Сюрпризы карста

Если ехать от Адриатики на восток по холмистой равнине, богатой садами и виноградниками, то неожиданно можно оказаться у мрачно‑серой известняковой преграды, которая, словно крутая стена, поднимется на высоту около 100м. Это и есть знаменитый карст — характерный признак словенского ландшафта, который послужил названием аналогичным геологическим явлениям по всему мире. Многие природоведы провели исследования и описали этот особый тип ландшафта, образовавшийся в результате растворения известняка, а все интересные явления, наблюдаемые здесь, назвали карстовыми. Многие словенские названия этих явлений стали международными, а область Випавской долины справедливо называется классическим или основным Карстом.

Самой старой и доступной туристам пещерой в Словении, а может быть, и в мире считается Виленица у Дивачи. В ней уже в первой половине XVII века взималась плата за осмотр.

Наиболее известные пещеры на классическом Карсте — Шкоцианские пещеры, которые были в 1986 году внесены в списки мирового культурного и природного наследия ЮНЕСКО. Здесь, в местах стыков песчаников и известняков образовалась исключительно интересная пещерная система с двумя впадинными долинами, сквозь которые подземная речка Река пробивается в Шкоцианские пещеры и впадает в самый большой подземный каньон в мире длиной около 12,5 км и высотой до 130 м.

Настоящей карстовой жемчужиной является Раков Шкоциан, впадина длиной 2,5 км, лежащая между Церкнишским и Планинским полями. У путешественника неизменный восторг и удивление вызывает эта неожиданно открывающаяся среди сосново‑буковых лесов долина, наполненная живописными карстовыми явлениями: уходящая под землю пещера, естественные мосты, впадины, источники…

Вторая исключительно интересная карстовая область связана с рекой Любляницей, которая протекала по поверхности земли в доледниковый период, а затем из‑за карстовых явлений распалась на несколько наземных участков, но под землей, конечно, все ее участки остаются связанными между собой. Тем самым образовалась система карстовых полей и подолов с интересными пещерами, семью крупными наземными течениями с различными названиями, но принадлежат они, конечно, одной и той же реке — Люблянице.

В этой области находится широко известное исчезающее Церкнишское озеро — периодически наводняемое карстовое поле в бассейне реки Любляницы. Полгода здесь лежит озеро, в котором можно ловить рыбу, а зимой — кататься на коньках, а потом неожиданно, в один прекрасный день весной начинает уходить под землю и оставляет за собой поле, на котором крестьяне летом косят траву. Причины ухода под землю этой природной знаменитости, известной уже в античные времена, уже 300 лет назад изучал природовед и историк Янез Вайкард Вальвазор. Его труды вызвали огромный интерес. Благодаря им Вальвазор был принят в Королевское общество в Лондоне, а Церкнишское озеро стало считаться «эталоном» карстового исчезающего озера.

Среди здешних пещер выделяются заполненная водой Крестовая пещера и знаменитая Постоинская пещера, красотой которой ежегодно любуются около 800 тыс. человек, благодаря чему она приобрела мировую славу.

«…Было это в апреле 1818 года, когда император Франц I со своей супругой Каролиной Августой путешествовал по Далмации, — записал в протоколе, составленном по случаю открытия Постоинской пещеры, Яков Видмар, дорожный смотритель города Постойны. — За несколько дней до приезда высоких гостей, в пещере, которая в то время была исследована всего лишь до естественного моста через реку Пивку, были произведены работы по освещению, ибо императрица выразила желание посетить пещеру».

В ходе этих работ, которыми руководил Яков Видмар, рабочий Лука Чех, устанавливая пирамиду с приветственными транспарантами, обнаружил новую пещеру. Выйдя на поверхность, потрясенный Чех заявил: «Это — новый мир, это — рай!»

Сразу же после этого группа специалистов спустилась в пещеру и провела в ней несколько часов. Произошло это 14 апреля 1818 года.

Постоинская пещера, исследованные коридоры и залы которой тянутся на 21 километр, находится на полпути между столицей Словении Любляной и итальянским городом Триестом, в котловине реки Пивки. На протяжении тысячелетий природа создала здесь прекрасные известковые творения: сталагмиты, сталактиты, огромные колонны и «занавесы». Животные в карстовом подземелье приспособились к жизни без солнца. Наиболее известной среди них является знаменитое земноводное — протей. Первые известные нам описания этого таинственного животного проистекают именно из Постоинской пещеры.

Эти места были населены еще в ледниковую эпоху, о чем говорят найденные останки доисторического человека. В римский период неподалеку от нынешнего города Постойны, на горе Совиче находилась римская крепость. На протяжении всего Средневековья этот край часто менял своих владельцев. Начиная с 1722 года он становится государственной собственностью и до 1918 года им правили Габсбурги.

Надписи на стене, называемой «Рвом старинных записей», в Постоинской пещере являются доказательством того, что еще в XIII веке люди знали о существовании пещеры и посещали ту ее часть, которая расположена близ входа в нее. Самая старая надпись датируется 1213 годом. Между тем интерес к исследованиям карстовых явлений начал проявляться лишь в XVI веке. Французский врач профессор анатомии Б. Аке опубликовал в книге «Oryctographia Carniohca» (1778—1789) свои впечатления от Постоинской пещеры, где он, в частности, писал: «Чрезвычайно трудно добраться до конца пещеры, во внутренней части пещеры встречаются различные храмы естественного происхождения. Последний, после которого невозможно идти дальше, является самым крупным… Весь проделанный мною путь вряд ли намного превышает 200 футов..»

Первая зарисовка Постоинской пещеры была сделана в 1748 году математиком И В. Нагелем по заказу австрийского императора Франца. Этот рисунок является свидетельством того, что в те времена были известны только «Ров старинных записей» и Большой зал.

После открытий, сделанных в 1818 году, Постоинская пещера стремительно приобретает широкую известность и за пределами Габсбургского государства. В первую очередь своей славой пещера обязана осадочным известняковым породам необыкновенной красоты форм и красок. Кроме того, Постоинская пещерная система в подавляющей своей части горизонтальна, вследствие чего путешествовать по ее залам не представляет особого труда. Наряду с этим, Постоинская пещера расположена в весьма удачном месте — на оживленном пути из Средней Европы к Адриатическому морю.

Когда в 1819 году эта пещера была открыта для широкой публики, постоинский окружной казначей завел книгу, в которую вписывались все посетители. Если сегодня перелистать страницы этих книг, накопившихся за почти два столетия, в которые свои имена вписали все важные посетители пещеры, то можно убедиться в том, что нет почти ни одного государственного деятеля или выдающейся личности, которые бы не видели этот карстовый феномен. В 1955 году Постоинскую пещеру осмотрел и английский скульптор Генри Мур, который в книге почетных посетителей оставил следующую запись: «Это — прекраснейшая выставка ваяния природы, самая прекрасная выставка из всех, которые мне когда‑либо довелось видеть».

Над входом в пещеру высечена надпись: «IMMENSUM AD ANTRUM ADITIS» — «Вход в необъятную пещеру». Учрежденная в 1823 году особая комиссия издала пещерный устав, отпечатала входные билеты и ввела День пещеры, в который она была роскошно освещена, а в Концертном зале пещеры играли оркестры и устраивались танцы. Когда в 1857 году железная дорога Любляна—Триест была проложена через Постойну, были организованы специальные поезда для посещения пещеры, что в значительной мере способствовало увеличению числа посетителей.

Из года в год Постоинская пещера благоустраивалась и оборудовалась. В 1872 году на одной части ведущих через пещеры дорожек были проложены железнодорожные рельсы, по которым в начале проводники толкали вагонетки с двумя сиденьями. Постоинская пещера была представлена и на Всемирной выставке в Париже в 1873 году. Венский живописец Карл Хаш в 1872 году для музея естествоведения в Вене написал большое полотно с изображением Постоинской пещеры, которое еще спустя много лет воспроизводилось во всех учебниках географии.

Это был период необыкновенной популярности Постоинской пещеры. В 1874 году швейцарский промышленник Франц Проглер перед входом в пещеру построил роскошный отель и окружил его английским парком. В гостинице этой останавливались богачи из Европы.

Продолжались и дальнейшие исследования пещеры. Большая роль в деле популяризации Постоинской пещеры принадлежит спелеологу И.А. Перко, который выступал с многочисленными лекциями о пещере, подготавливал иллюстрации, публиковал информационные статьи. По его инициативе здесь был создан музей.

Первая мировая война прервала посещения Постойны, а по окончании войны продолжились работы по благоустройству и расширению Постоинской пещеры. Перед входом в пещеру было построено здание, в котором сегодня помещается музей экспонатов карстового подземелья, канцелярии и ресторан. В Концертном зале пещеры в 1928 году состоялись большие концерты Пьетро Масканьи, а в 1929 году — миланской Ла Скалы.

В первой половине XIX века в год пещеру посещало около 1000 человек, в середине второй половины того же века число посетителей возросло в среднем до 8 тысяч человек в год, а в период, предшествующий Первой мировой войне, число посетителей пещеры колебалось от 25 до 40 тысяч человек. После Второй мировой войны число посетителей стремительно увеличивалось. Так в 1949 году отмечена цифра в 200 тысяч человек. Затем из года в год число посетителей неизменно росло, и сегодня число посетителей Постоинской пещеры приближается к миллиону.

ПРЫЖОК «ДРАКОНА ГОР»

Прошло 30 лет с того дня, который оказался одним из самых страшных в истории казахстанской столицы. Воскресным июльским вечером 1973 года от ледника Туюк‑Су на Алма‑Ату пошел селевой поток, подобных которому никогда не случалось. Если бы не плотина в Медео, не люди, рванувшиеся на подмогу столице со всего Казахстана, ее бы не стало. Вспоминает Олег Квятковский, очевидец тех событий.

…В те дни стояла невероятная жара. Листья скручивались в папироски, желтели и облетали с деревьев. Город плавился, словно свеча. И как никогда прекрасны были тогда горы, нависая над Алма‑Атой. Но нет ничего коварней яростного июльского солнца над ледниками. Лучи полируют, час от часу точат и плавят льды. Шальная вода кружит в горных озерах. Наконец, проломив берега, она рушится в раструб ущелья. А там, не в силах вырваться из его каменистых ладоней, поднимается на дыбы, мчится вниз, сатанея от собственной мощи, волоча за собой все, что удается захватить на горных склонах.

Так вторгается в долину сель, который некогда был назван «драконом гор».

Даже на излете 60‑х годов в Алма‑Ате были ясно видны следы селя 1921 года. Тогда в считанные минуты лавина камней и грязи «слизнула» 500 домов, уйдя от Медео на 30 километров. Сель пронзал город и в 1956‑м. Еще через семь лет от такой же беды погибло озеро Иссык. Погибло и много людей. Но все это было не более чем приготовлением «дракона гор» к прыжку летом 73‑го.

…Уже в Медео погибли люди и опасность приближалась час от часу к Алма‑Ате, а город спал и не знал ничего. Ни о чем не ведали и мы с Володей Ковалевским, когда в понедельник пораньше пришли в редакцию газеты «Ленинская смена», чтобы готовить в номер зажигательный призыв к молодежи республики поступать в чабаны… Вдруг на пороге возник фотокор Юра Кельдин:

— Сидите? Сочиняете? Сель! Город может погибнуть!..

Вскоре мы мчались по трассе к Медео. До самой плотины не встретили ни души. На плотине командовала милиция. Мы построились в цепь и пошли тропинкой по левому берегу речки в турбазу «Горельник». Нам навстречу солдаты несли что‑то завернутое в белую простыню. Пели птицы, журчала коричневая река, пахли ели. А несли нам навстречу мертвую девочку лет 15. За ней — полную женщину с иссиня‑фиолетовым телом, с часами на перебитой руке. Я обратил внимание: часы остановились в 18.15.

Турбаза выглядела словно после мощного артобстрела. Огромный валун, выброшенный потоком метров на сто, ударил в стену жилья, и домик в 15 комнат «поехал», как санки по льду. Рядом с домом — далеко от потока — камнем в голову убило туристку. Много часов подряд тягуче, на одной ноте кричала какая‑то девушка и никто ее не утешал. На месте рухнувшего склада было какое‑то месиво: из него торчали руки, ноги, жутко шевелились светлые женские волосы. По месиву ходили солдаты, раздевшись до плавок, извлекали тела погибших…

Когда все кончилось, Д. Кунаев (в те времена 1‑й секретарь ЦК КП Казахстана) для «узкого круга» газетчиков, от которых что‑либо скрывать смысла не было, сказал на плотине: «Мы никогда не узнаем, сколько погибло — в горах было много людей, воскресенье… Могу не для печати сказать, сколько поднято, вывезено погибших. Ровно семьдесят человек…»

Не решились мы тогда спросить у Кунаева: как же так, ведь с горной гидрометстанции «Мынжилки» еще в полдень сигнализировали о начале прорыва моренных озер. Впереди было целых шесть часов и хватило бы времени включить сирены, шугануть отдыхающих, пустить по ущелью наряды милиции, вертолеты поднять… Но язык не повернулся спросить в тот момент. Кунаев двое суток не уходил с плотины. Сам командовал. Не поехал в Москву на сессию. Приказал под домашний арест упечь тех ученых, которые изначально противились самой идее этого сооружения, а теперь утверждали: мол, плотина все равно не выдержит…

Антиселевую плотину начали строить в 60‑х годах, сразу после трагедии Иссыка, хотя идея такого сооружения выдвигалась учеными еще в 30‑х годах. В расчетах, в определении оптимальных параметров такого небывалого щита над большим городом участвовали крупнейшие научные светила СССР, в том числе академик М.А. Лаврентьев.

Старт стройки в Медео был знаменательным, его зафиксировали сейсмостанции планеты: два направленных мощных взрыва разом сбросили 2,2 миллиона кубических метров грунта на дно ущелья. А затем семь лет — без перерыва, без выходных — самосвалы сновали здесь день за днем, поднимая, наращивая «гребешок». К июлю 73‑го практически было готово это небывалое сооружение: высота — 116 метров, толщина в основании 600 метров, объем — 5 миллионов кубов. Подобных плотин еще не было в мировой практике. Она‑то и приняла на себя напор селевой волны высотой с семиэтажный дом.

Четыре с половиной миллиона кубометров жидкой грязи и камней, притащенных селем, образовали желтое озеро перед плотиной.

Лоток водосброса, где шла река, сразу же оказался забит, причем наглухо. А вода все прибывала, и насыпная плотина дала естественную фильтрацию. Ужасное зрелище открывалось при подъезде к плотине: сквозь нее просачивались водяные потоки. Гидротехническое сооружение представлялось огромнейшей губкой, казалось, вот‑вот рукотворная преграда двинется вниз…

Лоток водосброса расчистить не удалось. Асфальт на гребне плотины дал трещину. Вода наступала. Было решено пробросить две нитки трубопровода через плотину, поставить насосы и откачивать воду. На каменном пятачке между желтой водой и обрывом, где в обыкновенный день не разъехаться двум легковушкам, работали сотни людей и техника. За два дня сделали столько, сколько в обычное время не сделать и за месяц. «Озеру» не было еще и двух суток, когда включились мощные армейские насосы (два куба в секунду), и вскоре под крики «Ура!» появилась влажная полосочка на изрезанных селем обрывах ущелья.

Потери считали потом. Важно было спасти родной город. Вся центральная часть столицы попадала под первый удар, а последствия были бы катастрофическими… Попадала, да все‑таки не попала. Люди вырвали Алма‑Ату из объятий «дракона гор».

…Через год после трагедии я летал к ледникам, где специалисты аккуратными взрывами прорубили канал и соединили между собой и с рекой три моренных озера. Теперь нечему было тут переполняться и прорываться. Алма‑Ата могла жить спокойно.

На обратном пути спросил тех, кто изо дня в день черпал грунт, притащенный селем к плотине, и в ту же плотину укладывал его: ну что, нет больше селевых жертв? «Нет! Нет!» — уверяли начальники экскаваторщиков. Когда мы сели в юрте обедать, я тихонечко повторил вопрос. И услышал в ответ: «То руку, то ногу находим, но никому о том не говорим…»

Прав был, выходит, Кунаев, никогда не узнаем мы, сколько погибло тогда над Медео людей.