Страх завтрашнего дня

1 ноября 2005 – 30 ноября 2005

Марокко

Медина[68]черным‑черна от обилия людей. Я чудом уклоняюсь от столкновения с тележкой, которая доверху загружена мандаринами и бананами, переложенными листьями апельсиновых деревьев. Маневрирую изо всех сил между огромными джутовыми тюками с рисом, бобами и зерном. Едва выйдя из города в сторону засеянных полей, встречаю пастуха‑бербера, который ведет свое стадо мне наперерез. «Ш‑ш‑ш‑ш, ш‑ш‑ш‑ш…» – и бараны поднимают головы. «Тай, тай…» – разворачиваются на сто восемьдесят градусов. «Эр‑р‑р, эр‑р‑р‑р!» – и стадо замедляет шаг. Восхитительное зрелище. Этот пастух действительно разговаривает со своими баранами! Откуда взялся этот язык? Может быть, из тех далеких времен, когда человек только научился приручать и одомашнивать диких животных… Такое ощущение, что с тех пор эти отары овец не вымирают. Может быть, его стадо существует уже пять тысяч лет?.. Поди знай!

^{Марокко}

А местные жители тем временем возвращаются с полей, и чей‑то осел тащит телегу с корзинками, полными олив. «Слава Аллаху! Провидение милостиво, и цены на оливы на базаре растут». У моего нового знакомого, доброго Мохаммеда, щедрое сердце, и он сразу приглашает меня отметить нашу случайную встречу – ниспосланную провидением! – чашкой чая, который мы выпьем прямо посреди торговых рядов местного рынка, как только он продаст свой сегодняшний урожай. Спустя каких‑то два часа мы поудобнее устраиваемся на ковре ручной работы под пластиковым тентом, чем‑то смахивающим на берберский. Мужчины подсчитывают, кто сколько продал за день. Но стоит мне открыть рот и поинтересоваться: «Как поживает ваш король?» – повисает неловкая пауза. Я заказываю еще чай, и беседа мало‑помалу возобновляется. Здесь дозволено говорить обо всем, кроме монархических дел. Последняя тема – святыня, а святынь запрещено касаться. Даже у стен есть уши, не говоря о пластиковом тенте… Неуместная реплика может стоить вам пяти лет тюрьмы, так что лучше поберечься.

Мои мысли путаются, пока я неторопливо потягиваю чай. Через девять дней я наконец закончу свой переход по этому огромному континенту. Останется позади Африка и все ее банту, нилоты, арабы, берберы… Народности и их верования перемешались в моей голове со всеми своими отличиями и контрастами, внутренними противоречиями и распрями – удивительным богатством повседневной жизни… Я даже сам захотел войти в мир ислама, увидев, как начинают искриться счастьем глаза мусульман, когда они заговаривают о рае. В их рассказах столько искренних эмоций, что мне самому захотелось поверить вместе с ними! Поверить в том числе в горы роскошных блюд, в реки, полные вина и изысканных ликеров, в существование пленительных женщин, которые достанутся мне потом, на небесах, на целую вечность… Я попробовал себе это представить, но так и не сумел. Везде, даже в милом добром Тунисе, даже в либеральном Алжире, даже в Марокко, где девочки и женщины получают хорошее воспитание и образование, понятие любви зажато в такие рамки, против которых бунтует все мое естество. Я не собираюсь ждать своей очереди в загробный мир, чтобы любить свободно. С этими мыслями допиваю чай и медленно поднимаюсь, прощаясь с сидящими вокруг мужчинами. Этот драгоценный момент прощания я постараюсь запомнить… Ведь через девять дней я снова окажусь «на Западе».

И тут мне становится страшно.

Люси прислала письмо: пишет, что чувствует, как я психую. Прошло уже больше четырех лет, как я покинул ее привычный мир, мир доминирования и роскоши, мир образцово‑показательный. Как теперь примет меня этот Запад? За четыре года я успел раствориться в повседневности юга – и преисполнился горечи. Теперь я сполна разделяю гнев фермеров‑буров[69], от которых отвернулась вся «черная» Африка, как в стародавние колониальные времена… Мои прежние предрассудки исчезли, как дым, и уступили место новым убеждениям – таким, в которых «белый» человек чаще всего означает «плохой». Смогу ли я теперь избавиться от этих мыслей?

Под голубым небосклоном я пересекаю долину Среднего Атласа, воскрешая в памяти картинки из двух лет моей африканской жизни. Смертельная тоска, эпидемии СПИДа и малярии, «Земля добрых людей» в Мозамбике, переходы по зарослям, кишащим хищниками, путешествия вдоль пустыни… А еще распахнутые настежь двери, горячий чай, традиционный кофе Эфиопии, совместные трапезы, заправленные постели… Нил… Единый на всех Господь Бог… А потом тихое и скромное Марокко сразу после щедрого Алжира. Всего через какой‑то час окончится этот этап моего пути. Я прохожу перед королевским дворцом и попадаю в Рабат. Не спеша двигаюсь прямо к морю, набираю в ладони соленую воду. Свои новые мысли я доверяю сейчас только этой пене морской. Завтра мне предстоит ночевать уже в Португалии…