ГЛАВА 39. Сутки, до вторника, Шурочка периодически задавала се­бе один и тот же вопрос: «Хочется, или нет?»

Сутки, до вторника, Шурочка периодически задавала се­бе один и тот же вопрос: «Хочется, или нет?»

Не хотелось. Не хотелось! Не хотелось даже курить. Шу­рочка забыла про курево! Забыла про сигареты.

Во вторник Шурочка поехала в храм сама. Но Маша уже ждала её там.

— С тобой пойду, — сказала она. Батюшка уже улыбался им навстречу.

— Как?

— Хорошо, — ответила Шурочка.

— Совсем хорошо? Желание уколоться осталось? Толь­ко честно, полностью честно!

— Нет. Не хочу. Сама себе не верю, но не хочу....

— Слава Богу. Слава Богу... Как отмычкою — отомк­нуло душу твою. И что же ты теперь хочешь?

— Хочу в пустыню, как Мария Египетская.

Батюшка улыбнулся.

— Ну, милая моя, значит, всё правильно. Все нормальные люди, как в первый раз это Житие прочитают, так в пустыню хотят. Всё правильно.

И батюшка погладил Шурочку по голове. От этого нео­жиданного движения у Шурочки на глаза навернулись слёзы.

— Батюшка, она живёт одна. Мать живёт с отчимом, и не знает ничего. В институте у неё «академ», — это уже вступила в разговор Маша.

— Знаю, я знаю, куда ты клонишь, — сказал батюшка Маше. — Я уже думаю!

— Я в институт не вернусь, — Шурочка высказала то, что вызревало в ней всё это время. Если в пустыню нель­зя, то я хочу, как Машка... помогать хочу...

— Ишь, какая прыткая... Помогать... Окрепнуть надо. Во всех смыслах. В первую очередь — в вере. Институт — не помеха. Маша вон — в институте. А вот ты не боишь­ся, что тебя через месяц назад потянет? Свобода поманит, и снова кайфа бесплатного захочется? Душу захочется дья­волу продать?

Батюшка говорил резко, и Шурочка сжалась от его слов. «И правда, как это я осмелилась... неделю назад ещё в лом­ке корчилась. Чудо со мной произошло. Чудо. Мне кажет­ся, что уже годы с того времени прошли. Прости, Господи...»

— Ладно, — сжалился над ней батюшка. — Возвращай­ся домой. В субботу — к вечерне и на исповедь. В воскре­сенье — на литургию. В четверг — на школу приходи, где такие, как ты, собираются. Книги читай. А я Матушке Ана­стасии позвоню. Есть тут под Москвой один монастырь жен­ский. Туда тебя определим, если Бог даст. Побудешь по­слушницей. Будет тебе там и укрепление в вере, и помощь, и пустыня. Согласна?

— Да, — сердце Шурочки стучало. Её казалось, что всем слышно, как оно стучит. — Можно мне к Юре съез­дить? В тюрьму? Может, получится на свидание попасть?

Батюшка задумался и сказал:

— Юре ты пиши, с матерью передавай письма, и так, по почте. Но ездить — не благословляю пока. Окрепнешь — поедешь. Всё, идите с Богом.

— Маша, а что, это все священники так с нами возят­ся? С наркоманами? — Спросила

Шурочка, когда они с Машей спустились по лестнице храма.

— Да нет, что ты. В Москве таких батюшек можно по пальцам пересчитать. А центр такой, можно сказать, и во­обще один.

— Как один? А нас-то — много как. И никто ничего не знает, никто и представить себе не может, что можно по­могать... так. И что действительно — вырваться можно. По­чему, Маша?

Какое-то время они шли молча.

— Маша, почему?

Я думаю, как тебе ответить. Ты ведь поняла, кто по­могает? Бог! А Богу кто сопротивляется? Вся темная сила стоит против Бога. Тот, кто наркотики распространяет. Ищи, кому выгодно, чтобы центров таких не было? Кто биз несом на нашей смерти занимается и огромные деньги на этом зарабатывает. Вот тебе и ответ. Наркодельцов много, а центров таких — мало. И ещё... Я уж не знаю, как это сказать... Я сама об этом думала столько раз...

— Скажи!

— Ну, вот помогло тебе... потому что Бог помог. Пото­му что — всё честно. Все, кто тебе помогал... Как помога­ли? Во Славу...

— Во Славу Божию!

— Да! Честно, и во Славу Божию. Может, хотел бы кто-то тоже помогать. Но в сердце у него корысть... или жаж­да прославиться... или гордость — мол, это я помогаю! Мно­гие пытаются помогать, но не тем духом помогают. Не тем духом! И не даёт им Бог открыть такой центр. Поняла? И люди у них не выздоравливают, а снова начинают.

Не заливается чистая вода в грязный кувшин. А вычис­тить кувшин — можно только во Славу Божию.