Диалогические элементы древнерусской культуры

Вспомните: всегда ли в истории государства и общества основыва­ются на одном принципе власти, единых правовых нормах, общем наци­ональном сознании? Какие другие примеры вы знаете?

В определенном смысле славянофил И. В. Киреевский был прав, говоря о древнерусской культуре как о культуре единст­ва и противопоставляя ее западноевропейской культуре как культуре расчленения. В обществе Древней Руси имело место нерасчлененное, синкретическое единство противостоящих друг ДРУ^ГУ политических, правовых, культурных ценностей. В этом единстве были элементы диалога, попытки компромисса. Но это единство было временным, постепенно изживавшим себя.

Князь и вече. В представлениях древних русских о власти господствовали две ценности — князь и вече. Наиболее древ­ней формой управления было вече — способ решения вопросов политической жизни на собрании глав семей племени. Он от­вечал племенным, еще догосударственным идеалам. Вече объ­являло войну и заключало мир, вело переговоры с противни­ком. Так, белгородское вече в 997 г. вело переговоры с печене­гами; в 1096 г. муромское и рязанское вече заключило договор с князем Мстиславом. Вече назначало чрезвычайные нало­ги для обороны города. Но главной функцией веча в XI— XII вв. был выбор князей. Часто вече не принимало князя,

Которому по старшинству полагалось княжить в городе, а то и изгоняло неугодного. В 1023 г. киевляне не приняли к себе князя Мстислава Владимировича, в 1068 г. киевское вече изгнало Изяслава Ярославовича и возвело на престол полоц­кого князя Всеслава. В 1113 г. на киевский престол вечем был поставлен князь Владимир Мономах (1113—1125).

Однако формально функции веча и то, как на нем прини­мались решения, не были определены. Они диктовались лишь обычаем. Даже выбор вечем князя не был регулярным. Из пя­тидесяти князей, занимавших киевский престол до нашествия татар, лишь четырнадцать были призваны вечем. Киевское вече не имело ни установленного места созыва, ни постоянного со­става, ни закрепленного законом способа подсчета голосов. Вече не было государственным учреждением и потому не мог­ло быть прочной основой государственной власти. Однако власть веча в течение всего дотатарского периода русской ис­тории оставалась весомой и даже укреплялась за счет роста политического значения городского населения — купцов, ре­месленников, духовенства. Его существование прекратилось (за исключением Пскова и Новгорода) лишь во времена монго­ло-татарского ига.

Другим полюсом политической жизни была власть князя. Первоначально князь выступал как военачальник, но посте­пенно в его руках сосредоточились такие функции, как сбор налогов, суд, законодательство, основание новых городов. Од­нако главными задачами древнерусского князя все же оста­вались защита Руси от нападений извне и сбор налогов для того, чтобы обеспечить содержание княжеского двора и вой­ска. Надо сказать, что хотя права и обязанности князя были более определенными, чем права и обязанности веча, но и княжеская власть была лишь зародышем государственной власти. Определенную роль при князе играла боярская дума, которая состояла из старших дружинников. До XI в. она засе­дала совместно с городскими старейшинами — тысяцкими, начальниками ополчения, выбиравшимися вечем. В XI и XII вв. тысяцкие уже назначаются князем и сливаются с бояр­ской думой. Но и дума не имела законодательно оформлен­ных прав и обязанностей.

Лишь с XII в. появляются элементы более упорядоченной организации власти: княжеские слуги, ответственные за тот или иной участок работ. Однако характерно, что князь не ви­дел разницы в управлении своей собственностью, своим дво­ром и своим государством. Он как бы считал государство своей собственностью. Поэтому рабу-тиунуон мог давать важ­ные государственные задания — суд в городе или даже столи­це или что-нибудь другое.

Князь и вече олицетворяли две системы ценностей, кото­рые боролись между собой в политической жизни Древней Ру-

си: авторитаризм и соборность, единоличный и коллективный способ решения важных вопросов жизни государства. И если княжеская власть эволюционировала, совершенствовалась, то вече оказалось неспособным к этому. Поэтому, несмотря на неоднократные народные восстания в поддержку веча, его власть не имела реальной перспективы развития.

Светская и духовная власть. В Древней Руси сохранялось понятие о равном значении духовной и светской власти. Киев­ское государство после принятия православия — это прежде всего христианское государство, поэтому его защита — подвиг во имя веры. С другой стороны, христианская вера — основа государственности. Договоры между князьями заключались посредством целования креста, посредниками часто выступа­ли священнослужители. Многие князья после смерти провоз­глашались святыми, удостаиваясь этого за заслуги перед Русью: принятие христианства (княгиня Ольга и князь Влади­мир Святой), мученическая смерть (князья-братья Борис и Глеб, убитые Святополком Окаянным), защита Русской земли и гибель за родину (князья Мстислав Владимирович, Игорь Олегович, Всеволод Мстиславович, Михаил Всеволодович Черниговский, Александр Ярославович Невский и другие). Характерно, что из двадцати первых святых, канонизирован­ных русской православной церковью, десять были князьями. Такое изобилие государственных деятелей среди святых было неизвестно ни Византии, ни Западной Европе.

Христианское самосознание было важным элементом дина­стического самосознания киевских князей. Не учитывая это­го, трудно понять, зачем Ярослав Мудрый окрестил останки своих предков — Ярополка и Олега и перенес их прах в Деся­тинную церковь в Киеве. Христианская вера укрепляла уве­ренность русских князей в их высоком, апостольском предназ­начении, в вечности правления княжеской династии, начало которой они положили. Она уравнивала их власть с властью византийских императоров. Если римского императора Констан­тина Великого, сделавшего христианство государственной ре­лигией, называли «тринадцатый апостол», то князя Владими­ра Святого уже в XI в. именовали'«апостол среди князей».

С другой стороны, идеологи православия призывали веру­ющих крепить силу государства, исполняя тем самым религи­озный долг. Характерно в этом смысле «Слово о законе и бла­годати» митрополита Илариона XI в., в котором утверждает­ся принцип неразделейности церкви и государства. Великий князь «печется» о церкви, защищает ее. Он называется «при­частником» и «наследником» небесного царства. В «Хожде­нии» игумена Даниила прямо утверждается, что быть христи­анином — это значит крепить силу Киевского государства.

Однако уже в это время, в X в., постепенно начинается борьба за первенство государственной власти над церковной.

Князь Владимир своей властью установил десятину от любой собственности как источник церковных доходов, хотя такая норма не была известна византийскому праву. Тем самым в вопросах церковного права Владимир поставил себя выше всех, в том числе выше византийского патриарха. Этому спо­собствовали и деятели византийской церкви, льстившие рус­ским князьям. Так, патриарх Никифор I в письме к Владими­ру Мономаху признавал в нем «отражение божественного пер­вообраза» — качество, которое обычно приписывалось лишь византийскому императору и являлось обоснованием первен­ства светской власти над церковной в Византии.

Аскетизм и «труженничество». В разные периоды истории Древней Руси в православии возникало противостояние глав­ных путей спасения: чисто духовного, по преимуществу пас­сивного, аскетического, и активного — «труженничества во Христе». На защиту последнего становились лучшие люди православия, праведники и святые. Еще митрополит Иларион выражал недовольство тем, что верующие в заботе о спасении на небесах пренебрегают земным миром и отказываются от ак­тивной деятельности. Игумен Киево-Печерской лавры Феодо­сии Печерский начал систематическую проповедь заботы о мире и христианизации быта, сам подавал пример неустанно­го труда. Эта традиция была затем подхвачена создателем второй, Троице-Сергиевой лавры — Сергием Радонежским, а впоследствии и строгим приверженцем идеи пустынножи­тельства Нилом Сорским, выдвинувшим в качестве одного из главных идеалов монашеской жизни братскую взаимопо­мощь. Эти тенденции отчасти сближали православие с запад­ным христианством, но они никогда не преобладали над чисто аскетическим путем спасения через мученичество, страсто-терпчество, отшельничество, юродство. Против <«приближения к земному» активно выступали такие авторитетные деятели православия, как Иосиф Волоцкий и московский митрополит Алексий. Кроме того, в истории православной церкви сложи­лось так, что основными сторонниками «труженничества» оказывались мистики-исихасты, для которых труд не был са­моцелью и самостоятельным путем спасения, а только путем «творческого собирания духовных сил».

Труд как идеал спасения не закрепился и в народе, ибо «труженнические», неэксплуататорские монастыри были, как правило, беднее, чем монастыри, руководство которых на пер­вое место ставило дисциплину и исполнение обрядов, а также широко эксплуатировало труд крестьян.

Эти монастыри, как более богатые, чаще оказывали по­мощь населению и пользовались большим авторитетом. Тем не менее «труженнические» тенденции в православии нельзя не отметить. С ними связаны высшие взлеты русского духа в XI—XIX вв.

«Двоеверие». Для Древней Руси было характерно двоеве­рие, диалог ценностей христианства и язычества. Несмотря на раздававшиеся еще в дотатарский период призывы к сожже­нию двоеверцев эта мера на Руси не привилась. Также не упо­треблялись наказания смертью и телесные наказания при об­винении в магии и колдовстве, обычные в судопроизводстве Византии. За двоеверие или обращение за медицинской по­мощью к чародею полагалось шесть недель покаяния, выра­жавшегося в чтении определенных молитв и псалмов. Более строго карались пьянство и распутство священников.

Однако двоеверие в Древней Руси было не просто особенно­стью религиозного сознания отдельных людей. Это была сис­тема взглядов, серьезно влиявшая на церковную практику. Обычным было переплетение языческого и христианского ритуала, заметное и сейчас (украшение церкви на Троицу бе­резовыми ветками и т. п.). Византийские церковные власти отчасти не могли, отчасти не хотели последовательно бороть­ся с этой традицией. Это объяснялось еще и тем, что для Кон­стантинополя Древняя Русь была всего лишь 60-й (а позже 72-й) в списке 112 епархий православной церкви. Это была, по их представлениям, отдаленная окраина мира, где трудно, а возможно, и не нужно бороться с предрассудками. В интере­сах византийской церкви главным было распространение пра­вославия среди русских князей и бояр. В XI—XII вв. только среди этих групп населения было принято заключать церков­ные браки, в их жизни значительную роль играли составляв­шиеся при участии священника завещания. Основная часть об­щества жила в условиях смешения христианской и языческой культур, отражавшего взаимодействие государственного и ро-доплеменного образов жизни. Многие брали себе жен по язы­ческому образу «с плясанием, гудением и плесканием», име­ли по две и по три жены. При этом надо учитывать, что хри­стианская церковь еще долгое время оставалась городским явлением, не влиявшим на жизнь затерянных в лесах дере­вень, где господствовало язычество.

Ситуация двоеверия в Древней Руси сохранялась длитель­ное время. Только с XIV—XV вв. в результате изменения за­конодательства церковь получила возможность вмешиваться в семейные отношения. Рост земельных владений монастырей привел к тому, что зависимое население на монастырских зем­лях судили по строгим церковным уставам. В XVI—XVII вв. в борьбу с двоеверием включилось и государство, пресле­довавшее колдунов, бродячих актеров и музыкантов.

Родоплеменное и сословное право. В праве Древней Руси постоянно шел диалог родового и сословного, государственно­го и общинно-локального принципов. Основой законов, объе­диненных в XI—XII вв. «Русской Правдой», было сочетание обычного, родоплеменного права, при котором все люди были