не согласна с тобой, – сказала она. – Я думаю, случилось то, что твое тело начало вспоминать.

– Что ты имеешь в виду, Ла Горда? – спросил я.

Последовала длинная пауза. Казалось, она не то боролась с собой, чтобы сказать то, чего она не хочет говорить, не то пыталась найти подходящие слова.

– Я знаю так много всего, – сказала она, – и в то же время не знаю, что я знаю. Я помню так много, что не могу вспомнить ничего. Я думаю, что ты сам в таком же положении.

Я заверил ее, что я этого не осознаю. Она не поверила мне.

– Временами я действительно верю, что ты не знаешь, – сказала она. – Но иногда мне кажется, что ты играешь с нами. Нагуаль рассказывал нам, что он сам тоже не знал. Мне теперь вспоминается многое из того, что он говорил о тебе.

– Что это значит, что мое тело стало вспоминать? – настаивал я.

– Не спрашивай об этом, – сказала она с улыбкой. – Я не знаю, что ты должен вспоминать и на что похоже это вспоминание. Я сама никогда не делала этого. Я знаю только лишь это.

– Есть ли кто-нибудь среди учеников, кто мог бы рассказать мне об этом? – спросил я.

– Никого, – ответила она. – Я думаю, что это я курьер к тебе. Курьер, который в этот раз может принести тебе только половину послания.

Она поднялась и попросила меня ехать назад в ее город. Я был слишком взволнован, чтобы ехать тут же. Мы погуляли по площади. В конце концов мы сели на другую скамейку.

– Тебе не кажется странным то, с какой легкостью мы можем видеть вместе? – спросила Ла Горда.

Я не знал, что она имеет в виду, поэтому медлил с ответом.

– Что бы ты сказал, если я скажу тебе, что, по моему мнению, мы уже раньше видели вместе? – спросила она, осторожно подбирая слова.

Я не мог понять, что она имеет в виду. Она повторила вопрос, но я все еще не видел в нем смысла.

– Когда мы могли видеть вместе раньше? – спросил я. – Твой вопрос не имеет смысла.

– В том-то и беда – он не имеет смысла, и в то же время я чувствую, что мы видели вместе раньше.

Я почувствовал озноб и поднялся. Я опять вспомнил ощущение, которое было у меня в том городе. Ла Горда открыла рот, но остановилась на полуслове. Она посмотрела на меня ошеломленно, приложила руку к моим губам, а затем буквально потащила меня к машине.

Я вел машину всю ночь. Я хотел разговаривать, анализировать, но она заснула, как если бы намеренно избегала всякого обсуждения. Конечно, она была права. Из нас двоих она была тем, кто понимал опасность рассеивания настроения из-за чрезмерного анализирования его.

Когда мы вышли из машины, приехав к ее дому, она сказала, что мы вообще не должны разговаривать о происшедшем в Оахаке.

– Но почему, Ла Горда? – спросил я.

– Я не хочу тратить нашу силу, – сказала она. – Это – путь мага. Никогда не растрачивай свои достижения.

– Но если мы не будем говорить об этом, мы никогда не узнаем, что в действительности случилось с нами, – запротестовал я.

– Мы должны молчать, по крайней мере, девять дней, – сказала она.

– Разве мы не можем поговорить об этом между собой? – спросил я.

– Разговор между собой – это как раз то, чего мы должны избегать. Мы уязвимы. Мы должны дать себе время оправиться.

ПОЧТИ ВОСПОМИНАНИЯ ДРУГОГО "Я"

– Не скажешь ли ты, что происходит? – спросил меня Нестор, когда мы собрались вечером. – Куда вы вдвоем вчера ездили?

Я забыл рекомендации Ла Горды не говорить о случившемся, и начал рассказывать, что мы поехали сначала в ближайший городок и обнаружили там крайне интригующий дом.

Всех их, казалось, охватила внезапная дрожь. Они встрепенулись, посмотрели друг на друга, а затем на Ла Горду, как бы ожидая, что она сообщит об этом.

– Что это за дом? – спросил Нестор.

Прежде, чем я успел ответить, Ла Горда прервала меня. Она начала рассказывать торопливо и почти бессвязно. Мне было ясно, что она импровизирует. Она вставляла в речь слова и фразы на языке масатек, украдкой бросая на меня взгляды, в которых содержалась молчаливая просьба ничего не говорить об этом.

– Как насчет твоего сновидения, Нагуаль? – спросила она с облегчением человека, выпутавшегося из трудного положения. – Нам хотелось бы знать все, что ты делаешь. Я думаю, очень важно, чтобы ты рассказал нам об этом.

Она наклонилась вперед и еле слышно, как только могла, прошептала мне на ухо, что из-за того, что произошло с нами в Оахаке, я должен рассказать им о своем сновидении.

– Почему это так важно для вас? – спросил я громко.

– Я думаю, мы очень близки к завершению, – бесстрастно сказала Ла Горда. – Все, что ты скажешь или сделаешь, представляет для нас сейчас величайшую важность.

Я рассказал им содержание того, что считал своим настоящим сновидением. Дон Хуан говорил мне, что нет смысла особенно выделять попытки. Он дал мне следующее основное правило: я должен уделять чему-либо особое внимание, только если увижу его не меньше трех раз. В остальных же случаях все попытки будут просто ступенью в построении второго внимания.

Однажды я сновидел, что проснулся и выскочил из постели, тут же обнаружив самого себя спящим на кровати. Я посмотрел на себя и сохранил достаточно самообладания, чтобы вспомнить, что я нахожусь в сновидении. Тогда я последовал указаниям дона Хуана, состоявшим в том, чтобы избегать внезапных потрясений и относиться ко всему критически. Сновидящий, говорил дон Хуан, должен быть бесстрастным экспериментатором. Вместо того, чтобы рассматривать свое спящее тело, сновидящий выходит из комнаты.

Непонятно как я внезапно оказался снаружи комнаты. У меня было совершенно отчетливое впечатление, что я оказался там мгновенно. Когда я впервые оказался за дверью, то холл и лестница показались мне громадными. Если что-то и испугало меня той ночью, так это размеры тех сооружений, которые в реальной жизни были вполне нормальными. Холл был около пятнадцати метров длиной, лестница в 16 ступенек. Я не мог представить себе, как преодолеть те огромные расстояния, которые я воспринимал. Я колебался, а затем что-то заставило меня двигаться. Однако я не шел, я не чувствовал своих шагов. Совершенно неожиданно я оказался держащимся за перила. Я мог видеть кисти и предплечья своих рук, но не чувствовал их. Я удерживался при помощи какой-то силы, никак не связанной с моей мускулатурой. То же самое произошло, когда я попытался спуститься с лестницы. Я не знал, как ходить, я просто не мог сделать ни шагу, будто мои ноги были склеены вместе. Наклоняясь вперед, я видел свои ноги, но не мог двинуть ими ни вперед, ни назад, ни вбок, не мог поднять их к груди. Казалось, я прирос к верхней ступеньке. Я чувствовал себя чем-то вроде пластмассовых куколок, которые могут наклоняться в любом направлении до тех пор, пока не примут горизонтального положения, лишь для того, чтобы вес их тяжелого округлого основания вновь вернул их в вертикальное положение.

Я сделал громадное усилие, чтобы идти, и зашлепал со ступеньки на ступеньку, как плохо накачанный мяч. Мне потребовалось невероятное внимание, чтобы добраться до первого этажа. Я никак иначе не мог этого описать. Для того, чтобы удержать границы видимого мной мира, чтобы предотвратить его распад на мимолетные картины обычного сна, требовалась определенная форма внимания.

Когда я, наконец, добрался до входной двери, я не мог ее открыть. Я пытался отчаянно, но безуспешно. Затем я вспомнил, что выбрался из своей комнаты, выскользнув из нее, как если бы дверь была открыта. Мне понадобилось только вспомнить то чувство выскальзывания, и внезапно я оказался уже на улице. Было темно. Непроницаемый свинцовый мрак не позволял мне воспринимать какие-либо цвета. Весь мой интерес был тотчас прикован к широкому полю яркого света передо мной на уровне глаз. Я, скорее, вычислил, чем вспомнил, что это уличный фонарь, поскольку сообразил, что такой фонарь находился за углом в шести метрах над землей. Тут я понял, что не могу необходимым образом настроить свое восприятие для того, чтобы судить, где верх, где низ, где здесь, где там. Все казалось необычно присутствующим. У меня не было механизма, как в обычной жизни, чтобы настроить свое восприятие. Все находилось на переднем плане, а у меня не было возможности по своей воле сконструировать адекватную процедуру осмотра того, что я воспринимал.

Ошеломленный, я находился на улице, пока у меня не появилось ощущение, что я левитирую. Я удерживался за металлический столб, на котором висели фонарь и дорожный знак. Сильный ветер поднимал меня наверх. Я скользил вверх по столбу, пока не смог ясно разобрать название улицы: Эштон.

Несколько месяцев спустя, когда я опять оказался в сновидении, созерцая свое спящее тело, я уже знал, что мне нужно сделать. В ходе своих регулярных сновидений я узнал, что здесь значение имеет волевое усилие, а сама материальность тела не существенна. Именно память тормозит сновидящего. Я без колебаний выскользнул из комнаты, так как мне не нужно было ни открывать дверей, ни ходить для того, чтобы двигаться. Холл и лестница уже не казались мне такими огромными, как в первый раз. Я проскользнул с большей легкостью и оказался на улице, где повелел себе передвинуться на три квартала дальше. Я воспринимал фонари как очень беспокоящее зрелище. Если я фокусировал на них свое внимание, они разливались неизмеримыми озерами света. Остальные элементы этого сновидения контролировать было легко. Дома казались необыкновенно большими, но их очертания были знакомыми. Я колебался, что делать дальше. Затем я совершенно неожиданно понял, что если я буду не рассматривать предметы, а только поглядывать на них мельком, как мы это делаем в повседневной жизни, то смогу привести свое восприятие в порядок. Другими словами, если я буквально следовал советам дона Хуана и принимал свое сновидение как само собой разумеющееся, то я мог пользоваться способами восприятия, присущими повседневной жизни. Через несколько секунд окружающее стало контролируемым, хотя и не полностью знакомым.

В следующий раз, когда у меня было подобное сновидение, я отправился в свою любимую кофейню на углу. Причина, по которой я ее выбрал, состояла в том, что каждое утро я ходил туда. В своем сновидении я увидел знакомую официантку, обслуживавшую рабочих кладбища. Я разглядел нескольких человек, которые ели за стойкой, а в самом углу заметил любопытное лицо человека, которого видел каждый день бесцельно бродящим по дорожкам между университетских корпусов. Он был единственным, кто действительно взглянул на меня. В ту же секунду, когда я вошел, он почувствовал это, как мне показалось. Он повернулся и уставился на меня.

Несколько дней спустя рано утром я в бодрствующем состоянии в том же кафе встретил этого человека. Он бросил на меня взгляд и, по-видимому, узнав меня, сильно испугался и стремглав убежал, не дав мне возможности заговорить с ним.

Когда я еще раз посетил это кафе в сновидении, характер последнего изменился. Пока я наблюдал за этим ресторанчиком через улицу, вид стал совершенно иным. Я больше не видел знакомых домов, вместо этого перед моими глазами была картина первозданной природы. Стоял погожий день, и я смотрел на заросшую долину. Болотистые темно-зеленые, похожие на тростник растения покрывали все. Рядом со мной находился выступ скалы двух-трех метров высотой. На нем сидел громадный саблезубый тигр. Я окаменел. Долгое время мы пристально смотрели друг на друга.

Размеры хищника были поразительными, однако он не выглядел ни гротескным, ни непропорциональным. У него была великолепная голова, большие глаза цвета темного меда, массивные лапы, широченная грудная клетка. Самое большое впечатление на меня произвела окраска его шкуры. Она была равномерно-темно-коричневая, почти шоколадная. Цвет меха напоминал поджаренные кофейные зерна, только мех еще и блестел, шерсть была длинной, но гладкой и чистой. Она не была похожа на мех пумы, волка или даже белого медведя. Мех выглядел похожим на что-то, никогда мною не виданное.

С тех пор для меня стало обычным видеть этого тигра. Временами сцена была облачной и холодной, и я мог видеть дождь, обильный проливной дождь. Временами же долина была залита солнцем. Довольно часто я замечал там и других саблезубых тигров. Я мог слышать их своеобразный повизгивающий рев – крайне неприятный для меня звук.

Тигр ни разу не тронул меня. Мы смотрели друг на друга с расстояния трех-четырех метров. Тем не менее, я понимал, чего он от меня хочет. Он показывал мне особый способ дыхания. Я уже дошел в своих сновидениях до такой точки, когда мог так хорошо имитировать дыхание тигра, что даже чувствовал, как сам превращаюсь в тигра. Я рассказал другим ученикам, что ощутимым результатом тех сновидений было то, что мое тело стало более мускулистым.

Выслушав мой отчет, Нестор поразился, насколько их сновидения отличались от моих. У них были различные задачи сновидения. Его задачей было находить лекарства от болезней человеческого тела. Задача Бениньо – предсказывать, предвидеть и находить решения всего, что касалось человека. Задачей Паблито было учиться строить. Нестор сказал, что именно эти задачи были причиной того, что он занимался лекарственными растениями, Бениньо был оракулом, а Паблито – плотником. Он добавил, что до сих пор они касались только поверхности сновидений и ни о чем существенном говорить пока не могут.

– Ты, может быть, подумаешь, что мы сделали много, – продолжал он, – но это не так. Хенаро и Нагуаль сделали все для нас и этих четырех женщин. Самостоятельно же мы еще ничего не сделали.

– Похоже на то, что Нагуаль настраивал тебя иначе, чем нас, – сказал Бениньо очень медленно и значительно. – Ты, должно быть, был тигром, и опять определенно превратишься в него. Именно это произошло с Нагуалем. Он уже был вороной и еще в этой жизни опять превратился в нее.

– Проблема в том, что такого вида тигров больше не существует, – сказал Нестор. – Мы никогда не слышали, что бывает в таких случаях. – Он повел головой, как бы говоря от имени всех присутствующих.

– Я знаю, что происходит, – сказала Ла Горда. – Я помню, как Нагуаль называл это сновидением призрака. Он говорил, что никто из нас никогда не совершал сновидения призрака, потому что в нас нет разрушения и насилия. Он сам его никогда не совершал. И он сказал, что тот, кто сделает его, отмечен судьбой иметь помощников среди призраков и союзников.

– Что это значит? – спросил я у Ла Горды.

– Это значит, что ты не такой, как мы, – ответила она мрачно.

Ла Горда казалась очень возбужденной. Она поднялась и несколько раз прошлась по комнате, прежде чем села рядом со мной.

В разговоре наступил перерыв. Хосефина бормотала что-то невразумительное. Она тоже казалась очень нервной. Ла Горда пыталась успокоить ее, обняв и поглаживая по спине.

– У Хосефины есть кое-что для тебя об Элихио, – сказала она мне.

Все вопросительно посмотрели на Хосефину.

– Несмотря на тот факт, что Элихио исчез с лица земли, – продолжала Ла Горда, – он все еще один из нас, и Хосефина все время разговаривает с ним.

Все сразу стали очень внимательными и, переглянувшись, посмотрели на меня.

– Они встречаются в сновидении, – драматическим тоном сказала Ла Горда.

Хосефина глубоко вздохнула. Она казалась воплощением нервозности. Ее тело непроизвольно тряслось. Паблито уложил ее на пол, лег на нее и стал энергично дышать диафрагмой, заставляя ее дышать в унисон с ним.

– Что он делает? – спросил я Ла Горду.

– Разве ты не видишь? – резко ответила она.

Я прошептал, что понимаю, что он хочет ее расслабить, но эта процедура для меня внове. Она сказала, что Паблито передает Хосефине энергию, поместив среднюю часть тела, где у мужчин ее избыток, напротив матки Хосефины, где женщины хранят энергию.

Хосефина села и улыбнулась мне. Она выглядела совершенно расслабленной.

– Я действительно все время встречаю Элихио, – сказала она. – Он ждет меня каждый день.

– Как получилось, что ты никогда об этом не говорила? – спросил Паблито недовольным тоном.

– Она говорила мне, – вмешалась Ла Горда, а затем принялась пространно объяснять, как много значит для всех нас доступность Элихио. Она добавила, что ожидала от меня знака, чтобы передать слова Элихио.

– Не ходи вокруг да около, женщина, – закричал Паблито. – Скажи нам, что он говорил.

– Эти слова не для тебя! – воскликнула Ла Горда.

– Для кого же они тогда? – спросил Паблито.

– Они для Нагуаля, – указав на меня, прокричала она.

Ла Горда извинилась, что повысила голос. Она сказала, что все, что говорил Элихио, было сложным, загадочным и она не может в этом разобраться.

– Я просто слушала его, это все, что я могла делать – просто слушать его.

– Ты хочешь сказать, что тоже встречала Элихио? – спросил Паблито голосом, в котором была смесь гнева и ожидания.

– Да, – ответила Ла Горда почти шепотом. – Я не могла об этом говорить, потому что я должна была ждать его.

Она указала на меня, а затем толкнула меня обеими руками. Я потерял равновесие и шлепнулся на бок.

– Что это такое? Что ты с ним делаешь? – спросил Паблито очень сердито. – Это что – проявление индейской любви?

Я повернулся к Ла Горде. Она сделала знак, чтобы я успокоился.

– Элихио сказал, что ты – Нагуаль, но ты не для нас, – сказала Хосефина.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Я не знал, как воспринимать заявление Хосефины. Я ждал, пока заговорит кто-нибудь еще.

– Ты чувствуешь облегчение? – испытующе спросила меня Ла Горда.

Я сказал им, что у меня вообще нет никакого мнения. Они выглядели ошеломленными детьми. У Ла Горды был вид хозяйки церемонии, которая совершенно растерялась.

Нестор поднялся и посмотрел на Ла Горду. Он сказал ей что-то на языке масатек. Это звучало как приказание или упрек.

– Расскажи нам все, что ты знаешь, – продолжал он по-испански. – Ты не имеешь права играть с нами и держать при себе нечто, столь важное.

Ла Горда запротестовала. Она сказала, что утаила все, что знала, по просьбе Элихио. Хосефина кивком подтвердила ее слова.

– Он говорил все это тебе или Хосефине? – спросил Паблито.

– Мы были вместе, – сказала Ла Горда едва слышным шепотом.

– Ты хочешь сказать, что вы с Хосефиной были вместе в сновидении? – У Паблито перехватило дыхание. Удивление в его голосе соответствовало тому потрясению, которое, казалось, прокатилось по остальным.

– Что в точности сказал Элихио вам двоим? – спросил Нестор, когда прошел шок.

– Он сказал, что я должна попытаться помочь Нагуалю вспомнить левую сторону, – сказала Ла Горда.

– Ты понимаешь, о чем она говорит? – спросил меня Нестор.

Было бы невероятно, если бы я понимал. Я сказал, чтобы они обратились за ответом к самим себе. Но никто из них не высказал никаких предположений.

– Он говорил Хосефине и другие вещи, которых она не может вспомнить, – сказала Ла Горда. – Поэтому мы действительно в затруднении. Элихио сказал, что ты определенно Нагуаль и что ты должен нам помочь, но что ты не для нас. Только вспомнив свою левую сторону, ты сможешь взять нас туда, куда мы должны идти.

Нестор заговорил с Хосефиной отеческим тоном, побуждая ее вспомнить, что именно сказал Элихио. Он не настаивал на том, чтобы я вспоминал что-то, что, видимо, было каким-то кодом, поскольку никто из нас не видел в этом никакого смысла. Хосефина морщилась и хмурилась, как если бы на нее давил тяжелый груз – она и на самом деле выглядела, как тряпичная кукла, которую расплющили. Я заворожено наблюдал за этим.

Date: 2015-07-22; view: 228; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию