Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Большие перемены 3 page— А с чего же еще? Начинают всегда с самого главного! — спокойно сказала Таисия. Костя решительно встал из-за стола. — Ты куда? — встрепенулась Катя. — Аппетит пропал. Я же не заработал на этот обед! — с горечью ответил Костя. — Ну не надо так буквально! — примирительно сказала Таисия. — Нет, Таисия Андреевна, вы говорите очень конкретно. Другого смысла в ваших словах нет, — заметил Костя и направился к выходу. Катя догнала его в коридоре: — Ты что, Костя! Как ты себя ведешь! Вышел из-за стола, нагрубил маме… — Катя, мне неприятен этот разговор о деньгах! — возмутился Костя. — Нужно вести себя как положено! — Кем положено? И куда? Тебе не кажется, что вопросы о деньгах задавать бестактно? — Нет, не кажется. Я на самом деле хочу огромную, пышную свадьбу, о которой будет говорить весь город, — сообщила Катя. — Тогда этот вопрос должны решать родители. Соберутся за одним столом, поговорят, решат, какая должна быть свадьба у их детей. И как ее устроить, — предложил Костя. — Костя, ты что, не понимаешь? — изумилась Катя. — Чего я не понимаю? — Что теперь ни твои, ни мои родители уже никогда вместе не соберутся? Наши с тобой мамы терпеть друг друга не могут. Отцы разошлись и как друзья, и как партнеры. Ты что, не обращаешь на это внимания? — Даже если и обращаю, то что? — не понимал ее Костя. — А то, что моя мама ранена в самое сердце. И теперь важно, чтобы мы с тобой создали для моей мамы такую обстановку, в которой она могла бы забыть о разрыве с папой. — Но я не психолог, чтобы создавать комфортную обстановку, — буркнул Костя. — Лучшая психотерапия — это стабильная, налаженная жизнь, — рассудительно сказала Катя. — Что-то я не пойму. При чем здесь твоя мама, если мы говорим о нас с тобой? — Потому что отношения тещи с зятем — это классика жанра, — улыбнулась Катя. — Но ты же другая, ты не думаешь о деньгах так же, как твоя мама? — с надеждой спросил Костя. — С чего ты взял? Я с мамой абсолютно во всем согласна! — ответила Катя, лучезарно улыбаясь. Костя сник.
* * *
Самойлов находился все в том же состоянии беседы с собственным отражением в зеркале. Несколько пустых бутылок сиротливо валялись у кровати, а новая, еще не опорожненная, стояла рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. — И главное, Борис, все — такая банальщина, — жаловался Самойлов своему не менее пьяному, чем он, собеседнику. — О чем сейчас ни подумаю — уже сказано. И написано. Пить или не пить. Быть или не быть. Фу, аж противно. Ведь козе понятно: конечно, пить. И конечно, не быть. Зачем быть, если… вот. Извини, больше не буду о больном. Молчу, молчу… Самойлов налил, немного пролив, священную жидкость и выпил. — Я сейчас ведь что делаю? — Самойлов внимательно выслушал ответ зеркала и усмехнулся. — Нет, неправильно. Ничего я не праздную. Я поминаю. И их всех… поминаю! Лихом — не буду, ладно. А попрощаться надо, по-человечески… Ирину вот только жалко. Че я, дурак, в молодости-то не разглядел? Полина, Полина… Иришка-то — она же цветочек. Надо было подождать чуть-чуть… И жизнь повернулась бы иначе… Эх… Ну ее к чертовой бабушке, такую жизнь! Ни любви, ни дружбы, ни чести, ни совести… ни у кого! А ведь как они все притворялись, Боря! Тьфу! Он снова выпил и совсем обмяк, но стал себя подбадривать: — Нет, Боря. Ты, пожалуйста, на бок не вались. Надо довести начатое до конца. Начал — доводи. Сказал — сделай. Хоть умри! Умри и сделай, вот смысл-то где! Ух! Самойлов посмотрел в зеркало и печально подвел итог: — Вот так и соображаем на троих. Я, ты и… снова я. Самойлов не слышал, что звонок входной двери заливается уже несколько минут. Это звонил Алеша. Устав ждать, он открыл дверь своим ключом и зашел в квартиру. Дом был невероятно тих. Алеша открыл дверь спальни и увидел, что на кровати в какой-то неестественной позе лежит Самойлов. — Папа, папка, что с тобой? — заволновался Алеша. — Папа! Папа! Почему ты молчишь? Он стал трясти отца, пытаясь привести его в чувство, но это ему не удавалось. Из-под ног покатились пустые бутылки. — Ты что, отец? Ты пьян? — Ответа не последовало. Алеша понимал, что надо остаться с отцом и проследить, чтобы все было в порядке. Он позвонил Маше: — Маша! Машенька! Ты извини, но у меня возникли некоторые осложнения. — Что случилось, милый? — заволновалась Маша. — Какие осложнения? Что? Ты не можешь говорить прямо? Ты передумал на мне жениться? — Что ты, глупенькая. Как ты —могла так подумать! — Алеша помолчал и добавил: — Но я не смогу с тобой поехать в институт. Через некоторое время Самойлов уже сидел на кровати с мокрым полотенцем на голове и морщась пил приготовленный Алешей антипохмельный напиток. — Ты что, отец? Напугал меня до смерти, — упрекнул Самойлова сын. — До смерти, говоришь? А мне, сынок, жить и не хочется. — Не говори так! — Почему не говори? Почему я не могу сказать то, что я думаю! — Потому что думать так тоже нельзя. Ты что? Оказывал мне поддержку в трудный момент, говорил, надо быть сильным… А сам? — А сам — упс! — развел руками Самойлов. — Нет, так не годится, — покачал головой Алеша. — Мне незачем жить! — обреченно заявил Самойлов. — Неправда! У тебя есть ради кого и ради чего жить, — возразил ему сын. — Алешка, — всхлипнул Самойлов и полез обниматься. Алеша аккуратно отстранил отца. — Папа! У тебя есть я, есть Костя, твои дети. Даст Бог, скоро будут и внуки. Ведь я женюсь, и Костя — тоже. — Да, да. С детьми, это… ты правильно. Обычно так и происходит после свадьбы, — согласился Самойлов. — Но ты и про свою личную жизнь не забывай. — Ты имеешь в виду Ирину? — Да. Ты ведь говорил, что будешь ждать ее. — Да, да… Ирина, есть ведь Ирина, — вдруг вспомнил Самойлов. — Папа! Ты сумеешь полюбить Ирину или встретишь другую женщину. Жизнь с уходом мамы не заканчивается. — Да! Ты прав, сын! — с энтузиазмом подхватил Самойлов, — С уходом жены жизнь только начинается! Но энтузиазма хватило ровно на эту фразу, после чего Самойлов вновь загрустил: — Ты знаешь, сынок, мне кажется, что Ирина, на самом деле, меня не любит. У нее так, детские фантазии… — Папа! Как ты можешь! Ты же ей пообещал! — Это да. Я всегда держу свое слово. Но понимаешь… Ее влюбленность — это было… как тебе объяснить… соперничество с сестрой. — Прекрасно понимаю, — кивнул Алеша, вспоминая свое соперничество с братом. — И тебе кажется, что это настоящее чувство? — поинтересовался Самойлов. — А почему нет? Любовь может вырасти из чего угодно, из соперничества тоже. — Сын, мне неприятно тебе это напоминать, но… Вы с родным братом тоже соперничали. И что? Большая любовь? — У меня — нет, — пожал плечами Алеша. — Как оказалось. А Костя — ты же видишь, как он любит Катю. — Но это не факт, что он будет с ней счастлив, — сделал вывод Самойлов. — Папа! По-моему, тебе нужно не философствовать за бутылкой, а верить себе, верить своим сыновьям. И тогда у нас всех все получится. — Ладно. А ты со мной сегодня посидишь? — Нет, папа, — Алеша отвел глаза. — Сегодня мы с Машей подаем заявление в ЗАГС. Самойлов расстроился: — О, сынок, значит, и ты спешишь себя охомутать. — Как будто это для тебя новость, отец. — Нет, конечно. Ты давно уже настроился… жениться. — В голосе Самойлова звучала ирония. — Папа, пожалуйста, не говори о моем желании в таком тоне. То, что было с Катей, — несерьезно, и ты понимаешь. А с Машей — это на всю жизнь. — Да, Маша, хорошая девушка, — охотно согласился Самойлов. — Но вы могли бы подождать… — Зачем? Я и сейчас уже ждать не могу. Опаздываю. Я побегу, отец? — Беги, беги. Учишь отца, а сам его не слушаешь, — грустно кивнул Самойлов. — Папа, я всегда тебя слушаю, ты знаешь. Просто понимаю, что у тебя состояние сейчас… нерадостное. Все пройдет, правда! Только не пей, папка! Держись! — Даю честное благородное слово! — Самойлов прижал руку к груди. — Отлично! Пока! — Ты сегодня… вернешься? — с надеждой спросил отец. Алеша ответил не сразу. — Наверное, нет. Но я приду утром. Обязательно. — Утром? — удивился Самойлов, — Ну да… Понятно, почему ты спешишь. — Пап, пожелай мне счастья! — улыбнулся Алеша. — Желаю, — кивнул отец.
* * *
Дела в Левином ресторане шли прекрасно, он был доволен и собой, и жизнью. Он уединился в своем кабинете, чтобы выпить спокойно чашечку кофе и немного расслабиться. Но его умиротворенное состояние было разрушено самым бесцеремонным образом. В кабинет решительно вошел некто в плаще с поднятым воротником и надвинутой на глаза шляпе. Этот некто, не говоря ни слова, положил перед Левой какую-то бумажку и быстро удалился. — Э… В чем дело? Что это такое? — завопил Лева. Но дверь кабинета уже закрылась. Лева вздохнул и взял в руки оставленную бумагу. Он держал ее так, будто она была пропитана смертельным змеиным ядом. В записке были слова, которые привели Леву в ужас: «Есть срочное дело, Лева. Жду у себя в гостях. Не придешь — грохну». Лева посмотрел по сторонам — не подглядывает ли кто-нибудь за ним, потом свернул записку в бумажный шарик и бросил в мусорную корзину. Руки у него дрожали. Он взял чашку с кофе, от волнения разлил напиток. Потом вдруг бросился к мусорной корзине, достал только что выброшенную бумажку, положил ее в пепельницу и поджег. Пока бумага горела, Лева смотрел на нее не отрываясь. В его ушах звучал голос смотрителя: «Не придешь — грохну… не придешь — грохну…»
* * *
Марукин, занимавшийся делом смотрителя, решил поделиться своими соображениями с Буряком. — Не могу я понять этого Родя, — сказал он. — Судя по материалам, он подпольный миллионер. А держится как постаревший хулиган. Урка мелкий. — Нет, это не мелкая личность, — уверенно ответил следователь. — Я бы сказал, что Родь — очень страшный человек. — Страшный? Чем же он страшен? — поинтересовался Марукин. — Представь себе, Юрий Аркадьевич, он уморил родных детей, двух молодых пацанов. И при жизни-то он их унижал будь здоров, но это, как говорится, дело семейное. А потом ради наживы, ради своих планов и жизни их не пожалел. — Неужели? Не может быть! — удивился Марукин. — Все может быть. Ты тоже не первый год в органах. Всякого, наверное, насмотрелся. — Да уж, это точно, — кивнул Марукин. — Так вот. Я считаю, что сейчас этот Родь вовсе стал беспредельщиком. Он готов пойти на все, чтобы выбраться на волю и добраться до своих подпольных миллионов. — Да где, где у него эти миллионы-то? — заволновался Марукин, потом резко сменил тон на насмешливый. — А я думал, что Корейко — это литературный персонаж. — И не с такими типажами встречаешься в жизни, — сказал следователь, внимательно разглядывая самого Марукина. Тот отвел глаза и спросил: — Вы и приблизительно не знаете, где может быть тайник Родя? — Приблизительно догадываемся. Но пока, к сожалению, наши поиски не увенчались успехом. Хорошо, ты со своими архивами вовремя появился — теперь может возникнуть повод для обыска. — В его квартире? — оживился Марукин. — На маяке, — уточнил следователь. — Но это не сейчас. — Почему? — явно расстроился Марукин. — Потому что для начала я решил проверить его контакты. — А с ним кто-нибудь контактирует? Вы знаете? — Пока никого не было. Но вдруг будут посетители! — А по-моему, это лишняя трата времени, Григорий Тимофеевич. — Нет, Юрий Аркадьевич. Я буду действовать так, как считаю нужным. И если уж ты находишься у меня в подчинении, просьба давать советы и комментировать мои действия только тогда, когда я об этом попрошу, — сухо заметил Буряк. Марукин замолчал. — Да, я тут, Юрий Аркадьевич, хочу у тебя спросить, куда ты в обед бегал? — вдруг спросил следователь. Марукин побледнел от страха. — И-й-я-а? — переспросил он. — Ты, ты, с кем я разговариваю! Такой таинственный вид на себя напустил, плащ длинный, шляпу нацепил… — Я… — начал было Марукин. Ты. Ты думаешь, я ничего не видел? И нечего шифроваться. В ресторан — значит, в ресторан. Не надо прятаться от коллег. Я сам не люблю столовские щи. Но что поделаешь, бюджетной зарплаты на ресторанные обеды не хватает. Да и у тебя тоже, если будешь каждый день ходить туда обедать. — Не буду… — пообещал Марукин. — Или, может быть, ты сам — подпольный миллионер Корейко? — засмеялся следователь. — Если бы… — искренне вздохнул Марукин. — Ей-богу, ведешь себя, Юрий Аркадьевич, как шпион из плохого боевика. Я же тебе в обеденные компаньоны не напрашиваюсь. Так что нечего из похода в ресторан маскарад устраивать. — Действительно, глупо получилось… — захихикал Марукин. — А вы как узнали, что я в ресторане был? — Домой ездил на обед. И увидел тебя на улице. Как ты в очках от людей шарахаешься. Смешно! — А мне как-то неудобно было. — Ладно, проехали! Поел-то хоть вкусно? — Н-ну, ничего… хорошо, — снова растерялся Марукин. — Этот ресторан — у нас местная достопримечательность. Есть, конечно, места и покруче, и попрестижнее. Но в этом ресторане собираются, так сказать, гурманы. — Кто, простите? — переспросил Марукин. — Любители традиционной вкусной кухни, безо всяких этих… новомодных наворотов. — Я это… тоже не люблю навороты. — Ты, если еще будешь туда заходить, крылышки закажи. Фирменные Левины крылышки. — Чьи, простите? — вздрогнул Марукин. — Куриные! А Лева — это директор ресторана, — пояснил следователь. — А-а. Обязательно. В следующий раз попробую Левины крылышки, — пообещал Марукин с облегчением. Буравин решил, что надо посоветоваться со старым другом Сан Санычем. Следовало что-то предпринять, чтобы дети воспринимали их с Полиной спокойно, с пониманием. Сан Саныч был рад приезду Буравина и с удовольствием слушал его рассказ. — Понимаешь, Сан Саныч, я до сегодняшнего дня тоже не очень задумывался о том, как молодые воспринимают нас с Полиной, — признался ему Буравин. — А что же такое сегодня произошло, что ты вдруг задумался? — Да и сегодня бы не задумался, если бы не Полина. Женщины, они все более тонко чувствуют. — Молодец, что заметил этот факт, — похвалил Буравина Сан Саныч. — Ладно тебе иронизировать. Я к тебе приехал за тем, чтобы ты нам помог. — Слушаю. — Хочу, чтобы ты выступил, так сказать, посредником в установлении дипломатических отношений между нами и нашими детьми. — Вот как? — Да. В частности, с Лешкой. Хотя с Алешкой мне хотелось бы иметь отношения не дипломатические, а самые что ни на есть дружеские. — Вечно я у вас в роли дипломата, — вздохнул Сан Саныч. — Хорошо, хоть в ранг посла не возвели. — Посол ты здесь для Зинаиды. Ну так что, поможешь? — Думаю, лишнюю дипломатию разводить — это как в джунглях огород городить. Насчет дружбы — это вы сами определитесь. А с Алешкой можешь прямо сейчас поговорить. — Как? Он здесь? — удивился Буравин. — Конечно. А где ему еще быть? Он у Маши в комнате. — И, повернувшись на табуретке, Сан Саныч громко закричал: — Маша! Алеша! Из комнаты вышла Маша. — Здравствуйте, Виктор Гаврилович! — улыбнулась она. — Здравствуй, Машенька! — искренне обрадовался ей Буравин. — Зачем звали, Сан Саныч? — спросила Маша. — А Лешка-то твой где? — Алеша побежал к отцу. Срочно. Кажется, там какие-то неприятности. Сан Саныч насторожился: — Так что там стряслось, Машенька, у Алешки? — Не знаю. У Алешки самого ничего не стряслось. Я думаю, неприятности у его папы. — Маша посмотрела на Буравина в раздумье, говорить ли дальше в его присутствии. — У Бориса? А что с ним? — спросил Сан Саныч. — Пока не знаю. Но что-то, что повлияло на решение Алеши ехать со мной. — Стоп, стоп. Присаживайся, и давай-ка по порядку, — предложил Сан Саныч. — Говорю же, по порядку пока ничего не знаю. И пока не поговорю с Алешей, ничего не могу вам сказать. У нас должно быть общее решение. — Что-то очень загадочно… — нахмурился Сан Саныч. — Да какие загадки! — засмеялась Маша. — Первая часть нашего плана все равно реализуется. Сегодня. — Вот как. И какой у вас план? — вступил в разговор Буравин. — Мы идем в ЗАГС подавать заявление. — Правда? Что же ты молчала? Что же ты сразу ничего не сказала? — обрадовался Сан Саныч. — Вот это новость! Вот это да! Поздравляю! — присоединился Буравин. — Подождите, подождите. Поздравите нас двоих. Когда придем оттуда. — Так Лешка зайдет за тобой сейчас? — спросил Сан Саныч. — Сейчас — нет. Говорю же — дома что-то произошло. Он мне у ЗАГСа все расскажет. — Ну ладно. Значит, заявление! Молодцы! Одобряю! — сиял Сан Саныч. — Только вы бабе Зине пока не говорите. Пусть для нее это будет сюрприз, — попросила Маша. — Ну, я пойду? А то к Алеше боюсь опоздать… — Беги, беги, внучка!.. — Счастья вам, Машенька! — пожелал Буравин. Когда Маша ушла, он повернулся к Сан Санычу и сказал: — Как я рад за ребят! Еще сегодня говорили с Полиной, что взглянешь на них — и словно попадаешь под солнечное излучение. — Да, любовь она всегда высвечивает человека изнутри. — Счастливая любовь, — уточнил Буравин. — У этих, надеюсь, будет счастливая. Они уже перевыполнили план по несчастьям да препятствиям. Хотя… — Сан Саныч вдруг замолчал. — Ты что? — спросил Буравин. — Я вдруг подумал… Зина-то, она вряд ли будет рада тому, что они так быстро решили пожениться. — Почему это? — Потому что Маше пришел вызов из института, — поделился семейной новостью Сан Саныч. — Да ты что? Когда? — Вчера или позавчера… совсем недавно. Там, в этом письме, сказано, что Маше сейчас нужно ехать в институт оформляться. На лечебный факультет. — Отлично. И Алешка с ней собирался? — спросил Буравин. — Думаю, да. Конечно. Как их теперь разлучишь? — Неожиданно. Вот, значит, про какую поездку Маша говорила! — догадался Буравин. — Но какие-то там с Борисом проблемы возникли. Слышал, что Маша сказала? Алеша, возможно, не поедет. — Если проблемы материального характера, я с удовольствием детям помогу, — пообещал Буравин. — Погоди, не гони лошадей. Ты еще не знаешь, примет ли Алешка от тебя помощь, — с сомнением протянул Сан Саныч. — Да. Я помню, с чем к тебе пришел, — тихо сказал Буравин.
* * *
Лева был человеком хитрым, осторожным и… трусоватым. Он долго маялся, но на встречу со смотрителем все же пошел. Когда смотритель зашел в комнату для свиданий, у Левы даже мурашки по спине побежали. Он еле сдержал дрожь. — По характеру твоей записки я понял, что… — начал Лева, но смотритель прижал палец к губам, показывая, что их прослушивают. — В общем, я понял, что ты по мне не просто соскучился. — Правильно понял. Я парень не сентиментальный, — согласился смотритель. — О чем будем толковать? — робко спросил Лева. — Толковать буду я. Ты будешь слушать, — решительно заявил смотритель. — Ну что ж, я слушаю, — быстро согласился Лева. — В оба уха, парень, — предупредил смотритель грозно, — пока ты их оба носишь на голове. Лева весь превратился во внимание. — Мне нужна твоя помощь. И срочно. — В чем? Смотритель пальцами показал, как по столу бежит человечек. — Ты должен для меня сделать то, что другим я сейчас поручить не могу, — сказал он, показывая глазами на бегущего человечка. — Почему я? У тебя же был кто-то, кто меня… Смотритель вновь сделал Леве знак: широко раскрытые, «страшные» глаза, затем — ребром ладони по шее, затем — палец у губ: мол, молчи, а то убью… — Лева, люди делятся на тех, кто исполняет мелкие поручения, типа подай-принеси, и тех, кто может сделать что-то более важное, — пояснил он хриплым голосом. — А я-то здесь при чем? — жалобно протянул Лева. — Потому что, Левушка, я тебя отношу ко второй категории. Такое доверие не вызвало у Левы восторга: — Зря, Михаил Макарович, зря. Я простой работник общепита… — Хватит мне зубы заговаривать, — оборвал его смотритель. — Раз я решил, что ты, — значит, ты и будешь помогать. И никаких гвоздей. Ну, ты меня понял? Понял, чего я хочу? — Понял-понял… — уныло закивал Лева. — Только… — Последний вопрос от тебя, Лева. — Как скоро тебе нужно? — Быстро. Быстро, Лева. И даже еще быстрее. Я, Лева, недавно на воле перечитывал книжку. Граф Монте-Кристо называется… — И… что? — спросил Лева. — Так вот. Я, Лева, не похож на этого персонажа. У меня не так много времени. Я повторяю, что мою просьбу — нет, не просьбу — мое задание нужно выполнить срочно. — Михаил Макарович, послушайте вы меня. Такими делами я никогда в жизни не занимался, такие поручения никогда не выполнял. — Вот, когда-нибудь и нужно начинать, Лев Давидович. Считай это дебютом. Леву передернуло так, словно по нему прошел слабый электрический разряд. — Я привык деньги зарабатывать иным способом. Бизнесом. И у меня, между прочим, свое дело неплохо получается. — Меня не интересуют твои дела. Но раз уж ты заговорил про деньги, то я тоже скажу. В деньгах я тебя не обижу. — С вашими… ресурсами я бы поискал более профессиональных людей, — прозрачно намекнул Лева. — Тебе что, деньги не нужны? — спросил в упор смотритель. — Этот вопрос я сочту за риторический. — Ну вот. Начал говорить разумно. Итак, Лева, вознаграждение тебя ждет приличное. Можешь второй этаж к своему ресторану пристроить. Или подвал вырыть… — Да я уж как-нибудь… без подвала. — Это уж ты сам смотри. Главное, помни: сделаешь — буду благодарен. Не сделаешь — сам знаешь… читал… — Да уж… Тогда уж и циферки… — в Леве заговорил бизнесмен. Он взял бумажку и что-то на ней написал. Смотритель заглянул в бумажку и кивнул: — Легко. — О, я, кажется, недооценил вас, Михаил Макарович, — расстроился Лева. — Будет еще возможность оценить, — пообещал смотритель. — Вы ведете себя, как персидский шейх, — усмехнулся Лева. — Точно! И как шейх, могу казнить, а могу — миловать! — смотритель захохотал. — И все-таки… — Лева замялся. — И все-таки, у меня есть хотя бы сутки на раздумье? Серьезный вопрос, я обязательно должен… — Кажется, Левочка, ты так ничего и не понял… — вздохнул смотритель. — Михаил Макарыч, я ценю ваше доверие… но мне нужно подумать. В конце концов, не каждый день мне ТАКОЕ предлагают… — Думай — не думай, три рубля — не деньги. Ты должен понимать, что от таких предложений не отказываются, — голосом, не терпящим возражений, сказал смотритель. — Да, конечно… но мне все-таки хотелось бы взять паузу до завтра. — Ну что ж, хочешь помучиться лишние сутки — мучайся, — согласился смотритель. — Ну, я пойду? — натянуто улыбнулся Лева. — Сиди. У меня к тебе еще одно дело есть, — осадил его смотритель. — Еще одно? — испуганно воскликнул Лева. — Да. Ты знаешь, что мои сыновья погибли? Толик и Жора. — Да, слышал. — А я у них на могилках ни разу не был. Ты бы сходил, посмотрел, что и как… — Хорошо, схожу. Они на новом кладбище похоронены? — На нем. Говорят, с самого края лежат. Рядышком… В это время дверь комнаты открылась и зашел охранник. — Подследственный Родь, на выход. Когда смотрителя увели, Лева обхватил голову руками и тоскливо сказал: — Вот влип! Смотритель же, вернувшись в камеру, стал бродить по ней, думая о своих сыновьях. Он вспомнил, как застал их в катакомбах, когда они искали его клад, как он разбил фонарик и оставил сыновей много часов бродить в темноте в поисках выхода. Потом ему припомнился разговор с Толиком у сундука с сокровищами. Толик тогда напомнил, что в детстве мечтал о заводной машинке, но ему ее так и не купили. Неожиданно вспомнилось, как он сердился на сына: «Ромео недоделанный! Чтоб они все провалились, бабы эти! Тут когти рвать надо, того гляди менты нагрянут, а он пошел любовь крутить!» Смотритель все ходил по камере, вглядываясь в серые стены, видя на них, как в замедленном кино, падающую с обрыва машину, которую вел Жора, грузовик, под колесами которого гибнет Толик. Потом он увидел Сан Саныча, который говорит ему: «Мишка… раз в жизни…» — и Машу, жалобно просящую: «Дядя Миша, вы меня выведете отсюда? Поможете? Поможете, да?» Смотритель подошел к стене и ударил по ней кулаком. — Ну подождите. Выйду отсюда — до всех доберусь! — грозно пообещал он кому-то невидимому. Костя уже ушел из дома Буравиных, когда на улице его догнала Катя и сказала: — Стой! Мы с тобой не договорили. — А мне кажется, наоборот. Ты сказала совершенно четко: твоя семья — это мама. А я… Я тебя интересую во вторую очередь. — И поэтому ты уходишь? — спросила Катя. — Катя, извини, у меня настроение испортилось. — Костя был действительно расстроен. — Ах так! Ну, тогда больше не приходи! — завелась Катя. — Нет! Катя! Ты не так меня поняла, — испугался Костя. — Ты что, капризничаешь? — поинтересовалась Катя. — Я хочу привести мысли в порядок. — Не думала, Костя, что ты будешь обижаться, как какая-то нервная барышня! — Катя, я думал, что ты в меня веришь. Конечно, я буду стараться, буду работать, постараюсь обеспечить тебя… Но нельзя меня превращать в подкаблучника! — Ах так! Постараюсь… буду… Это все неопределенно, Костя. Мне надо, чтобы ты уже в ближайшем будущем нашел деньги на свадьбу и решил, как ты будешь пополнять семейный бюджет. Иди, приводи свои мысли в порядок! — командным тоном сказала Катя.
* * *
Алеша шел к ЗАГСу счастливый и довольный. Он купил по дороге букет белых роз и спешил на встречу к Маше. К ЗАГСу он пришел раньше нее. Регистраторша его узнала: — Здравствуйте, Алексей! Вы снова к нам? — Да! Добрый день! — Не ожидала вас здесь увидеть еще раз, — призналась регистраторша. — Вот и напрасно. Я, как видите, пришел. Вот, жду невесту. — Катю? — вспомнила регистраторша. — Нет. Мою невесту зовут Маша. В это время Маша зашла в ЗАГС и направилась к Алеше. Он поспешил навстречу: — Как я рад тебя видеть! Я уже начал бояться, что ты не придешь! — Ну что ты, я же обещала. — Я тоже обещал поехать с тобой в институт, а теперь не могу этого сделать. — Почему? Что же случилось, Леша? — Понимаешь, отцу сейчас очень нужна моя помощь. У него трудный период в жизни. Я просто не смогу его оставить. Так что езжай без меня. Маша минуту раздумывала, а потом решительно заявила: — Нет! Без тебя я никуда не поеду! — Машенька, я никогда себе не прощу, если из-за меня ты откажешься от своей мечты. Ты должна поехать! — А я и не собираюсь ни от чего отказываться. Я обязательно буду учиться в институте. Не в этом году, так в следующем. — Может, все-таки поедешь сейчас? — Ни за что! Если рядом не будет тебя, мне никакой институт не нужен. — Ну что, вы будете подавать заявление? — прервала их разговор регистраторша. — Конечно, — подтвердил Алеша. — Пойдемте, я выдам вам бланки. Алексей, вам же не надо объяснять, как заполнять заявление? Вы должны помнить… Молодые стали заниматься бумагами. Алеша спросил: — Маша, скажи мне честно. Ты не пожалеешь, что из-за меня отказалась от учебы в институте? — Нет, конечно. Мы же обо всем договорились. Так что хватит об этом. Лучше объясни мне, как правильно заполнять заявление. — Советую начать с графы «Какую фамилию вы возьмете в браке?». Так какую? — Конечно, твою. Ведь я подкидыш и своей настоящей фамилии не знаю. А теперь у меня будет своя, родная, семейная фамилия! — Машенька, я дам тебе не только свою фамилию, но и настоящую семью. Я всю жизнь буду твоей опорой и поддержкой. Ты никогда не будешь из-за меня огорчаться. Я постараюсь стать идеальным мужем. Мы построим большой дом у моря, нарожаем кучу ребятишек и будем жить долго и счастливо. — Когда же это все будет, Лешенька? — у Маши на глаза набежали слезы. — Уже скоро. И чем раньше, тем лучше. — Ну что, вы заполнили заявление? — поинтересовалась регистраторша. — Почти, — ответил Алеша. — Скажите, а на какое число вы назначите нашу свадьбу? — спросила Маша. — Минуточку, посмотрю календарь. Ваша регистрация состоится ровно через три месяца. — Но почему так долго? — изумилась Маша. — А вы знаете, сколько у нас желающих? — поинтересовалась регистраторша. — Что, на целых 90 дней вперед? — не верил Алеша. — Представьте себе. Все хотят жениться, и всем надо срочно. Правда, некоторые до дня бракосочетания успевают передумать… Но это уже от нас не зависит. Молодые смирились. Бумаги были оформлены и оставлены, а Маша с Алешей пошли гулять по улице, где было уже довольно прохладно. Алеша бережно застегнул на Маше куртку.
|