Часть 4 1 page

Прорыв

Злые языки называли Клаурамца Складским Гением. Его жилище соответствовало прозвищу: громоздятся шкафы, этажерки, стеллажи с подписанными от руки бумажными наклейками, сверху на это столпотворение взирают сто лет не беленные потолки, повсюду царит характерный сумрак подсобки. Не дом колдуна, а контора средней руки, так и ждешь увидеть на стенах плакаты с призывами не опаздывать на работу, соблюдать дисциплину, закрывать на ночь окна и предаваться в нерабочее время дозволенным летним удовольствиям, а в случае обнаружения в помещении запрещенных жизнеформ немедленно звонить в Санитарную службу. Вместо этих полезных рекомендаций в темноватых расщелинах меж боковин деревянных монстров висели лакированные клешни и панцири, грозди похожих на тусклые глаза стеклянных бусин, что-то засушенное – то ли диковинные растения, то ли ветвящиеся бронхи.

Хозяин дома походил скорее на педантичного управителя, застрявшего на середине карьерной лестницы, чем на волшебника. Строгое сухощавое лицо, очки в роговой оправе, запах умеренно дорогого одеколона, опрятный рабочий халат.

Демчо пригласили к столику, втиснутому между облупленным древним секретером и подпирающим потолок ржавым стеллажом, угостили стаканом крепко заваренного чая. Отсюда через пять минут не уйдешь, колдун сперва захочет пообщаться.

Сам постоянно блуждающий тропами одиночества, Демчо безошибочно угадывал то же самое в других. Клаурамец, человек неглупый, но, на свою беду, завистливый, в то же время скованный жесткими рамками правил, которым подчинялся по велению души, вдобавок оскорбленный пренебрежением коллег – тех, кто хватает с неба звезды, лишь чуть-чуть обжигая пальцы, – держался от всех наособицу, но иногда его тянуло попить с кем-нибудь чайку и поболтать. Молодой курьер с подозрительными связями оказался собеседником в самый раз. Не наглец, не маг, который когда-нибудь тебя переплюнет, нем как могила. Заказчики-колдуны прекрасно понимали, что старый Тим с внуком либо сами промышляют контрабандой, либо знаются с контрабандистами, и каждый хранил этот секрет как свой собственный, не желая потерять источник лесных редкостей. К тому же Демчо не имел привычки заглазно зубоскалить, эту черту Клаурамец тоже ценил: нет риска, что парень потом пройдется на его счет.

Выслушав предложение, маг, похожий на менеджера-трудоголика, задумчиво подытожил:

– Итак, ты приносишь в обмен на ожерелье «свекольный зуб», и я продаю его по своей цене покупателям, которых ты же и порекомендуешь. С этим все понятно. А вот зачем тебе ожерелье понадобилось?

– Хочу сделать подарок одной даме, она тоже колдунья. Ей должно понравиться.

– Так-так… – Складской Гений словно уксуса хлебнул, да еще слегка поперхнулся. – Какой даме?

Само собой, он в курсе, что Трофана Тугорик интересовалась этой кесейской вещицей. И впрямь скорее удавится, чем отдаст, а еще лучше – удавит Демчо. Может, он до сих пор Трофану любит, потому и живет бобылем, и доступными летними радостями пренебрегает… Или же его прежняя любовь трансформировалась в лютое чувство, разъедающее душу, как соляная кислота. И в том, и в другом случае интригующему нахалу не поздоровится.

– Я не могу сказать, кто это, но вы с ней, скорее всего, не знакомы. Она живет не на Кордее. Я кое-чем ей обязан и хочу что-нибудь подарить. Ожерелье Иннанокисси как раз подошло бы, если бы вы согласились уступить его в обмен «свекольный зуб».

Клаурамец успокоился, пожевал губами, глядя на свой стакан с недопитым чаем, словно на проблематичный результат неудавшейся волшбы. Наконец спросил:

– Поклянешься Нерушимой, что ты действуешь не по поручению и не в интересах известной госпожи Тугорик с улицы Красной Глины?

Тут уже Демчо поперхнулся:

– Именно Нерушимой?..

Нерушимая клятва – страшная штука. Если ее произнесешь, Лес тебя услышит, и придется так или иначе выполнять обещанное, а заведомо соврешь – пеняй на себя: поговаривают, в такое превратишься, что несчастных очевидцев только водкой отпаивать.

Согласно легенде, всеобщий враг Мерсмон, женившись на Эфре Прекрасной, публично поклялся Нерушимой клятвой, что не изменит своей избраннице ни с одной другой женщиной. Надо быть Темным Властителем до кончиков ногтей, чтобы отвесить такую плюху общественному мнению. Галантному Весеннему господину полагается донжуанить напропалую, фрейлины и другие дамы уже небось в очередь выстраиваться начали, а им такой облом! Хотя, может, и не было очереди, узурпатор обладал редкостно уродливой наружностью: малорослый, неказистого сложения, с кривыми торчащими зубами, кожей трупного цвета и злобно сморщенным лицом с кулачок. Предвыборные состязания он выиграл, потому что всех заморочил. По крайней мере, так пишут в книгах и показывают в кино. Была ли на самом деле та история с клятвой, спросить можно разве что у Серой Дамы, но Демчо не рискнул бы привязываться к ней с такой белибердой.

– Хорошо, господин Клаурамец, я согласен, – если не собираешься смухлевать, это не опасно, да и не в первый раз, наргиянси тоже связала его Нерушимой клятвой. – Только я слов наизусть не знаю.

Сходив за стеллаж, маг положил перед ним листок с текстом, и Демчо торжественно поклялся, что добывает ожерелье Иннанокисси не для Трофаны Тугорик. К счастью, Клаурамец не стал допытываться, для кого же тогда.

Других препятствий для сделки не было. Сторговались.

– Когда принесешь свеклу? – с удовольствием допивая остывший сладкий чай и размышляя, видимо, о грядущей выгоде, осведомился Складской Гений.

– Четверг вас устроит?

– Приходи к шести вечера.

После того как Демчо звякнул пустым стаканом о подстаканник и поблагодарил за угощение, он добавил:

– Смотри не попадись на этих ваших рисковых делах. Твой дед – тертый калач, а ты еще больно юн. Ментальной защиты у тебя вроде как и нет на первый взгляд… Если это не многослойка, я ничего не понимаю ни в магии, ни в людях.

– Если попадусь, я не смогу никого сдать. Не успею.

Клаурамец понимающе кивнул, напоминая в этот момент управителя, выслушивающего объяснения работника. В его глазах за стеклами очков проплыла печальная тень: в Демчо он ценил не только смышленого курьера и поставщика ценных диковинок, которые коллеги-колдуны с руками оторвут, но и неядовитого собеседника.

Дело в шляпе. Шагая по улице Забытых Песен, запущенной под стать своему названию – нагретый солнцем старый кирпич, буйнотравье в газонах (давно сюда не заглядывали проверяющие из Санитарной службы), Демчо бодро ухмыльнулся. Надо еще подумать, как обставить преподнесение в подарок ожерелья… Но это успеется.

В случае провала он заклят не на смерть, а на зачарованный сон. Заклятье Серой Дамы – словно крохотный потаенный бутон: если начнут ломать, этот бутончик раскроется, и тогда Демчо с точки зрения окружающих впадет в клиническую спячку, а на самом деле попадет в потустороннюю страну Отхори. У Тима то же самое, так что пытки обоим не грозят – они будут беспробудно спать и ничего не почувствуют. Но это средство на крайняк, попадаться Демчо не собирался. Особенно теперь, когда он наконец-то начал врастать в этот мир, словно корешок вьюна, который до того болтался в воздухе и не мог ни за что уцепиться.

Эгле проснулась ни свет ни заря с матом и дикой головной болью.

– Ссскотина Мерсмон… Гад он, гад, гад!.. Ох, до чего мне худо…

Насколько Стах понял, во сне ее настигли какие-то особо зловредные чары всеобщего врага. Уму непостижимо, тот валяется в своей разгромленной резиденции еле живой, в отключке, истязаемый нескончаемой агонией, а его колдовство продолжает бить в цель… Это какой же силы должна быть ненависть, чтобы даже при таких условиях проламывать все препятствия! Впрочем, в магии Стах разбирался, как перекидник в логарифмах. Может, одно другому не помеха, может, волшба, навредившая Эгле, была совершена раньше, чем из того парня, до шока не похожего на привычный с детства образ Темного Властителя, сотворили кровавую отбивную.

С полчаса Высшая жалобно мычала, ругалась сквозь зубы и готова была от боли на стенку кидаться. Потом ей удалось избавиться от прицепившейся во сне дряни, хотя временами ее лицо все равно страдальчески морщилось – до конца не отпустило.

Пока она молчала, была трогательно похожа на заболевшего ребенка: хрупкая, бледная, под огромными измученными глазами залегли лиловатые тени. Стаха пробивало на жалость, и он маялся рядом, не зная, чем помочь. А когда Эгле выдавала охрипшим голосом новую порцию забористого мата (шоферюги из Трансматериковой компании удавятся от зависти), смахивала на порочную малолетку, агрессивную и беззащитную, и тоже сердце кровью обливалось. Этот театр сошел на нет после того, как ее куда-то позвали свои. Мигом превратившись в элегантную деловую даму, она исчезла.

Стаху оставалось в который раз руками развести. Ни на минуту не забывал ни об Амадоре, ни о том, что имеет дело с прирожденным манипулятором, а все равно повелся, как мальчишка. В общем, все как обычно: и Эгле, и ее доверенный человек Стахей Крагин в своем репертуаре.

По этому случаю он опрокинул пару рюмок коньяка. А ведь так и до запоя недалеко… Раньше за ним не наблюдалось, чтобы зашибал день за днем, но раньше на душе не бывало до такой степени погано, даже когда мыкался инвалидом.

Слегка подшофе отправился гулять по солнцепеку. Тоже не имел в недалеком прошлом таких привычек. Зато он, кажется, догадался, куда делся прежний доверенный человек Эгле, и его предшественник, и те, кто был до них… Спились они все. Сами небось не заметили, как спились. Развязываться с ней надо.

Собирался к Хусте, но ноги принесли его на дремотную улицу с липами, к старой больнице, одетой в серовато-желтую с прозеленью, местами потрескавшуюся скорлупу-штукатурку. С надрывной пьяной вежливостью поздоровался с дежурной регистраторшей. Крытый коричневым дерматином стол с ворохом разграфленных листков. Жаль, не захватил с собой оставшийся коньяк, плоская бутылочка уместилась бы в кармане. У всех состояние «удовлетворительное», только напротив фамилии Вишнякова написано что-то другое.

Вот тут-то Стаха и накрыло. Господи, не бывает же на свете таких чудес! Зажмурился, помотал головой, а то мало ли, с пьяных глаз… «Вишнякова – на выписку».

Чуть не опрокинул стол, да и сам едва не упал. Словно обрушился ему на темень солнечный молот.

Попятившись, тяжело уселся на казенную скамеечку, тоже обитую темно-коричневым дерматином.

Пожилая регистраторша в белом халате захлопотала над ним, дала валерьянки, а после присела рядышком и рассказала главную больничную новость: сегодня перед рассветом проснулась девочка с Изначальной. Сейчас она под наблюдением врачей и магов, следующую ночь проведет здесь, а завтра, если все в порядке, ее выпишут.

– Бывает же, что кто-нибудь из них, бедных, просыпается! – женщина вытерла слезы, тоже расчувствовавшись.

Смекнув, что Эгле, скорее всего, сюда-то и вызвали в честь такого редкого события, Стах посетовал заплетающимся языком, что никто из героев Темной Весны не очнулся (вполне искренне, хотя, конечно, работал на публику), и дал ходу.

До вечера слонялся по улицам, не понимая, кто больше пьян – он сам или весь город, неожиданно заигравший сотнями красок, словно его подновили. Действие алкоголя давно прошло, Стаха охватило опьянение иного рода – звенящее, мальчишеское, напоминающее карусель: мир, последние несколько лет пребывавший в неподвижности, начал вращаться, и центром этого вращения была Лерка.

Он же ее почти не знает, всего два раза видел… Эгле не должна ничего заподозрить. Иначе Лерке конец.

– Значит, те, у кого синдром Рухлера, начали просыпаться? – огорошил он Высшую рассчитанно глуповатым вопросом.

– Размечтался! – фыркнула Эгле. – Проснулась единственная туристка-дурында. Такое впечатление, что она забавляла обитателей Отхори, но потом так их доконала, что ее оттуда просто выкинули.

– Она рассказала что-нибудь полезное?

– Хрена с два. В голове каша, двух слов связать не может – такое убожество, что я бы ее к себе в уборщицы не взяла.

– Психика нарушилась?

– У таких психика не нарушается! Нечему там нарушаться, девица глупа как пробка. Сплошные ахи, охи и сопли, хоть по голове бей. Вдобавок у нее ментальная блокировка, работа колдуна, у которого она еще раньше побывала в гостях. Старый греховодник понятно что сделал, или сам, или посодействовал платежеспособному заказчику, а несчастная дурочка за свои труды ни гроша не получила. Обычные дела.

Стаха покоробило, но он, скроив вдумчивую мину, сказал:

– Если бы попытаться разговорить ее в другой обстановке… Больница, консилиум врачей и магов – это все простого смертного напрягает. Давай попробую, а? Я же за нее тогда заступился, девчонка должна меня помнить. Если вдруг всплывет что-нибудь ценное про Отхори, чтобы можно было помочь остальным спящим… Хотя, знаешь, я не гожусь, из меня актер никудышный. Дарю идею тебе.

– Только этого мне не хватало. Она у меня вот где со своей трескотней! – Высшая чиркнула по точеному белому горлу ребром ладони. – Я прекрасно понимаю, почему нежить Отхори захотела от нее избавиться. Так что сам пробуй, инициатива, как известно, наказуема. Угости мороженым, купи ей какую-нибудь финтифлюшку…

– Мне некогда. Я занимаюсь «свекольным зубом». Как будто нарисовался еще один вариант, кроме Трофаны.

– Правда? Хорошо бы… – в глазах у Эгле мелькнуло выражение, напоминающее то ли жажду, то ли болезненную алчность, но тут же пропало. – А с туристкой все-таки пообщайся, вдруг да повезет. Трудно тебе, что ли? У тех, кто просыпается после синдрома Рухлера, заворот мозгов, много не выспросишь, но если она вспомнит хотя бы две-три новых детали – и то хлеб. Отхори для нас недоступная территория, так что сделай это для меня, хорошо?

– Ладно, попробую, – с досадой проворчал Стах.

Словно уже успел пожалеть о своей светлой идее.

– Послужишь общему делу, считай это боевым заданием. И радуйся, что ты с нами! Если бы ты присоединился к банде Андреаса-Тарасии-Конрада, тебе бы за такое выражение лица без разговоров навешали. Кстати, о банде. Инга до сих пор страдает. Она слабее меня, поэтому ей хуже досталось, хотя строит из себя невесть что, круче некуда, как яйцо, которое варили целых десять минут.

– Где досталось?

– Во сне. Сегодня утром.

– Вы с ней даже во сне деретесь? А я понял так, что ты нарвалась на какие-то Мерсмоновы чары.

– Правильно понял, мы с Ингой нарвались на одно и то же, но у меня и с защитой, и с головой все в порядке. Я получила поверхностный ожог, который быстро залечила, а она, образно выражаясь, набросилась с кулаками на кактус, – Эгле хихикнула. – Вдобавок на горящий кактус! Когда Инга действует, туристы отдыхают.

Лерка порола ахинею. Да, было жуть как страшно. Она-то вначале подумала, что это и есть «Колдовская феерия», а оказалось что-то совсем левое, нельзя же так с потребителями… Тьфу, с менеджерами. Ну, короче, с людьми. Нет, ей там даже понравилось, но почему заранее не предупредили, что будет ужастик? Так бы и настроилась… А то увидела целую толпу гламурных кесу, начала с ними разговаривать, а те на нее смотрят, как на неадекватную, – думаете, приятно? А она же не знала, что их надо испугаться, ей не сказали. Еще там чудовища были всякие, как в настоящем квесте, и офигительно красивый вампирчик. Она давно мечтала познакомиться с вампиром, и когда ей этот попался, так обрадовалась! Лапочка – словами не описать, как в анимэ, знакомые девчонки, которые остались на Земле, все бы обзавидовались. Только он тормозной оказался, клыки не показывал и кровь у нее пить не хотел. «Я такая ему говорю: когда меня сделаешь вампиром? А он такой отвечает: пойдем со мной в одно место сходим, без этого как бы нельзя». Ну, она поверила и пошла, и он ее сначала на руках понес под какими-то высоченными арками, а потом Лерка очнулась в больнице. Кажется, она так и не стала вампиром, и на шее ничего нет, а ей же хотелось, почему он ее обманул…

Аудитория выглядела не шибко довольной. У большинства физиономии вымученные, словно им то ли стул неудобный достался, то ли приспичило в туалет и никакой мочи терпеть. Несмотря на это, Лерку внимательно слушали, делали пометки в блокнотах и просили припомнить подробности. Ага, пожалуйста! Она принималась в деталях расписывать, как выглядели гонявшиеся за ней дохлые медузники или черное чудище с хоботом, как она упрашивала вампирчика показать клыки, даже нарочно шею подставляла, а тот ей лапшу на уши вешал, якобы он не вампир. Ага, так и поверила! У самого потрясающие изумрудные глаза и волосы чуть не до пояса, кем он еще может быть, если не вампиром?

Кое-кто из несчастных слушателей потихоньку ретировался, с преувеличенно озабоченным видом поглядывая на часы – мол, и рады бы остаться, да нас ждут, ничего не попишешь, а те, кто досидел-таки до конца, остро нуждались или в чашке кофе, или в рюмке чего-нибудь покрепче. Лерка довела до ручки три консилиума – медицинский, магический и смешанный. Нет, она не веселилась, ее исподтишка грыз страх: что, если среди них находятся те, кто убил Ниру?

Решила, что ни полслова лишнего им не скажет. Пусть лучше пресловутое «худшее зло» считает ее клинической идиоткой.

Именно к такому выводу заинтересованные лица и пришли, поскольку Лерку вскоре оставили в покое.

На второй день после обеда ее выписали, как и было обещано. Дойдешь до перекрестка, сядешь на восемнадцатый трамвай – и до конечной «Дромадерские холмы».

Необъятный пыльный солярий, птицы, собаки, копошащиеся на карнизах перекидники, шум городского транспорта, выцветшие в летнем пекле палатки с газировкой и мороженым, толпы народа – и у всех есть тени. Страх постепенно уходил. Он был двойной, этот страх: Лерка опасалась снова провалиться в манящий омут Отхори, из которого так трудно выбраться, а также привлечь к себе пристальный интерес «худшего зла». Кажется, пронесло. И с тем, и с другим. Сколько ни напрягала память, никак не удавалось вспомнить имя главной кесейской колдуньи, бывшей охранницы Проводника, имя, которое было в том рассыпавшемся на лепестки письме. От него остался только слабый тающий отзвук, и сейчас Лерка даже не могла бы сказать, с какой буквы оно начинается. А что касается второго страха, куда более сильного, – он прятался за первым. Те, кто с ней беседовал, видели, что «пострадавшая напугана», естественная при таких обстоятельствах реакция, и невдомек им было, что Лерка боится их. Точнее, тех Высших, кто сотворил такой ужас с Нирансой, наверняка они пришли и сидят вместе с врачами и волшебниками, притворяясь обыкновенными людьми. Да она бы глаза им выцарапала… Но это из области героических намерений. Ей было страшно до льдины в животе (она же не забыла, как выглядела Нира в момент своей смерти) и хотелось забиться куда-нибудь подальше от этой сверхчеловеческой мрази. Вроде бы удалось их одурачить. То, что Лерка отыграла, вполне соответствовало здешним представлениям о типичной бестолковой «туристке» с Земли Изначальной.

Через это она прорвалась. Теперь надо вычислить Проводника и сказать ему кое-что важное. Дневная личность ничего не поймет, зато ночная потом все вспомнит и примет к сведению.

Стеклянное «Изобилие» казалось издали сверкающим миражом, а тускло-желтые, как пески пустыни под голубым небом, многоэтажки Дромадерских холмов высились над ним, словно старая-престарая крепость.

За время растянувшегося почти на неделю зачарованного сна Лерка осунулась и похудела. Юбка с пришитыми по бокам золотыми галунами, та самая, в которой она была в Эоловых Чертогах, болталась на ней, сползая на бедра. Зато можно будет есть все, что угодно, не переживая по поводу талии.

Из Никесов ей первым попался навстречу Берт.

– Лера, с выздоровлением и с возвращением!

Бодрое остроносое лицо, лучезарная улыбка.

– Берт, можно задать тебе пару странных вопросов?

Они подались в сторону, пропуская грузчика с коробкой хозяйственного мыла.

– Хорошо, задавай, только я тороплюсь.

– Тебе по ночам что-нибудь снится?

– Если днем столько беготни и полезных занятий, на сны и другую ерунду ничего не остается, – в его голосе появились учительские нотки, словно Бертран наставлял юных менеджеров. – Нет, Валерия, я не вижу снов, чего и тебе желаю.

Уже интересно.

– А как ты относишься к своему будильнику?

– О, будильник – это великое изобретение, он помогает нам вовремя вставать и везде успевать! – снова засиял улыбкой, словно рекламирует этот самый будильник на презентации.

– И еще скажи…

– Это уже третий вопрос!

– Все равно, как ты себя чувствовал вчера утром?

Он сник и вздохнул.

– Отвратительно. На меня перекидник с потолка свалился, прямо на лицо, а я спросонья решил, что это медузник. Ричард, балбес, давай хохотать… Ты же знаешь, медузники, нападая на спящих, чаще всего присасываются к лицу, поэтому человек может умереть от удушья, даже если потеря крови не критическая. Брр, гадость…

– Ты о чем-нибудь мечтаешь?

– Лера, мечты – это глупости, которые приходят в голову, если там нет серьезной основы. У меня есть план личных достижений на год вперед, это мой путь к успеху. Если хочешь, я и тебя научу, как такой план составить, можем сегодня вечером сесть минут на пятнадцать… А сейчас извини, я должен ребят проинструктировать, как предлагать покупателям новые оригинальные зубочистки. Мы все за тебя рады!

Пятьдесят на пятьдесят. Ничего общего с Проводником, но тот ведь говорил, что его «ночное «я» и «дневное «я» – две совершенно разные личности.

В кафельном закутке с умывальниками Лерка наткнулась на Глорию. Можно не приставать с расспросами, та вне подозрений: сны ей снятся, да еще какие – сногсшибательно оформленные витрины, рекламные акции, хороводы слоганов, Глория гостит по ночам в продвинутом менеджерском раю, который ни в одной точке не граничит с призрачными землями Отхори.

– Как дела у сестренок? С ними все в порядке?

– Они сейчас на фасовке. Переодевайся и тоже приходи, там рук не хватает.

Если Проводник – кто-то из Никесов, в драке с гарпиями он пострадал не настолько серьезно, чтобы заболеть наяву. И то хорошо.

Переоделась в джинсы и футболку. Поглядела в зеркало: лицо бледное и до сих пор немного опухшее. Ничего, пройдет. С фингалом было хуже.

Фасовали сахар-песок. И Лидия, и Марианна заулыбались, увидев Лерку.

– Лидочная плакала, когда тебя увезли на «Скорой», – бойко сообщила Марианна. – Там не узнали, кто тебя заколдовал?

– Если и узнали, мне не сказали. Тайна следствия. Объяснили только, что я заснула случайно, эти чары были направлены не на меня, а на Нутвера – того почетного гостя, которого мне навязали сопровождать на празднике.

– Тогда можешь не бояться, снова не заколдуют, – заявила девочка авторитетным тоном.

Лерка теперь боялась совсем другого: пока ехала в трамвае, обнаружила, что помнит Отхори так же, как остальные свои сновидения, словно все это было не на самом деле. Подробности размываются, сон тает, словно мороженое в тепле. Неужели она через некоторое время начнет сомневаться, что побывала там по-настоящему и все это не выдумка – дом в Картофельном переулке, встреча с Нирой, древний мост с головоломными лестницами и надстройками, Танхала, где вечно длится Темная Весна, разговоры с Проводником?

Вот этого она не учла, когда строила планы выложить правду о своем приключении в Инете на родной Земле. Еще немного – и все, что ей пришлось пережить и увидеть, превратится в самый обыкновенный неволшебный сон, какие снятся сплошь и рядом.

В фасовочную заглянул Ричард, младший из братьев в семействе Никесов, угловатый, верткий и длинноносый, как Буратино.

– Лера и Лида, на выход. Госпожа Новашек приехала.

– Лидочная вчера утром опять ревела, ей опять страшный куст приснился, – наябедничала им вслед Марианна.

Лерка приняла это к сведению. Или Берт, или Лидия. Они с Проводником не договорили, но теперь она знает, что надо было ему сказать. Главное – не ошибиться… Да, но ведь можно сказать это обоим: кто из них Проводник, тот поймет.

А если не они, если кто-то третий, насчет кого она даже не догадывается?

Злата ждала возле черного хода. Подъехал фургон из пекарни, грузчики бегом таскали большие деревянные лотки с булками. Младшая богиня смерти стояла в сторонке, золотистое платье красиво переливалось на солнце – посмотришь, и вполне можно принять ее за богиню жизни… В какой-то степени так и есть: она хочет убить Проводника, чтобы Лидия жила дальше без оглядки на свое выморочное прошлое. В общем, «как лучше», ничего нового. Только позабыли спросить, что об этом думают сами Лидия с Проводником.

Лерка себя одернула: не увлекаться, а то вдруг не она, вдруг Берт?

– Съездим к моему прапрапрадеду, чаю с вареньем попьем. Всяко полезней, чем в этом вашем магазине торчать.

– Твой прапрадед мне приснился, – пробормотала Лерка, направляясь следом за ней к фиолетовому автомобилю.

– Вот-вот, и он о том же говорил, – невозмутимо отозвалась Злата.

Неожиданное подтверждение того, что Отхори не сон, вернее, не только сон и с помолодевшим Кирсаном в красной рубашке они там повстречались взаправду, заставило Лерку воспрянуть духом.

– Что с тобой случилось-то? – безуспешно пряча жадное любопытство, которое так и норовило высунуться наружу, спросила Кирсанова прапраправнучка, выруливая на дорогу.

– В больнице объяснили, что меня заколдовали. Там было много всего – разные странные существа, кесу, город, в котором всегда тает снег, долбанутая цапля ростом с дерево…

– Как здорово, – тихонько вздохнула на заднем сиденье Лидия. – Я бы тоже хотела там побывать, только чтобы потом проснуться.

– Здрасьте-мордасти, только этого нам не хватало, – проворчала Злата. – Тогда тебе понадобится уже не психолог, а психиатр, так что лучше не надо!

«Ты ведь и так бываешь там каждую ночь, только днем об этом не помнишь, – подумала Лерка. – Или это все-таки не ты?»

Кирсан хитро улыбался в сивую бороду. Угощал блинчиками, которые настряпала его экономка, и вареньем – клубничным, морковным, сластишоновым, абрикосовым. Потом позвал ее в другую комнату и принялся расспрашивать об Отхори, пока Злата с Лидией листали большие подарочные фотоальбомы с Земли. Лерка все-все ему выложила, а сам он бессовестно увиливал от ответов и под конец усмехнулся, глядя плутовато и ласково:

– Ты, красавица, и так лишку знаешь. Чем допытываться до большего, лучше поберегись. Езжай-ка к себе домой, там до тебя не доберутся.

Она дерзко возразила:

– Для меня это не лишнее. Кто такие гарпии? Они приходили в больницу на консилиум?

– Может, и приходили, может, нет. Меня ведь там не было. Звали, да я отговорился стариковской немощью, а с тобой мы и так вон как хорошо потолковали. Спасибо тебе за беседу. Может, что другое подсказать, а? Не об Отхори, не о Темной Весне, не о Проводнике твоем и не о гарпиях, это все темы чреватые, а что-нибудь девичье? Не стесняйся, спрашивай.

Поразмыслив, Лера угрюмо поинтересовалась:

– Если я рассажу вам одну мутную ситуацию, которая случилась у нас в Новотагане, вы сможете объяснить, что это было – ну, с магической точки зрения?

– Давай попробуем, – он подмигнул. – Что у вас там стряслось?

В этой живописно и уютно захламленной комнате с витражными окошками, деревянным полом и густым травяным запахом история про замурованную дверь показалась ей до ужаса невозможной. Разве в жизни подобная гадость бывает? Старый колдун слушал внимательно, с прищуром.

– Присоседилось там что-то, красавица, – вздохнул он, когда рассказчица умолкла. – Ясны дела, нежить. Видать, присосалась, как медузник к добыче, и судью эту бедную под себя подгребла, и кого-нибудь еще, можешь не сомневаться. Закон как безразмерная одежка, ее на что хошь можно напялить, и на доброе, и на худое. Можно приспособить закон и для того, чтобы нежить кормить, кто ж вам запретит? Эх, дуралеи несчастные…

Лерка поежилась.

– А реально против этого что-нибудь сделать?

– Два способа есть, консервативный и хирургический. Первый – это если деятели ваши возьмутся за ум, пересмотрят решение суда и велят сломать стенку, чтобы тех бедолаг замурованных выпустить. А второй – применить волшбу: засадить туда такое заклятье, которое и стенку снесет, и присосавшемуся едоку хватала спалит, но у вас нет магов, чтоб это сделать. Совет тебе, как вернешься, поменяй квартиру, даже если выйдет в убыток. Не оставайся в том доме, скверное место.

Она кивнула и потом все-таки пробормотала:

– А насчет девичьего… Вы не скажете, я хоть кому-нибудь из парней нравлюсь?

– Нашла, что спросить! – расхохотался Кирсан. – Да будь я помоложе, расшугал бы всех, чтобы ты никому другому не досталась. Придет к тебе скоро один парень, вы как будто уже виделись разок или два. Ты его сразу не гони. Сперва приглядись к человеку, а то ни за что, ни про что друг друга упустите.

– Он будет похож на Проводника?

– Бог с тобой, да зачем тебе сдался похожий на Проводника? – старик ухмыльнулся. – Любоваться на него и разговоры разговаривать? Тебе пара нужна – с кем жить, от кого родить, верно? Вот это и оценивай. Жаль, больше ничего не открылось, ну, сама разберешься.

– Спасибо.

«А Проводника я все-таки найду. Разговоры разговаривать тоже иногда важно».

В супермаркет вернулись под вечер, когда западная стена стекляшки запылала розовым золотом, а пиковый поток покупателей пошел на убыль.

– Этот Кирсан себе на уме, – неодобрительным шепотом заметила Глория, узнав, у кого они побывали в гостях. – Не будь он колдуном, я бы выразилась хуже.