ГЛАВА II. Она снова была здесь, сидела на серой каменной скамье

Она снова была здесь, сидела на серой каменной скамье. Одна лишь луна составляла ей компанию. Он видел ее в маленьком местном парке, в дальнем его уголке, каждый вечер на прошлой неделе, чувствуя, как его притягивает к ней, и не зная почему. Возможно, в этом был виноват золотой тон ее волос, или его взволновало то, что она выглядела такой потерянной и одинокой. Она была одна, как и он.

Сегодня она плакала. Ни стона, ни всхлипа, только слезы, сбегавшие по ее щекам, когда она смотрела на силуэт качелей, черневших в ночи. Она не переставала плакать и не утирала слез, лишь сидела, уставившись в темноту.

Не успев понять, что делает, он шагнул к ней.

Она удивленно взглянула на него, когда он присел рядом. Он увидел страх, вспыхнувший внезапно в глубине ее темно-карих глаз, а затем она приготовилась встать.

Желая предупредить ее порыв, он удержал ее за руку.

— Не уходите, — тихо сказал он. Он чувствовал, как дико бьется ее сердце, когда она смотрела на него. — Прошу вас, — добавил он.

Она вздрогнула при звуках его голоса, бывшего таким проникновенно-чувственным и невыразимо печальным.

— Кто вы? — Она была встревожена тем, с какой силой оказалась сжата ее рука. — Что вам нужно?

— Я не причиню вам вреда.

— Тогда позвольте мне уйти.

Чуть помедлив, он отпустил ее руку.

— Останьтесь ненадолго, — попросил он.

— Зачем? — Она оглянулась по сторонам и слегка успокоилась, заметив вокруг других людей. — Чего вы хотите от меня?

Он качнул головой:

— Ничего. Я увидел, как вы плачете, и… это напомнило мне о том человеке, которого я знал много лет назад.

Она недоверчиво усмехнулась:

— Старый прием из романов.

— Да, это было старо, даже когда я был молод.

Она фыркнула, вытирая слезы с глаз, словно для того, чтобы лучше рассмотреть его.

— Вы не кажетесь мне слишком старым.

— Я старше, чем вы можете себе представить, — заносчиво ответил он. — Скажите, почему вы плакали?

— Плакала? — Она тихо рассмеялась.

— Вы плакали, — настаивал он. — Почему?

— Вам-то что за дело? Вы ведь даже не знаете меня.

Он пожал плечами, сам удивленный тем, как его влечет к этой женщине. Что-то такое было в ней… неуловимое, напоминавшее ему Сару-Джейн.

— Просто я видел вас сидящей здесь каждый вечер на прошлой неделе, — сказал он.

— Вот как? Он кивнул.

— Мне самому нравится прогуливаться в парке вечерами. — Взгляд его остановился на пульсирующей ямочке у ее горла.

— А вам не кажется, что это небезопасно — прогуливаться в парках Лос-Анджелеса после наступления темноты? — спросила она.

— Я могу задать вам тот же вопрос.

— Возможно, я как раз ищу какого-нибудь подходящего случая…

— Ищете что?

— Чтобы кто-нибудь убил меня, — резко ответила она.

— Надеюсь, вы шутите?

Она пожала плечами:

— Возможно, шучу, но, кажется, я порядком устала от жизни.

— Вы еще так молоды, — отметил он. — Когда же жизнь так успела наскучить вам?

— Возможно, я думаю так оттого, что мне не для кого жить.

Она уставилась на бетонную дорожку под ногами, жалея о том, что вообще родилась на этот свет. Все, кого она любила, умерли. Почему же она не умерла вместе с ними? Для чего ей жить теперь? За одну дождливую ночь в столкновении с машиной, за рулем которой был пьяный водитель, она потеряла сразу родителей, мужа и маленькую дочь.

— Как тебя зовут? — вдруг резко спросил он, как будто заранее зная ответ.

— Сара. А тебя?

Он помедлил на миг.

— Габриель.

— Прекрасно, Габриель. Рада была познакомиться, но, боюсь, мне уже пора.

— Ты придешь сюда завтра вечером?

— Навряд ли.

Он смотрел, как она уходит, чувствуя переполнявшие ее боль и безнадежность, изматывающее одиночество.

— Сара, подожди.

С раздраженным вздохом она обернулась. Он был высок, с длинными черными волосами и темно-серыми глазами, и казался иностранцем, хотя она и не уловила акцента в его голосе. «Возможно, испанец или итальянец, — подумала Сара, — но мне-то что за дело».

— Что на этот раз? — спросила она. — Позволь мне проводить тебя домой.

— Послушай, Габриель, я верю, что ты не хочешь показаться невежливым, но я не нуждаюсь в сопровождении. У меня не то настроение, понимаешь? Поэтому не мог бы ты оставить меня в покое?

— Хорошо, — ответил он, взяв ее руку и слегка склонив голову. — Прости мне мою навязчивость.

Сара смотрела ему вслед, изумленная его старомодной галантной манерой. Сделав несколько шагов, она обернулась, чтобы извиниться за свою грубость, но было слишком поздно. Он уже исчез.

Она озиралась по сторонам, не понимая, как мог он испариться столь быстро, а затем, вздохнув, побрела к своему дому с четырьмя спальнями, дому, который когда-то был для нее самым дорогим на свете и который теперь был пуст, так же пуст, как ее жизнь.

Не зажигая света, она уселась в гостиной -такая привычка появилась у нее с того вечера, когда она вернулась одна из госпиталя. Для нее невыносимо было спать в огромной постели, которую она разделяла с Дэвидом, невыносимо было заходить в детскую. Она не отвечала на телефонные звонки, не брала почту, не включала телевизор. Днем она спала, чтобы не вспоминать о том, какой полной и счастливой была когда-то ее жизнь.

До этого несчастного случая, перечеркнувшего всю ее жизнь, Сара каждый следующий день встречала в ожидании новой радости. В будни, по утрам она проводила счастливые спокойные полчаса с Дэвидом до его ухода на работу, готовя ему завтрак, сидя с ним за столом. Она целовала его, провожая на службу, а вскоре просыпалась малышка Натали, такая счастливая, всегда всем довольная, постоянно улыбающаяся. Она тянула из кровати пухлые ручки, желая все потрогать, исследовать, понять эту жизнь на ощупь…

Сара встряхнула головой, прогоняя эти образы, не желая помнить, не в силах забыть. Она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором всплыл крошечный белый гробик рядом с тремя большими гробами.

Слезы хлынули у нее из глаз, она забилась в угол дивана, упиваясь своим несчастьем, желая, чтобы странный незнакомец из парка оказался маньяком-убийцей, о котором она читала в газетах за несколько дней до несчастного случая с ее семьей. Пострадавшая поведала, что на нее напал монстр с глазами, красными, как раскаленные угли, и укусил ее в шею. «Как Дракула», — завершила она свой рассказ.

Сара нахмурилась. Возможно, подсознательно она рассчитывала на встречу с этим чудовищем, поэтому и бродила вечерами в парке.

Она погружалась в сон с мыслью о незнакомце из парка. Целое море печали открылось ей в его темно-серых глазах, но она была слишком поглощена собственным несчастьем, чтобы остановить тогда внимание на нем.

Теперь она думала, не потерял ли он кого-то из близких, свою любовь. Если это так, то и он, как она, блуждает в потемках в поисках забвения от горя.

Этой ночью она видела его во сне — странные, бессвязные обрывки, показавшиеся ей лишенными смысла, когда она пробудилась. «Впрочем, — думала Сара, — сны всегда теряют свою притягательность и значение при ярком жестоком свете дня».

Она уставилась в потолок, пытаясь вспомнить, что же конкретно ей приснилось, и найти тому какое-то объяснение, но тщетно. Она не помнила ничего, кроме звука его голоса, потерянного, одинокого. Он шептал ее имя, и она видела в его глазах бесконечную печаль, словно он расплачивался за грехи всего человечества, нес вековую пытку.

Сара глянула в окно и, увидев, что уже почти рассвело, натянула на голову одеяло, закрываясь от света, погружаясь в свои воспоминания.

Этим вечером она снова гуляла в парке. Уставившись на качели, сидела на каменной скамье, удивляясь самой себе. Зачем ей это? Раз она понимает, что необходимо все забыть, то зачем приходит сюда, вспоминая, как весело смеялась Натали, когда бабушка раскачивала ее все выше и выше…

Она угадала присутствие Габриеля, еще не видя его. Он внезапно возник возле ее скамьи, и Сара отказывалась верить, что пришла сюда сегодня, желая вновь увидеть его.

— Добрый вечер, — сказал Габриель и спросил, указывая на скамью. — Могу я присесть?

Сара пожала плечами:

— У нас свободная страна. Он был снова весь в черном. Черная майка, черные джинсы и ковбойские сапоги, Сара решила, что не может представить его в одежде иной расцветки. «Он сумрачен и таинствен, словно сама ночь, и черное идет ему, как нельзя лучше», — подумала она.

— Как твое настроение сегодня вечером, Сара? — спросил он вкрадчивым и проникновенным голосом, который был похож на мед, растопленный ласковыми лучами солнца.

— Со мной все в порядке.

Габриель недоверчиво покачал головой:

— Мне так не кажется.

— Что ты можешь знать обо мне? — резко отозвалась она.

— Я знаю, что у тебя горе.

— Откуда тебе может быть это известно?

— Я чувствую твою боль, Сара, твою печаль.

— Это невозможно.

— Разве? Ты потеряла тех, кого любила, своих близких. Мужа и ребенка.

Она уставилась на него, в темно-карих глазах отражались смущение и тревога.

— Как ты узнал об этом? Он вяло улыбнулся:

— У меня талант читать чужие мысли.

— Я не верю в подобные вещи.

— Ты потеряла еще и родителей и чувствуешь вину за их смерть, так? Ты являешься сюда каждый вечер, потому что дом твой пуст, а ночи — слишком длинные и одинокие.

Похоже, он напугал ее. Это было заметно по ее внезапно напрягшимся плечам, и казалось, она готова подняться и оставить его.

— Откуда тебе это известно? — спросила Сара, и гнев ее пересилил страх и желание уйти.

— Я уже сказал, мне доступно читать чужие мысли.

— И о чем же я думаю сейчас?

— Чтобы поблизости оказался полицейский.

Сара тихо рассмеялась:

— В такое время их никогда здесь не бывает, они все в Уинчелзи, пьют кофе с пончиками.

Габриель рассмеялся вместе с ней, впервые за полвека, и ему сразу стало хорошо.

Улыбка изменила его лицо, и Сара внезапно осознала, что перед ней очень красивый мужчина. Но ей тут же показалось, что это будет несправедливо по отношению к Дэвиду.

— Мне лучше уйти, — сказала она.

— Я не причиню тебе никакого вреда, Сара.

— Я знаю, но… я не… могу… — Она встала, скрестив руки на груди. — Доброй ночи.

Габриель молча смотрел, как она уходит, а затем, растворившись в туман, следовал за Сарой до ее дома. Он наблюдал за ней, пока не убедился, что она благополучно оказалась внутри. Только после этого он повернулся, чтобы уйти, мучаясь желанием увидеть ее вновь.

Сара пришла в парк на следующий вечер, потом на другой и еще, почти не сознавая, что ее влечет к этому странному незнакомцу. Она лишь чувствовала в нем нечто неясно знакомое, одно его присутствие утишало боль в ее душе.

Между ними установились довольно странные отношения. Они почти не разговаривали, но чувствовали себя очень спокойно и удобно друг с другом.

Габриель не мог объяснить себе, почему ему достаточно было просто сидеть рядом с ней и молчать. Они не становились друзьями, и все же встречи с Сарой придавали его жизни смысл, заставляя надеяться на что-то неопределенно-прекрасное в будущем.

Однажды вечером Сара появилась с лицом, белым как снег, глазами, окруженными тенями и красными от слез, всем своим видом выражая полную безнадежность. Она пришла позже, чем обычно, и он поднялся со скамьи, поспешив ей навстречу.

— Сара, что с тобой?

Она уставилась на него, руки ее беспомощно висели по бокам.

— Сегодня первое июля, — выговорила она дрожащим голосом.

Габриель согласно кивнул, не понимая в чем дело.

— Сегодня была бы четвертая годовщина нашего брака с Дэвидом. — Слезы хлынули из ее глаз, каскадом стекая по щекам. — Натали исполнилось бы два года.

— Сара…

— Почему?! — вскрикнула она, обращаясь к нему. — Почему это случилось? — Рыдания сотрясали ее тело, когда она ударяла кулачками по его груди. — Почему они не остались дома в тот вечер? Почему я не умерла вместе с ними?

Она билась об него вновь и вновь, ей было необходимо выпустить свой гнев, избавиться от напряжения, сковывавшего ее последние шесть месяцев. Все это время она задавала себе один и тот же вопрос — почему?

Габриель молчал, подставляя грудь ее кулачкам, глядя на слезы, бежавшие по ее щекам, пока она вдруг не обмякла, припадая к нему, словно куколка, у которой обрезали веревочки.

Шепча ее имя, он баюкал Сару на своей груди.

Но слезы ее текли не переставая, и не было ни малейшего намека на то, что она собирается перестать плакать.

Габриель огляделся. Людей в это время в парке уже не было, лишь пара кошек царапалась и ворчала в темноте, да под деревом храпел какой-то бродяга. Однако Габриелю захотелось увести ее подальше от возможных любопытных глаз.

Взяв Сару на руки, он понес ее к выходу.

Прошло несколько минут, прежде чем Сара поняла, что они покидают парк.

— Куда ты идешь?

— Несу тебя домой.

— Нет! Я не хочу туда возвращаться.

Она не могла вновь очутиться в темном пустом доме наедине со своими воспоминаниями. Одна мысль об этом заставила ее передернуться как от озноба.

— Только не сегодня! Я не могу теперь туда вернуться.

— Хорошо.

Сара обмякла в руках Габриеля, чувствуя к нему безотчетное доверие, хотя, возможно, она просто была вымотана эмоционально, и у нее не хватало сил думать о своей безопасности.

Сара закрыла глаза, прижимаясь щекой к его груди. Холодный ночной воздух обвевал ей лицо, пока он нес ее, неслышно ступая, словно паря по воздуху. Саре казалось, что она слышит в своем сознании его голос, успокаивающий, убеждающий ее забыть обо всем на свете, расслабиться, отдохнуть, потому что все будет хорошо, очень хорошо. И она поверила ему. Было так приятно знать, что кто-то вновь заботится о тебе, даже если это совсем незнакомый человек.

Миновав несколько кварталов, он почувствовал, что напряжение полностью оставило ее и она заснула.

Путь к его дому был долгим, но он так легко нес ее на руках, словно она была совсем невесомой. Он использовал силу своего внушения, и проходивший мимо полицейский отряд не увидел ни Габриеля, ни его ноши.

Дверь его дома захлопнулась за ним. Он нес её вверх по длинной винтовой лестнице, а затем через огромный холл — к спальне.

Глаза Сары внезапно распахнулись, когда он опустил ее на постель и укрыл покрывалом. Она уставилась на него расширившимися от изумления глазами.

— Где мы?

— Ты не желала возвращаться домой, и я принес тебя к себе.

На какой-то момент внутренности ее скрутило от страха, ей было нетрудно довериться ему на улице, но здесь, в незнакомой комнате, Сара чувствовала себя словно в западне, пойманной и беззащитной.

— Нет, — сказала она слишком высоким и слегка дрожавшим голосом. — Я не могу остаться здесь.

Его сумрачный взгляд как будто видел ее насквозь.

— Спи, Сара, тебе нечего бояться.

И она снова доверилась ему, сама не зная почему. Тело ее обмякло, веки захлопнулись сами собой, Сара вздохнула, а на следующем вздохе уже спала.

Габриель долго стоял в изножье постели, наблюдая за ней. «Похоже, у меня вошло в привычку подбирать сирот и заблудших», — резко подумал он. Но нет, в этой женщине было для него нечто особенное. Возможно, она напоминала ему Сару-Джейн цветом своих волос. А может, тем, что эта Сара была так же одинока, как и та, которую он знал прежде. Что бы там ни было, но он ощущал настоятельную потребность утешить ее.

Незадолго перед рассветом он заглянул в ночной магазин и накупил там массу продуктов-хлопья для завтрака, фрукты, молоко, растворимый кофе, хлеб, джем, яйца, сыр. Купил флакон пены для ванны, пахнувшей цветами, душистое мыло. Бутылку красного вина.

«Еда тоже изменилась», — думал он, бросая покупки в шаткую магазинную тележку. Хлеб в пластиковой упаковке был уже нарезан тонкими ломтиками. Молоко расфасовано в разные по величине и цвету пакеты, хотя он и не видел в окрестностях ни одного молочного стада. Но проблема заключалась не только в этом — было столько разного молока: низкой жирности, обезжиренное, цельное, сырое, стерилизованное. В дни его молодости существовало лишь молоко, поступившее прямо от коровы или от козы — на любителя.

Пока Габриель заносил коричневую бумажную сумку на кухню и выкладывал из нее продукты, он пытался вспомнить, что ели в его семье, вкус хлеба, масла, яиц или сыра. Но он не помнил их вкуса, в памяти лишь смутно всплыло, как его рвало после того, приготовленного Сарой обеда, который он заставил себя отведать уже почти столетие назад.

Габриель криво усмехнулся, открывая холодильник, использовавшийся им сегодня впервые за те три месяца, что он жил здесь.

Солнце уже вставало над горизонтом, когда он стал спускаться по лестнице в винный погреб. Открыв дверь, Габриель ступил внутрь и захлопнул ее за собой, всей душой надеясь, что Сара останется в его доме до вечера.