Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Натурализм Продика и Антисфена





Однако не все софисты придерживались позиции логологии. В отличие от Горгия, другие софисты исходили из учения Гераклита и занимались не выяснением существования вещей, но проблемой однозначности. Центральное место в этом вопросе занимает диалог Платона «Кратил». Непосредственная проблема данного диалога – можно ли понять сущность вещи, если знаешь ее имя, иначе говоря, могут ли имена быть орудиями познания вещей. Платон сталкивает позиции двух персонажей диалога, Кратила и Гермогена, которые выражают господствующие в античной мысли софистические теории, определяющие соотношение слова и вещи различным образом: теорию натурализма и теорию конвенционализма.[39]

Кратил придерживается первой из них. Принимая учение Гераклита о тождестве языка и природы, он утверждает, что познание имени есть прямой путь к познанию вещи (439b). Кратил обосновывает это тем, что все имена установлены правильно в соответствии с сущностью вещей, которая понимается им как нечто текучее.

 

…у всякого существующего есть правильное имя, врожденное от природы, и не то есть имя, чем некоторые люди, условившись так называть, называют, произнося при этом частицу своей речи, но некое правильное имя врожденно и эллинам и варварам, одно и то же у всех (383а).

 

Критерием правильности для Кратила является этимологический анализ. Так, например, он заявляет, что имена Кратил и Сократ правильные, соответствуют носящим их людям: Кратил означает «силу», «власть», Сократ — «сохраняющий свою силу невредимой». А вот Гермоген — имя неправильное и не есть действительное имя Гермогена. Оно означает «происходящий из рода Гермеса», бога торговли и прибыли, тогда как участник беседы Гермоген неудачлив в делах и, по выражению Сократа, в погоне за деньгами теряет состояние.

Однако в то время как Гераклит допускал для одной и той же вещи противоположные названия, перенесение его представлений о тождестве языка и природы в формально-логическую сферу создало концепцию однозначного соответствия между вещью и именем, а имен­но концепцию, по которой одной вещи соответствует одно слово. На этом основании Кратил утверждает, что люди не могут называть любой предмет любым именем и менять его по своему усмотрению, иначе это приведет к его уничтожению.

 

Но взгляни и ты, Сократ, когда мы эти буквы – альфу, бету и любую другую – присваиваем именам по всем правилам грамматики, то, если мы что-то отнимем или добавим, или переставим, ведь нельзя будет сказать, что имя написано, хоть и неправильно: ведь оно вообще не будет написано и тотчас станет другим именем, если претерпит что-либо подобное (432а).

 

Исходя из положения Парменида, о том, что «несуществующего нельзя ни помыслить, ни вы­сказать», Кратил обосновывает положение о невозможности ложных высказываний. Если бы суждение было ложным, то сущее было бы не сущим. Говорить ложь значит для Кратила говорить о вещах несуществующих. А так как это невозможно (потому что всякой вещи назначено от природы имя), то говорить ложь означает напрасно издавать звуки, «все равно как впустую размахивать кулаками» (429 430а).

Сторонником теории натурализма в таком радикальном ее варианте был ученик Протагора софист Продик. По замыслу Продика каждой вещи свойственно некое имя «от природы», поэтому каждое наименование необ­ходимо связать с некоторой вещью, непременно воспринима­емой чувствами, — по образцу имени собственного, соотнесен­ного только с одним лицом. Добиваться правильности имен означало для Продика сопоставлять с употребляемым именем нарицательным определенную вещь — одну-единственную, как если бы речь шла об имени собственном, относящемся только к одному человеку и ни к кому другому: в каждом случае следу­ет использовать единственно точное имя. Имя — если оно действительно имя — всегда правильно.

Для верного установления связи между именем и вещью Продик применял метод различения синонимов, заимствованный им у Дамона (Лахет, 197 d). Он утверждал, что полных синонимов не бывает, что каждое слово соотнесено со своим особым объектом в реальной действительности. Из этого, видимо, следует, что каждый объект реальной действительности может быть обозначен только одним словом, ибо всякое другое слово неизбежно должно иметь иное значение. Достаточно малейшего изменения в имени, для того чтобы оно потеряло свою связь с вещью и превратилось бы в пустой звук, в лучшем случае — в имя другой вещи.

Опорой для этого предположения являются попытки Продика обна­ружить нюансы в значении даже тех слов, которые обычно воспринимаются как полностью синонимичные. В подтверждение он приводил примеры тех случаев в греческом языке, когда различия в значении базируется на месте или типе ударения или на длительности отдельных гласных, так что незначительные изменения в произношении, не выражаемые даже письмом, создают новое имя.

При выборе «правильного» имени меж­ду близкими по значению словами Продик опирался на устойчивое словоупотребление или язык старинной поэзии. Также в качестве критерия правильности он использовал этимологию. Сохранился фрагмент, в котором он предлагает переименовать флегму (φλέγμα), назвав ее βλέννα (существовавшее обозначение одного из слизистых выделений), а обозначение флегма присвоить воспаленному состоянию организма, «воспаленной и чрезмерно нагретой части соков» (84 B 4 DK).[40]

Такое понимание языка влечет за собой два знаменательных следствия. Отри­цательные предложения утрачивают всякий смысл, ибо несу­ществующее не может быть наименовано. Кроме того, всякое предложение, так или иначе заключающее в себе отрицание (например, «Вода холодная», «Вода теплая»), создает пробле­му. Эти два следствия неизбежно приводят к теории, согласно которой невозможно чему-либо противоречить.

Несомненная близость взглядам Продика на языковые явления обнаруживается у Антисфена, ученика Горгия и Сократа. Как и Продик, Антисфен был сторонником теории отприродной связи между предметом и его наименованием. Развивая представление Сократа о понятии как выражении того, «что есть вещь», Антисфен определял понятие как то, что «вещь есть и чем она была» (Диог. Лаэрт., VI, 3). Тем самым как и платоновский Кратил, он подчеркивал, что понятия выражают не неизменную но пребывающую сущ­ность вещей.

Если понятия тождественны сущности вещей, то постижение вещей может быть достигнуто путем исследования слов (фр. 38 — F. D. Gaizzi, Antisthenis fragmenta, Mil., 1966).[41] А так как предметы по Антисфену единичны, то истинное знание может быть только о единичном, а общие понятия суть лишь продукт мышления. Поэтому в споре с Платоном Антисфен сказал: «Лошадь я вижу, а лошадности не вижу» (Цец. Хилиады, VII, 606; ср.: Симпликий. Схолии к «Категориям» Аристотеля. — Брандис, с. 66).

Если понятия тождественны сущности вещей, а вещи единичны, то всякой вещи может принадлежать только одно слово: «об одном может быть высказано только одно, а именно лишь его собственное имя» (Аристотель, Метафизика, (Аристотель. Метафизика, V, 1024Ь26-1025а1 ). Здесь Антисфен исходит из положения Парменида и софистов о том, что единое не может быть многим и одну и ту же вещь нельзя называть многими име­нами.

Отсюда у Антисфена отрицание определений, которые невозможны, потому что суждение, содержащее определение, есть нечто составное, а это противоречит простоте вещей: простая сущность должна оставаться простой и, следова­тельно, логическое выражение ее есть именно отдельное наиме­нование, а не определение. Поэтому Антисфен считал, что каждую вещь можно называть лишь соответствующим ей словом, и никакому субъекту нельзя приписывать предикат, отличный от самого субъекта. Понятие субъекта может быть предикатом только самого себя.

Полемизируя с Протагором, по мнению которого «относительно каждой вещи имеются два противоположных друг другу определения» (VS 80 В 6а), Антисфен при­знавал только тавтологические суждения тождества: о предмете мы можем утверждать, что А есть только А. Отсюда и выводилось заключение, что о человеке можно сказать, что он человек, но нельзя его называть добрым и т. д. Самое большее, что можно высказать о предмете, — это сравнить его с чем-нибудь (Аристотель Метафизика VIII, 3, 1043b 25 и след.).

Поэтому, как и для Продика, для Антисфена также засвидетельство­ван тезис о невозможности противоречия (Arist. Met. 1024 b 32-34 = Antisth. fr. 47A Decleva Caizzi). Этот тезис обосновы­вается у него следующей аргументацией. Поскольку всякая вещь может быть выражена лишь одним словом, то, если два человека говорят об одном и том же предмете, они могут говорить только одно и то же, если же они говорят не одно и то же, то, следова­тельно, они говорят не об одном и том же предмете и, таким образом, они друг другу не противоречат. Поэтому нечему противоречить и нет никаких противоре­чащих и никаких ложных высказываний.[42]

 

Date: 2015-07-23; view: 458; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию