Глава 3. Не успела Надежда Осиповна войти в двери, как возбужденная подчиненная огорошила ее неприятной новостью

Не успела Надежда Осиповна войти в двери, как возбужденная подчиненная огорошила ее неприятной новостью.

– Я так и знала! Она сбежала со своим любовником и прихватила все денежки, – выпалила Елизавета Старостина вместо приветствия.

– Кто? – застыла в изумлении Надежда Осиповна.

В глубине души она уже знала ответ на этот вопрос, но отказывалась верить. Подобное могло случиться где угодно, только не у них. В штате почтового отделения числилось три человека, поэтому немудрено было догадаться, кого собеседница имела в виду. Как Валентина могла решиться на такое? Может, это ошибка? Нет, Лиза точно что-то напутала. Она имела в виду кого-то другого.

– Кто? Игнатова, конечно! Я же ей вчера еще говорила, – сварливо ответила Старостина, разрушив последние иллюзии начальницы и ее надежды на спокойную старость. – Да ты помнишь, Надя. А она мне еще заявила, сама, дескать, почту разноси! Нет, говорит, у меня никакого любовника! А мне-то люди все рассказали. Просто так болтать не станут!

– Так, объясни все по порядку, – приказала Надежда Осиповна, присев на стул.

Ноги сами собой подкосились, лишь только она подумала о предстоящем скандале. Чем это грозило ей? Могли уволить! Женщина не была сильна в юриспруденции, но подозревала, что ее, возможно, будут судить за халатность, скажут, что доверила деньги черт знает кому. Хуже того, заставят компенсировать потерю из зарплаты. Может ли такое быть?

Она тщетно старалась вспомнить, что приключилось с начальницей почты из соседнего села, когда там произошло нечто похожее. Из головы не выходил лишь жуткий скандал. Этот случай люди обсуждали до сих пор. Родители беглой почтальонши переехали жить в другой район.

Пока начальница мучилась от мыслей о грядущих катаклизмах, Елизавета Старостина подробно излагала историю начала своего рабочего дня. Она не забыла упомянуть о том, что пришла на почту на пятнадцать минут раньше.

– И сразу звонок. Из Горловки бабулька одна интересуется, почему не принесли пенсию. Потом второй, третий… Я позвонила Игнатовой, а у нее телефон недоступен. Как вам это нравится?! Я сразу заподозрила неладное. Позвонила соседям. Они сказали, что Валька сегодня дома не ночевала. Как утром уехала на велосипеде, так и все. Свет ночью не горел. Корова мычит не доенная. Сбежала, значит!

– Погоди!.. Почему сразу сбежала? – возразила Надежда Осиповна, ухватившись за спасительную мысль, промелькнувшую вдруг в сплошной пелене страха, застилавшей ее сознание. – Может, вовсе даже и нет!

– А где же она? – пожала плечами Старостина. – Дома не ночевала. Деньги взяла, пенсию не раздала и пропала.

– С ней могло что-нибудь случиться по дороге. Упала и сломала ногу или ударилась головой, – предположила Надежда Осиповна и зябко поежилась. – Может, Валя лежит где-то и истекает кровью?..

– Или сердечный приступ, – продолжила ее мысль Старостина. – Бывает и инсульт. Раз – и нет человека. Или маньяк!

– Все, хватит фантазировать, идем в милицию, – решительно произнесла Надежда Осиповна, поднимаясь со стула. – Ты видела ее любовника, того мужика, с которым Валю другие замечали?

– Я лично не видела, но мне довольно подробно его описали, – призналась Старостина. – Он ездит на белой «четырнадцатой». Не молодой. Среднего роста…

– Вот и расскажешь все это в милиции, – заявила Надежда Осиповна, пропустив ее вперед.

Затем она вышла сама и заперла дверь почтового отделения.

Находясь под действием болеутоляющих и наркотиков, Февраль чувствовал себя почти хорошо. Душа пела. Избитое и травмированное тело переполняла нездоровая энергия, а кровь просто кипела от ярости. Он бы мог бросить костыль и свободно идти на загипсованной ноге, но решил, что это не самая хорошая идея. Напротив, пусть противник считает его слабым и уязвимым. – Тащи эту шалаву в зал. Там мы и побазарим.

– Ну, начнем, – выдохнул Сергей Живцов и похлопал по плечу водителя, чтобы тот остановил машину. – Вы не знаете, как проехать в Синенькие? – спросил он, по-детски обрадовавшись своей догадке.

Живцов зверем посмотрел на Горелого, фыркнувшего со смеха, перегнулся через забор и заорал во все горло:

– Убери собаку, старый пень!

Кавказцу не понравились действия крикливого незнакомца. Порвав цепь, разъяренный пес кинулся на него. Живцов едва успел отпрянуть от клацающих собачьих челюстей. Пес рычал, захлебывался лаем и неистово лез через забор, который выглядел весьма хлипким, не способным удержать такую мощную зверюгу.

Стена выхватил пистолет, но Живцов остановил его грозным окриком:

– Стоять! Только стрельбы мне тут не хватало. Сваливаем отсюда. С этим волкодавом разберемся потом, по-тихому, а сейчас поедем дальше по списку.

– Что-то херня какая-то по твоему списку получается, – заметил Горелый с хмурым видом.

– Ну, первый блин, как известно, комом, – парировал Живцов, захлопывая дверцу машины.

Они переехали к следующему дому. Там жила чета пенсионеров, современников Куликовской битвы, тоже глухих. Живцов употребил все свое терпение, доорался до хрипоты, но все же объяснил старикам, что они должны более двух миллионов. Мол, пришло время платить. Дед схватился за сердце, захрипел и скатился с лавки на пол. Бабка кинулась к нему и заголосила на весь дом, что их убивают.

– Ну и что теперь? – поинтересовался Горелый растерянно.

– Что-что, – передразнил его злой Живцов. – Звони в «Скорую». Мертвый дедок нам не нужен. – Уже на улице он сообщил соратникам, что они меняют тактику, и пояснил: – Надо выбрать кого-нибудь помоложе, чтобы ясно понял, чего мы хотим, и донес это до остальных. Они же между собой как-то общаются. Припугнем, и дело в шляпе.

– Хорошо бы, – скептически заметил Горелый.

Живцов снова обратился к своему списку, пробежал его глазами, ткнул в лист пальцем и радостно воскликнул:

– Вот, Григорьевы. Ему шестьдесят два, ей пятьдесят восемь. По идее, должны быть вменяемыми, если, конечно, не синячат.

– Ну, поехали. – Горелый вздохнул, внутренне готовясь к новым проблемам.

– Фамилия и адрес заказчика? – в двадцатый раз спросил Февраль у хозяина квартиры, прикованного к батарее отопления и основательно избитого. – Есть, – кивнул Толстый. – Там, в ножке стола.

Заявление об исчезновении Валентины Игнатовой лежало перед ним на столе в открытой папке. Конопаткин устало провел рукой по лицу. Ладонь сама собой сжалась в кулак и обрушилась на стол. Пустой бокал с ложкой внутри подскочил и зазвенел. Царев, чинивший рассохшийся стул, аж подпрыгнул от неожиданности и уронил на пол отвертку. – Сейчас освобожусь и подъеду, – сухо произнес участковый и положил трубку.

Он ожидал долгих расспросов, подозрений, угроз, но участковый просто повесил трубку. Послышались гудки. Да, местная милиция его удивляла все больше и больше. Иван отключил сотовый, заменил сим-карту и вышел на кухню, где негромко переговаривались родители. – Все, мать, звони в милицию.