Осень-Зима 2012/2013: Тихое умирание правительства Тройки

Немного крови в мутной воде

Василий Кузнецов

Добро можно делать только из зла, потому что больше его просто не из чего делать.

Р.П.Уоррен

В.А. Кузнецов – научный сотрудник Института востоковедения РАН, доцент факультета мировой политики МГУ им. М.В.Ломоносова.

Эта статья посвящена политическому кризису, разразившемуся в Тунисе в феврале-марте 2013 года. В ее основу легли не только открытые источники (на которые я ссылаюсь), но и закрытые документы тунисских политических партий (на них я сослаться не могу), а также материалы полевых исследований и интервью с представителями правительства, оппозиции, лидерами общественных организаций и гражданскими активистами. В некоторых случаях мои собеседники желали остаться неизвестными.

Осень-Зима 2012/2013: Тихое умирание правительства Тройки

Тунисский политический кризис, свидетелями которого мы стали в январе-марте 2013 г., начал развиваться еще ноябре-декабре 2012 г. и, в общем, был предопределен самой схемой переходного периода, принятой в стране. Согласно этой схеме, Национальное учредительное собрание (НУС), избранное 23 октября 2011 г., должно было в течение года разработать проект новой конституции, который должен был быть принят двумя третями голосов членов НУС либо же (в случае невозможности такого голосования) выставлен на референдум. Кроме того, НУС предстояло подготовить выборы в новые органы власти. Ничего этого сделано не было, а противоречия между правящей Тройкой (исламистская ан-Нахда, близкий к ней Конгресс за республику и социал-демократический ат-Такаттуль) и лево-либеральной оппозицией, с одной стороны, и внутри самой тройки, с другой, становились все серьезнее.

Разногласия между правящей коалицией и оппозицией касались, прежде всего, проекта новой конституции. За истекший период было разработано два таких проекта, причем второй признавался всеми как в целом более удачный, однако и в нем находились положения, относительно которых достичь консенсуса не представлялось возможным. Напомним, что обсуждение первого проекта сопровождалось громкими скандалами. Предпринятая в нем попытка шариатизации правовой системы была в штыки встречена гражданским обществом, а результатом поспешного отступления ан-Нахды с радикальных позиций стал конфликт ее руководства с салафитами. Переговоры с ними, предпринятые Рашидом Ганнуши с целью восстановления отношений, в свою очередь, вызвали новый взрыв негодования со стороны светских сил. Все это, в целом, хорошо демонстрирует всю сложность и уязвимость положения ан-Нахды – стремление оставаться во власти, не отторгая салафитов, приводит к тому, что исламистская партия вечно остается неугодной то одним, то другим, то всем сразу.

Речь шла, во-первых, о Преамбуле, где почти не говорилось о тунисской нации, зато упоминалась арабо-мусульманская идентичность народа, магрибинское, арабское, мусульманское и африканское единство, а также поддержка народа Палестины. Все это, а в особенности тезис об арабо-мусульманской идентичности, вызывало несогласие светских либеральных политических сил, которые полагали, что подобные формулировки отражают не национальные интересы Туниса и истинную идентичность его граждан, а узко партийный взгляд исламистских и близких к ним сил. Во-вторых, в проекте содержалось очевидное противоречие между тезисом о гражданском характере тунисского государства и статьями, указывающим на его принадлежность к исламу. С одной стороны, была сохранена некогда изобретенная Хабибом Бургибой формулировка первой статьи, согласно которой языком Туниса является арабский, а религией – ислам, которому, однако, не придается статуса именно государственного вероисповедания. С другой же стороны, согласно 148 статье проекта ислам объявляется именно государственной религией, причем никакие изменения, вносимые в будущем в текст Конституции, не должны ставить под сомнение это положение. Наконец, острейшей проблемой было определение будущего политического режима. Если Тройка настаивала на варианте парламентской республики (т.е. по сути, таком же, какой действует сейчас – в переходный период), то светские партии, опасаясь концентрации власти в руках одной политической силы, предлагали республику смешанную.

Все эти, а также некоторые другие вопросы делали невозможным принятие Конституции НУС, и дело явно шло к референдуму, проведение которого соответствовало скорее интересам исламистов, чем светских партий, обладавших гораздо меньшими ресурсами для подготовки электората.

Параллельно развивался кризис внутри правящей Тройки.

Во-первых, союзников ан-Нахды и, прежде всего, ат-Такаттуль не устраивала политическая стратегия исламистов, которые с того момента, как пришли к власти, основные усилия направляли не на решение социально-экономических проблем в стране, а на усиление собственного положения. По сути дела, для ан-Нахды речь шла об «углублении» революции, то есть, во-первых, о назначении собственных сторонников на местах и в республиканских органах управления, а во-вторых, об исламизации общественной жизни. Исламисты получили приблизительно 1200 мест в министерствах и отраслевых управлениях разного уровня и еще больше (иногда называют цифру 25 тыс.) в органах местного управления. Наибольшую опасность представляли массовые назначения исламистов в МВД, внутри которого в результате наметился раскол между министром и приведенной им командой и старыми сотрудниками, в том числе возглавлявшими секретные службы, которые испытывали неприязнь к исламистам и подчеркивали свою надпартийность. Вместе с тем, исламисты потерпели ряд чувствительных поражений при попытках занять выборные руководящие посты в профессиональных организациях (в частности, в гильдии адвокатов).

Исламисты (не только ан-Нахда, но и многочисленные салафитские структуры) прикладывали максимум усилий для завоевания доверия среди самых бедных слоев населения. Несмотря на наличие впечатляющих финансовых ресурсов (по общему мнению, предоставляемых странами Залива), их возможности здесь были ограничены, по сравнению, например, с Египтом. Как известно, обыкновенно главным способом работы с населением для исламистов являются широкие социальные программы, однако в Тунисе с его относительно высоким уровнем жизни и неплохой социальной инфраструктурой, потребность в них ощущается значительно меньше, чем в иных странах. И тем не менее, члены ан-Нахды и союзных ей организаций распространяли денежные средства среди неимущих в обмен на обязательства выполнения норм шариата в повседневной жизни (этим отчасти объясняется увеличение числа женщин в никабах и мужчин с характерными бородами в бедных районах). Кроме того, они активно занимались трудоустройством своих сторонников, например, помогая им в открытии небольших магазинчиков. Такая политика занятости проводилась в ситуации, когда общий уровень безработицы в стране вырос с предреволюционных 13-14 % до 18 % (и это только по официальным данным), а обещанные переходным правительством Бежи Каида ас-Себси дотации по безработице были сокращены с 200 до 150 динаров в месяц и требования для их получения были значительно ужесточены. Все это вызывало негативную реакцию среди части населения и некоторых общественных организаций, в том числе Союза дипломированных безработных, а в совокупности с бездеятельностью правительства в решении срочных социально-экономических задач должно было вести к общему снижению популярности правящей коалиции.

Последний факт, впрочем, хотя и подчеркивается постоянно представителями оппозиции в неофициальных разговорах, и в общем представляется вполне логичным, все же не может быть подтвержден никакими реальными цифрами.

Вероятно, опасение утраты популярности среди значительной части электората и не позволяло исламистам форсировать грядущие выборы.

Естественным же следствием политики ан-Нахды стало растущее недоверие к партии не только со стороны светской оппозиции разного толка, но и со стороны союзников по Тройке – в первую очередь, ат-Такаттуля, но также и части представителей Конгресса за республику и некоторых независимых депутатов. Все они – открыто или нет – обвиняли исламистов в том, что узко партийные интересы для них важнее государственных.

В этой ситуации оппозиция предъявляла два главных требования. Первое заключалось в назначении на ключевые министерские (МВД, МИД, министерство обороны, министерство юстиции) должности технократов, в равной степени удовлетворявших все политические партии. Без таких назначений проведение честных выборов в новые органы власти, представлялось просто невозможным. Второе же состояло в выработке «календаря» следующего этапа переходного периода.

Что касается союзников ан-Нахды по Тройке, то для них главной задачей стало проведение закона, который бы воспрепятствовал исламистам самовольно принимать кадровые решения, как на региональном, так и на республиканском уровне.

Тихая борьба внутри НУС постепенно расшатывала и без того хрупкую правящую коалицию – высокие представителя ат-Такаттуля, не скрывая, выражали недовольство союзниками, а изначально гетерогенный Конгресс за республику вообще постепенно разваливался – сначала от него откололась часть депутатов, стоящих на исламистских позициях, и образовавших в результате партию Вафа с 9 депутатами в НУС, а затем несколько депутатов покинули Конгресс из-за его слишком близких отношений с ан-Нахдой.

Наконец, резкое недовольство сложившейся ситуацией высказывали некоторые независимые депутаты. Среди них – избранный по спискам ан-Нахды, не состоявший в партии, но разделявший ее основные взгляды известный философ и переводчик Гуссерля на арабский Абу Яаареб аль-Марзуки, занимавший не только кресло в НУС, но и пост советника премьер-министра (должность министерского ранга). В начале февраля он опубликовал на своей странице в Facebook открытое письмо, разъясняющее, почему он принял решение уйти в отставку – главной причиной недовольства философа служило то, что эгоистические интересы различных политических сил в Тунисе оказываются важнее интересов государства, результатом чего и стал многомесячный правительственный кризис.