ГЛАВА 13. Измученные Танака возвращаются после 3‑недельного путешествия по Европе

Измученные Танака возвращаются после 3‑недельного путешествия по Европе. Они очень рады, что больше не нужно осматривать никакие достопримечательности. В итальянской программе было слишком много замков, и все на вершинах холмов, на которые приходилось утомительно долго подниматься. Туалета в Испании отвратительно грязные. Через 4 дня после начала путешествия все трое ужасно простудились. И все потолстели на 5 фунтов от ужасно жирной европейской еды.

Юкико немедленно сажает всех на жесткую диету и записывается на срочный прием к хиропрактику. Тот колет ей палец, берет каплю крови и рассматривает ее под микроскопом, после чего со скорбным видом заявляет, что у нее в крови плавают бактерии и грязь. И все потому, что толстая кишка функционирует неправильно. Что же он ей прописывает? Какой‑то пакетик с белым порошком. Узнав цену, я чуть не падаю в обморок. Порошок впоследствии оказываете обычным соевым крахмалом.

Юкико хочет узнать мое мнение. Так как я не могу сказать о хиропрактике и его лекарстве ничего хорошего, то хитро перевожу стрелки на Гэндзи. Тот, кажется, тоже не верит хиропрактику, но тем не менее не запрещает жене ходить к нему и смиренно глотает все лекарства, которые она от него приносит. В Японии домашнее хозяйство и здоровье семьи находятся в руках женщины. Грязный стол на кухне, вросший ноготь у мужа – во всем виновата она. Это по велению Юкико семейство Танака несколько раз в месяц ходит вправлять позвоночник, но в кресле зубного оказывается лишь тогда, когда болит зуб. Раз Юкико решила, что от промывания кишечника пользы не будет, значит, так оно и есть. Если возникли сомнения, она советуется с семейным врачом. Ему 89 лет. И самое главное, она в курсе, какая у кого группа крови.

Японцы считают, что группа крови влияет на характер человека. При приеме на работу работодатель требует сведения о группе крови потенциальных сотрудников. Этим критерием руководствуются при выборе друзей, деловых партнеров, целевой аудитории покупателей. Интерес к этой теме всколыхнулся в 1920‑е годы, когда появилась серия статей о влиянии группы крови на темперамент. Людям с первой группой свойственно великодушие, прямолинейность и неповиновение авторитетам. Обладателям второй группы приписывается осмотрительность, добрый нрав, высокие интеллектуальные способности, спокойный темперамент, молчаливость, склонность к подчинению, дисциплинированность. Именно такие становятся трудоголиками, страдают от запоров и повышенного давления. Люди с третьей группой эгоистичны, общительны, но не любят заботиться о других.

Не прошло и 10 лет, как графа с группой крови была добавлена в большинство анкет, которые требуют заполнить при приеме на работу. Это якобы способствовало сбалансированной рабочей обстановке: слишком много людей второй группы создавали слишком пассивный коллектив. Вакансии распределялись соответственно темпераменту. Вторая группа – агенты по продажам, клерки; четвертая – школьные учителя, дипломаты. Карьера гейши (для женщин) и военного (для мужчин) была уделом первой группы. Каждой группе были свойственны и свои нехорошие качества. Например, финансовые преступления чаще всего связывались со второй группой, обладатели которой были самыми образованными. Первую группу отличала склонность к насилию, третью – к безделью.

В 1971 году было опубликовано исследование под названием “Группы крови и совместимость характеров”. Этот опус с тех пор пережил более 200 переизданий; его автор выпустил 9 книг на аналогичную тему. Идея книги проникла повсюду – теперь даже презервативы в автоматах разложены по группам крови!

У Юкико вторая группа.

«А у тебя?» – спрашивает она, застав меня врасплох. Оказывается, у мена тоже вторая. Она, кажется, не очень‑то рада.

«Понадобится переливание – будешь знать, к кому обратиться», – отшучиваюсь я и протягиваю руку. Юкико морщит нос, точно учуяла запах мертвечины. Я еле удерживаюсь, чтобы не ляпнуть, что это в ее крови плавает грязь и бактерии, но здравый смысл меня вовремя останавливает. Недаром говорят, что люди со второй группой крови обладают немалым интеллектом!

Я очень надеялась, что месяц вдали друг от друга улучшит отношения между нами, но, похоже, они только испортились. Танака вежливы со мной, но каждый раз, наткнувшись на кого‑нибудь из них, я чувствую дистанцию. Никто не спрашивает, где я была, чем занималась. По дороге на дзюдо Гэндзи по‑прежнему приветлив со мной, но дома он тут же пропадает наверху. Мне очень хочется все исправить, но с чего начать? Может, Роберто подскажет?

Он молча выслушивает рассказ о моих неудачах на кулинарном и хозяйственном фронте, но когда я упоминаю о наших с Гэндзи беседах за ужином, его лицо мрачнеет, как туча.

«Ты должна была слушаться Юкико и готовить ужин, а не с Гэндзи говорить». – замечает он. Я понимаю, что он прав, но теперь‑то какая разница? Меня больше не приглашают ни ужинать, ни говорить, ни даже мыть посуду.

Роберто считает, что Юкико сильно ревнует меня к Гэндзи. Спешу заверить его. что между нами никогда не было и намека на неподобающее поведение.

«Это не важно, – отвечает Роберто и качает головой. – Ты ведешь опасную игру».

Он говорит, что я должна быть предельно осторожна.

«Что я должна делать?»

Наверняка же и он тоже совершал ошибки и нашел способ все исправить?

«Надо извиняться до тех пор. пока она не простит тебя, – задумчиво произносит он. – Кланяйся, соглашайся на любые наказания, пока они не будут готовы принять тебя обратно».

Я невольно вспоминаю рассказ Марка Твена про голубую сойку, которая пыталась заполнить пустой дом, бросая желуди сквозь щелочку в крыше.

«Мне тридцати лет будет мало».

Роберто кивает. «Так наберись терпения».

Я иду домой, беру свой любимый шелковый шарф и брошку и заворачиваю их в красивую оберточную бумагу. На собственноручно изготовленной открытке пишу записку Юкико «Мне очень жаль, что так вышло, я скучаю по нашим разговорами» и т. д. Кладу подарок и открытку на секретер у входной двери. Они бесследно исчезают. Я еду в город и покупаю вкусные деликатесы, которые Танака очень любят. Они тоже исчезают.

А потом, в один прекрасный день у меня на пороге появляется толстый коричневый конверт. Я бегу в комнату и нетерпеливо его разрываю. С того самого дня, как Дзюнко познакомилась с сумотори, я очень заинтересовалась японским подходом к любви и женитьбе. И вот пару месяцев назад я составила анкету по этому вопросу и договорилась с учителями английского, чтобы те раздали ее студентам в качестве домашнего задания. А на курсах английского в Японии учатся по большей части скучающие 40‑летние домохозяйки: дети выросли, заняться особо нечем. Просмотрев ворох бумаги, я наскоро вывожу результаты. Юкико и Гэндзи они наверняка заинтересуют, может, мне даже удастся добиться, чтобы меня пригласили для дружеской беседы?

В последние несколько месяцев Гэндзи и Юкико очень обеспокоены поисками мужа для Дзюнко, и тревога растете каждым днем. Ей уже 29, а у нее нет не то что достойного жениха, а даже приятеля. Недавно Юкико заставила ее записаться на еженедельные кулинарные курсы. Н Дзюнко ни разу не принесла попробовать свои шедевры, а мне и вовсе кажется, что она прогуливает занятия, Дзюнко знает, что после 30 ее уволят, но, кажется, ей это не слишком тревожит. Когда ее слишком уж настойчиво расспрашивают о планах на будущее, она отвечает, что хочет попутешествовать в течение года – без родителей, естественно, – и, возможно, поступить в кулинарную школу в Париже. Юкико при этом всегда оживляется – видимо, перед ее глазами уже стоит картина, как дочка взбивает крем‑брюле. А вот Гэндзи. напротив, мрачнеет – видимо, представляет, как Дзюнко транжирит родительские денежки в квартале модных бутиков. В одном Гэндзи и Юкико сходятся: 3 года обучения за границей – это слишком долго. Дзюнко обязательно должна выйти за японца.

Мне понятны усилия Дзюнко оттянуть неминуемый исход. Ей явно не хочется отказываться от нынешнего образа жизни в пользу жизни домохозяйки. Ведь это означает целыми днями быть запертой в маленькой квартире, вместо сумочек „Armany” покупать продукты на неделю, менять подгузники до отупения и быть прислугой для мужа. Немногим японским женщинам удается избежать такой участи. Даже принцесса Масако, выпускница Гарвардского университета и прекрасная теннисистка, променяла блестящую дипломатическую карьеру на добровольное заключение в мире 12‑слойных кимоно, бесчисленных ритуалов и предписаний этикета.

Японская поп‑культура лишь осложняет переход от свободной жизни к замужеству. Незамужние женщины из телепрограмм и рекламы – само воплощение инфантилизма стиля постмодерна. Синтетические поп‑звездочки, которые становятся для тысяч восприимчивых девочек подросткового периода предметом для подражания, надувают розовые губки и носят носки с помпончиками и два хвостика на макушке. Они олицетворяют стиль кавайи – нечто милое, детское, трогательное, невинное, ранимое. Такие сахарные ангелочки. Даже от 25‑летних женщин ждут покорности. Они должны быть зависимыми, женственными и ни в коем случае не агрессивными. В офисе женщины‑служащие ведут себя как совершенные дети: на телефонные звонки отвечают нарочно писклявыми голосами и считаются с мнением всех мужчин без исключения – от посыльного до директора фирмы.

Что же происходит, когда молодая женщина наконец встречает свою любовь и примеряет свадебное платье? Буквально за один день она превращается из милой очаровашки в матрону, вечный предмет офисных шуток. На нее вдруг ложится ответственность за домашнее хозяйство, финансы, детей, их образование. Японцы считают, что мать должна быть воплощением силы и благоразумия. Кончаются деньги – вся вина ложится на хозяйку: надо было экономить. Ребенок плохо учится – значит, мать плохо подготовила его к школе. Муж растолстел – виновата жена: не надо было разрешать ему есть и пить слишком много. Японские мужчины, как правило, никогда в жизни не живут одни и сильно избалованы матерями. Обязанность жены – следить за тем, чтобы муж был в хорошей форме. И вот в жизни молодой женщины вдруг наступает момент, когда окружающие оценивают ее уже не по тому, какой у нее цвет помады. Теперь на первом месте стоит то, чем она готова пожертвовать, чтобы создать идеальный дом для мужа и детей.

А если верить моему исследованию, многие молодожены в начале семейной жизни даже не влюблены друг в друга. По мнению моих респонденток, брак – очень важное дело и потому не может основываться лишь на сексуальном влечении. Брак по‑японски – это вовсе не поиск второй половинки, а всего лишь то, что принято делать в определенном возрасте. Брак по любви не такая уж и редкость, но даже счастливые браки нередко заключаются через посредника. Общество прилагает все усилия, чтобы провести грань между влюбленностью и браком. Популярные у подростков песенки про любовь повествуют о губках, глазках, стройных ножках, но в них редко говорится о долгой и счастливой совместной жизни. Телесериалы про любовь почти всегда заканчиваются плохо. Главными лейтмотивами большинства из них являются долгие печальные взгляды под дождем и тихонько плачущая женщина, раздираемая тайными желаниями, которые неизбежно приведут лишь к несчастью и позору. Если юная героиня поддается страсти, ее история всегда плохо кончается, ибо в глазах японцев настоящая любовь – это нечто неосуществимое.

Помимо всех перечисленных трудностей, свидания с противоположным полом до окончания школы, мягко говоря, не поощряются. Подростки в Японии очень редко могут позволить себе купить машину, а учитывая строжайшие законы об автомобильных выхлопах, починить какой‑нибудь старый драндулет, как это делается в Штатах, просто не представляется возможным. Вследствие этого – никаких вам открытых кинотеатров, никаких поцелуев на заднем сиденье у озера. Японские подростки (и их родители) полностью ограждены от потрясений и сердечных травм, которые переживает в том же возрасте среднестатистический западный тинейджер. Но, с другой стороны, они не имеют возможности учиться на своих ошибках. Когда японцы наконец женятся, они словно попадают в семейную жизнь сразу из детства. Это сродни прыжку с крутого обрыва, и пережить шок бывает непросто.

Я заканчиваю обзор 50 с лишним ответов на мою анкету.

Оказывается, самый ужасный порок в представлении японцев – кидзинсуги (индивидуализм). Это слово в Японии почти ругательное. Бесстыдство и разгильдяйство идут с небольшим отрывом.

Самая великая добродетель – благородство, мужество, стыдливость. И умение правильно носить кимоно.

По всеобщему мнению, свахи – отличный способ познакомиться с потенциальным супругом. Лишь одна женщина против: она ненавидит своего мужа и винит во всем сваху.

Идем дальше. Молодые женщины, живущие с родителями, должны помогать по хозяйству, но не должны платить арендную плату. Матери обязаны обучить дочь кулинарии и умению вести хозяйство, иначе какой от девочек будет толк?

Женщина, которая достигла определенного возраста и так и не вышла замуж, считается позором для общества. Что касается ухода за ребенком, этим должна заниматься женщина. На ней же лежит и уход за престарелыми родителями. Хорошее образование мешает женщине удачно выйти замуж.

Я беру результаты, бегу наверх и осторожно стучусь в дверь гостиной. Гэндзи там, смотрит новости по каналу CNN. Я вкратце объясняю, что провела исследование и предлагаю показать ему результаты. Он тут же выключает телевизор и поворачивается ко мне. Даже Юкико бросает готовку и слушает. Они зовут Дзюнко, чтобы и та ответила на вопросы анкеты.

«Какое качество вы считаете самым важным для будущего супруга?» – обращаюсь я к развалившейся в кресле Дзюнко.

«Такай, такай, такай», – смеется она. Стандартный ответ: в нем обыгрывается 3 значения слова такай – хороший доход хорошее образование, высокий рост.

Я пробую другой подход. «А что, если бы пришлось выбирать любовь, высокий заработок или одинаковое социально‑экономическое положение?»

«Заработок», – без колебаний отвечает она.

Гэндзи ничего не говорит, по удивленно вскидывает брови.

«А любовь – необходимое условие брака?»

«Нет».

Оказывается, у Дзюнко к будущему супругу одно‑единственное требование – хорошие карьерные перспективы.

«Если у молодого человека есть карьерный потенциал, – рассуждает она, – то я выйду за него замуж и буду надеяться, что любовь возникнет позже, сама собой».

«А если он несимпатичный?» – наверное, это нескромный вопрос, но любопытство сильнее меня.

«Постараюсь с этим смириться».

У Гэндзи глаза лезут на лоб. Похоже, мое исследование грозит обернуться семейной ссорой.

Надо сменить тему. Я лихорадочно просматриваю заметки. В Японии нередки случаи, когда родители нанимают частного детектива, чтобы тайком навести справки у коллег, друзей и соседей кандидата в женихи (это если помолвка уже назначена). Если выяснится, что у кого‑то из родственников жениха были отклонения в умственном развитии, если даже кто‑то из родных обанкротился, то даже самую удачную кандидатуру могут отвергнуть. Именно по этой причине японцы так неохотно обращаются к врачам, когда речь заходит о лечении алкогольной зависимости и депрессии, ведь можно испортить брачные перспективы последующих поколений.

«А вы бы стали нанимать детектива, чтобы разузнать побольше о будущем зяте?» – спрашиваю я Гэндзи. Тот колеблется с ответом, а Юкико, не дослушав вопрос, уже согласно кивает. Готова поспорить, эта допросит всех, вплоть до детсадовских воспитателей потенциального жениха – какие отметки он получал по рисованию и т.д.

«Если окажется, что отец жениха увольнялся с работы, будете ли вы мешать заключению брака*?

____________________

* В Японии существует система пожизненного найма. Ее возникновение не в малой степени обусловлено традиционными представлениями. Наниматель и работник – это тот же феодал и подданный, присягнувшие друг другу во взаимной верности. В сознании рядового японца нет ничего хуже, чем изменить фирме, которую они считают своей семьей, вторым домом. Отсюда и нежелание использовать все дни законно предоставляемого отпуска, и стремление работать сверхурочно – все это в сознании японца является проявлением патриотичности по отношению к фирме. Увольнение считается страшным позором. Фактически, если сотрудник был уволен из крупной корпорации (кроме как по сокращению штатов), ему никогда уже не найти работу в другой.

____________________

«Это пусть Дзюнко решает». – отвечает Гэндзи.

Мы все смотрим на Дзюнко. Та решительно трясет головой. «О каком браке может идти речь! Отец – модель для сына, а яблоко от яблони недалеко падает».

Юкико очень довольна ответом Дзюнко.

Я делаю рискованный ход «А вы были влюблены, когда женились?» – спрашиваю я Гэндзи.

«Ну она‑то была от меня без ума!» – Он улыбается и показывает на Юкико. Та толкает его в бок. Гэндзи смеется.

Я на этом не останавливаюсь. «Как вы познакомились?»

Он задумывается. «Не помню».

Юкико бросает на него один из своих взглядов. Но Гэндзи ее просто дразнит. Он в точности помнит, где они познакомились, кто их представил. Юкико улыбается, слушая его рассказ.

В такие минуты мне очень нравится на них смотреть. Они без ума друг от друга и, главное, прекрасно ладят. Юкико и Гэндзи играют отведенные им роли и уважают обязанности друг друга. Они‑ ходячее доказательство, что система работает. Может, Дзюнко стоит над этим поразмыслить?

Когда приходит время возвращаться в мою комнату, я практически парю над лестницей. Я соскучилась по моей приемной семье гораздо сильнее, чем мне казалось. И пропасть между нами, кажется, не так уж велика.

Через 2 дня меня зовут на кухню. Время ужина. Гэндзи сидит за столом в тапочках и пьет виски. Он хочет со мной поговорить. Юкико стоит у плиты и режет имбирь.

«Заходи! Заходи! – радостно зовет Гэндзи и приглашает меня в кресло. – Садись!»

Я украдкой смотрю на его стакан. Он полон лишь на треть, но иногда Гэндзи выпивает и два. Смотрю я и на кухонный стол. Он завален разнообразными блюдами, но Юкико всегда красиво выкладывает продукты, даже перед варкой, и невозможно понять, предназначены они на стол или в кастрюлю.

«Вы уверены?» – спрашиваю я.

«Садись!» – Гэндзи действительно хочет со мной поговорить. Именно об этом и предупреждал Роберто. Мне бы надо помочь Юкико накрыть на стол, но ведь я даже не знаю, пригласят ли меня к ужину. А игнорировать просьбу Гэндзи тоже нельзя, даже если Юкико рассердится. И я сажусь в кресло.

Мы обсуждаем вечерние новости. Гэндзи в ударе. Наверное, это уже вторая порция виски. Он говорит о том, что сейчас творится в «Renault» на высших постах теперь одни французы. Я могла бы слушать его хоть весь вечер. С отцом мы никогда так не разговаривали, этих бесед я жду всю неделю. Но Юкико на маленькой кухне сердито ходит от стола к плите, и я ее прекрасно слышу. Через 15 минут встаю с кресла, бормочу извинения и благодарю Гэндзи за разговор. Когда я подхожу попрощаться с Юкико, ее взгляд ошпаривает меня, как кипятком. Я бегу вниз.

Наверное, ужин у нее был уже готов. Надо было сесть за стол… У меня такое чувство, будто я вложила в акции все сбережения, а фондовый рынок взял и рухнул. Я сажусь у себя в комнате и стараюсь не слушать, как наверху гремит посуда.

Юкико больше не здоровается со мной в саду, а почту вручает молча. Она морщится от отвращения, стоит ей взглянуть в мою сторону. Я терплю 3 дня, а потом укладываю камеры и уезжаю.

Высадившись из поезда в Киото, я толком не знаю, куда идти. На углу стоит туристический киоск, и я направляюсь туда. Маленькую японку за стойкой зовут Морита‑сан. Она объясняет туристам, как пройти в местный театр кабуки, помогает с размещением и подсказывает, как добраться до знаменитых храмов Киото на метро. Должно быть, в прошлой жизни она не угодила богам, иначе почему именно ей выпало несчастье сидеть за стойкой в тот момент, когда я вошла в дверь?

Я начинаю с малого: спрашиваю, как пройти на фестиваль, и прошу порекомендовать дешевую гостиницу. Морита‑сан с таким радушием мне помогает, что на следующее утро я являюсь к агентства еще до открытия. Рассказываю ей о своем фильме. Дело в том, что даже со связями Танака мне так и не удалось приоткрыть дверцу в мир традиционной Японии – тут все засекречено почище штаб‑квартиры ФБР. Бесконечные буддистские храмы и сады камней – вот практически все, что у меня на пленке, и какую ценность после этого имеет мой фильм? Рекламного ролика для групповых туристов?

И вот, выслушав мой рассказ, Морита‑сан произносит судьбоносные слова: «Может, я смогу чем‑то помочь?»

Я делаю глубокий вдох и выкладываю все и сразу. «Как думаете, можно мне пожить в буддистском храме? Не как туристке, а в качестве послушника. Я хотела заснять игру в патинко, но когда вошла в салон, ровно через минуту меня схватили и выставили на улицу… А есть ли в Японии заводы по производству саке, где до сих пор используют деревянные ведра и лопатки для риса? А еще хочется пойти на рыбалку с ловцами крабов‑пауков, видели таких гигантских крабов размером с тарелку? И фестиваль голых* – кажется, там очень весело… Как думаете, меня туда пустят? Ведь можно надеть 2 набедренные повязки – одну вниз, другую наверх…»

____________________

* Фестиваль проводится несколько раз в год по всей Японии. Несколько сотен, а то и тысяч мужчин в набедренных повязках собираются во дворике храма и ловят брошенный в толпу священный предмет.

____________________

Морита‑сан все записывает. Когда я наконец замолкаю, возникает небольшая пауза – ну, как если бы я заявила приятелю, что погощу у него еще с месяц, а он слишком добр, чтобы отказать.

Морита‑сан улыбается и говорит: «Вы первая, кто просит меня о таком… Посмотрим, что можно сделать».

В тот же вечер она знакомит меня с владельцем салона патинко. Он не только разрешает заснять интерьер салона и игроков, но и приглашает меня на ужин и за едой подробно рассказывает, как устроен игровой бизнес. На следующее утро я снова стою у туристического центра: в руках пакетик с пирожными, на лице стыдная улыбка. У меня еще с десяток просьб к Морита‑сан. Я понимаю, что она помогает мне чисто из доброты душевной, работы у нее и без того навалом, но в ответ на все мои сомнения она лишь улыбается и машет рукой.

«Ты задаешь очень интересные вопросы», – вот и все, что она отвечает.

Перед моим отъездом из Киото Морита‑сан совершает замечательный, невероятно щедрый и в то же время ужасный поступок: дает мне свой адрес электронной почты. Я знаю, что это против правил туристического центра. И даю себе обещание, что не воспользуюсь адресом, но все же нарушаю клятву. Морита‑сан – мое связующее звено, мой единственный шанс на успех спустя все эти месяцы сплошных неудач. Если Танака неспособны помочь мне понять Японию, то я сделаю это сама – через видоискатель своей камеры.