Экономии

1. Теория народонаселения Т. Р Мальтуса.

Уже в то время, когда А.Смит писал «Богатство народов», Англия становилась ареной широкого распространения новых изобретений и открытий в области техники и технологии. Паровая машина и усо­вершенствованный ткацкий станок были способны поднять произ­водительность труда и специализацию на уровень, значительно пре­вышающий все известные ранее. С одной стороны, это объясняет, почему английские экономисты так настойчиво проповедовали док­трины свободного, ничем не ограничиваемого обмена. Но, вместе с тем, они осознают необходимость поиска объяснения причин страш­ных бедствий, порожденных необычайным ростом индустрии с его крайней централизацией капиталов и обнищанием рабочих. А. Смит не мог не видеть разрастающегося антагонизма между капиталом, концентрирующимся в руках меньшинства и бесконечно нуждающимися рабочими. Он даже искал способы ослабить негативные воздействия индустриализации через развитие земледелия, ограничение роскоши и, наконец, в гуманности владельцев капитала по отноше­нию к рабочим. Безусловно, это не решает проблему, которая со вре­менем становилась все острее. Возникает вопрос о распространении богатства, который становится центральным в исследовании Давида Рикардо.

В очерках Уильяма Годвина «О политической справедливости» утверждалось, что основная причина бедности больших групп насе­ления состоит в несправедливом распределении национального до­хода. Богатства хватило бы на всех, если бы оно распределялось равномерно по всем слоям населения. Нужно плохие законы и пло­хих правителей заменить хорошими, и наступит «золотой век» чело­вечества».

Поиск причин бедности народов стал предметом исследования английского священника Томаса Роберта Мальтуса (1766 - 1834). Он родился вторым сыном в семье английского сквайра. Мальтус получил прекрасное образование в колледже Иисуса Кембриджского университета, затем принял духовный сан в англиканской церкви и стал скромным священником в сельском приходе. В 1805 году он получил кафедру профессора современной истории и по­литэкономии в колледже Ост - Индской компании. Таким образом, занятие политической экономией стали для Мальтуса не только хоб­би, но и профессией.

Т.Р. Мальтус, как и другие представители классической поли­тической экономии, видел ее основную задачу в приумножении ма­териального богатства общества, благодаря, прежде всего, разви­тию сферы материального производства. Но он первым предпринял попытку увязать проблемы экономического роста и роста народонаселения. В 1798 году Томас Роберт Мальтус анонимно опубликовал небольшой памфлет под заглавием «Опыт о законе народонаселе­ния в связи с будущим совершенствованием общества», где он резко и бескомпромиссно изложил свои взгляды. Памфлет Мальтуса пере­издавался шесть раз, настолько велик был публичный успех работы. Именно в этой работе и представлена знаменитая теория народона­селения Мальтуса, которая послужила поводом для возникновения такого философского учения, как мальтузианство. Суть этой теории в двух словах состоит в том, что население растет в геометрической прогрессии, а блага потребления - в арифметической. Подробнее же Мальтус рассматривал такие вопросы, как перенаселение, ограни­ченность природных ресурсов и следующие за этим невозможность увеличивать производство продовольствия и многие другие. По­скольку способность человека к воспроизводству по темпам прирос­та значительно превосходит способность роста продовольственных ресурсов, то рост народонаселения жестко ограничивается средст­вами к существованию. Из этой посылки Мальтус выводил так на­зываемый «железный закон заработной платы», говоря, что во вре­мени роста заработной платы в обществе не происходит, она неиз­менно остается на низком уровне, и в дальнейшем происходящий рост населения ведет к падению заработной платы, тем самым огра­ничивая рост населения в будущем. Полезным видел Мальтус разде­ление в обществе по благосостоянию (деление на богатых и бедных), считая, что низкий уровень жизни является своеобразным стимулом для улучшения благосостояния.

Исходная посылка Мальтуса, заключается в противопоставле­нии биологической способности к произведению потомства, опреде­ляемой природными инстинктами, у человека так же, как у живот­ных, и факторов, которые эту способность ограничивают.

Ограничения роста населения разделены на принудительные и предупредительные - так, по Мальтусу, различаются силы, влияю­щие на нормы рождаемости и смертности, которые зависят от четы­рех видов факторов: бедности, порока, «нравственного обуздания», «средства существования», т.е. наличие минимума средств, необхо­димых для поддержания жизни.

Сама теория состоит из трех положений: 1) биологическая способность человека к продолжению рода превосходит его физическую способ­ность увеличить свои продовольственные ресурсы; 2) те или иные ограничения роста населения - принудительные или предупреди­тельные - действуют всегда; 3) конечный предел воспроизводствен­ной способности населения определяется ограничением по продо­вольственным ресурсам. Первое из положений —ключевая первич­ная аксиома. Две другие выводятся из первой.

Идеи Мальтуса получили немедленный отклик именно потому, что были чрезвычайно просты и не требовали создания новой анали­тической концепции и фактографических открытий. Казалось, все, что он сказал, - это свел воедино несколько хорошо известных жиз­ненных факторов и сделал из них необходимые выводы.

Мальтус приводил в защиту своей теории и логику, и факты, но и то и другое не слишком тщательно. Из данных сомнительной аме­риканской статистики, не делавшей разницы между числом родив­шихся и числом иммигрантов, он сделал вывод, что при неконтро­лируемом размножении численность населения будет удваиваться каждые 25 лет. «В Штатах Северной Америки, в которых не обна­руживается недостатка в средствах существования, где господствует чистота нравов и где ранние браки возможнее, чем в Европе, найде­но было, что население в продолжение более полутора лет удваива­лось менее, чем в двадцать пять лет. Это удвоение имело место, не­смотря на то, что в тот же промежуток времени в некоторых горо­дах замечалось превышение числа умерших над числом родивших­ся, вследствие чего, остальная страна должна была постоянно попол­нять население этих городов. Это показывает, что размножение мо­жет в действительности совершаться быстрее, чем это выражается общей средней цифрой...

Мы можем признать несомненным то положение, что если воз­растание населения не задерживается какими-либо препятствиями, то это население удваивается через каждые 25 лет и, следовательно, возрастает в каждый последующий двадцатипятилетний период в геометрической прогрессии.

Несравненно труднее определить размер возрастания произве­дений земли. Тем не менее, мы уверены, что размер этот не соответ­ствует тому, который проявляется при возрастании населения... Че­ловек стеснен ограниченным пространством.

Итак, средства существования при наиболее благоприятных ус­ловиях применения человеческого труда никогда не могут возрас­тать быстрее, чем в арифметической прогрессии".

Мальтус был неплохим психологом. Его читатель был склонен забывать, что это только тенденция. Автор немного успокаивал воображение, говоря, что в действительности природа сама забо­тится о том, чтобы тенденция не стала реальностью. Как она это де­лает? С помощью войн, болезней, нищеты и пороков. Все это Маль­тус считал как бы естественным (в сущности, божественным) нака­занием человека за его греховность.

В своей книге, начиная с ее второго издания, Мальтус говорил о том, что выход из этого: половое воздержание, поздние браки, без­брачие, вдовство. Перенаселение в системе Мальтуса не только про­клятье человечества, но своего рода благо, божественный хлыст, подстегивающий ленивого от природы рабочего лишь постоянно конкурировать с другими рабочими, которых всегда слишком много, заставляя его работать усердно и за низкую плату.

Отождествляя «средства существования» с пищевыми продук­тами, Мальтус хотел показать согласно логике того времени, что бы­стро увеличивать производство продовольствия просто не представ­ляется возможным, т.к. ресурсы земли ограничены, а техническое усовершенствование в сельском хозяйстве идет слишком медленно. Для подтверждения своей правоты у него была формула: закон убывающего плодородия почвы. Мальтус не только утверждал, что приращение земельного фонда обходится все дороже, он еще пола­гал, что накопление капитала и изменения в технологиях никогда не смогут компенсировать ограниченность природных ресурсов. Прирост продукта всякой земли должен иметь физический предел в силу ограниченности содержащихся в ней элементов, и, прежде всего эко­номический предел в силу возрастания необходимых для эксплуата­ции данного участка издержек. И, таким образом, закон убываю­щего плодородия является истинным основанием мальтусовских за­конов. Однако для технического прогресса не существует закона убывающей эффективности. Мальтус уверяет, что «хотя благодаря экономии труда и улучшенной системе животноводства в оборот могут быть введены худшие земли, чем те, которые использовались прежде, однако полученное таким образом добавочное количество жизненных благ никогда не будет настолько велико, чтобы в течение сколько-нибудь долгого времени перекрывать действие принуди­тельных и предупредительных ограничений роста народонаселе­ния». По существу, Мальтус противопоставил гипотетическую спо­собность населения к росту в определенном темпе фактической не­возможности увеличивать продовольственные ресурсы тем же тем­пом. На первый взгляд может показаться, что это положение непра­вомерно и непроверяемо. Но именно это положение является глав­ным звеном в рассуждении Матульса о том, что рост населения не ограничивается ничем иным, кроме страха голода. Следовательно, давление населения на наличные продовольственные ресурсы суще­ствует всегда. Из этого следует явно ложный вывод, что жизненный уровень не может устойчиво повышаться в «старых» странах с рас­тущим населением. В первом издании своего «Опыта» Мальтус именно это и утверждал. Но во втором издании он добавил ограни­чение: «нравственное воздержание от брака, не приводящее к беспорядочным удовольствиям». Под этим он подразумевает просто поздние браки и строгое воздержание в добрачный период.

«Воздержание от брака, связанное с целомудрием, - вот что я называю моральным обузданием... Я понимаю под моральным обузданием такое обуздание, которому человек подчиняется из со­ображений благоразумия, чтобы не вступать в брак, при условии, ес­ли его поведение во все добрачное время строго нравственно...».

Но, в сущности, Мальтус не верил во всеобщее распространение морального обуздания для преодоления и регулирования любви и стремления к перенаселению. Природа вложила в человека инстинкт, который будучи пре­доставлен самому себе, обрекает его жертву голоду, смерти и поро­кам. От этого инстинкта страдают люди, не зная причины своих страданий, которая дала бы им в руки ключ к истории обществ и их бедствий. Мальтус подробно останавливается на описании состояния примитивных обществ, и в этом отношении он был одним из предшественников экономической социологии, которая после него продвинулась далеко вперед.

Мальтус очень хорошо показывает, как недостаток в пище влечет за собой тысячу зол: смертность, эпидемии, убийства и особенно вой­ну, которая даже тогда, когда ее целью не является съедение побеж­денного, ведет к отнятию у побежденного его земли и производимо­го ею хлеба. Эти препятствия он называет позитивными, или репрес­сивными.

И все-таки, равновесие между народонаселением и средствами существования у цивилизованных народов может быть восстановле­но более гуманными средствами, т.е. препятствие репрессивное, со­стоящее в росте смертности, может быть заменено превентивным препятствием, состоящие в сокращении рождаемости. Из всех животных только человеку, одаренному разумом и способностью пред­видения, дано такое средство. Если он знает, что его дети обречены на смерть, он может воздержаться производить их, о чем и говори­лось выше.

Вместе с тем Мальтус категорически выступает против уравнивания доходов: «Равенство... не предоставляет достаточно сильного побуждения к труду и к победе над естественной леностью... Неизбежна бедность, к которой в самое непродолжительное время должна привести вся­кая система равенства... Общественное благосостояние должно вы­текать из благосостояния отдельных лиц, и для достижения его каж­дый должен заботиться, прежде всего, о самом себе».

Соответственно он выступал против закона о помощи бедным. «Систему этих законов совершенно справедливо признавали более вредной и убыточной, чем государственный долг...

Законы о бедных поощряют размножение населения, нисколько не увеличивая средств существования... Оказывая помощь бедным, они содействуют их размножению... В конечном счете число людей, обращающихся за пособием,... должно постоянно возрастать.»

Мальтус любил повторять, что любые попытки побороть нищету, прибегая к прямым государственным субсидиям или к частной благотворительности, могут только ослабить главное ограниче­ние роста населения - необходимость для каждого самому заботить­ся о себе и полностью отвечать за свою непредусмотрительность. Никто из способных к труду не имеет «права на пропитание, если он не может прокормить себя собственным трудом... Обязанность каж­дого человека заботиться о своих детях... до такой степени очевид­на и важна, что справедливость требует, чтобы общество было воо­ружено всеми возможными средствами для ее укрепления...

Предложенная мною мера (отмена закона о бедных)... постави­ла бы нарождающееся поколение в меньшую зависимость от прави­тельства и богатых людей».

Бедный человек не должен посягать на частную собственность другого человека, более богатого» т.к. частная собственность необ­ходима для роста производства потребительских товаров и тем са­мым для улучшения его собственного положения.

Рост нищеты в результате избыточного (т.е. превышающего темп роста производства предметов потребления) роста населения социально опасен, т.к. вызывает социальную нестабильность, мятеж. Поэтому для Мальтуса исключительную важность имеет вопрос: как реально помочь бедным? В ближайшей перспективе - это созда­ние сберегательных касс, где накапливают деньги и обучают береж­ливости. Также общество может избежать нищеты и порока, по Мальту­су, благодаря росту среднего класса. Поскольку, по мнению Мальту­са, социальное равенство невозможно, а разделение общества на очень богатых и очень бедных нежелательно, то основу здорового роста населения (т.е. роста населения без бедности) составляет рост производства и среднего класса.

Средний класс составляет основу общества, но в обществе должны существовать также (относительно немногочисленные) бед­ные и богатые. Только тогда, возможно, сработает такой автомати­ческий ограничитель роста населения, как стремление человека пе­рейти к более высокому социальному статусу, требующему роста расходов не только на потребление, но и на образование, профес­сиональную подготовку, отдых и т. п.

По Мальтусу в современном обществе равновесие между чис­ленностью населения и производством продуктов питания достига­ется через изменение заработной платы. «Железный закон заработ­ной платы» Т. Мальтуса вытекает из его теории народонаселения.

Оптимальна та численность населения, при которой доход надушу населения максимален. Из этой концепции оптимальной численности следует, что тенденция снижения уровня заработной платы до про­житочного минимума свидетельствует о перенаселенности. Это про­исходит автоматически в том смысле, что чрезмерный рост населе­ния уменьшает заработную плату и тем самым ограничивает рост населения в следующий период времени.

Напротив, рост заработной платы ведет к росту населения и тем самым ведет к росту бедности в следующий период времени. Так, обильный урожай вызывает будущий голод: «изобилие, поощряя браки, вызывает избыток в населении, потребности которого не мо­гут быть удовлетворены обыкновенным годом».

В силу понижательного давления роста населения на уровень заработной платы, последняя определяется минимальной стоимо­стью средств существования работника.

Очевидно, что теория прожиточного минимума заработной пла­ты не годится для определения заработной платы в какой-либо кон­кретной ситуации из-за своей неоднозначности: мы не можем знать, о каком отрезке времени, и каком минимуме идет речь. Но она ставит вопрос о том, какова же настоящая природа регулирующего меха­низма, снижающего заработную плату. На этот вопрос необходимо иметь ответ, если мы хотим предвидеть жизненный уровень будуще­го.

Конечно, история не оправдала опасений Мальтуса: с того вре­мени она не указала ни одной страны, которая бы страдала от пере­населения. Но не законы Мальтуса были опровергнуты фактами (они оста­ются неприкосновенными), а предсказания, основанные на них. Рост народонаселения не определил роста средств существования и даже остался далеко позади, и это случилось потому, что он был ог­раничен волей людей. И это добровольное ограничение, которое так беспокоило Мальтуса, происходит самым естественным образом.

Дело не в том, что он неверно истолковывал факты. Скорее всего, он никогда не имел ясного понятия о природе демографического взрыва, которому его доктрина обязана своей славой, а может быть, и не ин­тересовался этим.

В действительности тенденция к безудержному размножению не только не является абсолютной, но на определенной стадии раз­вития общества явно уступает место прямо противоположной тен­денции - увеличение средств существования и повышение жизненно­го уровня способствует снижению рождаемости и темпов роста на­селения. В современных богатых странах Запада естественный при­рост населения в несколько раз ниже, чем в бедных странах Азии, Африки, Латинской Америки. За 20-25 последних лет Япония, как известно, достигла значительного экономического роста, а рождае­мость за эти же годы снизилась почти вдвое. Жизнь показала, что физиологическая плодовитость человека как биологического вида вовсе не определяет реальные темпы роста населения.

Опасения Мальтуса основаны на смещении понятий биологиче­ского порядка. Половой инстинкт не то, что инстинкт воспроизведе­ния, и следует он совершенно другим стимулам.

Миф о законе убывающего плодородия почвы, или о законе убывающей отдачи (доходности), лежащий в основе учения Мальту­са, тоже разрушен. Существует ли такой закон? Как некий абсолют­ный и всеобщий закон производства материальных благ - нет. При определенных условиях в экономике, очевидно, могут возникать та­кие ситуации и явления, когда прирост затрат не дает пропорцио­нального прироста продукции. Но это вовсе не всеобщий закон. Скорее это сигнал для экономистов и инженеров, что в данном сек­торе хозяйства что-то не в порядке.

Исторический опыт развития сельского хозяйства в капитали­стических странах опровергает Мальтуса и его прогнозы. Техниче­ский прогресс в сельском хозяйстве во второй половине XIX века позволил значительно увеличить производство сельскохозяйствен­ной продукции при относительном сокращении занятой в сельском хозяйстве рабочей силы

«Опыт о законе народонаселения», идеи и имя его автора и в настоящее время объект идеологических и политических дискуссий. В самом де­ле, центральная идея мальтусовской теории о влиянии численности и темпов прироста населения на благосостояние общества в принци­пе верна и актуальна. Но от Мальтуса ведет свое начало мальтузиан­ство - теория народонаселения, утверждающая, что все бедствия человечества должны быть приписаны перенаселению.

Суть неомальтузианства стоит на том, что в от­сталых странах все усилия экономической модернизации следует подчинить задаче контроля над рождаемостью и принимать их следует только после успешного решения этой задачи, а некоторые марксисты и большинство католиков отвергают любые попытки контроля рож­даемости, считая этот контроль либо не эффективным без индуст­риализации, либо аморальным по сути. В этих спорах до сих пор на разные лады склоняется имя Матульса, хотя трудно всерьез пове­рить в то, что теория народонаселения Мальтуса имеет отношение к современным демографическим проблемам.

Ныне проблема народонаселения нисколько не утратила своего значения, но она повернулась, так сказать, с другой стороны.

То, что Мальтус называл предупредительным препятствием, приняло во всех странах такие размеры, что социологов и экономистов занимает не опасность безграничного размножения, а опасность уменьшения рождаемости. Задача заключается в том, чтобы отыскать причины этого явления. Все, впрочем, при­знают, что причины эти социального характера.

Недостаточно указать на причину - сознательную волю роди­телей не иметь детей или ограничить их число. Это объяснение, оче­видно, ничего не объясняет. Речь и идет, чтобы узнать, почему люди не хотят иметь детей? Потому был бы нелиш­ним новый Мальтус, для того чтобы открыть демографической нау­ке новые горизонты.

2. Экономические воззрения Джона Стюарта Милля.

Джон Стюарт Миль (1806-1873) - один из завершителей клас­сической политической экономии и «признанный авторитет в науч­ных кругах, чьи исследования выходят за пределы технической эко­номии».

Его отец Джеймс Милль - экономист, ближайший друг Д. Рикардо строго следил за воспитанием сына. Поэтому младшему Миллю уже в 10 лет приходилось делать обзор всемирной истории и греческой и латинской литературы, а в 13 лет он написал историю Рима, продолжая одновременно изучение философии, политической экономии и других наук.

Свои первые «Опыты» по политической экономии Дж. С. Милль опубликовал, когда ему было 23 года, т.е. в 1829 г. В 1843 г. появи­лась его философская работа «Система логики», которая принесла ему известность. Главный же труд (в пяти книгах, как у А. Смита) под названием «Основы политической экономии и некоторые аспек­ты их приложения к социальной философии» был издан в 1848 г. Сам он о своих «Основах...» отзывался весьма скромно. В одном из писем он писал: «Я сомневаюсь, что в книге существует хотя бы одно мнение, которое нельзя представить как логический вывод из его (Д. Рикардо) учения».

Практическая деятельность Дж. С.Милля была связана с Ост-Индской компанией, в которой он занимал высокий пост вплоть до её закрытия в 1858 г. В период 1865-1868 г.г. он был членом парла­мента. После смерти жены, помогавшей ему в подготовке многих научных работ, Дж.С. Милль переехал во Францию, где в Авиньоне провел последние 14 лет своей жизни (1859-1873), не считая периода его членства в парламенте.

Принимая во внимание признание самого Дж.С. Милля, что в тео­ретико-методологическим плане он действительно во многом близок со своим кумиром Д. Рикардо, ему удалось углубить или уточнить ряд положений, найти более исчерпывающие формулировки, полнее аргументировать заключения и выводы классической школы.

Обычно в критической литературе Дж. С. Милля -изображают как наиболее яркого выразителя компромиссов, свободного соединить различные, порой трудно совместимые точки зрения. Это не со всем верно. Главное у Милля - это его метод, а в согласовании по­зиций есть свои преимущества.

Метод исследования, как его характеризовал сам Дж. С. Милль, опирается на две основные предпосылки: 1) выводы и заключения справедливы, как правило, лишь при определенных условиях; 2) они не могут и не должны претендовать на универсальность.

В экономической жизни действует обычно не одна, а множество причин. Далеко не просто их распознать, вычленить главные, но следует их не суммировать, а различать, отделять следствие от при­чины. Развитие и обогащение экономической науки - это не постоян­ная смена выводов и не категорическое отбрасывание всего, что не подходит под принятую (официально признанную) схему, а посто­янный учет изменяющихся условий и взаимосвязей. Это сопоставле­ние различных концепций и взглядов, подходов и рекомендаций, со­хранение преемственности знаний.

Политическую экономию Дж. С. Милль трактует как науку об экономических законах. Он различает законы конкуренции, закон спроса и предложения, закон дифферен­циальной ренты, законы международной торговли и ряд других.

Политэкономия не может рассматриваться как собрание гото­вых правил или принципов. Практические правила и конкретные ре­комендации должны основываться на теоретических положениях и выводах, которые изменяются с изменением обстановки, условий.

«Основы политической экономии» стали учебником для не­скольких поколений экономистов Европы. Как утверждается в пре­дисловии «основ», Миллем была поставлена задача написать об­новленный вариант «Богатства народов» Адама Смита и «Начал» Рикардо с учетом возросшего уровня экономических знаний и идей, но «общим практическим принципом должно оставаться laisser faire и любой отход от него является несомненным злом».

Богатство, по мнению Милля состоит из благ, обладающих ме­новой стоимостью как характеристическим свойством. «Вещь, за которую ничего нельзя получить взамен, как бы полезна или необхо­дима она ни была, не является богатством... Например, воздух, хотя и является абсолютной необходимостью для человека, на рынке ни­какой цены не имеет, так как его можно получить практически без­возмездно». Но как только ограничение становится ощутимым, вещь сразу же приобретает меновую стоимость. Денежным выражением стоимости товара является его цена.

Дж. С. Милль, рассмотрев понятия «меновая стоимость», «потребительная стоимость», «стоимость» и некоторые другие, обра­щает внимание на то, что стоимость (ценность) не может возрасти по всем товарам одновременно, так как стоимость представляет со­бой понятие относительное. А в четвертой главе книги III автор «Основ...» повторяет тезис Д.Рикардо о создании стоимости трудом, требующимся для производства товарных благ, заявив при этом, что именно количество труда «имеет первостепенное значение» в случае изменения стоимости.

Стоимость денег измеряется количеством товаров, которые можно на них купить. «При прочих равных условиях стоимость денег меня­ется обратно пропорционально количеству денег: всякое увеличе­ние количества понижает их стоимость, а всякое уменьшение повы­шает её в совершенно одинаковой пропорции... Это - специфическое свойство денег». Значимость денег в экономике, считает Милль, мы начинаем понимать лишь тогда, когда денежный механизм даёт сбои.

Цены непосредственно устанавливаются конкуренцией, которая возникает из-за того, что покупатель старается купить дешевле, а продавцы - продать дороже. При свободной конкуренции рыночная цена соответствует равенству спроса и предложения. Напротив, «монополист может по своему усмотрению назначить любую высо­кую цену, лишь бы она не превышала той, какую потребитель не может или не захочет уплатить, но сделать это не может, только как ограничив предложение».

В длинный период времени цена товара не может быть ниже издержек его производства, так как никто не хочет производить себе в убыток. Поэтому состояние устойчивого равновесия между спро­сом и предложением «наступает только тогда, когда предметы обме­ниваются друг на друга соразмерно их издержкам производства».

Капиталом Милль называет накопленный запас продуктов труда, возникающий в результате сбережений и существующий «путем его постоянного воспроизводства». Сами сбережения понимаются как «воздержание от текущего потребления ради будущих благ». Поэтому сбережения растут вместе с нормой процента.

Производственная деятельность ограничивается размерами ка­питала. Однако «каждое увеличение капитала приводит или может привести к новому расширению производства, причем без опреде­ленного предела... Если существуют свободные к труду люди и пи­ща для их пропитания, их всегда можно использовать в каком-либо производстве». Это одно из основных положений, отличающих классическую экономическую науку от более поздней.

Милль признает, однако, что развитию капиталов присущи дру­гие ограничения. Одно из них - сокращение доходов на капитал, которое он объясняет падением предельной производительности ка­питала. Так, увеличения объёма продукции сельского хозяйства «никогда нельзя добиться иначе, чем посредством увеличения затрат труда в пропорции, превышающей ту, в которой возрастает объём сельскохозяйственной продукции».

В целом при изложении вопроса о прибыли Милль стремится придерживаться взглядов Рикардо. Возникновение средней нормы прибыли приводит к тому, что прибыль становится пропорциональ­ной используемому капиталу, а цены - пропорциональными издерж­кам. «Чтобы прибыль могла быть равной там, где равны затраты, т.е. издержки производства, вещи должны обмениваться друг на друга пропорционально издержкам их производства: вещи, у которых из­держки производства одинаковы, должны иметь и одинаковую стоимость, потому что лишь таким образом одинаковые затраты бу­дут приносить одинаковый доход».

Существует, говорит Милль, и более специфический вид при­были, похожий на ренту. Речь идет о производителе или торговце, имеющем относительные преимущества в деле. Поскольку его кон­куренты не имеют таких преимуществ, то «он сможет поставлять на рынок свой товар с издержками производства меньшими, чем те, ко­торыми определяется его стоимостью. Это... употребляет обладателя преимущества получателю ренты».

Причину прибыли Милль объясняет так же, как Смит и Рикар­до: «Прибыль возникает не вследствие обмена..., а вследствие про­изводительной силы труда... Если продукт, производимый всеми трудящимися страны, на 20 % больше продукта, потребляемого тру­дящимися в виде заработной платы, то прибыль составляет 20 %, ка­ковы бы ни были цены».

Получаемая капиталистом прибыль должна быть достаточной для трёх видов выплат. Во-первых, награды за воздержание, т.е. за то, что он не потратил капитал на собственные нужды и сохранил его для производственного употребления. Эта величина должна быть равной ссудному проценту, если владелец капитала предостав­ляет другому вести дело.

Если владелец капитала применяет его непосредственно, то он вправе рассчитывать на больший доход, чем ссудный процент. Раз­ница должны быть достаточной для платы за риск и за искусное управление капиталом. Общая прибыль «должна предоставить дос­таточный эквивалент за воздержание, возмещение за риск и за ис­кусное управление капиталом вознаграждение за труд и искусство, необходимое для осуществле­ния контроля за производством». Эти части прибыли могут быть представлены как процент на капитал, страховая премия и заработ­ная плата за управление предприятием.

Если бы общая величина прибыли оказалась недостаточной, то «капитал изъяли бы из производства и непроизводительно потребля­ли бы до тех пор, пока вследствие косвенного эффекта от сокраще­ния его количества... норма прибыли не возрастает». Такого рода «изъятия» капитала осуществляются в денежной, а не в веществен­ной форме. «Когда предприниматель обнаруживает, что вследствие либо чрезмерного предположения его товара, либо некоторого со­кращения спроса на него товар сбывается медленнее или на меньшую цену, он сокращает масштабы своих операций и не обращается к банкирам или другим финансистам с просьбами о предоставлении ему новых ссуд... Напротив, какое-то переживающее подъём дело открывает виды на прибыльное применение и... предприниматели обращаются к финансистам с просьбами о предоставлении им боль­ших кредитов». Этим подготавливается почва для последующего понимания капитала как денежного, а не вещественного запаса.

В «Основах политической экономии» Дж. С. Милль показывает свою приверженность количественной теории денег, в соответствии с которой увеличение или уменьшение количества денег влияет на изменение относительных цен товаров. По его словам, при прочих равных условиях, стоимость самих денег «меняется обратно про­порционально количеству денег, всякое увеличение количества по­нижает их стоимость, а всякое уменьшение повышает её в совер­шенно одинаковой пропорции». Цены товаров регулируются, прежде всего, количеством находящихся в обращении в данный момент денег, поскольку золотой запас на­столько велик, считает он, что возможные изменения издержек на добычу золота за тот или иной год не могут сразу повлиять на кор­ректировку цен. При этом тезис о «нейтральности» денег сводится к высказыванию, согласно которому в «общественной экономике нет ничего более несущест­венного по своей природе, чем деньги, они важны лишь как хитро­умное средство, служащее для экономии времени и труда. Это меха­низм, позволяющий совершать быстро и удобно то, что делалось и без него, хотя и не столь быстро и удобно, и как у многих других механизмов, его очевидное и независимое влияние обнаруживается только тогда, когда он выходит из стоя».

Сущность денег Милль анализирует, исходя из простой коли­чественной теории денег и теории рыночного процента. Он подчер­кивает, что одно лишь увеличение количества денег не ведет к росту цен, если деньги припрятываются в запасы, или если увеличение их количества соразмерно увеличению объёма сделок (или совокупного дохода).

Норма процента подвержена изменениями из-за изменений в спросе и предложении ссудных фондов независимо от нормы при­были. Однако в точке равновесия рыночная норма процента должна сравняться с нормой прибыли на капитал. Поэтому в конечном итоге норма процента определяется реальными силами.

Величину процентной ставки Милль связывается также с дейст­вием «закона Юма», управляющего притоками и оттоками золота в страну и из страны. Он показывает, что приток золота снижает нор­му процента, даже если это ведет к повышению цен. Как только норма процента падает, краткосрочные капиталы утекают за грани­цу, что выравнивает валютный курс. Соответственно Центральный банк может защитить свои резервы, повышая учетный процент и способствуя этим росту рыночного процента. Рост нормы процента привлекает капитал из-за рубежа, растет спрос на внутренние вексе­ля, которые становятся выгодным менять на золото, и изменение ва­лютного курса происходит в обратном направлении. В итоге проис­ходит его выравнивание.

Инфляция, говорит Милль, повышает норму процента, когда она вызвана государственными расходами, финансируемыми путем выпуска неконвертируемых в золото бумажных денег. Рост цен снижает реальную величину долгов и потому работает в пользу де­биторов и против кредиторов,

Затем Милль переходит к рассмотрению природы кредита и его роли в экономике. Здесь Милль предстает глубоким и оригиналь­ным исследователем, а не просто талантливым популяризатором идей Смита и Рикардо: «Кредит не увеличивает производительные ресурсы страны, но благодаря ему, они более полно используются в производительной деятельности». Источником кредита служит ка­питал в денежной форме, не имеющий в данное время производительного употребления. Главным инструментом выдачи кредита под процент становятся депозитные банки. При этом банковский кредит будет влиять на цены так же, как повлиял бы на них рост предложе­ния золота.

Одновременно Милль попытался, и небезуспешно, найти сферу применения как «банковской школе», раскритикованной Рикардо и Торнтоном, так и «валютной школе», созданной ими. Милль вводит различие между статичным и спекулятивным состояниями рынка. Если рынок статичен, то в нём действует «закон обратного притока», автоматически создающий преграду для избыточной эмиссии. Однако в спекулятивном состоянии рынка, когда каждый ожидает повышения цен, банковский кредит и в самом деле может беспре­дельно расти, даже если банки будут руководствоваться только пра­вилом «реальных векселей». Позиция Торнтона в этом случае со­вершенно правильна. Одновременно Милль защищает спекуляцию товарами как метод выравнивания колебаний цен.

Кредит радикально меняет торговую конъюнктуру, расширяя платежеспособный спрос и воздействуя на предложения субъектов. «Когда существует общее мнение, что цена какого-нибудь товара, по всей вероятности, должна повыситься..., торговцы проявляют склонность получать прибыль от ожидаемого роста цен. Уже сама по себе эта склонность способствует осуществлению ожидаемого результата, т.е. росту цен, и если этот рост значителен и идёт всё дальше, это привлекает других спекулянтов... Они совершают но­вые покупки, что увеличивает объём выданных ссуд и, тем самым, рост цены, для которого в начале были известные разумные основа­ния,... выходит далеко за пределы этих оснований. Спустя некото­рое время рост цены прекращается, и держатели товара, считая, что наступило время реализовать свою прибыль, спешат продать его. Цена начинает падать, владельцы товара во избежание ещё больших потерь устремляются на рынок, а так как при таком состоянии рынка покупателей бывает мало, цена падает гораздо быстрее, чем подни­малась».

Малые колебания такого рода происходят и при отсутствии кредита, но при неизменном количестве денег ажиотажный спрос на одни товары уменьшает цены других. Но при использовании креди­та экономические субъекты «черпают из бездонного, ничем не огра­ниченного источника. Поддерживаемая таким образом спекуляция может охватить... даже все товары сразу». В итоге возникает торго­вый кризис.

Для торгового кризиса типично «быстрое падение цен после то­го, как они выросли под влиянием... спекулятивного оживления... Казалось, они должны были бы снизиться только до того уровня, от которого начиналось их повышение, или до того, который оправды­вается потреблением и предложением товаров. Однако они падают гораздо ниже, поскольку... когда каждый несет потери, а многие терпят полное банкротство, даже солидные и известные фирмы с трудом могут получить тот кредит, к которому они привыкли... Это происходит потому, что... никто не чувствует уверенности в том, что часть его средств, которую он отдал взаймы другим, возвратится к нему во время... В чрезвычайных условиях эти доводы разума до­полняются паникой... Деньги занимают на короткий срок и почти под любой процент, а при продаже товаров на условиях немедленно­го платежа не обращают внимания ни на какую потерю. Итак, во время торгового кризиса общий уровень цен падает на столько же ниже обычного уровня, на сколько он стал выше его в течение первое в истории экономической мысли изложение денежной сторо­ны динамики экономического спада.

При этом Миллъ не согласен с пониманием экономического спада (кризиса), предложенного Сисмонди. По его мнению было бы большой ошибкой полагать, что кризис является результатом обще­го перепроизводства. «Это просто последствие избытка спекулятив­ных закупок... Его непосредственной причиной является сокраще­ние кредита, а средством преодоления - не уменьшение предложе­ния, а восстановление доверия». В этом отношении Милль - пред­шественник Кейнса.

В условиях конвертируемой бумажной валюты цены не могут долго расти, не вызывая компенсирующего оттока золота. Но когда бумажные деньги неконвертируемы (нет механизма их обмена на золото), то рост цен может способствовать возникновению спекуля­тивного бума, который, и привел к кризису 1825 г. Однако уже сле­дующий кризис 1847 г. явился результатом резкого роста процент­ных ставок. Предвосхищая Вальраса, Милль утверждает, что в пе­риоды коммерческих кризисов «реально имеет место избыток всех товаров над денежным спросом, т.е. недостаток предложения де­нег».

Милль детально рассматривает изменение ставки процента. В период оживления кредит расширяется, а процент уменьшается. В период спада, напротив, ставка процента растет. Однако «когда не­сколько лет проходят без кризиса, а новые области предложения ка­питала не появляются, накапливается настолько значительная масса свободного капитала, ищущего себе применения, что ставка процен­та существенно понижается». Образование акционерных компаний с ограниченной ответственностью, напротив, повышает процент.

Экономический прогресс, согласно Миллю, связан с научно-техническим прогрессом, ростом безопасности личности и собст­венности. Растет производство и накопление, налоги становятся ещё более либеральными, улучшаются деловые способности большинст­ва людей, совершенствуется и развивается кооперация. Всё это при­водит к росту эффективности, т.е. к снижению издержек производ­ства и уменьшению стоимости (за исключением стоимости продук­тов и сырья).

Эволюция капитала у Милля близка к теории Рикардо. Норма прибыли уменьшается, достигая постепенно минимума, который все еще побуждает осуществлять накопления и производительно ис­пользовать накопленные средства. Движение к минимуму можно замедлить ростом экспорта и вывозом капитала. Этим удается устранить часть избыточного капитала, понижающего прибыль, причём капитал не теряется, а используется для создания новых рынков и ввоза дешё­вых товаров. Устранение части капитала, повысит прибыли и норму процента, даст новый импульс к накоплению. Милль полагает также, что тенденция нормы прибыли к понижению ослабляет аргумента­цию против роста государственных расходов.

Конечным итогом рассматриваемого движения является со­стояние застоя, когда прекращается борьба за экономическое преус­певание. К состоянию застоя, однако, Милль относится положи­тельно, если он достигается при высоком уровне производства. «Только в отсталых странах мира увеличение производства является наиболее важной задачей. В более развитых странах экономически необходимым считается усовершенствование распределения». По его мнению, наилучшим существованием для людей является такое состояние общества, когда никто не беден, никто не стремится стать богаче и «нет никаких причин опасаться быть отброшенным назад из-за усилий других протолкнуться вперёд». При таком застое ни­чуть не уменьшится простор для роста всех форм духовной культу­ры, для морального и социального прогресса, состоящего в обеспе­чении «для всех людей полной независимости и свободы действия, кроме запрета на причинение вреда другим людям».

Милль выступает против обычной критики частной собствен­ности, считающий несправедливым право человека на вещи, им не созданные.

Поддерживая принцип «каждому по труду», Милль с подозре­нием относился к социалистическим планам переустройства обще­ственной жизни. Он опасался (и, как оказалось справедливо), что со­циализм несовместим с индивидуальной свободой каждого отдель­ного гражданина. «Идеалом и общественного устройства, и практи­ческой морали было бы обеспечение для всех людей полной незави­симости и свободы действий, без каких либо ограничений, кроме за­прета на причинение вреда другим людям.»

Возникающие острые социальные противоречия он приписывал не частной собственности на средства производства, как это делают социалисты, а злоупотреблениями частной собственностью. Зло­употребления следует устранить, а частную собственность оставить, по крайней мере, до тех пор, пока она создаёт значительные возмож­ности для экономического роста.

Творчество Милля означало завершение становления классиче­ской экономической науки в Англии, начало которой было положе­но Адамом Смитом.

3. Экономические учения Ж. Б. Сэя

Жан Батист Сэй (1767-1832) родился во французском городе Лионе в семье купца. Получив образование, достаточное по тем временам, чтобы продолжить семейные предпринимательские тра­диции, Ж.Б. Сэй решил заняться самообразованием, особенно изу­чением политической экономии. Для познания последней, решаю­щее значение он придавал «Богатству народов» А.Смита, идеи которого, на его взгляд, заслуживали популяризации на благо как Франции, так и всего человечества.

Одной из его ранних, но значимых работ под названием «Тракт политической экономии, или простое изложение способа, которым образуются, распределяются и потребляются богатства» (1803) была книга, лишь на первый взгляд повторявшая и интерпретировавшая идеи А.Смита. После ее издания Ж.Б. Сэй продолжал работатьнад совершенствованием своего труда, неоднократно дополняя и переделывая его для обновленных издании.

Как уже признанный ученый в 1816 г. в городе Атене Ж.Б. Сэй читал лекций по политической экономии. В 1817 г. он выпустил в свет свой «Катехизис политической экономии». С 1819 г. в консерватории искусств и ремесел Сэй приступил к чтению лекций по специально введенному для него правительством Реставрации «Кур­су индустриальной экономии».

В последние годы жизни с 1830 г. Ж.Б. Сэй возглавил специ­ально созданную для него кафедру политической экономии в Кол­ледж де Франс, став основателем собственной школы экономиче­ской мысли, которую впоследствии представляли Фредерик Бастиа, Мишель Шевалье, Шарль Дюнуайте и другие. За несколько лет до своей смерти Ж.Б. Сэй издал как бы итоговую в своей жизни работу «Полный курс практической политической экономии». В ней он по­пытался отразить, прежде всего, практическую значимость экономи­ческой теории, базирующейся на принципах экономического либе­рализма, невмешательства в экономику извне.

Оценивая творческое наследие Ж.Б. Сэя, следует отметить, что, по словам К. Маркса, он якобы не более чем вульгаризировал смитовское учение и политическую экономию. Но если утопический со­циализм, а затем и марксизм «извлекли» из учения А.Смита прежде всего положение об эксплуатации рабочего класса капиталистами и землевладельцами (посредством вычета в свою пользу из полного продукта труда и его стоимости), то «школа Сэя» во Франции, также строившая «мышление» на трудах А. Смита, одним из главных извлечений сделала положение о взаимосвязи и взаимообусловленно­сти труда, капитала и земли как основных факторов общественного производства и создания стоимости общественного продукта.

С уважением и симпатией к Ж.Б. Сэю относился и его совре­менник Д.Рикардо, который продолжал с ним интенсивно переписы­ваться вплоть до своей смерти. В своих «Началах политической экономии» Д. Рикардо отмечал в числе английских исследова­телей Дж. Стюарта Милля и А. Смита, а среди французских - А. Тюрго, С. Сисмонди и Ж.Б. Сэя.

Заострив внимание читателей в названии и содержании своей главной работы - «Трактате политической экономии...» на таких, обозначающих название этапов экономического цикла понятиях, как производство, распределение и потребление, Ж.Б. Сэй стремился подчеркнуть тем самым не столько последовательность этих этапов, сколько первостепенную роль в создании богатства сферы производства. Это значит, что и по Сэю предметом изучения политической экономии является прежде всего проблематика мате­риального благополучия общества, а источник богатства он видит в производственном потенциале нации.

Необходимо отметить, что Сэй аналогично другим классикам объяснял конструирование политической экономии по образцу точ­ных наук, таких, например, как физика. В методологическом плане это означает признание законов, категорий и теорий, имеющих уни­версальное и первостепенное значение. Но нельзя не сказать так же о том, что, по Сэю, назначение политической экономии всего лишь теоретическое и описательное. Так, в своем письме Мальтусу в 1820 г., говоря о роли ученого-экономиста, он писал: «Мы должны только сказать обществу, как и почему такой-то факт является последстви­ем какого-то другого факта. Согласится ли оно с этим последствием или отвергнет его, этого будет для него достаточно, оно знает, что ему делать, но никаких поучений».

Ж.Б. Сэй снискал себе несомненный авторитет смитианца, бе­зоговорочно приняв принципы свободы рынков. Задавшись целью популяризировать учение Адама Смита, Ж.Б. Сэй ввел в научный оборот теорию трех главных факторов производства, которая стала одной из самых значимых теорий классиче­ской политической экономии на протяжении всего девятнадцатого века. Суть этой теории состоит в том, что в общественном производ­стве взаимодействуют три главных фактора - труд, капитал и земля. Причем степень участия каждого из названных факторов в создании стоимости (ценности) и доходов общества обусловлена тем, кому из трех классов общества - рабочим, капиталистам или землевла­дельцам - принадлежит соответствующий фактор. Отсюда, по Сэю, следует, что благодаря условиям абсолютной экономической свобо­ды будет достигнуто наиболее эффективное взаимодействие всех факторов и отношения между классами станут гармоничными.

С появлением теории трех главных факторов производства ста­ло очевидным, что она стала по существу конкретизацией творче­ского наследия А. Смита. В частности, популярная в XIX веке тео­рия издержек производства Т.Р. Мальтуса основывается на положе­ниях теории Сэя о трех главных факторах производства, которая в свою очередь восходит ко второй гипотезе по поводу стоимости (ценности) Адама Смита. Если Рикардо, социалисты - утописты, Сисмонди, Маркс и некоторые другие экономисты, следуя первой гипотезе А. Смита по поводу оснований стоимости товара, единст­венным источником стоимости считали труд, то другая либеральная часть экономистов разных школ и течений экономической мысли приняла в качестве исходной аргументацию Сэя - Мальтуса, в соот­ветствии с которой, стоимость товара складывается из издержек собственника- предпринимателя в процессе производства на сред­ства производства (фактор капитал), на заработную плату (фактор труд) и ренту (фактор земля).

В результате одни последователи классической политической экономии стали усматривать происхождение прибыли и ренты как вычет из стоимости труда рабочих, в эксплуатации труда капиталом и антагонизме классов. Другие последователи классической школы, также считавшие себя смитианцами, и стоимость товара и доходы классов общества представляли как результат совместного труда и мирного сотрудничества представителей этих классов. Но только в конце XIX века А. Маршалл доказал тупиковую сущность и теории трудовой стоимости, и теории издержек производства, поскольку в их основе лежит затратный принцип.

Однако, что касается теории стоимости, то у Сэя, как и у его учителя А. Смита на этот счет было несколько определений. Причем Ж.Б. Сэй не столько повторял своего кумира, сколько импрови­зировал в поисках новых решений. Например, положению Смита о том, что любой товар имеет два неразрывных свойства - меновую стоимость и потребительную стоимость, Ж.Б. Сэй придал новое значение взаимосвязи полезности и ценности (стоимости) товаров. В этой связи он писал, в частности, что «ценность есть мерило по­лезности» товара. Тем самым Ж.Б. Сэй допускал возможность изме­рения стоимости не только количеством затраченного труда, но и степенью полезности продукта труда.

Труд, земля и капитал, участвуя в процессе производства, по мнению Сэя, оказывают услуги по созданию не только стоимости, но и доходов. Триединая формула, вытекающая из теории трех факторов, в соответствии с которой фактор «труд» порождает заработ­ную плату, как доход рабочих, фактор «капитал» порождает при­быль как доход капиталистов, а фактор «земля» - ренту, как доход землевладельцев, по своей сути является своеобразной интерпрета­цией взглядов А.Смита. Речь идет о том, что, заимствовав у Смита идею о влиянии классовой структуры общества на происхождение и распределение различных видов доходов, Ж.Б. Сэй как бы уточнил, что выше названные факторы (труд, капитал и земля) имеют само­стоятельное значение в создании доходов рабочих, капиталистов и землевладельцев.

Следовательно, у Ж.Б. Сэя отвергается всякая мысль о возмож­ности в условиях ничем не ограниченной свободной конкуренции предпринимателей эксплуатация факторов производства и классов общества. Ж.Б. Сэй и его ученики, таким образом, пытались вывести весьма упрощенное положение о гармонии экономических интере­сов всех слоев общества, строя свои суждения на известной идее А.Смита о том, что личный интерес «экономического человека», на­правляемый «невидимой рукой», обязательно совпадает с общест­венным.

Вопрос о пропорциях, в которых созданная главными фактора­ми производства стоимость общественного продукта распределяется на доходы владеющих этими факторами классов общества, по мне­нию Ж.Б. Сэя, самостоятельного значения не имеет. В частности, доходы предпринимателя, представляют собой «вознаграждение за его промышленные способности, за его таланты, деятельность, дух порядка и руководство». Как и Мальтус, он был убежден, что положение «низших классов» непременно улучшается, и поэтому ради пополнения «высших классов» сам «ра­бочий класс больше всех других заинтересован в техническом успе­хе производства». Что же касается «производителей», то и среди них каждый заинтересован в благополучии другого. Наконец, отметим, что само понятие «вульгарная политическая экономия», которое ввел в научный оборот К. Маркс, в значительной степе­ни связано с теориями трех факторов производства и доходов Ж.Б. Сэя. Эти теории, равно как и теорию издержек Т. Мальтуса, Маркс - счел апологетической, преднамеренной и вульгарной защитой инте­ресов эксплуататорских слоев капиталистического общества.

Чтобы объяснить «долгожительство» главной концепции Ж.Б. Сэя - концепции о беспрепятственной и полной реализации общест­венного продукта и о бескризисном экономическом росте, вопло­тившейся в так называемом законе рынков, - необходимо указать на три обстоятельства, своими корнями уходящие в наследие А.Смита

Во-первых, смитовский «естественный порядок» предполагает гибкость цен и гибкость заработной платы, взаимовыгодный при пассивной роли денег обмен трудом и результатами своего труда всех субъектов рынка. С учетом этого по «закону Сэя» иной ход ве­щей совершенно неприемлем.

Во-вторых, также «благодаря» А. Смиту «закон Сэя» исключает всякое вмешательство в экономику извне. В нем поддерживается требование по минимизации бюрократического по своей природе государственного аппарата, недопущении протекционизма.

И в-третьих, «закон Сэя» предрекает поступательное развитие рыночных экономических отношений в обществе на базе достиже­ний научно-технического прогресса. Несовершившиеся катаклизмы, которые «обещал» Сисмонди в случае падения приоритетной роли в экономической жизни страны участников уходящего в прошлое на­турального хозяйства - «третьих лиц» (ремесленников, крестьян, кустарей), также отметали аргументы против этого «закона».

Итак, квинтэссенция «закона Сэя» состоит в том, что при дос­тижении и соблюдении обществом всех принципов экономического либерализма производство (предложение) будет порождать адекват­ное потребление (спрос), т.е. производство товаров и услуг в усло­виях смитовского «естественного порядка» обязательно порождает доходы, на которые эти товары и услуги свободного реализуются. Подобным образом «закон Сэя» воспринимался всеми сторонниками концепции экономического либерализма, полагавшими, что гибкое и свободное ценообразование на рынке будет приводить к почти мгновенной реакции на изменения в конъюнктуре хозяйства, являясь гарантией саморегулируемости экономики.

В самом деле, если допустить возможность бартерной экономи­ки, где деньги всего лишь счетные единицы и совокупный спрос на них равен ценности всех подлежащих к обмену на деньги товаров, то общее перепроизводство действительно становится невозмож­ным. Отсюда понятен вывод М. Блауга: «Продукты уплачиваются за продукты во внутренней торговле так же, как и во внешней - вот суть закона рынков Сэя. Столь простая мысль произвела фурор, неутихающий и по сей день».

Вместе с тем, примечательно то обстоятельство, что сам Ж.Б Сэй фразу «предложение и соответствующий ему спрос» никогда не ис­пользовал, а изобретена она была Дж. М. Кейнсом. Последний, оче­видно прибег к ней, чтобы опровергнуть главную мысль Ж.Б. Сэя о том, что якобы только тот или иной товар в отдельности могут быть произведены в избытке, но никогда все товары сразу. При этом классиком, по Кейнсу, является любой автор, разделявший закон рынков Сэя. Как образно выразился в данной связи Дж. К. Гелбрейт, «принятие или непринятие человеком закона Сэя было до 30-х годов основным признаком, по которому экономисты отличались от дураков».

Таким образом, в истории экономических учений имя Ж.Б. Сэя ассоциируется, как правило, с образом ученого, беззаветно веривше­го в гармонию интересов классов общества в условиях рыночных экономических отношений и проповедавшего для их утверждения принципы смитовской концепции экономического либерализма, са­морегулируемости экономики.

Жан Батист Сэй был завершителем классической политической экономии во Фран­ции.

Лекция 6. Оппоненты классической школы: Мелкобур-

жу­азная политэкономия. Утопический социа-