Серж‑Большой

– Георгий, хочу поговорить с тобой.

Сотоварищи редко называли Маршала по имени, и Серж‑большой, мозговой центр группировки, имел, видимо, серьезные причины, чтобы обратиться так к законнику.

– Посидим в тишине вдвоем, – сделал армянин приглашающий жест в самую глубь штурмановской фазенды, где находилась маленькая уютная беседка.

– Добро, – Маршал расстегнул воротник и засучил рукава рубахи – вечер выдался неожиданно жарким.

Свое погоняло Сергей Даниэлевич Арутюнянц получил не за внешние данные (его рост едва достигал 165 см, он был тонок в кости и хрупок), а за острый, изощренный ум, способность быстро и точно анализировать любую ситуацию, глубокие познания в самых разных областях и дар прирожденного психоаналитика, с которым мог конкурировать не каждый профессионал. Между тем его образование ограничилось семью классами средней школы. Возможно, оно было еще короче, но Серж‑большой стеснялся разговаривать на эту тему, а врать не любил.

На первую отсидку попал рано, лет в четырнадцать. Родившийся в многодетной армянской семье, Сергей был потомственным вором – отец, братья и даже сестры не преминули отметиться в зоне за кражу личного имущества. Не воровала в семье только мать – она рожала жульническую гвардию, пополняя ее из года в год. Не исключено, что, формируясь в иной среде, Сергей Арутюнянц мог бы выйти в большие ученые, известные кинорежиссеры или художники, но он стал воровским авторитетом Сержем‑большим.

Высокую ступень в воровской иерархии он заработал не только умом, но и несгибаемой волей и упертостью. Находясь в одной из провинциальных тюрем, Серж‑большой попал в немилость к тамошним кумовьям из ОРЧ.[8]Те подговорили ссученных[9]опустить Сержа, имевшего тогда уже солидный авторитет. Трое дюжих беспредельщиков‑мордоворотов долго смеялись, когда в их камеру ввели щуплого, болезненного на вид армянина. Однако смеялись они в последний раз; хором навалившись на Сержа, получили неожиданный отпор: маленький вор сумел ловко разорвать пасть одному, выхватить из его рук заточку и вонзить ее в пах второму, третий же настолько оторопел от такого поворота дел, что сам отскочил в сторону. На истошные вопли изувеченных сучар сбежались контролеры и отправили Сержа‑большого в карцер, предварительно отходив дубьем. Тем не менее больше Арутюнянца в тюрьме никто не задевал – ни вертухаи, ни беспредельщики. В свободное от занятий воровским ремеслом время Сергей Даниэлевич занимался графикой, рисовал стилизованные под национальные мотивы картинки или резал по дереву. И то и другое у него получалось достаточно профессионально.

– Георгий, ты за кого меня держишь в группировке? – снова по имени обратился Серж‑большой к Маршалу, как только они уселись в удобные дубовые кресла.

– За умного, – Маршал, немного помолчав, добавил: – За кого же тебя еще считать прикажешь?

– Раз за умного… – Серж выдержал небольшую, но выразительную паузу и, немного прикрыв большие печальные глаза, продолжил: – Раз за умного, слушай, что скажу, и не обижайся. Мы ведь с тобой почти братья…

– Говори, Серж. Обид не будет.

– То, что я сегодня видел, Георгий, это цирк. Причем самодеятельно‑провинциального уровня. – Армянин поднял веки, и его глаза стали огромными, неприятно обжигающими. – И сегодняшнему твоему слову, Георгий, цена невелика. Оно сегодня почти ничего не стоит.

– Ты думаешь, нас не послушают? – сомнения преследовали и самого Маршала, поэтому слова Сержа‑большого не вызвали резкого отпора.

– Ты на этого положенца обратил внимание? Ильдар, кажется? – спросил в свою очередь Серж‑большой.

– Видел. Так, шпанец средней руки… А вообще «шестерка» при Казыме, – высказал мнение Маршал.

– Может быть, Казым так думает, а вот Ильдар себя уж точно за «шестерку» не держит, а нас всех, в смысле старых законников, за полоумных держит. Он же смеялся, пока ты говорил, – глаза Сержа чуть погасли и снова стали печальными. – Он хохотал… Внутренне хохотал… Про себя… Над твоим словом. И многие из них хохотали, – армянин снова прикрыл глаза. – Да и из наших многие. – Он выразительно произнес последнее слово.

– Думаешь, они решатся ослушаться? На беспредел? Война неизбежна?

– Да! – ответил «мозговой центр» коротко. – В первый раз в жизни не могу понять, что происходит. Не вижу расклада. Такоева не наши замочили, это точно. Значит, идет игра, а кто банкует, не видно. Кто‑то хочет войны, похоже, кто‑то третий. Сами азеры, хоть и не люблю я их сильно, на такое не пойдут, чтобы для понта своего подорвать, да еще с женой и детишками… Нет, не похоже. Может, что‑то знают, может, даже кого‑то наняли, а те перестарались. Так это еще полбеды. Молодые шакалы вроде Ильдара, всякие беспредельщики отмороженные – это мне понятно, я их расклад знаю. Боюсь, дело хуже, кроме них, играет кто‑то третий, кого мы не видим. И в этой игре у нас, Георгий, плохая карта. – Серж‑большой замолчал.

Молчал и Маршал, он отлично понимал, что Серж‑большой прав. Сказать о разговоре с Варламом? Нет, рано. Я же не попка, повторять, что услышал. Надо самому разобраться. Верю, не верю, что предлагаю, а так вякнуть, только колыхнуть.

– И все же мы должны остановить войну, – произнес наконец Маршал. Больше ему нечего было сказать.

– Мы не сможем этого сделать, Георгий! Наши прежние понятия летят к чертям. Мир изменился, Маршал, и развернуть все обратно ни тебе, ни Казыму уже не под силу, – неожиданно твердо закончил Серж‑большой.

– Что ты предлагаешь? – Маршал, не мигая, смотрел на верного кента.

– Для себя я решение уже принял: уезжаю, как сходняк решил, в Канаду, и порученное дело сделаю. А потом останусь там. Я и там буду вам нужен. Родичи мои – люди верные, постараются делать все как надо, да вот времена сейчас такие, что они могут просто не потянуть, о здешней новой жизни они без понятия. Если хочешь, поедем вместе.

Маршал молчал, словно окаменевший, он смотрел в глаза Сержа‑большого.

– Сегодня не мы главные бандиты России! – Серж выразительно посмотрел вверх. – Главные авторитеты там, где реальная власть и большие деньги. Нас же они просто используют, мы им выгодны со своими группировками и разборками. А потом нас отстреляют. Вспомни, сколько авторитетных людей полегло?! Крупные, авторитетные воры. А я не хочу, чтобы эти суки, не нюхавшие нар, использовали меня. И не хочу, чтобы использовали тебя… Неужели ты веришь в то, что их можно победить?

– Ты знаешь, я верю только в бога, – неожиданно зло ответил законник.

– Их никогда не посадят. К сожалению… – Серж хищно усмехнулся. – Хотел бы я посмотреть, а еще лучше встретиться с ними на зоне…

– Таких не содют! Умный человек один сказал, – смягчил свой тон Маршал.

– Мы смешны, Георгий! Над тобой сегодня смеялись! И что будет дальше, подумай об этом! А я выхожу из этой игры. Буду там при общаке, как сторожевой пес. Считай, ухожу на заслуженную пенсию. – Серж криво усмехнулся. – Может, я просто устал. Пойдем спать! – Серж‑большой поднялся с кресла.

– Ты волен это сделать, Сергей, – впервые за все последние годы армянин был назван по имени. – Я многим тебе обязан… Я все понимаю. Уезжай. Ты и там будешь нужен, а я нужен здесь. Маршалу нельзя уезжать, когда война на носу.

Они молча направились к особняку. Из открытого окна второго этажа раздавались девичий смех и повизгивания – Штурман развлекался с девочками. Сегодня у него в гостях были рыжеволосая фотомодель и пикантная, полноватая брюнетка – стриптизерша из элитного эротик‑шоу. Жизнь текла своим чередом.

Маршал

Две заботы лишали Маршала спокойного сна – как распознать стукача и где пристроить общак.

Запустив «дезу» насчет подготовки гоп‑стопов, Маршал никаких дополнительных ловушек не устраивал. Он и так выглядел в собственных глазах трусливым подлецом, украшая лапшой уши ближайших кентов. Решил набраться терпения и ждать.

С общаком было куда сложнее.

Еще до «командировки» Маршала в Бутырку на сходе авторитетов Центрального округа и примкнувших групп решался вопрос с общаком. Хранили его по частям в разных местах: в Москве и пригороде, крупную часть пристроили даже в Новгороде. Хранителями были разные люди, как правило, воры‑«пенсионеры», отсидевшие свое, в активном криминале уже не участвовавшие, однако жившие по понятиям. Плохо, что и сами они, и их «должности» были известны слишком многим. Маршал подумал, что наверняка и стукач, если он существует, тоже знал кое‑кого из хранителей, скорее всего даже – не одного. Сход поручил Маршалу найти более надежный вариант, а если сход одобрит, то и осуществить. При первых признаках войны, как только Маршал вышел из Бутырки, стало ясно – тянуть с этим делом нельзя, тем более если завелся стукач.

Вариант Маршал уже нашел: общак, точнее его главную часть, надо переправить за рубеж, хранителем должен стать верный человек, о роли которого будет знать только он, Маршал, ну и еще один‑два абсолютно верных кента. Вот только каким образом переправить, как там хранить и сделать так, чтобы пользоваться было удобно?

Эту проблему Маршал не раз обсуждал со своим новгородским кентом, бывшим вором‑медвежатником Воропаем, по паспорту Воропаевым, завязавшим много лет назад по причине профнепригодности: вскрывал однажды неподъемный стальной сейф с помощью накладного кумулятивного заряда, изготовитель которого, видно, схалтурил, и заряд долбанул сразу в две стороны – по сейфу и по левой руке исполнителя, оторвав пол‑ладони.

Ему‑то и доверил сход хранение почти трети общака, призвав несколько лет назад к исполнению этих почетных обязанностей. Для удобства обслуживания воровского «вклада» Воропаев с разрешения и даже по настоянию схода занялся бизнесом и неожиданно крепко в нем преуспел: постепенно подгреб под себя несколько крупных магазинов, автосервис, «держал» один из городских рынков и присматривался к городскому мясокомбинату и сети автозаправок. Дела он вел солидно, имел прекрасные отношения с городской властью, завел широчайшие знакомства, ни в каком криминале, по крайней мере явно, замешан не был, постепенно приобретал все больший опыт финансовых операций и входил во вкус предпринимательской деятельности.

Чтобы без помех обсудить, как лучше выполнить решение схода, Маршал вызвал Воропая в Москву. На беседе тот заверил, что его часть общака в полной безопасности, но необходимость переправки ее за рубеж признал сразу.

– Я и от своих‑то небольших финансов хочу немного для страховки перебросить на запад, – поделился Воропай. – Сейчас это несложно, банк я присмотрел, у него отработаны связи с московскими банками, переводы идут без проблем; держать там свои кровные куда надежнее, чем здесь. Скажу тебе вот что: осенью нашу российскую систему финансов крепко тряхнет. Газеты пишут об этом открыто, и хотя я им не верю, здесь они попадают «в цвет».

– Я газет не читаю, – сухо заметил Маршал.

– Правильно делаешь. Ну да не о том речь. Для дела с общаком тот банк, который я наметил, не пойдет. Нужно такое заведение, в руководстве которого есть наши люди. Лучше, если президент. И не надо, чтобы это был крупный банк, так, незаметный, середнячок. Слушай, а у наших с тобой кентов нет там подходящих родственников? В смысле банкиров?

Маршал рассмеялся.

– Нет, не слыхал. Ни я, ни мои друзья порочащих связей не имеем.

– А вот и зря. Видишь, как дело повернулось, надо бы заиметь. Постой, а ведь у Сержа‑большого в Канаде есть какой‑то родич, токарь по «капусте», мне сам Серж как‑то говорил, подначки ради. Ты узнай у него, а?

Маршал на минуту задумался.

– Нет, мне это… Ну, не мне этот разговор начинать. Вот что, переговори с ним ты, раз Серж тебе сам сказал о родиче, тебе и продолжать этот «базар». Давить тут нельзя ни на Сержа, а тем более на его родича.

На следующий день Серж‑большой сам вызвал Маршала на разговор.

– Толковали мы тут вчера с Воропаем насчет известного тебе дела. Так вот, мой двоюродный брат «в принципе» согласен. Он там у себя в Калгари, это в Канаде, президент небольшого банка, кое‑какие дела уже ведет с Арменией и Россией, мужик он знающий и осторожный, готов обсудить детали…