Явление второе. По мотивам пьесы М.Метерлинка «Монна Ванна»

КАПЛИ ОГНЯ

Дмитрий Орлов

По мотивам пьесы М.Метерлинка «Монна Ванна»

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Гвидо Колонна – начальник гарнизона в Пизе.

Марко Колонна – его отец

Джованна – жена Гвидо

Борсо – лейтенант Гвидо

Торелло – лейтенант Гвидо

Принчивалле – наемный полководец Флорентийской республики

Анжело – адъютант Принчивалле

Трибульцио – комиссар Флорентийской республики

Горожане

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВРЕ

Зал во дворце Гвидо Колонны.

Явление первое

Гвидо и его лейтенанты Борсо и Тарелло.

Гвидо. Флорентийцы окружили оба войска, которые нам в помощь снарядила Венеция. Флоренции мы отданы во власть, но не в ее обычаях щадить того, кто ей уже не страшен. Борсо. Воины и горожане обезумели от трехмесячной осады, от голода и бесплодного героизма. Если они взбунтуются, то враг ворвется и городу конец.

Гвидо. Отца родного я послал к Принчивалле на переговоры, но и он доселе не вернулся.

Тарелло. Принчивалле не знатного рода, но он не зверь. Говорят он вспыльчивый, своенравный, но честный. Я безбоязненно ему бы отдал шпагу…

Гвидо. Спешить не следует – она вам еще пригодится. Надо сказать правду народу. Противник капитуляции не предлагает, а значит борьба будет не на жизнь, а насмерть. Когда жены и дети…

Явление второе

Те же и Марко.

Тарелло. Марко Колонна.

Гвидо. Отец!

Марко. Не беспокойся сын, меня приняли, как почетного гостя. Отгадай, кого я видел в походной палатке Принчивалле? (Пауза.) Фичино, открывшего Платона! Мы говорили о Гесиоде, об Аристотеле и о Гомере… Фичино обнаружил зарытый в песок торс богини – такой красоты, что увидев его, ты не вспомнил бы о войне… Стали копать дальше – нашли две руки. Одна из них была согнута так, словно персты ее касались груди, а в другой ручку от зеркала…

Гвидо. Отец, слышишь под окнами крики? То дерутся голодные из-за травы, пробившейся меж камней.

Марко. Ты прав… Весть, с которой я к вам пришел, тридцать тысяч жизней спасет, а две омрачит. Гвидо, не принимай скороспелых решений.

Гвидо. Оставьте нас вдвоем!

Марко. Напротив, я хочу, чтобы эту залу наполнил народ, который мы спасем. (Входит народ.) Я виделся с Принчивалле. Какое обманчивое представление мы создаем себе о человеке по рассказам тех, кто его боится. Я думал, что встречу варвара, надменного и тупого…

Гвидо. Он именно таков.

Марко. У него тонкая усмешка; он добр, человечен, война ему не по сердцу. На службу к Флоренции вероломной он пошел скрепя сердце.

Гвидо. О голодающих, отец, подумай.

Марко. Итак, весть моя для двух существ ужасна, а между тем, у меня дороже их нет никого на свете... Флоренция сделает так, будто она предлагала Пизе капитуляцию, а Пиза отказалась. Тогда город сотрут с лица земли наемные войска, а обвинят во всем Принчивалле – жестокий варвар не смог сдержать солдат. Принчивалле перехватил донесение из Флоренции, из которого следует, что после победы его ждет казнь.

Гвидо. Что же он предлагает?

Марко. Принчивалле ручается за часть стрелков, которых он сам набирал. Он предлагает ввести их в город для защиты. А так же он обещает триста повозок с боеприпасами и продовольствием.

Гвидо. Спасая нас, он спасет себя. Но я ему не верю. Что он задумал? Что требует взамен?

Марко. Я дал слово, что если ты отвергнешь предложение Принчивалле, я тотчас же вернусь в стан врага. Но может напрасно я в тебе сомневаюсь?

Гвидо. Я ко всему готов, но кто другая жертва?

Марко. Сегодня же вечером обозы отправятся в город, если ты пошлешь ее к Принчивалле только на одну ночь. Но в знак покорности, она должна придти одна, нагая, чтоб ей служил покровом только плащ.

Гвидо. Но кто она?

Марко. Джованна.

Гвидо. Моя жена?!

Марко. Она прекрасней всех, он ее любит.

Гвидо. Любит? Он ее не знает.

Марко. Он видел ее, но только скрывает – где и когда.

Гвидо. А Джованна где его встречала?

Марко. Она не видела его или просто не помнит.

Гвидо. Так ты ей рассказал про торг бесстыдный?! Как ты дерзнул…

Марко. Дерзнул.

Гвидо. А что она?

Марко. Она не ответила, побледнела и молча ушла.

Гвидо. Молодец! Она могла упасть к твоим ногам, могла плюнуть тебе в глаза… но лучше так. Так ангелы Господни поступают. И мы храним молчанье. Займем свои места у городской стены! И если нам погибнуть суждено, то мы бесчестьем все ж себя не оскверним!

Марко. А тысячи жизней? Исполни просьбу безумца – и люди, которые будут жить после нас, вменят это тебе в добродетель. Спасти чью-нибудь жизнь – самый высокий подвиг. Все остальное пустая игра.

Гвидо. Ты – мой отец?!

Марко. И этим я горжусь… И если я борюсь сейчас с тобою, то и с самим собою я борюсь. Когда бы ты мне уступил мгновенно, я бы тебя, о сын мой, разлюбил.

Гвидо. Довольно! Ты только подумай, на что ты меня толкаешь. Я смотрю в лицо смерти спокойно. Я помню те уроки отваги, которые ты мне успел дать, когда тебя еще не согнули ни годы, ни бесплодная книжная мудрость… Итак, нам предстоит последний бой.

Марко. Ты чтишь только один род отваги, во мне же живет иная, правда, не такая блестящая и не столь прославленная, ибо она меньше зла причиняет, а человек преклоняется лишь перед тем, что приносит ему горе… Она-то мне и поможет исполнить мой долг до конца.

Гвидо. А мой долг сына – защищать заблудшего отца даже от него самого. Придется мне под стражу взять тебя, пока твой разум вновь не просветлеет. Надеюсь, в смертный час простишь меня.

Марко. Я уже тебя простил. Ты властен у меня отнять свободу, но мысль мою тебе не заточить.

Гвидо. Что это значит?

Марко. В эту самую минуту сеньория обсуждает предложение Принчивалле.

Гвидо. Сеньория! Но кто же ей сказал?

Марко. Я.

Гвидо. Ужель твоя душа так очерствела, что всю мою любовь, восторг, блаженство, одежды нашей брачной чистоту согласен ты предать в чужие руки? И руки эти примутся спокойно все взвешивать и измерять, как будто они в лавчонках взвешивают соль! Отец, казалось мне, я знал тебя…

Марко. Так часто бывает – живешь рядом с родным существом, беседуешь с ним, а единственно важное хранишь про себя.

Гвидо. Наперед могу сказать, как решит сеньория. Это так просто – спасти всех за счет одного. Перед таким соблазном не устояли бы и более благородные сердца, а про этих торгашей, дрожащих за свои прилавки, и говорить нечего. Но я им не слуга! Я делил с ними муки и тяготы долгой осады – и довольно. Остальное мое!

Марко. Те самые, как ты выразился, торгаши, не захотели покупать свое спасение ценой женской любви. Они послали за Джованной, чтобы сказать ей, что судьба города в ее руках.

Гвидо. Они осмелились передать ей это гнусное предложение в мое отсутствие? Джованна свое чистое тело, которое ни один посторонний взор не осквернил вожделением, по просьбе плюгавых лавочников из сеньории должна отдать этому бешеному сатиру? Я, супруг, снимая с нее покровы, молил свои взоры быть целомудренными и стыдливыми, ибо даже невольный трепет желания мог бы ее оскорбить… Они ее просят, они ее уговаривают, а моего согласия кто просил?

Марко. Я просил. И если не добьюсь я, то к тебе не замедлят прийти они…

Гвидо. Им не для чего приходить – Джованна ответит им за нас обоих.

Марко. Если ты одобришь ее решение, то, разумеется, незачем.

Гвидо. Ее решение? Ты помнишь, как с улыбкой на устах и вся в цветах, полна любви ко мне, она вошла впервые в эту залу, где ты ее бесстыдно предаешь. Ты сомневаешься в ее ответе, отец?

Марко. В Джованне я, мой сын, провижу силу, еще незримую твоим очам.

Гвидо. Ее решение я принимаю заранее. И если мы в решеньях не сойдемся, так, значит, мы друг в друге ошибались до самого последнего мгновенья.