Языковая реформа

Языковая реформа Карамзина противостояла ломоносовскому принципу "трех штилей" и заключалась прежде всего в том, что, отвергая архаизированный высокий стиль и бытовое просторечие низкого, Карамзин ориентировался на единый для всех литературных жанров "средний" слог, выдвинув принцип писать так, как говоришь.

Карамзин и его окружение стремились организовать русский литературный язык по подобию языков Западной Европы, т. е. поставить литературный язык в такое же отношение к разговорной речи, какое имеет место в западноевропейских странах. Б.А. Успенский считает, что речь идет о стремлении перенести на русскую почву западноевропейскую (в качестве непосредственного ориентира - французскую) языковую и литературную ситуацию. Отсюда закономерно следует принципиальная установка на устную речь, т. е. на естественное употребление, а не на искусственные книжные нормы.

Принципиально важное значение в эстетике Карамзина и в его подходе к лингвистическим проблемам имеет критерий вкуса. "Приятность слога" объявляется отличительной чертой нового этапа русской литературы, и задача "истинных писателей" - показать, "как надобно выражать приятно некоторые, даже обыкновенные мысли". Вкус Карамзин понимает как "некоторое эстетическое чувство, нужное для любителей литературы", чувство, опирающееся на интуицию и "неизъяснимое для ума", чувство, которому в принципе невозможно научиться: "Не только дарование, но и самый вкус не приобретается: и самый вкус ест дарование. Учение образует, но не производит авторов". Апелляция к вкусу, таким образом, предполагает установку на употребление, а не на правила. Важной чертой понятия вкуса является его изменяемость: "вкус изменяется и в людях, и в народах". Изменяемость вкуса оправдывает изменение как литературы, так и литературного языка. Одним из основных факторов языковой эволюции признаются заимствования - явление в языке вполне естественное и неизбежное. Стремясь образовать новый литературный язык на национальной основе, "европеист" Карамзин вместе с тем энергично призывал писателей к заимствованиям иностранных слов и оборотов или к созданию по аналогии с ними новых русских слов. Многие из неологизмов Карамзина не могут не быть признаны удачными, это лучше всего доказывается тем, что они прочно удержались в языке.

Умный, образованный митрополит Евгений (Болховитинов) в одном из писем очень тонко заметил и охарактеризовал разницу между Шишковым и Карамзиным: "… один хочет еще составить правила, а другой уже давно написал образцы почти классические. Не риторы, а ораторы пленяют читателей".

Лирика

Карамзин-поэт начал с явного пренебрежения ко всей предшествующей ему русской поэзии. В стихотворении "Поэзия", написанном белым стихом, он дает обор развития мировой литературы, а затем высказывает надежду, что времена расцвета поэзии теперь наступили и для России. Пантеон Карамзина существенно отличается от пантеона классиков: из античных поэтов выделяются Феокрит и Мосх, далее следует английская поэзия: макферсоновский Оссиан, Шекспир, Мильтон, Юнг и Томсон, из немцев - Гесснер и Клопшток. Из русских поэтов в стихотворении не назван никто - даже Сумароков, Державин и Херасков, высоко чтимые новиковским кружком, под влиянием которого в это время находился Карамзин.

Основная черта поэзии Карамзина - отказ от политических тем и мотивов и концентрация на личной, частной жизни, уход в себя, в мир своих собственных настроений и чувств. Идеал Карамзина-лирика - "чувствительность и покой сельского мирного крова", созерцание, внутренняя жизнь чувствительной души, тихая жизнь поэта-мечтателя в кругу друзей. Поэт, по Карамзину, - "искусный лжец", создатель "приятных вымыслов". От него нельзя требовать устойчивости, поскольку единственный закон для него - впечатление данной минуты.

Лирика Карамзина изобилует оттенками, полутонами, переливами чувств - из одного в другое, прямо противоположное ("Меланхолия"). Картина увядания природы в стихотворении "Осень" вызывает у лирического героя размышления о бренности бытия: если в природе все снова оживет, то человек на это надеяться не может. Непривычна для русской литературы XVIII века тема стихотворения "Кладбище", построенного в форме диалога между двумя "голосами": один из них говорит об ужасе, который внушает человеку вид смерти, другой - о радости полного успокоения в загробной жизни. Прямой предшественник В.А. Жуковского, Карамзин знакомит русского читателя с первыми образцами жанра баллады. Такова "Раиса" (1791), в которой, по определению Ю.М. Лотмана, "изображаются колоссальные страсти на фоне бурного ночного пейзажа".

«История государства Российского»

Карамзин-историк предлагал одновременно два способа познавать прошлое; один - научный, объективный: новые факты, понятия, закономерности; другой - художественный, субъективный. Именно поэтому прав Пушкин с его знаменитой фразой: "Карамзин есть наш первый историк и последний летописец". Пушкинское "последний летописец" означало, что больше летописцев не будет; век другой, взгляд иной: история идет своим путем, художественная литература - своим, изредка пересекаясь, но в общем обособляясь. Лермонтов, Толстой, Булгаков увлечены прошлым, но сочиняют поэмы, повести, романы; Ключевский, Тарле обладают художественным даром, но все-таки прежде всего ученые, избегающие такого совмещения науки и летописи, какое было в "Истории Государства Российского".