Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Июля 1962 года, пятница





 

Вечером 23 июня мы с доном Хуаном отправились в путь. Он объяснил, что мы едем в штат Чи‑хуахуа искать грибы и что путь наш будет долгим и трудным. Так оно и случилось. Мы прибыли в небольшой шахтерский городок на севере штата Чихуа‑хуа в десять часов вечера. Здесь я оставил машину, и мы прошли пешком на окраину города, к дому приятелей дона Хуана – индейца племени тараху‑мара и его жены. У них мы переночевали.

Хозяин разбудил нас около пяти часов утра и принес овсяной каши и бобов. Пока мы ели, он беседовал с доном Хуаном, но о цели нашей поездки ничего не спросил. После завтрака хозяин наполнил мою фляжку водой, а в рюкзак сунул пару лепешек. Дон Хуан протянул мне фляжку, поудобнее приладил себе на спину рюкзак, поблагодарил хозяина за гостеприимство и повернулся ко мне: «Пора!»

Около мили мы шли по проселочной дороге, потом пересекли поле и часа через два достигли подножия холмов к югу от города. Мы поднялись по пологим холмам в юго‑западном направлении, а когда добрались до крутых склонов, дон Хуан повернул, и мы двинулись между холмами на восток.

Несмотря на свои преклонные годы, дон Хуан шел очень быстро, тогда как я уже к полудню совершенно выдохся и падал с ног от усталости. Мы сели, дон Хуан развязал мешок с хлебом.

– Можешь съесть все, если хочешь, – предложил он.

– А ты?

– Я не голоден, а позже еда нам не понадобится. Я устал, очень проголодался и принялся за еду.

Решив, что настало подходящее время поговорить о цели нашего путешествия, я как бы ненароком спросил:

– Долго мы здесь пробудем?

– Мы пришли сюда за Мескалито и останемся до завтра.

– А где Мескалито?

– Вокруг нас!

Вокруг в изобилии росли всевозможные кактусы, но я не смог распознать среди них пейотль.

Мы снова отправились в путь и к трем часам дня спустились в длинную узкую долину с крутыми склонами. Я не на шутку разволновался от мысли, что найду пейотль, которого никогда не видел растущим в естественных условиях. Мы прошли по долине метров полтораста, как вдруг слева от тропинки я заметил сразу три пейотля, сросшихся вместе и выступавших над землей на несколько сантиметров. С виду они напоминали круглые мясистые розочки зеленого цвета. Я с криком ринулся к ним.

Дон Хуан даже не повернул в мою сторону головы. Я сообразил, что сделал глупость. Всю вторую половину дня мы шли молча, медленно продвигаясь по долине, покрытой мелкими острыми камнями. Мы шагали среди кактусов, вспугивая то стайки ящериц, то одинокую птицу. Я видел десятки пейотлей, но не сказал больше ни слова.

В шесть часов вечера мы оказались у подножия замыкавших долину гор. Взобрались на уступ; дон Хуан сбросил рюкзак и сел. Я опять проголодался, но еды у нас больше не осталось. Я предложил побыстрее собрать Мескалито и вернуться в город. Дону Хуану это предложение явно не понравилось: он недовольно причмокнул губами и объявил, что мы проведем здесь всю ночь.

Мы сидели неподвижно. Слева возвышалась скала, справа простиралась долина, которую мы только что пересекли. Она показалась мне гораздо обширнее, чем я думал, и не такой плоской. Сверху можно было разглядеть на ней множество холмиков, возвышений и обломков скал.

– Завтра отправимся в обратный путь, – не глядя на меня, сказал дон Хуан и указал вниз. – Снова пойдем долиной и будем собирать Мескалито, но только тогда, когда он окажется прямо на нашем пути. Не мы будем искать Мескалито, а он – нас. Если захочет, найдет.

Дон Хуан оперся спиной о скалу и, наклонив голову, продолжал говорить так, словно рядом, кроме меня, находился кто‑то еще.

– И еще одно. Срывать его буду я, а ты понесешь мешок или просто пойдешь впереди, я сам еще не знаю. И не вздумай указывать на него, как сделал днем.

– Прости меня, дон Хуан!

– Ничего, ты ведь не знал.

– Твой благодетель учил тебя всему этому?

– Нет. Никто не учил меня о Мескалито. Он сам был моим учителем.

– Выходит, Мескалито – вроде человека, с которым можно разговаривать?

– Нет.

– Как же тогда он тебя учил? Некоторое время дон Хуан молчал.

– Вспомни, как ты играл с ним. Ты ведь понимал его тогда?

– Вот так он и учит. Только ты этого не знал. А будь ты повнимательнее, он бы заговорил.

– Когда?

– Тогда, когда ты увидел его впервые.

Мои вопросы его явно раздражали. Я сказал, что хочу знать о Мескалито все.

– Спрашивай об этом не у меня, – усмехнулся дон Хуан, – а у него. В следующий раз, когда увидишь его, спроси все, что пожелаешь.

– Значит, Мескалито все‑таки вроде человека, если с ним можно говорить...

Дон Хуан не дал мне закончить. Он повернулся, взял фляжку, спустился с уступа и исчез за скалой. Мне не хотелось оставаться одному, и хотя дон Хуан не звал меня, я последовал за ним. Метров через двести мы вышли к крохотному ручейку. Дон Хуан обмыл лицо и руки, наполнил фляжку, прополоскал рот, но пить не стал. Я зачерпнул воду ладонями; дон Хуан сказал, что пить не надо.

Он подал мне фляжку и пошел обратно. Мы поднялись на уступ и снова уселись лицом к долине, прислонившись спинами к скале. Я спросил, нельзя ли разжечь костер. Дон Хуан воспринял мою просьбу как совершенно неуместную. Мы в гостях у Мескалито, объяснил он, и тот сам позаботится, чтобы ночью нам было тепло.

Смеркалось. Дон Хуан достал из своего мешка два тонких одеяла, бросил одно мне, а сам сел, скрестив ноги, и накинул второе одеяло себе на плечи. Долина внизу потемнела, ее края расплылись в вечерней мгле.

Старик сидел неподвижно и смотрел вдаль. Легкий ветерок обдувал мне лицо.

– Сумерки – щель между мирами, – тихо произнес дон Хуан не оборачиваясь.

Я не стал спрашивать, что он имеет в виду. Глаза у меня слипались. Внезапно мое настроение резко изменилось: я почувствовал себя невероятно одиноким, мне захотелось плакать...

Я лег ничком. Каменное ложе было жестким и неудобным, то и дело приходилось менять положение. Тогда я сел, скрестив ноги, и накинул одеяло на плечи. К моему удивлению, эта поза оказалась очень удобной. Вскоре я заснул.

Проснулся я оттого, что дон Хуан что‑то сказал. Было темно, я его почти не видел. Слов я не разобрал, но, когда старик стал спускаться с уступа, последовал за ним. Из‑за темноты мы (по крайней мере, я) двигались очень осторожно. У подножия скалы дон Хуан остановился, сел и дал мне знак сесть слева от него. Потом расстегнул рубашку, достал кожаный мешочек, развязал его и опустил перед собой на землю. В мешочке лежало несколько сухих шариков пей‑отля.

После долгой паузы дон Хуан достал один шарик. Он взял его в правую руку, что‑то негромко напевая, несколько раз потер между большим и указательным пальцами и вдруг пронзительно закричал:

– Ай‑и‑и‑и!

Крик был неожиданный, жуткий. Я испугался. В полумраке я разглядел, что дон Хуан сунул шарик пейотля в рот и принялся жевать. Через минуту он поднял мешочек, наклонился ко мне и шепотом велел взять его, достать один мескалито и, положив мешочек перед собой, повторить все то, что сделал он.

Я взял шарик пейотля и потер его. Дон Хуан продолжал петь, раскачиваясь взад и вперед. Несколько раз я пытался положить шарик в рот, но никак не мог собраться для крика.

Наконец, словно во сне, я издал невероятный вопль: «Ай‑и‑и‑и!» – и даже не поверил, что это кричал я. Вновь, как и когда‑то, я ощутил в желудке нервные судороги. Мне стало дурно, я едва не упал.

Сунув пейотль в рот, я разжевал его. Немного погодя дон Хуан достал из мешочка еще один шарик, но, к моему облегчению, положил его себе в рот после короткой песни.

Он передал мешочек мне, я снова взял шарик пейотля и опустил мешочек перед собой. Так повторилось пять раз, после чего мне захотелось пить. Я взял фляжку, но дон Хуан пить не разрешил, чтобы меня не вырвало, а велел лишь прополоскать рот.

Я несколько раз прополоскал рот. В какой‑то момент желание пить стало таким сильным, что я не выдержал и глотнул – и тотчас же у меня по желудку пробежали судороги. Я ожидал, что изо рта безболезненно и без всяких усилий польется жидкость (как это было при первом знакомстве с пейотлем), но, к своему удивлению, почувствовал самую обычную рвоту, которая, впрочем, быстро прекратилась.

Дон Хуан достал следующий шарик и снова протянул мне мешочек. Так продолжалось до тех пор, пока я не разжевал четырнадцать шариков. К этому времени ощущение жажды, холода и неудобства исчезло; я почувствовал какое‑то удивительное тепло и возбуждение. Я взял фляжку, чтобы освежить рот; она была пуста.

– Дон Хуан, не сходить ли нам к ручью?

Звук моего голоса не вылетел наружу, а ударился о небо и возвратился в горло, отражаясь в нем многократным эхом. Эхо было нежным и мелодичным, словно нежные крылышки трепетали у меня в горле и ласкали его своими прикосновениями. Вскоре их движение прекратилось.

Я повторил вопрос. Голос прозвучал глухо, как из подземелья. Дон Хуан не ответил. Я поднялся и шагнул в сторону ручья, оглянулся, не идет ли старик, но он сидел, к чему‑то внимательно прислушиваясь.

Дон Хуан сделал повелительный жест рукой, чтобы я замер.

– Абухтоль пришел! – объявил он.

Никогда прежде я не слышал этого слова и уже / собрался спросить о нем, как вдруг услышал звук, похожий на жужжание.

Звук делался громче и громче, на какое‑то время стал подобен реву огромного быка, потом постепенно стих. Вновь наступила тишина. Испуганный внезапностью и силой звука, я задрожал так сильно, что едва устоял на ногах. Впрочем, разум мой работал совершенно нормально. Еще несколько минут назад меня клонило в сон, а теперь сонливость как рукой сняло. Этот звук напомнил мне один научно‑фантастический фильм, в котором гигантская пчела с громким жужжанием покидает зону радиации. Это меня насмешило. Я увидел, что дон Хуан сидит в своей обычной позе. Вдруг передо мной возник образ гигантской пчелы, но на этот раз он был гораздо реальнее. Пчела рисовалась мне с невероятной отчетливостью, вытеснив все другие представления. Никогда в жизни у меня не было такой ясности в голове. Меня обуял ужас.

Обливаясь потом, я наклонился к дону Хуану и сказал, что боюсь. Его лицо оказалось совсем рядом. Старик смотрел прямо на меня глазами пчелы! Эти глаза напоминали круглые, светящиеся в темноте очки. Его губы вытянулись вперед и зашлепали: «Пых‑тух... пых‑тух... пых‑тух...»

Я отпрянул, едва не расшибившись о скалу. Невыносимый ужас овладел мной. Время остановилось. Я стонал и задыхался; пот замерзал и стягивал мне кожу. Вдруг раздался голос дона Хуана:

– Вставай! Шевелись! Вставай, тебе говорят! Видение исчезло, и я снова увидел знакомое лицо.

– Я принесу воды, – выговорил я после бесконечной паузы. Мой голос звучал хрипло, язык еле шевелился. Дон Хуан кивнул. По пути к ручью мой страх исчез так же таинственно и внезапно, как и возник.

Приближаясь к ручью, я заметил, что прекрасно вижу все вокруг, и вспомнил, что только что ясно видел дона Хуана, а ведь незадолго перед тем с трудом различал очертания его фигуры. Я остановился, посмотрел вдаль и разглядел даже отдельные камни на противоположной стороне долины. Я решил было, что уже утро, но в таком случае я совершенно утратил чувство времени. Я глянул на часы: десять минут первого. Поднес их к уху – часы исправно тикали. На полдень было не похоже – значит, полночь! Я решил поскорее спуститься к воде и вернуться, но, заметив сзади дона Хуана, дождался его.

Я сообщил ему, что вижу в темноте. Он долго смотрел на меня, ничего не отвечая; возможно, я не слышал его слов, так как полностью сосредоточился на своем «ночном зрении». Я различал на земле мельчайшие камешки. Моментами было так светло, словно стояло утро или ранний вечер. Потом темнело, но тут же светлело опять. Вскоре я сообразил, что свет соответствует диастоле моего сердца, а темнота – систоле. С каждым ударом сердца мир становился то светлее, то темнее...

Я размышлял над этим открытием, как вдруг раздался прежний звук. Тело мое мгновенно одеревенело.

– Анухкталь (так я расслышал слово в этот раз) пришел! – произнес дон Хуан.

Рев был столь громоподобный и оглушающий, что все остальное перестало мной восприниматься. Когда он стих, оказалось, что ручей, который минуту назад был с ладонь шириной, разлился и превратился в огромное озеро. Откуда‑то сверху, как бы сквозь густую листву, на водную поверхность падал свет. Вода на мгновение вспыхивала золотистыми и черными искорками, потом снова становилась темной, почти невидимой, хотя ее присутствие по‑прежнему ощущалось.

Не помню, сколько я просидел на берегу озера, глядя как зачарованный на черную воду. Рев, вероятно, давно уже прекратился, так как я пришел в себя от громкого жужжания.

Я оглянулся в поисках дона Хуана и увидел, как он поднялся по склону и исчез за уступом скалы. Однако одиночество ничуть меня не беспокоило; я пребывал в состоянии полного покоя и безмятежности.

Снова раздался рев, напоминающий громкий вой бури. Прислушавшись, я уловил мелодию, рождавшуюся из пронзительных звуков, похожих на человеческие голоса, и глухих ударов барабана. Я сосредоточил все свое внимание на мелодии и вновь заметил, что биение моего сердца совпадает с ударами барабана и ритмом музыки.

Я поднялся – звуки оборвались. Попытался прислушаться к биению сердца, но ничего не услышал. Снова присел на корточки, подумав, что звуки связаны с моей позой, но не услышал ни звука – даже ударов собственного сердца!

Я решил, что с меня довольно, и поднялся, чтобы уйти, – но в этот момент земля дрогнула у меня под ногами! Я потерял равновесие и упал навзничь, попробовал ухватиться за камень или траву, но земля уходила из‑под меня. Все‑таки я ухитрился подняться, какое‑то мгновение простоял на ногах и снова свалился.

Земля подо мной, словно плот, соскальзывала в воду! Я замер, охваченный нескончаемым, всепоглощающим ужасом. Я плыл по воде черного озера на клочке земли, похожем на замшелое бревно. Насколько я мог сориентироваться, течение уносило меня на юг. Вода плескалась и бурлила вокруг, очень холодная, удивительно густая на ощупь и как бы живая. Берегов не было видно.

Я с трудом припоминаю свои мысли и ощущения во время этого плавания. Я плыл, как мне показалось, несколько часов, когда мой плот вдруг резко повернул под прямым углом налево, на восток, и тут же с силой обо что‑то ударился. Меня швырнуло вперед – я зажмурил глаза, упал на землю и почувствовал острую боль в коленях и локтях.

Через секунду я открыл глаза. Я лежал на твердой земле: по‑видимому, мой плот врезался в берег. Я сел и огляделся по сторонам. Вода отступала! Она двигалась, как во время отлива, и вскоре совсем исчезла.

Я долго сидел неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Все тело у меня ныло, в горле нестерпимо жгло. Кроме того, при падении я прикусил себе губу.

Я поднялся. На ветру меня тут же охватил озноб. Одежда промокла насквозь, зубы выбивали дробь, руки и ноги дрожали так сильно, что пришлось снова лечь. Капли пота попали в глаза и жгли их так нестерпимо, что я застонал от боли.

Немного спустя я взял себя в руки и снова поднялся. Несмотря на сумерки, все вокруг было отлично видно. Я сделал несколько шагов, как вдруг до меня отчетливо донеслись человеческие голоса. Казалось, где‑то громко разговаривают. Я пошел на звук, но не прошел и пятидесяти метров, как вынужден был остановиться – дальше пути не было. Я Попал в какой‑то загон, огороженный со всех сторон огромными валунами. За первым рядом валунов виднелся. еще один, потом еще и еще, они постепенно переходили в крутые утесы. Откуда‑то доносилась музыка – тягучий, монотонный, завораживающий поток звуков.

У подножия одного из валунов я увидел человека, сидящего на земле вполоборота ко мне. Я направился к нему и остановился метрах в трех; он повернул голову и посмотрел на меня. Я замер – в его глазах переливалась та самая вода, в которую я не отрываясь глядел совсем недавно! Они были необъятными, эти глаза, в них вспыхивали знакомые мне золотистые и черные искорки. По форме его голова напоминала ягоду клубники; зеленая кожа была усеяна бесчисленными бородавками, как поверхность пейотля. Я стоял перед ним, не в силах отвести глаз, и чувствовал, как его взгляд тяжело давит мне на грудь. Я начал задыхаться и, потеряв равновесие, упал на землю. Он отвел взгляд и заговорил. Сначала его голос шелестел, как слабый ветерок, затем зазвучал, как музыка, как хоровое пение – и я понял, что музыка спрашивает:

– Чего ты хочешь?

Я упал перед ним на колени и принялся торопливо, заливаясь слезами, рассказывать о своей жизни.

Он снова обратил на меня свои бездонные глаза. Его взгляд с силой давил на меня, и я решил, что настал час моей гибели. Он сделал мне знак подойти. Мгновение я колебался, но все‑таки шагнул вперед. Когда я приблизился, он отвел от меня взгляд и показал тыльную сторону своей ладони. Музыка сказала:

– Смотри!

Посреди ладони зияла круглая дыра.

– Смотри! – услышал я снова.

Я заглянул в дыру и увидел самого себя! Я был очень старый и дряхлый; я, сгорбясь, бежал из последних сил, пытаясь скрыться от настигающих меня огненных искр. Три из них все‑таки попали в меня: две в голову, одна в левое плечо. Моя фигурка в дыре мгновенно выпрямилась – и тут же исчезла вместе с дырой.

Мескалито снова смотрел на меня. Его глаза были так близко, что я понял: рев и грохот, которые я слышал раньше, исходят из них. Постепенно глаза затихли и стали подобны двум неподвижным озерам, переливающимся золотыми и черными искрами.

Он опять отвел взгляд и вдруг прыгнул, как гигантский кузнечик, – сразу метров на пятьдесят! Потом еще раз, еще – и исчез...

Помню, что я поднялся на ноги и побрел. Разум не покинул меня, я старался сориентироваться по знакомым очертаниям гор. Все это время я ощущал стороны света и почему‑то был уверен, что север находится слева. Я шел в этом направлении, пока не понял, что наступило утро и я больше не пользуюсь своим «ночным зрением». Вспомнив о часах, я посмотрел на них: восемь часов. Около десяти я подошел к скале, где мы расположились прошлой ночью. Дон Хуан дремал на земле.

– Где ты был? – спросил он.

Я сел, чтобы перевести дыхание. После долгого молчания дон Хуан спросил:

– Ты его видел?

Я начал пересказывать свои приключения с самого начала, но дон Хуан прервал меня, заявив, что важно только одно: видел я его или нет. Он спросил, на каком расстоянии от меня был Мескалито. Я ответил, что почти касался его.

Эта часть моего рассказа дона Хуана явно заинтересовала. Он внимательно выслушал все подробности, лишь изредка прерывая меня вопросами об облике существа, явившегося мне, о его словах и жестах.

Наступил полдень, когда дон Хуан решил, что расспросов достаточно. Он поднялся, привязал мне на грудь холщовый мешок и велел идти следом. Он объяснил, что будет срезать мескалито и передавать мне, а я – осторожно укладывать его в сумку.

Мы глотнули воды и отправились в путь. Когда спустились в долину, старик секунду помедлил, выбирая направление, но, выбрав его, уже ни на шаг от него не отклонялся.

Всякий раз, когда мы подходили к пейотлю, он опускался перед ним на корточки и аккуратно срезал верхушку коротким зазубренным ножом. Срез он делал вровень с землей, а «рану» (как он говорил) присыпал толченой серой из кожаного мешочка.

Дон Хуан держал срезанный шарик кактуса в левой руке, «рану» посыпал правой. Затем вставал и протягивал шарик мне, а я принимал его, как он велел, в обе ладони и осторожно опускал в мешок.

– Стой прямо, чтобы мешок не касался земли, кустов или еще чего‑нибудь, – несколько раз повторил он, словно опасаясь, что я могу забыть.

Мы набрали шестьдесят пять шариков. Когда мешок наполнился, дон Хуан перекинул его мне на спину, а на грудь привязал другой. К тому времени как мы пересекли долину, оба мешка были полны: мы собрали сто десять шариков пейотля. Мешки были такими тяжелыми и громоздкими, что под их тяжестью я сгибался и едва переставлял ноги.

Дон Хуан тихо прошептал, что мешки такие тяжелые потому, что Мескалито хочет назад, в землю. Он не желает покидать свои владения – потому и наливается тяжестью. Моя задача – не дать ему коснуться земли, иначе Мескалито никогда больше не позволит оторвать себя от земли.

В какой‑то момент давление лямок на плечи стало невыносимым, чудовищная сила прижимала меня к земле. Меня охватила паника. Я ускорил шаги, потом побежал.

Внезапно давление лямок на плечи резко ослабло, и ноша сразу стала легкой, словно в мешках была губка. Я догнал дона Хуана и сказал, что никакой тяжести больше не чувствую. Он объяснил это тем, что ‑мы покинули владения Мескалито.

 

Date: 2015-07-24; view: 267; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию