ГЛАВА 2. Потом мать, наконец, устроила свою горемычную судь­бу

Потом мать, наконец, устроила свою горемычную судь­бу. Она нашла себе мужа, а Шурочке нашла отчима. Му­жик был разведённый, и, в принципе, положительный. Пил он в меру, не курил, но в деньгах был весьма прижимист, и сам держал в руках семейный бюджет. Выдавал матери различные суммы денег, на различные нужды. На питание, на одежду, на развлечения, и т. д.

Т.д. — это и была Шурочка, надо понимать.

У отчима была своя дочь, от первого брака, которой он помогал, но тоже — строго дозировано. Шурочка и тут ока­залась... как бы это сказать... не то, что лишней, но не очень-то и нужной. Ни отчиму, ни матери...

Нет, никто не прогонял её напрямую, никто не попрекал куском. Но была она, в своей семье, всегда в уголке, была она всегда — где-то сбоку. Научилась не вылезать, не ме­шать, не мозолить глаза, не надоедать, не просить, не раз­дражать...

' Последнее, правда, получалось хуже всего. Например, не вылезать — это в наших силах. Но что мы можем поде­лать, когда кто-то раздражается, глядя на нас...

Короче, изо всех своих силёнок старалась Шурочка на­учиться «заниматься чем-нибудь». Однажды, в процессе этих усилий, Шурочка, просто и спокойно, поняла од­ну вещь.

Она поняла, что не любит свою мать. Ей было лет че­тырнадцать, когда она посмела это понять. И Шурочка страшно испугалась того, что поняла.

Она давила и душила в себе эту мысль, вызывая в сво­ей памяти моменты, когда мать была с ней ласкова, когда мать заботилась о ней, но...

Иногда Шурочке казалось, что ей удалось вызвать в сво­ём сердце любовь к матери, и Шурочка радовалась. Но мысль о нелюбви всплывала снова и снова, и Шурочке пришлось научиться жить, постоянно отгоняя эту мысль от себя.

Ей пришлось научиться жить с этой мыслью, как и с веч­ным отсутствием ответа на вопрос: «Мамочка, а чем же мне заняться?»

Однако, данное открытие никак не проявилось внешне, и нисколько не изменило Шурочкиного «примерного» по­ведения.

Шурочка росла «хорошей» девочкой. Мать строго сле­дила за тем, чтобы Шурочка всё делала «правильно» и «как надо». Матери надо было устраивать свою судьбу, и для это­го нужна была хорошая, прямо таки образцово-показатель­ная дочь. Шурочка и была такою. Она была такою на са­мом деле, а не для показухи. Только вот... Нелюбовь...

Нелюбовь сидела глубоко, в самых недрах Шурочкиной души. И от этого Шурочка очень, очень хотела полюбить, хоть кого-нибудь. Иногда ей казалось, что если она хоть ко­го-нибудь полюбит, то и любовь к матери — вернётся к ней.

А иногда ей было страшно. Ей казалось, что если она не любит даже собственную мать, то не сможет полюбить уже никого. Да, тут было чего бояться.

Пару раз Шурочка пыталась влюбиться. В одноклассни­ков. То в одного, то в другого. Но, удивительное дело — ей всегда была понятна вся несерьёзность этих «любвей». Вся их игрушечность, что ли.

И ещё была одна особенность, которая удерживала Шу­рочку от всяких опрометчивых поступков. Это были стро­гие моральные правила, привитые матерью. Да, Шурочка с самого детства хорошо знала, как поступать правильно, а как — не правильно. Этого у неё было не отнять.

Шурочка никогда не теряла головы, и поэтому девчон­ки из класса делились с нею всеми деталями своих собст­венных «романов».

О, Шурочка быстро научилась советовать! Ведь очень легко давать советы, как преодолеть несчастную любовь, когда ты никого не любишь сам! Очень приятно смотреть свысока на того, кто мучается «от любви», даже если эта любовь и гроша ломаного не стоит.

Какая ерунда эти Петьки и эти Вовки! Разве стоят они наших чувств, разве стоят они наших слёз? Когда не лю­бишь — легко советовать, как поступить правильно!

— Шурка, какая ты умная! — говорили девчонки. — Ка­кая ты молодец!

Роль советчика льстила Шурочке, уважение подруг под­нимало её в собственных глазах, но... Если бы не эта нелюбовь!

Если бы не эта нелюбовь, сидящая там, в глубине, и от­равляющая Шурочку своим существованием!

Если бы не эта тайна, не этот червячок, сидящий внутри...