Антропософія и Гетеанумъ

/Задачи духовѣдѣнія и его центръ въ Дорнахѣ/

Многоуважаемые слушатели!

Если сегодня вечеромъ я и попытаюсь сказать кое-что о такъ наз. Духовѣдѣніи, о томъ, чѣмъ оно должно быть въ извѣстномъ Вамъ Гетеанумѣ1, а также объ этомъ зданіи самомъ, — я все же очень далекъ отъ намѣренія вести пропаганду или создавать настроеніе въ пользу этого Духовѣдѣнія, либо Гетеанума.

Я хочу остановиться, главнымъ образомъ, на нѣкоторыхъ недоразумѣніяхъ, распространенных, какъ извѣстно, относительно задачъ Антропософскаго Общества. Я хотѣлъ бы начать съ того, что прежде всего служитъ основаніемъ для сужденій о чемъ-либо болѣе или менѣе неизвѣстномъ, появляющемся гдѣ-либо впервые. Легко понять, что человѣкъ, недостаточно близко знакомый съ предметомъ, видитъ въ его названіи нѣчто, облегчающее ему пониманіе такового. Слова «Антропософія» и «Антропософское Общество» стали болѣе извѣстными, чѣмъ были прежде, благодаря Гетеануму. Слово «Антропософія» отнюдь не является новымъ; когда, нѣсколько лѣтъ тому назадъ рѣчь зашла о томъ, чтобы дать имя нашему движенію, я остановился на этомъ словѣ. Я полюбилъ его потому, что профессоръ философіи, Робертъ Циммерманъ, лекціи которого я въ юношествѣ посѣщалъ, назвал свой главный трудъ «Антропософіей», Это было въ восьмидесятыхъ годахъ прошлого столѣтія. Впрочемъ, слово «Антропософія» уводить еще дальше въ области литературы. Оно употреблялось уже въ УІІІ-омъ вѣкѣ, и даже еще раньше. Слѣдовательно, слово это старое; но мы употребляемъ его по-новому. Для насъ оно не должно означать «Знаніе о человѣкѣ». Это — опредѣленное желаніе людей, выбравшихъ это имя.

Наша наука сама приводить насъ къ убѣжденію, что въ тѣлесномъ человѣкѣ живетъ духовный, внутренній человѣкъ, какъ бы второй человѣкъ. И въ то время, какъ «Антропологіей» можно назвать то, что человѣкъ узнаетъ о мірѣ при помощи своихъ тѣлесныхъ чувствъ и связаннаго съ чувственными наблюденіями рассудка2, «Антропософіей» должно быть названо то, что познаетъ внутренній человѣкъ, духовный человѣкъ.

Слѣдовательно, Антропософія представляетъ собою познанія духовнаго человѣка; она касаются не только человѣка, но являются познаніемъ обо всемъ, что духовный человѣкъ воспринимаетъ въ духовномъ мірѣ такъ же, какъ тѣлесный человѣкъ воспринимаетъ въ мірѣ чувственномъ. Т.к. этотъ другой, внутренній человѣкъ, является духовнымъ человѣкомъ, то. все достигнутое имъ познаніе можетъ быть также названо Духовной Наукой, «Духовѣдѣніемъ». Слово «Духовѣдѣніе» еще менѣе ново, чѣмъ «Антропософія». Оно даже не принадлежитъ къ рѣдко-употребительнымъ; и было бы грубой ошибкой думать, что это я, какъ говорятъ, или кто-либо изъ близкихъ мнѣ людей, образовалъ слово «Духовѣдѣніе». Оно употребляется всегда, когда рѣчь идетъ о пріобрѣтеніи не тoлько знаній о природѣ, но о чемъ-либо.духовномъ. Многіе изъ нашихъ современниковъ иазываютъ Духовной Наукой исторію, равно какъ и соціологію, политическую экономію, эстетику и философію религіи. Мы употребляемъ это слово въ нѣсколько иномъ смыслѣ: для насъ духъ является дѣйствительностью, реальностью, въ то время, какъ для людей, называющихъ Духовной Наукой исторію, политич. экономію и т. д., духъ растворяется въ абстрактныхъ идеяхъ.

Я хочу также сказать кое-что о развитіи нашего Антропософского Общества, т.к. на этотъ счетъ распространено много ошибочныхъ мнѣній. Говорить, напр., что наше Антропософское Общество какъ бы развилось изъ такъ наз. теософского общества. Хотя то, къ чему мы стремимся въ нашемъ Антропософскомъ Обществѣ, протекало въ теченіе извѣстного времени въ рамкахъ Всеобщаго теософского общества, тѣмъ не менѣе, ни въ коемъ случаѣ ихъ не слѣдуетъ смѣшивать другъ съ другомъ. Во избѣжаніе этого я долженъ сообщить кое-что, могущее показаться личнымъ, о постепенномъ возникновеніи Антропософскаго Общества.

Лѣтъ 15 тому назадъ я былъ приглашенъ однимъ небольшимъ кружкомъ прочесть рядъ лекцій по Духовѣдѣнію. Эти духовно-научныя лекціи появились затѣмъ въ печатномъ видѣ въ моей книгѣ «Мистика на зарѣ духовной жизни нового времени и её отношеніе къ современнымъ міровоззрѣніямъ3». До этого времени я старался, можно сказать, на уединенномъ мыслительномъ пути, создать міросозерцаніе, которое, съ одной стороны, вполнѣ считалось бы съ весьма значительными достиженіями естественныхъ наукъ, съ другой же стороны — возвышалось бы до прозрѣнія въ духовные міры.

Я долженъ особенно подчеркнуть, что будучи тогда приглашенъ говорить на вышеназванную духовно-научную тему въ небольшомъ кругу въ Германіи, я ни въ чемъ не опирался на писательницу Блаватскую или Анни Безантъ, и не удѣлялъ імъ какого-либо особенного внимания. Книги ихъ, по своему направлению, мало соотвѣтствовали моему миpocозepцанію. Я пытался тогда, исходя лишь изъ найденного мною, установить нѣкоторые точки зрѣнія на духовные міры. Эти лекціи были напечатаны; вскорѣ они были частично переведены на англійскій языкъ, и притомъ однимъ изъ весьма уважаемыхъ членовъ теософского общества, которое особенно процвѣтало тогда въ Англіи; и изъ того круга я получилъ тогда предложеніе вступить въ теософское общество. У меня никогда не было иной мысли, кромѣ той, что, если мнѣ будетъ дана возможность говорить о чемъ-либо въ теософскомъ обществѣ, то это всегда будетъ лишь то, что достигнуто мною на основаніи собственного, самостоятельного метода исслѣдованія4.

То, что является теперь содержаніемъ антропософского міровоззрѣнія, какъ оно принято въ нашемъ кругу, отнюдь не было заимствовано отъ теософского общества: я былъ представителемъ его, какъ чего-то вполнѣ самостоятельного, въ рамкахъ этого общества, по приглашенію послѣднего, вплоть до того времени, пока оно не было признано тамъ ересью и выставлено за дверь; и то, что и прежде всегда было самостоятельной частью въ томъ обществѣ, продолжало развиваться и существовать дальше въ отнынѣ самостоятельномъ антропософскомъ обществѣ5.

Т.О. дѣлаетъ грубую ошибку, если смѣшиваетъ то, что живетъ въ Антропософскомъ Обществѣ, съ тѣмъ, представительницами чего являются Блаватская и Безантъ. Блаватская, правда, сообщила въ своихъ книгахъ глубокія истины о духовныхъ мірахъ, но вперемежку съ такимъ количествомъ ошибокъ, что лишь тому, кто глубоко вникаетъ во все это, удается отдѣлить важное отъ невѣрнаго. Поэтому, наше Антропософское Движеніе имѣетъ полное право считаться совершенно самостоятельнымъ. Это должно быть сказано не по нескромности, но для объективно-вѣрного освѣшенія фактовъ.

Затѣмъ наступило время, когда понадобилось также изобразить въ художественно-драматической формѣ то, что наше Духовѣдѣніе, наша Антропософія даетъ въ своихъ ученіяхъ. Начало этому было положено въ Мюнхенѣ въ 1909г.; и съ того времени ежегодно, вплоть до 1913г., въ драматическихъ представленіяхъ въ Мюнхенѣ мы пытались художественно изобразить то, что, на основаніи нашихъ изысканій, мы должны были признать живущимъ въ мірѣ въ видѣ духовныхъ силъ и духовныхъ существъ6.

Вначалѣ эти драматическіе лпедставленія давались въ обыкновенном театрѣ. Вскорѣ, однако, выяснилось, что обыкновенный театръ не можетъ служить вѣрнымъ обрамленіемъ для того, что должно было вступить, какъ нѣчто, въ извѣстномъ смыслѣ, новое, въ духовное развитіе человѣчества. Такъ выяснилась необходимость имѣть собственное зданіе для этихъ представленій и, вообще, для всей дѣятельности различныхъ отраслей нашего духовѣдѣнія и духовѣдческого искусства, зданіе, которое своей архитектурной формой также служило бы выраженіемъ того, къ чему мы стремимся. Вначале предполагалось, что хорошо было бы построить такое зданіе въ Мюнхенѣ. Но когда впослѣдствііи выяснилось, что это невозможно, или, по меньшей мѣрѣ, необычайно трудно, намъ представилась возможность возвести эту постройку въ Дорнахѣ, возлѣ Базеля, на чудесномъ дорнахскомъ холмѣ, гдѣ одинъ изъ нашихъ милыхъ швейцарскихъ друзей, преданный нашему дѣлу, предложилъ намъ большой участокъ принадлежавшей ему земли. Т.о., легко понятные обстоятельства привели къ тому, что это зданіе было возведено какъ-разъ въ сѣверо-западной части Швейцаріи.

Теперь, многоуважаемые слушатели, прежде чѣмъ продолжать о Гетеанумѣ, я хотѣлъ бы обратиться къ задачамъ самого Духовѣдѣнія. Нетрудно понять, почему превратно понимаютъ это Духовѣдѣніе, эту Антропософію въ той формѣ, въ какой они представлены здѣсь. Для того, кто вжился въ Духовѣдѣніе, становится вполнѣ яснымъ, почему оно встрѣчаетъ такъ много непониманія. И тотъ, кто знакомъ съ ходомъ духовнаго развитія человѣчества, не будетъ удивленъ подобнымъ непониманіемъ. Вполнѣ понятны сужденія, вродѣ тѣхъ, что все это — пустые фантазіи, продукты воображенія или и того хуже. Такъ же, какъ это Духовѣдѣніе, воспринималось обычно все, что вступало подобнымъ образомъ въ духовное развитіе человѣчества. Кромѣ того, легко можетъ показаться, что въ Духовѣдѣніи есть сходство съ нѣкоторыми болѣе древними міровоззрѣніями, не пользующимися въ настоящее время особыми симпатіями. Если то, къ чему стремится Антропософія, разсматривается лишь поверхностно, то можно найти въ ней извѣстное сходство съ тѣмъ, что было у гностиковъ въ первые вѣка христіанства. Но каждый, дѣйствительно знакомый съ тѣмъ, что представляетъ собою наше Духовѣдѣніе, найдетъ, что оно сходно съ гнозисомъ не болѣе, чѣмъ современное естествознаніе съ таковымъ VІІІ-го или VІ-го вѣка по Р. X. Конечно, между чѣмъ угодно можно найти сходство, если только отбросить достаточное количество отличительныхъ признаковъ; если, напр., сказать: это Духовѣдѣніе, эта Антропософія стремятся къ познанію міра духовнымъ способомъ; гностики также хотѣли духовнымъ способомъ познать міръ; слѣд., Духовѣдѣніе и гнозисъ представляютъ собою одно и то же.

Подобнымъ образомъ можно смѣшать антропософію, скажемъ, съ алхиміей, со средневѣковой магіей. Все это основано на полномъ непониманіи, на превратномъ сужденіи о томъ, къ чему, собственно, стремится Духовѣдѣніе, Антропософія. Для того, чтобы вникнуть въ это, необходимо взглянуть сперва на то, что за три или четыре столѣтія развилось, какъ новѣйшій ест. - научный образъ мышленія, изъ совершенно иного вида мышленія. Нужно выяснить себѣ, какое значеніе имѣлъ для человѣчества тотъ фактъ, что три-четыре столѣтія тому назадъ произошелъ переворотъ, который можно характеризовать слѣд. словами: до этого времени люди, какъ необразованные, такъ и ученые, думали, что Земля стоить неподвижно въ міровомъ пространствѣ, а Солнце и звѣзды движутся вокругь неё; можно сказать, что въ то время, благодаря ученію Коперника, Галлилея и другихъ, почва подъ ногами у людей сдѣлалась шаткой. Въ настоящее время, когда на движеніе Земли смотрятъ, какъ на нѣчто само-собой разумѣющееся, въ настоящее время не чувствуется болѣе, насколько человѣчество было поражено этимъ ученіемъ и всѣмъ, что было связано съ нимъ. То же, чего тогда стремились достигнуть для естествознанія въ смыслѣ собиранія и объясненія тайнъ природы, въ настоящее время пытается сдѣлать Духовѣдѣніе для духа и души. Въ своихъ основахъ оно хочетъ быть, для духовно-душевной жизни, похожимъ на то, чѣмъ естествознаніе сдѣлалось тогда для внѣшней жизни природы. Тотъ, напр., кто думаетъ, что наше Духовѣдѣніе имѣетъ что-либо общее съ древнимъ гнозисомъ, совершенно упускаетъ изъ виду, что вмѣстѣ съ этимъ естественно-научнымъ міровоззрѣніемъ въ духовное развитіе человѣчества вступило нѣчто новое, и что, какъ слѣдствіе этого нового, духовѣдѣніе должно явиться столь же новымъ, но въ смыслѣ изученія духовныхъ міровъ. Однако, если Духовѣдѣніе хочетъ быть для духа тѣмъ же, чѣмъ для природы является естествознаніе, оно должно вести свои исслѣдованія совершенно иначе, чѣмъ послѣднее. Оно должно найти средства и пути для проникновенія въ ту область духовнаго, которую нельзя воспринять при помощи внѣшнихъ тѣлесныхъ чувствъ и которую не можетъ постичь рассудокъ, связанный съ мозгомъ.

Въ настоящее время трудно еще дать правильное пониманіе средствъ и путей, которые ищетъ Духовѣдѣніе для проникновенія въ духовную область, ибо въ широкихъ кругахъ уже заранѣе считаютъ эту область неизвѣстной; болѣе того: что она должна оставаться неизвѣстной. Духовѣдѣніе показываетъ, что та познавательная сила, которою человѣкъ располагаетъ въ обычной жизни и которую онъ обычно примѣняетъ въ наукѣ, дѣйствительно, не можетъ проникнуть въ духовный міръ. Въ этомъ отношеніи Духовѣдѣніе находится въ полномъ согласіи съ нѣкоторыми отраслями естествознанія. Но естествознанію неизвѣстны нѣкоторыя способности человѣка, которые дремлютъ въ немъ, но могутъ быть развиты.

Объ этихъ способностяхъ также нелегко говорить въ наше время, потому что ихъ смѣшиваютъ, въ самыхъ широкихъ кругахъ, съ различными болѣзненными явленіями въ человѣческой природѣ. Много говорятъ, напр., о томъ, что человѣкъ можетъ пріобрѣсти извѣстные способности, отклоняющиеся отъ нормы; но естественно — научно-образованные люди объясняютъ это тѣмъ, что нормальная обычно нервная система и нормальный обычно мозгъ дѣлаются анормальными, болѣзненными. Повсюду, гдѣ естествоиспытатель правъ въ подобномъ утвержденіи, съ нимъ беспрекословно соглашается и духоиспытатель. Но не слѣдуетъ смѣшивать того, къ чему стремится Духовѣдѣніе, съ тѣмъ, что въ широкихъ кругахъ зачастую именуется ясновидѣніемъ въ обшеупотребительномъ смыслѣ. Не слѣдуетъ также смѣшивать Духовѣдѣніе съ тѣмъ, что извѣстно подъ назв. спиритизма и т,п. И весьма существенно, чтобы умѣли отличать Духовѣдѣніе отъ всего, что какъ-либо связано съ болѣзненными наклонностями человѣка.

Для того, чтобы быть вполнѣ понятымъ по этому вопросу, я долженъ хотя бы вкратцѣ указать на то, какимъ образомъ духоиспытатель производить свои исслѣдованія. Духовѣдческій методъ исслѣдованія основанъ на томъ, что не имѣетъ ничего обшего съ душевными силами человѣка, поскольку таковые связаны съ физическимъ органіизмомъ. Если бы, напр., сказали, что Духовѣдѣніе основано на томъ, что можетъ быть достигнуто какой-либо формой аскетизма; либо на томъ, для чего извѣстнымъ образомъ обрабатывают или возбуждаютъ нервную систему; либо на томъ, что внѣшнимъ физическимъ способомъ вызываютъ появленіе духовъ — то всѣ эти утвержденія были бы совершенно невѣрны. То, что продѣлываетъ духоиспытатель для пріобрѣтенія способности прозрѣнія въ духовный міръ, представляетъ собою чисто духовно-душевный процессъ; онъ не имѣетъ ничего общего ни съ измѣненіями въ тѣлѣ, ни съ тѣми видѣніями, которые проистекаютъ изъ болѣзненныхъ состояній послѣднего.

Духоиспытатель заботливо слѣдитъ за тѣмъ, чтобы телесное не имѣло никакого вліянія на все то, что онъ воспринимаетъ духовно. Упомяну между прочимъ, что, если многіе изъ приверженцевъ Духовѣдѣнія являются вегетаріанцами, то это — дѣло вкуса, не имѣющее, приниипіально, ничего общего съ методами духовного исслѣдованія. Вегетаріанство ведеть лишь къ извѣстному облегчению жизни, къ извѣстной, я бы скззалъ, болѣе удобной жизни, т.к. духовно легче работать въ томъ случаѣ, если избѣгать мяса.7

Главное заключается въ томъ, что Духовѣдѣніе, съ его путями исслѣдованія, начинается именно тамъ, гдѣ кончается современное естествознаніе. Человѣчество обязано этому ест. - научному міросозерцанію логикой, которая воспитывается на явленіяхъ самой природы. Тѣ, кто занимались естествознаніемъ, продѣлали весьма значительную тренировку въ смыслѣ внутреннего управленія мышленіемъ. Я попытаюсь теперь на примѣрѣ пояснить взаимоотношенія духовно-научнаго и естественно-научнаго исслѣдованія.

Мышленіе, примѣняемое естествоиспытателемъ, я сравнилъ бы съ формами статуи. Логика, развившаяся на внѣшнихъ, природныхъ явленіяхъ, несетъ въ себѣ нѣчто мертвое; понятія и представленія, при логическомъ мышленіи, заключаютъ въ себѣ картины; но эти картины представляютъ собою лишь внутренніе мыслеформы, подобные формамъ статуи.

Это мышленіе служитъ исходной точкой для духоиспытателя. Въ моей книгѣ «Какъ достигнуть познанія высшихъ міровъ?»8, даны указаиія, какъ поступать именно съ мышленіемъ, чтобы преобразить его въ нѣчто совершенно иное, чѣмъ оно является въ обычной жизни и въ обычной наукѣ; духоиспытатель развиваетъ свое мышленіе, онъ прилагаетъ къ нему опредѣленную, совершенно особую дисциплину. При этихъ краткихъ указаніяхъ, я не могу входить въ частности; они описаны въ вышеназванной книгѣ. И тогда, когда мышленіе, когда человѣческая логика обработаны извѣстнымъ образомъ, тогда измѣняется вся внутренняя душевная жизнь. Тогда происходить нѣчто, превращающее эту душевную жизнь во что-то совсѣмъ иное, чѣмъ она является обычно, и что я снова хочу сдѣлать нагляднымъ при помощи сравненія.

Представьте себѣ, многоуважаемые слушатели /этого, конечно, не можетъ произойти, но предположимъ, что это случилось/, — что статуя, представлявшая собою прежде сочетаніе мертвыхъ формъ, внезапно начала двигаться, оживать. Для статуи это невозможно; но человѣческое мышленіе, внутренняя логическая дѣятельность можетъ достигнуть этого. Благодаря пройденнымъ душевнымъ упражненіямъ, которые продѣлываетъ духоиспытатель, онъ приходить въ такое состоите, что въ немъ оказывается не только мыслительная логика, но живая логика, что логика превращается въ немъ въ живое существо. Благодаря этому онъ вмѣсто мертвыхъ понятій постигаетъ въ себѣ нѣчто живое. Его пронизываетъ живая дѣятельность. И если духовное исслѣдованіе признаетъ, кромѣ видимого глазами физического тѣла, также и эфирное тѣло, то подъ этимъ понимается не что либо фантастическое, но подразумѣвается, что человѣкъ, благодаря оживлению въ себѣ логического мышленія, внутренне переживаетъ въ себѣ второго человѣка. Это — дѣло опыта, которого можно достигнуть. Этотъ опытъ необходимъ для того, чтобы могла возникнуть наука о духовномъ человѣкѣ, такъ же, какъ въ естествознаніи должны производиться обычные эксперименты, чтобы вывѣдать у природы ея тайны.

Такъ же, какъ преображаютъ мышленіе, чтобы оно не ограничивалось болѣе только картинами, но сдѣлалось внутренне подвижнымъ и живымъ, — можно опредѣленнымъ образомъ развить и волю. Въ вышеназванной книгѣ приведены также методы, благодаря которымъ волю обрабалываютъ такимъ образомъ, что познаютъ въ ней нѣчто совершенно иное, чѣмъ она является въ обычной жизни; это развитіе воли приводить къ совершенно иному, чѣмъ развитіе мышленія. Когда желаютъ чего-либо въ обычной жизни, когда работаютъ, воля какъ будто погружается въ члены человѣческого тѣла. Говорятъ: я хочу, и дѣлаютъ движеніе руками; при этомъ воля лишь выражается въ этомъ движеніи, сущность же её остается, собственно, неизвѣстной. Но можно, если упражняться извѣстнымъ образомъ, освободить волю отъ связи съ членами тѣла. Можно пережить волю, какъ таковую. — Мышленіе можно сдѣлать подвижнымъ настолько, что оно станетъ внутренне оживленнымъ, своего рода эфирнымъ тѣломъ. Волю же можно вылущить, отдѣлить отъ связи съ тѣлесностью; при этомъ можно пережить въ себѣ второго человѣка, въ еще болѣе высокомъ смыслѣ, чѣмъ при мышленіи. Благодаря развитію воли переживаешь въ себѣ второго человѣка, имѣющего собственное сознаніе. Если работать соютвѣтствуюшимъ образомъ надъ своей волей, то наступаетъ нѣчто, для поясненія чего я долженъ напомнить, что въ обычной жизни имѣютъ мѣсто два чередующихся состоянія: бодрствованія и сна. Во время бодрствованія человѣкъ живетъ сознательно; во время сна — сознаніе прекращается.

И вотъ, вначалѣ кажется необоснованнымъ утвержденіемъ, если сказать, что душевно-духовное не перестаетъ существовать между засыпаніемъ и пробужденіемъ; но что его нѣтъ болѣе непосредственно въ тѣлѣ, что оно внѣ его. Духоиспытатель достигаетъ того, что можетъ произвольно организовать свою тѣлесную жизнь такъ, какъ это непроизвольно происходить при засыпаніи. Онъ останавливает дѣятельность внѣшнихъ чувствъ и обычного рассудка. Онъ достигаетъ этого благодаря развитію воли. А затѣмъ можетъ быть достигнуто и то, что онъ, въ извѣстной мѣрѣ, произвольно вызываеть то же состояніе, которое переживаютъ обычно непроизвольно въ видѣ состоянія сна; однако, съ другой стороны, то, что достигнуто подобнымъ образомъ, прямо противоположно сну. Ибо въ то время, какъ при состояніи сна наступаетъ безсознательность, полное незнаніе о себѣ и объ окружающемъ, - благодаря вышеуказанному развитію воли происходить сознательный выходъ изъ собственного тѣла; смотришь на собственное тѣло внѣ себя такъ же, какъ обычно смотрятъ на окружаюшіе внѣшніе предметы. Тогда замѣчаешь, что въ человѣкѣ живетъ дѣйствительный созерцатель его мышленія и дѣланія. Это — не образъ и не образное выраженіе, но дѣйствительность; въ нашей волѣ живетъ нѣчто, постоянно внутренне наблюдающее за нами. Этого внутреннего наблюдателя легко счесть за символическій образъ; но для духоиспытателя онъ является такой же дѣйствительностью, какъ чувственно воспринимаемые предметы. И при достиженіи этого двоякаго: подвижного мыслечеловѣка — эфирного человѣка и этого внутреннего наблюдателя, происходить переходъ въ духовный міръ, переживаемый реально, какъ чувственный міръ переживается при помощи внѣшнихъ чувствъ. Т.е., въ человѣкѣ можно найти второго человѣка подобно тому, какъ ест. - научными методами находять въ водѣ кислородъ.

То, чего достигаетъ развитое мышленіе, не есть нидѣнія, но духовныя прозрѣнія реальностей; то, чего достигаютъ по-средствомъ развитія воли, не является обычнымъ духовнымъ переживаніемъ, но открытіемъ иного сознанія, чѣмъ обычное. Т. о. другъ на друга вліяютъ: съ одной стороны — человѣкъ, представляющій собою подвижную логику, и съ другой — человѣкъ, являющійся высшимъ сознаніемъ. Осознавая ихъ, въ человѣкѣ познаютъ то, что сохраняется отъ него по-слѣ распаденія физическаго тѣла, когда человѣкъ проходить черезъ врата смерти. Познаютъ ту сущность въ человѣкѣ, которая не дѣйствуетъ черезъ внѣшнее тѣло, которая является духовно-душевной, сохраняется послѣ смерти и сушествуетъ уже и до рожденія, вѣрнѣе — до зачатія. Познаютъ вѣчную сущность человѣка, причемъ выдѣляютъ ее изъ обычнаго смертнаго человѣка, такъ же, какъ посредствомъ химической реакціи выдѣляютъ изъ воды кислородъ.

Все то, что я теперь изложилъ Вамъ, многоуважаемые слушатели, должно, конечно, в настоящее время казаться фантастичнымъ; по отношенію къ привычнымъ представленіямъ столь же фантастичнымъ, сколь фантастичнымъ казалось, когда Коперникъ заявилъ, что не Солнце вращается вокруг Земли, но Земля движется вокругъ Солнца. Но то, что кажется столь фантастичнымъ, въ сущности — лишь непривычно. Дѣло не въ томъ, что во всемъ вышеизложенномъ рѣчь идетъ не о чемъ-либо вымышленнымъ, фантастичнымъ; дѣло въ томъ, что посредствомъ внутреннихъ переживаній, духовное, дѣйствительно, можетъ быть познано, какъ реальность. Духоиспытатель не ограничивается только разговорами о сущности человѣка, перечисляя, что послѣдній состоитъ изъ физического, эфирного, астрального тѣла и т.д., но онъ показываетъ, какимъ образомъ то, что составляетъ человѣческую природу, разлагается, при полномъ рассмотрѣніи, на извѣстные члены, изъ которыхъ она образована. И, при изученіи вопроса по существу, въ этомъ расчлененіи человѣческой сущности не предполагается ничего въ дурномъ смыслѣ магического либо мистическаго. Ибо Духовѣдѣніе показываетъ, что человѣкъ состоитъ изъ отдѣльныхъ нюансовъ человѣческой сущности, изъ отдѣльныхъ оттѣнковъ послѣдней. Это является въ высшей области тѣмъ же, чѣмъ въ низшей области является тотъ фактъ, что. можно создать такія условія, въ которыхъ свѣтъ разлагается на семь цвѣтовъ. Какъ для изученія свѣта необходимо разложить его на семь цвѣтовъ, такъ же нужно расчленить на части и человѣка, чтобы имѣть возможность, действительно, изучить его.

Не слѣдуетъ ожидать, что духовное можно сдѣлать доступнымъ для зрѣнія, для внѣшнихъ чувствъ. Оно должно быть пережито внутренне, духовно. И для того, кто вообще не признаетъ реальности внутреннего опыта или духовного переживанія, — всѣ рѣчи духоиспытателя будугь лишь пустымъ наборомъ словъ. Но тотъ, кто знакомъ съ духовными фактами, видитъ въ нихъ реальности въ еще болѣе высокомъ смыслѣ, чѣмъ въ физической дѣйствительности.

Растеніе развивается и приносить цвѣты и плоды; при этомъ новое растеніе вновь возникаегь изъ зародыша; изученіе іпослѣднего показываетъ, что въ немъ заключены всѣ силы растенія; и новое растеніе возникаетъ изъ этого зародыша. — Духовно-душевное нужно познавать, исходя изъ духовно-душевныхъ фактовъ; тогда приходятъ къ признанію, что въ живомъ мышленіи, охваченномъ освободившимся отъ воли сознаніемъ, заключается зачатокъ жизни, минуюшій врата смерти, проходящій, послѣ смерти, черезъ духовный міръ и возвращающійся затѣмъ обратно къ земной жизни. И сколь истинно то, что изъ зародыша развивается новое растеніе, столь же истинно и то, что изъ находящегося въ человѣкѣ сущностного ядра развивается новая земная жизнь. Этого новаго человѣка можно найти въ современномъ человѣкѣ, ибо онъ дѣлается внутренне живымъ.

Естествознаніе располагаетъ методами для вычисленія напередъ извѣстныхъ событій, которыя должны наступить въ будущемъ. Исходя изъ взаимоположенія Солнца и Луны, можно рассчитать, когда въ будущемъ наступить солнечное или лунное затменіе. Нужно только знать соотвѣтственные факторы для того, чтобы рассчитать, когда въ будущемъ наступить извѣстное взаимоотношеніе планетъ. Для этого требуется, т.к. имѣютъ дѣло съ внѣшнимъ пространствомь, примѣненіе математики. Но то, что внутренне переживаютъ, какъ жизненный зародышъ, также содержитъ въ себѣ живое указаніе на будущіе земные жизни. Какъ въ теперешнемъ взаимоположеніи Солнца и Луны заключаются указанія на будущіе солнечные и лунные затменія, такъ и въ томъ, что живетъ въ насъ нынѣ, находятся указанія на будущіе земные жизни. При этомъ рѣчь идетъ не о томъ, что въ древніхъ міровоззрѣніяхъ называлось переселеніемъ душъ, но о томъ, что новейшее духовное исслѣдованіе находить изъ фактовъ духовной жизни, которые могутъ быть исслѣдованы.

Для того, чтобы понять дѣйствительные основы духовного исслѣдованія, нужно тщательно рассмотрѣть многое.

Благодаря вышеуказанной тренировкѣ мышленія и воли, достигается возможность выхода со своимъ духовно-душевнымъ изъ физического тѣла. При этомъ пребываютъ внѣ тѣла; и такъ же, какъ обычно находятъ окружаюшіе предметы внѣ себя, такъ находятъ внѣ себя и собственное физическое тѣло. Но особенно сушественнымъ является то, что за нимъ можно, действительно, постоянно наблюдать. И если рѣчь идетъ объ духовныхъ изслѣдованіяхъ въ истинномъ смыслѣ этого слова, какъ это подразумѣвается здѣсь, то никогда не должно случиться того, что наступаетъ при какой-либо болѣзненной душевной жизні. Что является характернымъ для ненормальной или болѣзненной душевной жизни? Если кто-либо приведенъ въ гипнотическое состояніе или въ такъ наз. трансъ /такъ называются нѣкоторыя состоянія/, и говорить при этомъ, исходя изъ своего подсознанія, — а это также часто считается чѣмъ-то въ родѣ ясновидѣнія, — то сушественнымъ прі этомъ является то, что обычное сознаніе отсутствуетъ, пока дѣйствуетъ измѣненное сознаніе. Обычное сознаніе превращается въ затуманенное, ненормальное. При анормальномъ и болѣзненномъ душевномъ состояніи никогда нельзя сказать, что одновременно, наряду съ нимъ находится и здоровое, — ибо въ послѣднемъ случаѣ человѣкъ не былъ бы больнымъ или ненормальнымъ.

При истинномъ духовномъ исслѣдованіи дѣло обстоитъ такъ, что человѣкъ пріобрѣтаетъ измѣненное сознаніе, но наряду съ этимъ продолжаетъ постоянно оставаться нормальнымъ человѣкомъ. Состояніе, которого достигаетъ духоиспытатель, развивается, если все протекаетъ правильно, не изъ обычной, нормальной душевной жизни, но наряду съ ней. Истинный духоиспытатель живетъ во время своихъ исслѣдованій внѣ своего тѣла; но оно, со всѣми нормальными душевными отправленіями, съ оставшимся вполнѣ нормальным обычнымъ рассудкомъ, продолжаетъ свою дѣятельность безъ помѣхи. Истинный духоиспытатель остается нормальнымъ человѣкомъ даже и по выходѣ изъ его тѣла той части, которую онъ развилъ въ себѣ; такъ что люди, не пребываюшіе сами въ сферѣ духовныхъ изысканій, не обязаны вовсе замѣтить, что онъ живетъ въ иномъ мірѣ. Наряду съ загипнотизированнымъ не можетъ сосуществовать не загипнотизированный, как и наряду съ человѣкомъ, живущимъ болѣзненной душевной жизнью, не можетъ сосуществовать человѣкъ съ нормальной душевной жизнью.9 Для духовного же исслѣдованія особенно характернымъ является именно то, что человѣкъ все время остается во вполнѣ нормальномъ состояніи. 10.

Именно въ силу этого духоиспытатель способенъ ясно отличать истинное Духовѣдѣніе отъ всего того, что проявляется при какихъ-либо болѣзненныхъ душевныхъ состояніяхъ.

Другая ошибка состоитъ въ томъ, что въ Духовѣдѣніи находятъ нѣчто обшее съ общеизвѣстнымъ спиритизмомъ. Этимъ я не хочу сказать, что при помощи спиритизма не можетъ быть многое найдено; но все это относится къ области естествознанія, а не Духовѣдѣнія, ибо все, проявляющееся въ спиритизмѣ, доступно для внѣшнихъ чувствъ — въ видѣ ли матеріализаціи, стуковъ и т.п. Все то, что доступно внѣшнимъ чувствамъ, принадлежитъ къ естествознанію. Объектомъ же для духоиспытателя является духовно-душевное; оно не можетъ быть проявлено внѣшнимъ образомъ, напр., въ пространствѣ, но должно быть внутренне пережіто. При помощи такого внутреннего переживанія создается обширное поле Духовѣдѣнія, дающего отвѣты не только на вопросы о сущности человѣка, о прохожденіи черезъ повторные земные жизни, но также и о томъ, что лежитъ въ основѣ природы въ видѣ духовныхъ міровъ и духовныхъ существъ. Духовное исслѣдованіе можетъ проникнуть въ міръ, который человѣкъ проходить послѣ смерти. Но не слѣдуетъ только думать, что для Духовѣдѣнія представляетъ собою какую-либо особенную цѣнность то, что въ обычной жизни проявляется, извѣстнымъ образомъ, въ видѣ анормальныхъ способностей. Въ настоящее время много говорятъ о возможности мысленного вліянія на расстояніи, Я не думаю теперь высказываться за или противъ этого. Ибо люди съ теченіемъ времени должны привыкнуть ко многому; и какъ разъ въ наше время серьезные исслѣдователи принялись за изученіе значенія «магического жезла», получившего за послѣднее время столь широкое примѣненіе, и надъ которымъ одинъ изъ самыхъ трезвыхъ изслѣдователей производить теперь важные опыты, съ цѣлыо выяснить, подъ какимъ вліяніемъ находится человѣкъ, достигаюшій какихъ-либо успѣшныхъ результатовъ съ этимъ жезломъ.11 — Но все это относится лишь къ области высшего естествознанія. Къ этой же области принадлежитъ и изученіе того, что мысли одного человѣка могутъ быть переданы на расстояніи другому человѣку. Истинное Духовѣдѣніе не можетъ примѣнять этихъ силъ для достиженія познаній о духовно-душевномъ мірѣ. И тотъ, кто считаетъ, что Духовѣдѣніе находить въ ученіи о мысленномъ вліяніи на расстояніи, что либо иное, кромѣ высшей физіологіи, высшего естествознанія, тотъ имѣетъ совершенно превратное представленіе о Духовѣдѣніи.

Не слѣдуетъ смѣшивать духовѣдческого метода исслѣдованія съ тѣмъ, что въ настоящее время извѣстно подъ именемъ спиритизма. Упоминая о человѣческихъ душахъ, живущихъ въ періодъ между смертью и новымъ рожденіемъ чисто духовной жизнью въ духовномъ мірѣ, Духовѣдѣніе знаетъ, что рѣчь идетъ о нахождении подземныхъ источниковъ воды, либо залежей руды, при помощи деревянного или металлического прута, находящегося въ рукахъ экспериментатора и приходяшего въ двнженіе подъ вліяніемъ подсознательньіхъ мускульныхъ рсфлексовъ послѣдняго. Эти души пребываютъ въ духовномъ мірѣ въ чисто душевномъ состояніи. И то, что является въ человѣкѣ духовно-душевнымъ, можетъ такимъ образомъ устремляться къ мертвымъ, чтобы дѣйствительно могла быть достигнута реальная связь съ послѣдними. Но это устремленіе къ мертвымъ должно и само носить духовно-душевный характеръ: это показываетъ Духовѣдѣніе. И въ этомъ случаѣ устремленіе собственной душевной жизни къ дорогимъ усопшимъ можетъ пріобрѣсти глубокое значеніе, еще во время пребыванія въ физическомъ мірѣ. То обстоятельство, что именно благодаря духовѣдческому міровоззрѣнію вспоминаютъ подобнымъ образомъ о мертвыхъ, и ведутъ дѣятельную, какъ бы совмѣстную жизнь съ ними, что Духовѣдѣніе поощряетъ такую совмѣстную жизнь, — это обстоятельство не противорѣчитъ никакимъ религіознымъ убѣжденіямъ. При этомъ нужно всегда помнить, что мертвый лишь въ томъ случаѣ восприметъ то, что мы лелѣемъ для него въ нашихъ душахъ, если самъ захочетъ этой связи съ нами; это также показываетъ духовное изслѣдованіе. И духоиспытатель весьма далекъ отъ того, чтобы искать какой-либо власти надъ мертвыми. Онъ хорошо знаетъ, что мертвый живетъ въ области, въ которой волевые соотношенія сильно отличаются отъ таковыхъ въ физическомъ мірѣ; и если бы духоиспытатель пожелалъ проникнуть въ духовный міръ съ тѣмъ, что онъ можетъ развить здѣсь въ предѣлахъ физическаго міра, то это было бы похоже — употребимъ сравненіе — на внезапное появленіе изъ подземелья, среди сидяшего здѣсь общества, льва, натворившего много бѣдъ. Подобное же несчастіе явилось бы слѣдствіемъ неправомѣрного вторженія земного человѣка въ жизнь мертвыхъ. Въ Духовѣдѣніи не можетъ быть и рѣчи о цитированіи мертвыхъ, какъ это пытаются дѣлать въ спиритизмѣ, уже потому, что именно взаимоотношенія между живыми и мертвыми чудесно просвѣтляются, благодаря тому, что Духовѣдѣніе будитъ въ нашихъ душахъ. И такъ какъ среди различныхъ искаженій, приводимыхъ противъ Духовѣдѣнія, находится даже и то, что Духовѣдѣніе имѣетъ какое-то соприкосновеніе со спиритизмомъ, особенно въ отношеніи мертвыхъ, то необходимо болѣе рѣзко подчеркнуть - это недоразумѣніе. Въ этомъ смыслѣ всѣ утвержденія по адресу Духовѣдѣнія являются ничѣмъ инымъ, чѣмъ противоположностью истинѣ.

Какъ сказано выше, я не пытаюсь вызывать сочувствія, либо вести пропаганду въ пользу нашего дѣла, но хотѣлъ бы только разъяснить существующіе, какъ извѣстно, недоразумѣнія, и хотѣлъ бы возможно яснѣе указать на то, какъ Духовѣдѣніе относится ко всѣмъ этимъ вопросамъ.

Часто, многоуважаемые слушатели, задаютъ также вопросъ — и притомъ считаютъ его весьма сушественнымъ — какъ относится Духовѣдѣніе или Антропософія къ религіозной жизни человѣка. По своей сущности, Антропософія не вторгается непосредственно въ какія-либо религіозные исповѣданія, въ сферу какой-либо религіозной жизни. Въ этомъ отношеніи я попытаюсь пояснить свои слова слѣдующимъ образомъ. — Предположимъ, что рѣчь идетъ о естествознаніи; мы никогда не вообразимъ, что, получая знанія о природѣ, мы можемъ создать что-либо въ ней самой. — Знаніе о природѣ не создаетъ чего-либо въ природѣ. Мы не вообразимъ также, что при познаиіи духовныхъ соотношеиій мы можемъ создавать что-либо въ области духовныхъ реальностей. Мы наблюдаемъ духовные взаимоотношенія; Духовѣдѣніе стремится проникнуть въ тайны духовныхъ соотношеній въ мірѣ. — Религіи же являются фактами исторической жизни человѣчества. И Духовѣдѣніе можетъ распространяться также и на изученіе духовныхъ явленій, возникшихъ въ теченіе развитія міра въ видѣ религій. Но оно отнюдь не можетъ стремиться къ созданію религіи, какъ естествознаніе не мечтаетъ создать чего-либо въ природѣ. Поэтому самыя разнообразные вѣроисповѣданія могутъ въ глубокомъ мірѣ и полной гармоніи ужиться въ рамкахъ духовѣдческого міровоззрѣнія и стремиться къ познанію духовного; — и притомъ не умаляя чѣмъ-либо того, что каждый человѣкъ носить въ себѣ, какъ свое религіозное убѣжденіе. Благодаря тому, что человѣкъ находить въ Духовѣдѣніи, отнюдь не должна какъ-либо умаляться интенсивность его религіозныхъ предписаній или его религіозного культа. Скорѣе можно сказать, что естествознаніе, въ его формѣ, свойственной новѣйшему времени, неоднократно уводило людей отъ религіозного пониманія жизни и отъ внутренней религіозности. И опытъ, который мы имѣемъ въ Духовѣдѣніи, показываетъ, что люди, отвернувшіеся благодаря естественно-научнымъ полуистинамъ отъ всякой религіозной жизни, — снова могутъ подойти къ ней благодаря Духовѣдѣнію. Никто не обязанъ изъ-за Духовѣдѣнія отвернуться какъ-либо отъ своей религіозной жизни. — Поэтому не можетъ быть и рѣчи о томъ, что Духовѣдѣніе, какъ таковое, является вѣроисповѣданіемъ. Оно не стремится ни къ созданію какого-либо религіозного исповѣданія, ни къ какому-либо измѣненію отношеній человѣка къ его вѣроіисповѣданію. Несмотря на это, кажется, что строятъ предположенія о «религіи антропософовъ». Въ дѣйствительности, подобное выраженіе не можетъ имѣть мѣста, ибо въ Антропософскомъ Обществѣ представлены всѣ вѣроисповѣданія; и оно не препятствуетъ никому также практически осуществлять свое исповѣданіе въ самой полной, всеобъемлющей и интенсивной формѣ. Духовѣдѣніе стремится охватить своимъ кругозоромъ весь міръ; въ томъ числѣ и историческую жизнь, и то, что вошло въ нее въ видѣ высочайшей духовности. Поэтому оно изучаетъ также и религии; и это отнюдь не противорѣчитъ только что сказанному. — Такимъ образомъ, духовѣдческое міросозерцаніе должно углубить извѣстнымъ образомъ человѣка, также и въ смыслѣ содержанія его религіозной жизни.

Но если, напр., случается, что Духовѣдѣніе упрекаютъ въ томъ, что оно не говорить о личномъ Богѣ; если утверждаютъ, что и самъ я предпочитаю говорить о Божествѣ, а не о Богѣ; если указываютъ, что въ Духовѣдѣніи Божественное носить характеръ, сходный съ Божественнымъ въ пантеизмѣ, у монистовъ или натуралистовъ, — то изъ всего этого вѣрно лишь прямо противоположное. Именно благодаря тому, что. Духовѣдѣніе. приводить къ реальнымъ духовнымъ существамъ, въ томъ числѣ къ той реальной сущности, которою является человѣкъ послѣ смерти; именно благодаря тому, что подходятъ къ конкретнымъ, кь дѣйствительнымъ духовнымъ существамъ, — приходятъ также къ возможности полного пониманія и того, насколько неумѣстно приверженство къ пантеизму, насколько бессмысленно желаніе отрицать личность въ Богѣ. Наоборотъ, приходятъ къ постиженію возможности говорить не только о личности, но даже о сверхличности Бога. Именно въ Духовѣдѣніи можетъ быть найдено самое основательное опроверженіе пантеизма.

И можетъ ли служить упрекомъ то обстоятельство, что духоиспытатель говорить лишь съ глубокимъ благоговѣніемъ тогда, когда онъ, исходя изъ ощущеній, вызванныхъ въ немъ его знаніемъ, благоговѣйно указываетъ на Божественное? Какъ часто говорятъ въ кругу нашихъ друзой: «Въ Богѣ мы живемъ, существуемъ и пребываемъ». И тотъ, кто хочетъ охватить Бога однимъ понятіемъ, не знаетъ, что всѣ понятія вмѣстѣ взятые не могутъ охватить Бoга, ибо они заключены въ Немъ. Но признаніе въ Богѣ Сущности, обладающей личностью даже въ болѣе высокомъ смыслѣ, чѣмъ самъ человѣкъ, — въ томъ смыслѣ, о всей полнотѣ котораго нельзя даже догадываться и при помощи Духовѣдѣнія, — это становится, я сказалъ бы, вполнѣ естественнымъ для человѣка именно благодаря Антропософіи. Духовѣдѣніе не затуманиваетъ, въ пантеистическомъ смыслѣ, религіозныхъ идей, но, въ силу своей природы, углубляетъ ихъ.. Если все же говорятъ о томъ, что Богъ открывается также въ собственномъ нашемъ сердце, в собственной нашей душь, — то ведь это является убѣжденіемъ и многихъ религіозныхъ людей, Причемъ Духовѣдѣніе постоянно повторяетъ, что при этомъ не можетъ быть и рѣчи о какомъ-либо намѣреніи обожествить человѣка.

Я часто употреблялъ слѣдуюшее сравненіе: если я говорю, что. капля, взятая изъ моря, есть вода — говорю ли я тѣмъ самымъ, что капля есть море? И если я говорю, что въ отдѣльной человѣческой душѣ звучитъ нѣчто божественное, капля изъ моря безконечно-божественного, — обожествляю ли я этимъ отдѣльную человѣческую душу? Высказываю ли я что-либо, сближающее въ пантеистическомъ смыслѣ природу съ Богомъ? Нѣтъ и нѣтъ, И если, наконецъ, исходя изъ нѣкоторыхъ основныхъ переживаній, вызываемыхъ именно Духовѣдѣніемъ, имя Бога, въ глубокомъ благоговѣніи, не произносится, но описывается, — то достойно ли это порицанія съ религіозной точки зрѣнія? Не гласить ли даже одна изъ десяти заповѣдей: «Не упоминай имени Господа Бога твоего всуе»? Не можетъ ли служить напоминаніемъ со стороны Духовѣдѣнія о точномъ выполненіи этой заповѣди то, что имя Бога не вертится постоянно на устахъ?

А имя Христа и Христова Сущность? Многоуважаемые слушатели, именно о Духовѣдѣніи можно сказать, что оно дѣлаетъ всѣ усилія для постиженія Существа Христова, никогда не впадая при этомъ въ какое-либо противорѣчіе съ тѣмъ, что развивается изъ истинныхъ основъ какого-либо вѣроисповѣданія, нö именно въ этой области ветрѣчвется нѣчто въ высшей степени своеобразное. Напр., кто-либо приходить, говоря, что онъ такъ или иначе воспринимаетъ, такъ или иначе переживаетъ Христа, Іисуса; ему отвѣчаютъ, что считаютъ это его ощушеніе правомѣрнымъ, но что Духовѣдѣніе приводить еще къ нѣкоторымъ инымъ идеямъ о Христѣ; оно не отрицаетъ мнѣній собесѣдника, оно признаетъ ихъ; но оно должно добавить еще кое-что.

Именно, благодаря тому, что Духовѣдѣніе распространяет духовное зрѣніе, душевный взоръ и на духовный міръ, благодаря этому неопходімо, напр., распознать в томъ, Кого христіанинъ называетъ Христомъ, не только ходившего по Землѣ, но умѣть также привести Его въ связь со всей Вселенной. Изъ этого вытекаетъ много различныхъ слѣдствій; — ни одно изъ нихъ не умаляетъ познанія Христа, но даже добавляетъ кое-что къ тому, что религіозный человѣкъ, воистину религіозный христіанинъ, можетъ сказать о Христѣ. И духовѣду всегда представляется, что при всѣхъ нападкахъ на дуковѣдческое пониманіе Христа Іисуса, къ нему приходять со слѣдующими словами: «Вотъ, что я могу сказать о Христѣ; вѣрите ли вы въ это?» — «Да», отвѣчаеть духовѣдъ. «Да, но вы вѣрите не только въ это, вы вѣрите еще и въ нѣчто иное!» И этого собесѣдникъ не желаегъ позволить. Онъ не довольствуется признаніемъ его собственного воззрѣнія, но онъ запрещаетъ кромѣ того высказывать о Христѣ что-либо еще болѣе величественное, еще болѣе возвышенное, чѣмъ высказываетъ онъ самъ.

Поистинѣ, многоуважаемые слушатели, можетъ ли это быть ересью, если Духовѣдѣніе, исходя изъ своихъ основъ, исходя изъ своихъ наблюденій надъ тѣмъ, что какъ Духъ господствуетъ надъ Землей въ отношеніи человѣческого развитія и развитія вообще, — если на основаніи всего этого Духовѣдѣніе утверждаетъ, что все Земное сушествованіе не имѣло бы никакого смысла для Вселенной, если бы въ предѣлахъ этого Земного существованія не произошло мистеріи Голгофы? Да, духоиспытатель вынужденъ сказать, что, если бы какіе-либо обитатели далекихъ міровъ могли взирать внизъ на Землю и могли бы видѣть, что представляетъ собою Земля, — то они не нашли бы никакого смысла въ её развитіи, если бы на ней не жилъ, не умеръ и не воскресъ Христосъ. Благодаря событію Голгофы, жизнь Земли пріобрѣтаетъ смыслъ и содержаніе для всей Вселенной. Если бы вы ближе ознакомились съ Духопѣдѣніемъ, то вы нашли бы, что оно отнюдь не умаляетъ почитанія Христа, преданности Ему, но, наоборотъ, лишь усиливаетъ то и другое.

За недостаткомъ времени я не могу коснуться вопроса о различныхъ ошибочныхъ сужденіяхъ по поводу идей относительно Библіи, распространенныхъ будто бы въ кругу антропософовъ, — какъ ихъ называютъ, хотя слѣдовало бы лучше избѣгать этого слова и говорить лишь объ Антропософіи. Дѣло въ томъ, что моніно быть очень хорошимъ духоиспытателемъ даже и не признавая того, что на основаніи вполнѣ опредѣленныхъ, конечно, данныхъ, говорится для тѣхъ круговъ нашего общества, которые хотятъ знать что-либо именно объ Евангеліяхъ или Библіи вообще. Но если сопоставить все, сказанное мною объ этомъ, то можно будетъ, во всякомъ случаѣ, выяснить, что я, напр., никогда не высказывалъ такой бессмыслицы, будто повторные земные жизни могутъ быть доказаны на основаніи того мѣста въ Евангеліи, гдѣ рѣчь идетъ о Нафанаилѣ.12. Утверждали, что по-моему мнѣнію, слова Христа: «Когда ты былъ подъ смоковницей, Я видѣлъ тебя», указываютъ на прежнее воплошеніе, когда Онъ видѣлъ Нафанаила подъ смоковницей. Теперь, когда всѣ эти искаженія уже гуляютъ по свѣту, я могу лишь удивляться тому, какъ подобное могло произойти изъ того, что было дѣйствительно сказано. Именно это является доказательствомъ того, какъ сказанное въ действительности искажается, при переходѣ изъ устъ въ уста, самыми разнообразными способами, и какъ сочиняютъ и приписываютъ мнѣ прямо-противоположное тому, что было сказано, — ибо въ данномъ случаѣ то, что получилось, является, поистинѣ, противоположностью.

Я не могу заняться сейчасъ опроверженіемъ другихъ искаженій, которыя нетрудно было бы опровергнуть. Упомяну лишь объ одномъ; ибо легко, напр., можно было бы спросить, какъ я отношусь къ тому, что въ Библіи ничего нельзя найти о перевоплощеніи? Могло бы случиться, что кто-либо выступить съ утвержденіемъ, что онъ не можетъ повѣрить въ перевоплощеиіе, такъ какъ убѣжденъ въ противорѣчіи между верой въ эти повторные жизни на Землѣ, которыя, впрочемъ, признавали и такіе значительные люди, какъ Лессингъ, — и тѣмъ, что находится въ Библіи.

Но, многоуважаемые слушатели, повторные земные жизни познаются, какъ научный фактъ13, и объ отношеніи къ Библіи подобного духовно-научного факта, который долженъ былъ быть найденъ, слѣдуётъ научиться думать слѣдующимъ образомъ: можно ли допустить, что кто-либо откажется повѣрить въ существованіе Америки потому, что въ Библіи ничего не говорится о ней? И можно ли предположить, что какъ-либо умаляютъ значеніе Библіи, если говорятъ: «Я нахожу вполнѣ гармонирующимъ со своимъ почитаніемъ Библіи тотъ фактъ, что Америка существуетъ, хотя о ней ничего нельзя найти въ Библіи»?

И развѣ сказано что-либо въ Библіи о томъ, правильно ли коперниканское міровоззрѣніе? Были люди, которые на основаніи этого считали коперниканское міровоззрѣніе чѣмъ-то ложнымъ, чѣмъ-то запрещеннымъ. Но въ настоящее время не найдется никого изъ стояшихъ на дѣйствительномъ уровнѣ современнаго образованія, кто сказалъ бы, что находить противорѣчіе между ученіемъ Коперника и Библіей, — хотя въ ней ничего не говорится объ этомъ ученіи.14.

То же можно было бы сказать и о духовно-научномъ фактѣ повторныхъ земныхъ жизней; вѣра въ спасительные истины Библіи ничуть не умаляется отъ того, что въ ней ничего нельзя найти о перевоплощеніи, или кое-что можетъ быть даже истолковано, какъ противорѣчащее ему. Нужно только смотрѣть на эти вопросы съ правильной точки зрѣнія и при этомъ нужно вспомнить о томъ, какъ все это измѣняется съ теченіемъ времени. Когда говорятъ о непризнаніи повторныхъ земныхъ жизней по той простой причинѣ, что это противорѣчитъ Библіи, то я постоянно вспоминаю о томъ, что было время, когда съ Галилеемъ поступили всѣмъ извѣстнымъ особеннымъ образомъ за его слова, повидимому, именно лишь повидимому, прот.иворѣчившіе Библіи. Или подумайте объ участи, постигшей Джордано Бруно за то, что и онъ могъ сказать нѣчто, что, какъ утверждали, также не могло быть доказано на. основаніи Библіи.

Въ этомъ мѣстѣ я долженъ вспомнить объ одномъ священник, который нѣсколько лѣтъ тому назадъ сдѣлался ректоромъ университета, изъ богословскаго факультета, и который въ своей ректорской рѣчи, касавшейся Галилея, сказалъ, какъ католически свяшенникъ, примѣрно, слѣдуюшее: «Времена мѣняются, а съ ними и характеръ того, какъ люди воспринимаютъ находимые факты. Въ свое время съ Галилеемъ поступили извѣстнымъ образомъ; теперь же каждый истинный христіанинъ сознаетъ, что благодаря открытію величественного строенія міра, какъ это стало извѣстно, благодаря Галилею, слава и величіе Бога и преданность Ему смогли увеличиться, а не умалиться». Это было сказано свяшенникомъ, и это было по христіански, да, можетъ быть, истинно по христіански. И по христіански звучало прекрасное признаніе, которое Галилей получилъ во всей рѣчи этого священника.

Въ общемъ, многоуважаемые слушатели, я хотѣлъ бы, исходя изъ духовѣдческого міровоззрѣнія, сказать, что именно духовѣдъ, благодаря своему ученію, долженъ думать о Христіанствѣ и о Томъ, Кто является Христомъ міра, такъ, что ему кажутся маловѣрами всѣ, утверждающіе, что какое-либо открытіе въ физической или духовной области можетъ умалить величіе, которымъ вѣетъ на насъ отъ Христова откровенія. Нѣть, духовѣдъ считаетъ малодушными всѣхъ тѣхъ, кто думаетъ, что благодаря какому-либо факту, — будь онъ даже столь значительным сколь повторные земныя жизни, — что "благодаря какому либо факту, который будеть открыть въ физической или духовной области, — можетъ быть умалено для христианина сіяніе Христова дѣла или вліяніе Христа; кто думаетъ такъ, можетъ думать, что и Солнце теряетъ въ своей силѣ, потому что оно свѣтитъ не только надъ Европой, но и надъ Америкой.

Какіе бы физическіе или духовные факты ни были открыты раньше или позже въ будущемъ — великіе истины Христианства затмятъ все. Это именно и сознаютъ тѣ люди, которые въ духовѣдческомъ смыслѣ приближаются ко Христову импульсу и всему христіанскому міросозерцанію. Они не столь малодушны, чтобы опасаться, что блескъ Христіанства можетъ быть умаленъ благодаря какимъ-либо изысканіямъ. Они знаютъ, что тѣ недооцѣниваютъ Христіанства, кто въ какихъ-либо естественно-научныхъ или духовныхъ изысканіяхъ усматриваютъ опасность для него.

Въ дѣйствительности, рѣчь идетъ о томъ, чтобы преодолѣть существуюшіе неправильные воззрѣнія на то, для чего Гетеанумъ является внѣшнимъ выраженіемъ, внѣшнимъ покровомъ. О самомъ Гетеанумѣ скажу лишь, что онъ не долженъ быть ничѣмъ инымъ, чѣмъ художественнымъ воплощеніемъ того, что пробуждается въ нашихъ ощушеніяхъ и въ нашихъ чувствахъ, когда мы вбираемъ въ свою душу живые элементы Духовѣдѣнія, Антропософіи. Въ силу этого, Гетеанумъ не задуманъ, напр., такъ, чтобы идеи Духовѣдѣнія были символически или аллегорически выражены въ архитектурныхъ формахъ. Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи. — При осмотрѣ этого зданія вы найдете, что особенностью его является полное отсутствіе въ немъ чего-либо таинственнаго, что въ немъ нѣтъ ни одного символа, аллегоріи и т.п. Въ силу самой природы Гетеанума онъ долженъ былъ остаться далекимъ отъ всего этого.

Могли бы сказать, что нужно все же знать духовѣдческіе идеи для того, чтобы понять все, что видишь тамъ. Да, многоуважаемые слушатели, въ этомъ смыслѣ искусство Гетеанума сходно со всякимъ инымъ искусствомъ. Возьмемъ сикстинскую Мадонну, эту удивительную картину Матери съ младендемъ Іисусомъ. Я думаю, что человѣку, никогда ничего не слышавшему о христіанствѣ, стоящему передъ сикстинской Мадонной, также придется объяснить, что это; онъ также не сможетъ понять ее непосредственно, исходя лишь изъ своихъ ощущеній. Т.е., само собою разумѣется, что нужно жить во всемъ потокѣ Духовѣдѣнія, чтобы понять его искусство, равно какъ нужно пребывать въ лонѣ христіанства, чтобы понять, напр., сикстинскую Мадонну.

Постройкой Гетеанума не была сдѣлана попытка наглядно выразить духовѣдческіе идеи, но въ основу его положенъ тотъ фактъ нашего міросозерцанія, что Духовѣдѣніе, — какъ это и вытекаетъ изъ сказанныхъ мною здѣсь сегодня словъ, — столь животворно, столь сильно пронизываетъ внутреннее существо человѣка, что пробуждаетъ въ немъ дремлюшіе обычно способности, въ томъ числѣ и художественные. А т.к. Духовѣдѣніе является чѣмъ-то новымъ, — не новымъ названіемъ для чего-либо старого, но чѣмъ-то, дѣйствительно, новымъ, — такъ же, какъ и современное естествознаніе является совершенно новымъ по сравненію со средневѣковымъ естество-знаніемъ, — то искусство его должно быть также совершенно новымъ по отношенію къ существуюшимъ произведеніямъ искусства. Готика явилась новымъ искусствомъ по отношенію къ античности; человѣкъ, признаюшій лишь античное искусство, можетъ презирать готику; точно такъ же можно презирать и новый стиль, проистекающій изъ нового вида ощущеній.

Особенно скверной находятъ сосѣднюю постройку; возлѣ Гетеанума находится котельное помѣщеніе. Въ немъ сдѣлана попытка художественного оформленія утилитарной постройки изъ самого нового матеріала — бетона; послѣднему отдано должное. Но съ другой стороны было отдано должное и тому, что находится внутри. Тотъ, кто истолковываетъ эту форму, какъ наглядное изображение всевозможныхъ символовъ тотъ живетъ въ мірѣ сновидѣній и фантазій, не видя того, что есть въ действительности. Какъ скорлупа орѣха образуется по формѣ ядра, такъ и художникъ пытается формами своей постройки создать оболочку для того, что находится внутри, какъ бы естественную скорлупу, такъ что внѣшняя форма оказывается соотвѣтственным. покровомъ для содержанія; вотъ чего пытались достигнуть. И можно понять тѣхъ, кто хочетъ составить себѣ мнѣніе о немъ и находитъ его некрасивымъ; ибо ко всему этому нужно еше прежде привыкнуть. Но можно также попытаться представить себѣ другую трубу, рядомъ съ нашимъ котельнымъ помѣшеніемъ, такую, какими ихъ дѣлаютъ въ наше время, — настоящую красную кирпичную трубу — и сравнить одну съ другой.

Конечно, многоуважаемые слушатели, мы видимъ совершенно ясно, что сдѣланная въ Гетенаумѣ попытка является лишь началомъ, притомъ далеко не совершеннымъ началомъ, но она должна послужить импульсомъ для того, что вытекаетъ изъ нового міровоззрѣнія въ видѣ нового архитектурного стиля. Были также люди, говорившіе, что разъ мы поставили семь колоннъ, видите ли, семь колоннъ съ каждой стороны въ главномъ помѣшеніи, то мы все же являемся очень суевѣрнымъ обшествомъ; ибо мы вѣримъ въ мистическое число семь.

Конечно, можно считать суевѣрнымъ и того, кто видитъ семь цвѣтовъ въ радугѣ. Слѣдовало бы, собственно, назвать суевѣрной и природу, виновницу этого. Но если кто-либо говорить о семи колоннахъ, то онъ не долженъ былъ бы вовсе замѣчать вначалѣ этого числа, но видѣть то новое, что здѣсь пытаются изобразить. Обычно, ставятъ другъ возлѣ друга одинаковыя колонны. Въ нашихъ же колоннахъ въ основу капителей положена мысль о непрерывномъ развитіи; вторая колонна не такова, какъ первая, третья опять иная; одна капитель выходить изъ другой. Это созлаетъ организмъ внутренне столь же закономѣрный, сколь семь тоновъ отъ примы до септимы.

Т. е., можно найти, что работа нигдѣ не исходила изъ идей символизма, таинственности, но что повсюду пытались внести художественное въ формы, краски и проч. Изъ зданія хотѣли сдѣлать вѣрную оболочку для того, что должно происходить въ немъ. Въ зданіяхъ есть стѣны; но въ стѣнахъ, возводимыхъ до настоящего времени, привыкли видѣть нѣчто, созданное для ограниченія пространства. Наши же стѣны такъ отдѣланы изнутри формами, что не вызываютъ чувства, будто простанство ограничено формой; они раасчитаны на ошушеніе, что стѣны прозрачны и что взоръ уходить въ безконечность. Стѣны образованы своими формами такимъ образомъ, что какъ бы погашаютъ сами себя и не преграждают связи съ природой и міромъ.

Настоящими краткими рассужденіями я не хотѣлъ убѣдить кого-либо; я хотѣлъ лишь достигнуть того, на что указалъ въ началѣ: давать импульсъ, но не убѣждать. Но одно хотѣлъ бы я подчеркнуть еще разъ: характеръ вживанія въ какое-либо міровоззрѣніе зависитъ отъ мыслительныхъ привычекъ. И тотъ, кому извѣстенъ духовный ходъ развитія человѣчества, знаетъ, что истина всегда должна была пробиваться сквозь препятствія. Подумайте только, что Джордано Бруно долженъ былъ выступить передъ человѣчествомъ, которое всегда вѣрило, что пространство ограничено сверху голубымъ небеснымъ сводомъ. Джордано Бруно долженъ былъ сказать людямъ, что тамъ, гдѣ они видятъ голубой небесный сводъ, нѣтъ ничего; что они сами создаютъ его своимъ зрѣніемъ; пространство же уходить въ бесконечность, и безсконечные міры находятся въ бесконечномъ пространствѣ, — То, что Джордано Бруно сдѣлалъ въ свое время для чувственного воззрѣнія, Духовѣдѣніе должно сдѣлать для духовно-душевного и протекаюшего во времени. По отношенію къ духовно-душевному также сушествуетъ какъ бы сводъ: съ одной стороны — рожденіе, вѣрнѣе: зачатіе; съ другой стороны — смерть. Но въ действительности сводъ этотъ столь же мало реаленъ, сколь голубой сводъ наверху; лишь потому, что для обычныхъ человѣческихъ средств познанія доступенъ только періодъ отъ рожденія /или зачатія/ до смерти, лишь поэтому вѣрятъ въ существование этихъ границъ, такъ же, какъ вѣрили, что небесный сводъ представляетъ собою границу. Но голубой сводъ не является границей: бесконечные міры находятся въ бесконечномъ пространствѣ; такъ же должны мы, при помощи расширенныхъ способностей, проникнуть взоромъ за границы рожденія и смерти, въ бесконечность во времени, и въ немъ увидѣть развитіе вѣчной души черезъ повторные земные жизни. И поэтому можно было бы задать вопросъ, почему Духовѣдѣніе встрѣчаетъ такъ много непониманія съ различныхъ сторонъ? И я долженъ сказать, позволивъ себѣ отнестись къ этому отчасти съ личной точки зрѣнія: я нахожу, что причины, по которымъ Духовѣдѣніе встрѣчаетъ столько враждебности и непониманія, — отчасти объективны, отчасти — субъективны.

Среди объективныхъ причинъ, многоуважаемые слушатели, я хотѣлъ бы на первое мѣсто поставить слѣдующее: Духовѣдѣніе представляетъ собою нѣчто, требующее серьезного углубленія; для его пониманія нужна долгая и серьезная работа, сопряженная со многими переживаніями и со многими разочарованіями. Но, въ сущности, такъ же обстоитъ дѣло и при всякой иной познавательной работѣ. И безъ такой работы не могутъ быть найдены также и антропософскіе пути. Вѣдь, кажется вполнѣ естественымъ, когда говорятъ, что для пониманія часовъ нужно изучить взаимодѣйствіе колесъ; это требуетъ извѣстного труда. Но не столь естественнымъ кажется поступать подобнымъ же образомъ и по отношенію ко всей Вселенной; въ ней не хотятъ допустить сушествованія трудныхъ и запутанныхъ на первый взглядъ воззрѣній, сложность которыхъ вытекаетъ лишь изъ трудности самого предмета. И вмѣсто того, чтобы взяться за Духовѣдѣніе, его отрицаютъ, находя его, со своей точки зрѣнія, труднымъ.

Кромѣ того, существуютъ и субъективный причины; они коренятся въ томъ, о чемъ я, собственно, уже упоминалѣ. Обычно, людямъ трудно соединить тѣ представленія, которыя они образовали себѣ однажды, съ непривычными представленіями; даже въ томъ случаѣ, если послѣдніе не опровергаютъ уже усвоенного, а лишь только дополняютъ то, о чемъ уже привыкли думать.

Съ истиной всегда было то же; главная суть противорѣчій — въ мыслительныхъ привычкахъ. И съ этой точки зрѣнія, если искать субъективныхъ основаній для непокиманія по отношенію къ Духовѣдѣнію, нужно сказать, что они коренятся въ той же почвѣ, съ которой весь міръ отвергъ ученіе Коперника, при первомъ его возникновеніи. Ибо оно было чѣмъ-то новымъ. — Но, правда должна проникнуть въ міръ, и она, дѣйствительно, проникаетъ въ него. Это должны ощущать тѣ, кто связаны съ Духовѣдѣніемъ и съ тѣмъ, что оно можетъ пробудить.

Опытъ показываетъ, что истина все же проникаетъ черезъ мельчайшіе скважины въ скалахъ предубѣжденій, нагроможденныхъ человѣчествомъ. Пусть въ настоящее время люди еще ненавидятъ Духовѣдѣніе; но тому, кто его ненавидитъ, удастся въ лучшемъ случаѣ достигнуть лишь того, что расположенные къ нему и преданные ему люди будутъ ненавидѣть Духовѣдѣніе вмѣстѣ съ нимъ. Но никогда еще на свѣтѣ не удавалось