История, которую рассказал Рогатый Буль 4 page

Мила уже подошла к лестнице, ведущей в среднюю башню, и даже поставила одну ногу на ступеньку, как вдруг заметила, что сквозь щель двери читального зала пробивается тусклый желтоватый свет.

Кому это в такое время суток, да еще на каникулах, пришло в голову заниматься? Мила подумала, что это может быть Белка: решила перед вторым полугодием освежить знания. Это вполне в ее духе.

Чтобы не беспокоить Белку, а просто проверить, действительно ли это она, Мила тихо подошла к двери и осторожно ее приоткрыла. В читальном зале горели свечи, но за столами Мила никого не увидела. Может, кто-то просто забыл погасить свет? Бюст Комарва Проклятого на постаменте прямо рядом с дверью чуть заметно шевельнул мраморными усами.

Наверное, надо погасить, подумала Мила и раскрыла дверь пошире, чтобы войти. Но, заглянув за дверь, она мгновенно поняла, для кого в читальном зале горят свечи.

Возле камина на коленях стояли двое: в окружении обгоревших головешек, разбросанных вокруг камина на полу; сами грязные, как будто только что обвалялись в каминной топке, как котлеты в муке, — собственной персоной Тимур и Берти.

Остолбенев от неожиданности, Мила ухватилась за мраморный эфес шпаги Комарва Проклятого. На секунду подумала, что ему это вряд ли понравится, но тут же о нем забыла, потому что взгляд восхищенно застыл на предмете, который Берти держал в руках. Это был небольшой чугунный горшок, над которым горой возвышались золотые монеты. От них исходило такое сияние, что у Милы дух захватило, она даже не успела подумать, откуда у Берти столько золота.

Не успела, потому что, сделав неверный шаг в сторону, чтобы лучше рассмотреть ослепительные слитки, потянула за эфес и почувствовала, как на нее навалилось что-то тяжелое. Раздался скрежет, и Мила, вскрикнув, с грохотом рухнула на пол, а сверху, придавив ей ногу, обрушился бюст Комарва Проклятого.

Ахнув от боли, она вскинула испуганный взгляд на Берти и Тимура. Они оба смотрели на нее огромными от удивления глазами, как бы не понимая, как она здесь очутилась. И тут произошло такое, из-за чего Мила моментально забыла об ушибленной ноге. Горшок вместе с золотом странно мигнул, покрылся рябью, как поверхность воды в пруду, и сопровождаемый звуком громкого хлопка исчез прямо в руках Берти. Тот оторвал взгляд от Милы и растерянно посмотрел на растопыренные ладони. Какое-то время стояла оглушительная тишина. Берти с открытым ртом смотрел туда, где только что было золото, и недоверчиво шевелил пальцами. Потом его лицо сначала посерело, следом побелело и наконец сделалось бордовым. Точно так же на нем сначала отразилось удивление, потом неподдельное горе и в итоге неистовая ярость.

Берти поднял глаза на Милу и сделал странный жест руками, как будто ему захотелось подвесить Милу вниз головой и хорошенько ее потрясти в надежде, если не вернуть обратно золото, то, как минимум, вытрясти из нее дух одним махом.

— Рудик! — отчаянно воскликнул он, сотрясая кулаками в воздухе. — Ну откуда ты свалилась?! Ты хоть понимаешь, что ты сделала?! Ты же испортила лучший момент моей жизни!

Мила и без его слов понимала, что сделала что-то не так, но подумала: было бы неплохо узнать, что именно.

— Я же его уже держал в руках! — застонал Берти.

В этот момент бюст Комарва Проклятого поехал по полу, отодвигаемый дверью, и в комнату вошли Ромка и Белка. Ромка переступил через Комарва и, глядя на Милу в легком недоумении, поинтересовался:

— Что это ты тут разлеглась?

В другой раз Мила обязательно отшутилась бы, ответив, что она здесь загорает, но теперь было не до того.

— Целая гора золота! — убивался Берти. — Я даже успел понюхать, как оно пахнет! Вот этим самым носом!

— Золото? — переспросила Белка, когда Берти в доказательство подергал себя за нос. — Какое золото?

Ромка помог Миле встать на ноги и принялся поднимать бюст Комарва.

— Ты хоть понюхал, — вставил Тимур, — а мне и этого не досталось.

— Что за золото, Берти? — настаивала Белка.

— Вы нашли золото? — спросил Ромка, отдуваясь после усилий.

— Нашли?! — с едкой иронией проскрежетал зубами Берти и утвердительно кивнул. — Нашли. А как же!

Он поднялся на ноги.

— Мы нашли. Я держал. Рудик приперлась. Рудик свалилась. Золото — тю-тю!

Все это он проговорил, яростно жестикулируя, и с такой интонацией, как будто каждым словом, будто молотком, забивал гвоздь Миле в макушку. Она даже голову в плечи вжала под убийственным взглядом Берти. Казалось, что хуже быть не может, но…

В этот момент комнату наполнил странный кашляющий звук: как будто тяжелый книжный шкаф в читальном зале принялся весело подпрыгивать. Но это был никакой не шкаф.

Растянув рот в безумной улыбке и комично щуря глаза, хохотал что есть мочи гекатонхейр читального зала — Шипун. Мила еще никогда не видела его таким довольным. Глядя, как он кривит огромный рот и усиленно кряхтит, Мила поняла, что Шипун хочет что-то сказать.

И он сказал:

Бертик ручки протянул,

А горшочек улизнул.

Он пытался взять без спроса,

Но остался Бертик с носом!

Это «с носом» прозвучало как-то по-особенному ехидно. Берти яростно зарычал и, подхватив с пола плетеный короб, из которого посыпались неиспользованные за день дрова, запустил им в Шипуна. Тот коротко вскрикнул и получил пустым коробом по лбу.

Засунув руки в карманы и сокрушенно ссутулив плечи, Берти с хмурым и поникшим видом широкими шагами прошел к двери. Бесцеремонно отодвинув Белку, он вышел, хлопнув напоследок дверью.

— Кто-нибудь объяснит, что все это значит? — спросила Белка.

— Почему оно испарилось? — испуганно спросила Мила у Тимура, когда шаги Берти в коридоре затихли.

Тимур удрученно покачал головой.

— Это клад нашего домового, — пояснил он. — Мы его четыре месяца искали, пока нашли. Главное, нужно было не спускать глаз с золота, пока не вынесешь из комнаты. Как только зрительный контакт прерывается, домовой без помех забирает его обратно. Теперь уже ничего не получится. Домовой наверняка монеты перепрячет.

Он тяжело вздохнул, безнадежно махнул рукой и поднялся.

— Ладно. Я пойду. Все равно здесь больше делать нечего.

Когда за Тимуром закрылась дверь, Белка тонко фыркнула с воинственной нотой в голосе.

— Нет, это что же такое происходит! — сказала она. — Теперь понятно, что это были за секреты. Да как им в голову могло прийти переворачивать Львиный зев в поисках золота! Это же чистое безумие!

— И правда, — согласился Ромка, опускаясь на колени перед камином, — как это им пришло в голову искать в камине? Я бы ни за что не додумался.

Белка от негодования раскрыла рот, глотая воздух, как рыба, выброшенная из воды, но не находила слов. В конце концов она бросила на Ромку уничтожающий взгляд и решила этим ограничиться.

Не обращая внимания на гневные потуги Белки, Ромка отодвинул подальше несколько поленьев, рассыпанных Берти. Мила подошла поближе. Ее мучило чувство вины — разочарование на лице Берти было таким убедительным, что она чувствовала себя настоящим варваром.

Ромка разгреб руками давно остывшую золу, и Мила увидела небольшое металлическое кольцо. Она опустилась на колени рядом с Ромкой и протянула к кольцу руку. Когда она дернула за него, раздался скрип, и от гладкого каменного дна отделился небольшой металлический прямоугольник — люк, открывающий потайное отверстие.

— Вот где хранилось золото, — произнесла Мила.

— И как только они додумались, что оно может быть здесь? — продолжал недоумевать Ромка, сдвигая в сторону обуглившееся полено возле люка. — Эй, смотри, здесь что-то есть!

Мила отпустила металлическое кольцо и увидела, как под дальним краем полена что-то блеснуло. Ромка нагнулся пониже и засунул руку далеко в глубь камина. Когда он вытянул ее обратно, рука была вся черная от сажи, а на его ладони лежала большая золотая монета, испачканная золой.

— Это, наверное, выпало из горшка, — сказал Ромка.

Он зажег свет своей палочки и поднес к монете. Желтоватый свет от свечей в читальном зале Львиного зева смешался с холодновато-бледным сиянием волшебного огонька, заиграв на монете.

— Подожди-ка, — пробормотал Ромка. — Это необычная монета.

Монета действительно была очень необычной. С одной стороны по кругу тянулась какая-то надпись, закручиваясь в тесную спираль. Мила даже букв таких в своей жизни никогда не видела: тонких, изящных, со сложными узорными завитками.

— Я не могу прочесть эти надписи, — озадаченно сказал Ромка. — По-моему, это какое-то сложное криптографическое письмо.

Он перевернул монету другой стороной, на которой был изображен странный рисунок с черточками и символами.

— Хм… Похоже на карту, — сообщил Ромка. — Там, наверное, клад какой-нибудь спрятан. Жалко, Берти этого не видит.

— Хватит с него кладов, — сказала позади них Белка строгим голосом. — Если кто-то узнает о том, что здесь творит Берти… Из-за него нам всем будет плохо: и мне, и Фреди… и мама расстроится.

Ромка закатил глаза, как будто очень устал от причитаний Белки. Но он был так заинтересован монетой, что даже ничего не сказал, а вместо этого положил монету на пол прямо перед собой и направил на нее волшебную палочку.

— Ты что делаешь? — спросила Мила.

— Хочу расшифровать надпись, — ответил Ромка и, взмахнув палочкой, произнес: — Ижица и ять — ребус разгадать!

Но все буквы на монете остались на своих местах. Монета только блеснула короткой яркой вспышкой.

— Странно, — нахмурился Ромка. — Не получилось. Может, заклинание только на пергаменты и бумагу действует?

— Или заколдовано с помощью другой формулы, — подключилась Мила, — а не той, которую мы учили.

— Точно, — огорченно согласился Ромка.

Мила взяла из его рук монету. Карта, как и шрифт, тоже была странная и символы непонятные.

— Расшифровать бы этот текст, — загорелся Ромка, не отрывая взгляда от монеты. — Только как?

— Я знаю, что нам нужно сделать, — сказала Мила, двумя пальцами поднимая монету перед Ромкиным лицом. — Нужно отнести ее профессору Чёрку и сказать… ну… например, что она досталась кому-нибудь из нас по наследству. Если кто-то и сможет разобрать эти надписи, то только он.

Она решительно кивнула и, пряча монету в карман, заключила:

— Так и сделаем.

Но сделать это можно было только когда закончатся каникулы. А пока им предстояло решить, говорить ли о монете Берти и Тимуру. Так как именно они обнаружили это хранилище, то Ромка стоял за то, что рассказать им все-таки нужно. Белка была категорически против. Она доказывала, что, когда речь заходит о золоте, Берти становится совершенно неуправляемым и ожидать от него можно чего угодно. Ромка в свою очередь говорил, что Берти никогда не бывает управляемым и ожидать от него чего угодно можно в любом случае. В конце концов Мила предложила пока что ничего не говорить, а для начала узнать, что написано на монете. Ну а потом — будет видно.

До начала второго учебного полугодия оставалось только два дня, но для Милы они превратились в пытку. Берти был неумолим: стоило только Миле зайти в комнату, где он в тот момент находился, как он сейчас же демонстративно подскакивал и с хмурым гордым видом выходил, хлопая дверью так, что Милу чуть не сносило сквозняком. Белка, замечая, что ее подруга переживает по этому поводу, не уставала приговаривать:

— Не волнуйся, Берти отходчивый: походит с надутым видом, а через пару дней и сам не сможет вспомнить, на что обижался.

Мила не разделяла Белкиного оптимизма. По ее мнению, горшок с золотом был прекрасной причиной, которая о себе забыть не даст.

Ромка же не терял времени даром, вознамерившись вытянуть из Берти всю эту историю с золотом домового в подробностях. Он клятвенно заверил Белку, что про монету ничего не расскажет, но не попытаться узнать о том, как Берти с Тимуром додумались искать клад в камине читального зала, — это было выше его сил.

В воскресенье, когда все меченосцы уже вернулись с каникул, и Львиный зев снова стал похож на переполненный муравейник, Ромка подсел к Миле, укладывающей в рюкзак необходимые книги для завтрашних уроков.

— Слушай, что скажу: я вытянул из Берти, как они додумались искать золото в камине, — сияя улыбкой, сообщил Ромка.

— Как же?

— Им подсказали.

— Кто?

— Ни за что не догадаешься — Яшка Берман! Тимур с Берти куда только не тыкались в поисках этого золота. Они еще на каникулах, оказывается, заболели этой затеей. У них же последний год Младшего Дума — а вдруг не поступят? Вот и решили добыть легких денег.

Ромка замолчал, подождав, пока мимо пройдут две второкурсницы, и с жаром продолжил:

— Все знают, что каждый мало-мальски уважающий себя домовой имеет сбережения, так сказать, за долгие годы службы. Забирать у домовых их золото считается очень скверным и недостойным поступком. Но ведь домовые свое сокровище никуда не тратят, оно веками где-нибудь лежит нетронутое. Вот Берти с Тимуром и решили, что им золото нужнее — по крайней мере они ему найдут применение в два счета.

— А при чем тут Яшка?

— Помнишь, как Берти с самым участливым видом подсел к Яшке и попросил рассказать ему о домовых. Белка тогда решила, что Берти вздумалось стать паинькой: добрым, белым и пушистым. А он, как обычно, преследовал свои корыстные интересы. Ну Яшка ему и рассказал все, что мог, — его долго за язык тянуть не надо. Там много разных примет, но самое главное — то место, где домовой прячет свое золото, всегда самое неубранное в доме, чтобы никому не захотелось лишний раз туда соваться. Конечно, бывает, что хозяин сам порывается убрать какой-нибудь завал в чулане или расправиться с паутиной на антресолях, но потом вдруг вспоминает о других важных делах, или кто-нибудь его зовет, или просто охота отпадает. А какое у нас место самое запущенное? Конечно, камин в читальном зале. Пользуются им редко — из-за Шипуна там почти никого не бывает. И я что-то не видел, чтобы кто-нибудь его чистил. А ведь, если откровенно, более запущенных каминов днем с огнем не сыщешь. Вот и Берти с Тимуром до этого додумались. Ждали только Рождества, чтоб никто не помешал. Золото уже было у них в руках, когда появилась ты и…

— И на пару с Комарвом Проклятым испортила Берти лучший момент его жизни, — закончила Мила, красочно припомнив убитое горем лицо Берти.

— Именно, — коротким кивком подтвердил Ромка.

Он искоса посмотрел на Милу и добавил:

— Да ты не переживай так. Мало кому удавалось похитить золото у домовых — они очень хитрые. Не ты бы зашла, так кто-нибудь другой, или дверь сама бы скрипнула, или что-нибудь упало бы ни с того ни с сего. У домовых своя магия и они ее используют, чтобы защищать то, что принадлежит им. А это золото вроде как заработано честным трудом, и Берти на него никакого права не имеет, так что… Ему еще повезло, что Шипун на самом деле трус, каких свет не видывал, хоть по нему этого и не скажешь. Берти удалось его запугать. А если бы Шипун рассказал обо всем Альбине, ему и Тимуру точно было бы несдобровать.

Слова Ромки немного успокоили совесть Милы. Ей хотелось верить, что Ромка прав, и Берти с Тимуром в любом случае не удалось бы завладеть золотом домового, даже если бы она не заявилась в читальный зал в самый неподходящий момент.

Несмотря на уверенность Барбариса в том, что враги закаляют характер, Мила считала, что врагов у нее и так достаточно. Ей страшно не хотелось, чтобы Берти перестал быть ее другом.

Глава 2 Новая жертва

Белка не ошиблась: Берти действительно оказался отходчивым. Уже через пару недель он заговорил с Милой как ни в чем не бывало. Правда, Белка сказала, что на Берти так подействовала головомойка, устроенная ему Фреди; даже Ромка заметил, что Берти стал просто шелковым, хотя и убежденно прогнозировал, что Берти надолго не хватит. Из всего этого Мила сделала вывод, что сдержанный и добродушный Фреди — единственный, кто каким-то непонятным образом имеет влияние на задиристого и безответственного Берти.

Тем временем у студентов закончились каникулы, и начались учебные будни. Раскачивались долго. Учителя были вынуждены то и дело призывать учеников к вниманию на своих лекциях.

Спустя две недели с начала занятий, после обеда, который прошел в очень живой атмосфере — многие теперь предпочитали проводить весь обед в Дубовом зале, а не в парке, как раньше, — и основательно затянулся, ребята поднимались по лестнице на второй этаж. Они как раз говорили о Берти, как неожиданно Мила на что-то наступила и чуть не клюнула носом в ступеньку, вовремя подставив руки.

— Ты чего? — спросил Ромка, подавая ей руку и помогая подняться.

Кинув взгляд вниз, Мила увидела, что на левом ботинке у нее развязался шнурок. Она махнула своим друзьям рукой.

— Идите. Догоню.

Шнурок развязался? С чего бы это? С ней такое в последний раз случалось в первом классе. Бабушка как назло всегда покупала ей ботинки только со шнурками, наверное, надеялась, что внучка в один прекрасный день расшибет себе голову. В результате Мила научилась завязывать их так, что смело могла претендовать на первое место в конкурсе «Лучший зашнурованный ботинок года».

Она завязала шнурок и, подняв глаза, увидела на ступеньке выше две ноги в черных туфлях очень большого размера. Мила выпрямилась. Перед ней стояла Амальгама, держа в руках большой поднос с двумя просто гигантскими колбами.

— Я смотрю, вы не спешите на урок, госпожа Рудик, — холодным тоном сказала она, почему-то довольно улыбнувшись. Кожа на ее лице при этом натянулась, и оно еще больше обычного стало похоже на череп.

Миле эта улыбка показалась подозрительной и она сочла, что благоразумнее будет не отвечать. Промычав что-то неопределенное, Мила уже хотела обойти Амальгаму, чтобы улизнуть, но ей не дали такой возможности.

— Постойте! — резко воскликнула Амальгама, кладя одну руку на перила и преграждая Миле дорогу. — Так как вы, я вижу, считаете для себя возможным опаздывать на уроки…

— Но я не… — попыталась возразить Мила.

— И перебивать старших к тому же, — вставила Амальгама, жестко глядя на нее своими неприятными, словно сидящими в темных ямах, глазами. — Так я найду для вас более подходящее занятие, чем шататься по школе без дела. Возьмите.

Она сунула Миле поднос с колбами, которые оказались совсем не тяжелыми.

— Следуйте за мной! — приказала Амальгама.

Мила кинула взгляд вверх на лестницу, куда ушли ее друзья, и нехотя пошла вслед за Амальгамой, думая, зачем это она, Мила, ей понадобилась. Ну не затем же, чтоб донести поднос до кабинета? Мила опустила глаза, чтобы посмотреть на свою ношу, и чуть снова не споткнулась, но уже на ровном месте. В одной колбе была странная желтоватая жидкость, которая застывала льдом, и тут же, расходясь трещинами по поверхности, таяла. В другой был какой-то серый порошок: он поднимался в колбе в виде гриба, потом гриб рассыпался на мелкие песчинки и снова падал на дно.

Мила молча порадовалась, что до третьего курса не придется заниматься алхимией. Она была уверена, что вряд ли полюбит этот предмет.

Когда они прошли мимо двери в лабораторию, Мила поняла, что Амальгама ведет ее в свой класс. Так и есть: Амальгама зашла в кабинет и оставила дверь открытой для Милы.

Мила отнюдь не была счастлива от оказанной ей чести и с тоской оглянулась назад, ища путь к спасению. Тут она заметила, что осторожно приоткрылась дверь лаборатории, и, нагруженный порошками под самый подбородок, оттуда выскользнул профессор Корешок. Мила быстро нырнула в кабинет алхимии, пока он ее не заметил.

В кабинете алхимии было темно и пахло серой. Амальгама стояла, скрестив руки на груди, и глядела на нее прищуренным взглядом. У Милы промелькнуло в голове, что ее племянник Лютов смотрит так же. Только что она размышляла: а не сказать ли Амальгаме, что в ее лаборатории сейчас явно без разрешения побывал профессор Корешок, как мгновенно передумала.

— Поставьте поднос на огонь, — приказала Амальгама, показывая рукой в сторону синего пламени, отрывающегося от странного приспособления в центре широкой кафедры.

Мила повернулась спиной к Амальгаме, скорчив ей рожу, которую она, к счастью Милы, никак не могла видеть. Потом поставила поднос на огонь, кипя от раздражения, но не успела даже отнять руки, как ее охватило какое-то очень знакомое ощущение, и желтоватая жидкость в одной из колб ожила. Прямо у Милы на глазах из желтой мути появились волосатые лапы, а следом за ними будто сплелось из мелких частичек воздуха огромное паучье тело. Такой мерзости Мила не видела никогда в своей жизни: в пасти у паука была голова еще одного паука, а восемь паучьих глаз смотрели на Милу. Ее всю сковало от омерзения… Прямо над пауком мелькнула чья-то рука и вонзила в его тело что-то острое, похожее на меч. Мила в ужасе одернула руки, все еще сжимающие поднос… Поднос слетел с синего пламени… Паук тут же исчез… Раздался лязг ударившегося об пол металлического подноса… звон бьющегося стекла…

БАХ!

Что-то взорвалось… В воздух взметнулся столб едкого дыма, очень похожий на гриб, и Мила почувствовала, как в тот же миг заслезились ее глаза.

Мила еще смогла догадаться, что у нее только что опять было видение, но это не объясняло, почему колба вдруг бабахнула. В растерянности она стояла, тупо глядя на сероватое облако, растекающееся над кафедрой Амальгамы.

— Что вы там увидели? — раздался вкрадчивый, но очень настойчивый голос.

Мила обернулась, удивленная вопросом не меньше, чем всем произошедшим.

Что она увидела?! А разве не самое время спросить, что взорвалось? Или это Амальгама как раз знает?

— Ничего, — быстро ответила Мила, отступая подальше от облака, а заодно и от Амальгамы.

— Лжете! — гневно воскликнула Амальгама, делая шаг вперед.

«Еще бы…», — подумала Мила, отступая дальше.

— Вы лжете, — повторила Амальгама, но уже ровным и хладнокровным голосом, — и вы только что умышленно разбили лабораторную колбу!

Мила просто онемела.

— Вы будете наказаны за это, — угрожающе сощурила глаза Амальгама, продолжая наступать, — и за вашу наглую ложь преподавателю. Сегодня же…

— Что здесь случилось? — раздался чей-то озадаченный голос, и, обернувшись, Мила увидела в дверях Многолика. — Я проходил по коридору и услышал взрыв, потом крики…

— Эта ученица, — негодующим тоном произнесла Амальгама, — нарочно разбила лабораторное оборудование! И я только что собиралась назначить ей наказание. Вам незачем беспокоиться, профессор Многолик. Я разберусь сама.

Она красноречиво глянула в сторону выхода, но Многолик уходить вовсе не собирался. Он посмотрел на осколки разбитых колб с остатками серого порошка, потом на дым, зависший в воздухе, и сказал:

— Судя по атмосфере в классе, в вашем лабораторном оборудовании была гремучая смесь. Должен сказать, что и мне бы не доставило удовольствия держать в руках… что бы то ни было, если оно грохочет, как десять голодных драконов.

Амальгама набрала полную грудь воздуха и, переигрывая возмущение, спросила:

— Что вы хотите этим сказать?! Что я намеренно дала ученице взрывчатое вещество?!

— Ну что вы, профессор Мендель! — лицо Многолика выражало неподдельное удивление и простодушие. — У меня и мысли подобной не возникало. Могу лишь предположить, что вы просто ошиблись.

Мила увидела, как у Амальгамы округлились глаза, но в этот раз ее возмущение было вполне натуральным.

— Я-никогда-не-ошибаюсь! — делая ударение на каждом слове, высокомерно заявила Амальгама, сверкнув глазами.

Многолик благодушно развел руками.

— В таком случае, уважаемая профессор Мендель, других предположений у меня нет. Вы уж сами выберите, какое вам больше по вкусу. А я, пожалуй, отведу госпожу Рудик на урок. Она уже опоздала, и я собираюсь позаботиться, чтоб ее за это не наказали.

Амальгама не отрывала острого, как лезвие, взгляда от Милы, пока та шла к выходу. Мила даже голову вжала в плечи: у нее было такое чувство, что в ее затылке сейчас появится дырка. Кажется, у Амальгамы были на ее счет свои планы, и Многолик только что эти планы ей расстроил.

— Спасибо, профессор, — сказала Мила, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

Многолик улыбнулся.

— Если откровенно, — сказал он на ходу, — я никогда не любил алхимию. Кстати, у тебя развязался шнурок.

* * *

— Это все провернула Амальгама, — говорила Мила часом позже, когда вместе с Ромкой и Белкой они вышли из Думгрота, — и шнурок, и взрыв. Чем угодно клянусь, что она все это заранее придумала. Она ко мне уже два месяца приглядывалась. Все, наверное, думала, как меня наказать за рыдания Алюмины на концерте Лирохвоста.

— Слушай, — сказал Ромка, — давай я признаюсь, что это была моя работа! Она от тебя отстанет.

— Она тебе ни за что не поверит, — сказала Мила. — Подумает, что ты за меня заступаешься. Лучше ничего не говори. Только хуже будет.

Ромка пожал плечами и задумался.

— Тебе очень повезло, что Многолик тебя выручил, и Амальгама не успела назначить наказание, — взволнованно сказала Белка. — Берти говорит, что после таких наказаний у Амальгамы многие возвращаются кто с руками, разъеденными кислотой, кто с волдырями на лице. А она всегда говорит, что ученики просто были неаккуратны с ингредиентами. Даже Фреди считает, что Амальгама очень опасна.

— Интересно, что она тогда сделает с профессором Корешком, когда узнает, что он тайком бывает в ее лаборатории? — спросила Мила. — Я это уже не первый раз вижу.

— Она превратит его в золото, расплавит и сделает много маленьких золотых Корешков, — со смешком сказал Ромка и, заметив, что Мила все еще думает о случившемся, серьезно спросил: — А что твое видение? Оно тебе о чем-нибудь говорит?

Мила тяжело вздохнула.

— В том-то и дело, что нет. В первый раз в котле я видела монстра с хвостом, а потом встретилась с ним на болотах Черной Пади. Если следовать той же логике, то теперь мне придется сразиться с мерзким пауком, который при этом будет лопать другого паука. Может, я найду эту парочку у себя в тарелке и проткну их обоих вилкой?

Ромка засмеялся и, спохватившись, охнул:

— Слушай, Мила, мы же сегодня собирались показать Чёрку монету, которую нашли в камине.

— Точно, — сказала Мила, — я и забыла. Если поторопимся, то, может, еще застанем его в кабинете.

Втроем они поспешили обратно в замок, пробираясь сквозь поток студентов, спешащих по Домам. Однако в кабинете профессора Чёрка уже не было, а любезный Лирохвост, когда они заглянули в учительскую, сказал им, что Чёрк ушел домой. Увидев, как они расстроились, он сжалился и дал им его адрес.

Оказалось, что дом Чёрка находился по дороге из Думгрота в Львиный зев.

* * *

Это был небольшой двухэтажный дом. Калитка была не заперта, и ребята прошли по вымощенной камнем дорожке. На двери не было ни колокольчика, ни молоточка, поэтому Мила просто постучала в дверь кулаком. Наверное, профессор Чёрк находился где-то поблизости, потому что дверь открыл почти сразу.

— О! Молодые люди! — воскликнул старый профессор. — Вы ко мне по делу?

Мила закивала и, быстро вынув монету из кармана, протянула ее Чёрку.

— Мы хотели спросить вот об этом, профессор.

Профессор взял монету в руки и с интересом повертел ее в скрюченных стариковских пальцах.

— Как интегесно, — картаво пробормотал он себе под нос. — Ну, пгоходите, пгоходите…

Он провел их по коридору мимо ужасно пыльного зеркала и лестницы, которая вела на второй этаж, в кабинет, заваленный огромным скопищем различных предметов. Всюду валялись свитки; стены были завешаны старинными берестяными грамотами, исчерченными письменами глубокой древности; где попало были разбросаны давно сломанные часы, медальоны, шкатулки и другие вещицы с непонятными надписями на крышках. Баночки и солонки с порошками здесь, как и в кабинете тайнописи, стояли повсюду. Пока Белка разглядывала обстановку комнаты, Мила и Ромка нависли над столом, где Чёрк изучал монету.

Поправив указательным пальцем очки, сползающие с носа, профессор задумчиво заявил:

— Кгайне интегесно, кгайне…

Он поднес монету почти вплотную к правому глазу, потом отодвинул подальше и покачал головой.

— По наследству говогите? — заинтересовался он. — Кому же из вас, позвольте полюбопытствовать?

Мила с Ромкой растерянно посмотрели друг на друга, потому что решить, чье именно это наследство, они не догадались.

— А-а-а… — протянул Ромка.

— Мне! — быстро воскликнула Мила, пока Ромка еще не успел ничего сказать.

— А от кого? — почему-то не унимался профессор Чёрк.

— От прабабушки, — не моргнув глазом, солгала Мила.

Профессор Чёрк недоверчиво смотрел на нее секунд пять, потом спросил:

— А у вас что, сгеди пгедков имелись эльфы?

— Эльфы? — Мила уставилась на профессора, пытаясь понять, при чем здесь эльфы. Она растерянно оглянулась на Ромку, но тот по-совиному округлил глаза и покачал головой, давая понять, что тоже ничего не понимает.

— Я, собственно, потому спгосил, что это есть эльфийское письмо, пгичем заколдованное на такой необычный манег, что сгазу не гасшифгуешь.

— Эльфийское? — в один голос переспросили Мила с Ромкой, снова переглянувшись.

Профессор Чёрк убежденно закивал, сотрясая своей козлиной бородкой. Он перевернул монету и снова поднес поближе к глазам, потом достал лупу и долго рассматривал сквозь толстое увеличительное стекло с обеих сторон.

— А вот это опгеделенно кагта, — заключил он, после осмотра. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что это кагта какого-то тайного эльфийского места. Но подгобнее пока сказать не могу. — Он снова ткнул пальцем в дужку очков. — Пожалуй, это очень интегесно, и хотелось бы посоветоваться кое с кем. Есть тут один хогоший кгиптоггаф… Газбигается почти так же хогошо, как и я…