Держава желаний

В Ноксвилле, школьником, Райделл увлекался «Мирами Мечты». Франчайзинговая фирма, купившая у японцев эту игру, приспосабливала под нее самые разные помещения – опустевшие кинотеатры, старые магазины, большие секции моллов. Даже заброшенный кегельбан, но там Райделлу не очень понравилось – узкий такой, очень длинный коридор, вроде бы и интересно, но только гнется все, искажается, особенно если двигать объекты побыстрее.

Играть там можно было по-разному, только мало кто этим разнообразием пользовался, ноксвиллские ребята предпочитали стрелялку. Берешь в руки пару пистолетов и палишь себе во всяких мерзких злодеев, они отстреливаются, а в конце тебе показывают результат, кто кого больше продырявил. ИОК, который в Академии, в нем разрешение повыше да и колорита побольше – крови, кишок всяких, а так – стрелялка стрелялкой.

Райделл тоже иногда постреливал, но больше всего он любил то место, где ты вроде как лепишь вещи из ничего, из облачка пикселей, или многоугольников, или кто уж они там такие, и ты видишь, как другие занимаются тем же самым, и может, даже соединяешь свое творение с чьим-нибудь еще, если, конечно, и ты этого хочешь, и он. Женское рукоделие – посмеивались другие ребята, хотя какое же оно женское, ведь девочки единорогов лепят, радуги по небу выкладывают и все такое, а он, Райделл, строил экспериментальные автомобили, как взаправдашний японский конструктор, тут и сравнивать даже нельзя. Хочешь сохранить свои творения – закажи распечатку, а если в динамике, то и кассету. Девицы, так те прямо обожали колдовать над своими собственными снимками – прическу поменяют, нос подправят, еще что-нибудь, а самые лучшие варианты выводят на печать, прямо тебе пластическая хирургия без ножа и топора.

Недоделанные красавицы кучковались обычно в самом дальнем конце, а Райделл работал поближе ко входу – изображал каркас, формовал из зеленых, полупрозрачных полотнищ корпус, затем накладывал цвет и текстуру, еще раз подправлял обводы…

Да бог с ними, с машинами этими. Войдя в Державу Желаний, Райделл сразу же вспомнил пространство «Мира Мечты» – не то, в котором ты строишь автомобиль или там что-то другое, а наружное, то, что вокруг. Если отвлечешься от работы и начнешь оглядываться, то все вроде бы в порядке, но как только сосредоточишься, появляется странное такое ощущение, будто стоишь на краю мира, над обрывом, а дальше ничего нет, не просто ничего, а даже пространства – и того нет.

И стоишь ты уже не на полу старого кинотеатра или там кегельбана, а на стекле, на стеклянной такой равнине, и ты не видишь, конечно, что у тебя за спиной, но точно знаешь, что распростерлась эта равнина на тысячи миль и нет ей конца.

Здесь, в Державе Желаний, все было вроде и так же, и совсем не так. Когда логотип телефонной компании исчез и Райделл оказался на стеклянной равнине, он невольно сказал: «О!» – потому что отчетливо видел ее края, и равнина эта словно висела в пустоте, а вокруг нее колыхалось нечто неопределенное, то ли туман, то ли облако, то ли дымка, и было это оно никакого цвета и всех цветов сразу, призрачное такое мерцание.

А затем появились эти огромные, выше всего на свете фигуры, стеклянная равнина висела на уровне их… груди, что ли, хотя какая же у них грудь? И они смотрели на Райделла сверху, словно на муравья или там на игрушку детскую.

Один из них был похож на тиранозавра, только его короткие передние лапы заканчивались не когтями, а чем-то вроде пальцев. А рядом – гора с человеческими чертами. Широкое бесстрастное лицо, обрамленное растафарианскими косицами, полуприкрытые веки – и все это бурый, изборожденный расселинами камень, мелкий кустарник и мох. И еще плотная, слежавшаяся глина – из нее сформованы косицы.

Затем Райделл перевел глаза на третью фигуру и сказал: «Мамочки».

Такая же огромная, как и две предыдущие, она состояла из бесчисленных телевизоров, даже не телевизоров, а телевизионных изображений, слитых воедино и непрерывно меняющихся. Калейдоскопический экран мерцал миллионами цветов, от попытки присмотреться к какому-нибудь его участку повнимательнее кружилась голова, звуковое сопровождение сплеталось в нечто, отдаленно похожее на рокот водопада, в шум, который не был шумом, в звук, который не был звуком.

– Добро пожаловать в Державу, – улыбнулся динозавр.

Из его кошмарной пасти звучал голос веселой, очаровательной женщины, огромные зубы были обточены в форме храмов и пагод. Райделл вгляделся в искусную резьбу, какую-то долю секунды она была видна отчетливо, но затем дрогнула и расплылась.

– У тебя не больше тридцати процентов необходимой частотной полосы, – сказала гора с растафарианскими косичками голосом горы с растафарианскими косичками. – Ты находишься в Кей-Ти-пространстве и…

– Может, эмулятор вырубить? – предложил голос, смодулированный из рокота телевизионного водопада.

– Лишние хлопоты, – проворковал динозавр. – Не думаю, чтобы это был серьезный разговор.

– Фамилия, имя, – сказала гора.

Райделл неуверенно замялся.

– И страховочный, – динозавр прикрыл пасть ладонью и зевнул, – номер.

Райделл вспомнил вечные рассуждения отца, что обозначала «страховка» прежде и что – теперь; кого теперь, от чего и как страхуют, присваивая человеку при рождении этот самый номер.

– Имя и номер, – сказала гора, – или мы уходим.

– Райделл, Стивен Берри. – А затем – цепочка цифр.

– Ясненько, – кивнул динозавр. – Бывший полицейский.

– Мамочки, – ужаснулась гора.

Кого-то она Райделлу страшно напоминала.

– Бывший – и безо всякой надежды на будущее, – добавил динозавр. – Затем работа в «Интенсекьюре».

– Вляпался, сердечный. – Гора ткнула в сторону Райделла – рукой? лапой? Гранитная, поросшая мхом клешня заслонила половину неба, словно идущий на посадку космолет. – Крутой облом?

– Да уж куда там круче, – согласился телевизионный водоворот. – Впервые вижу, чтобы Лоуэлла волновали чужие проблемы. Более того, он даже не сказал нам твоего имени.

– Не знает, вот и не сказал.

– Кули валять да к стенке приставлять – это дело он знает туго, а больше – ни хрена, ха-ха-ха, – ответила гора издевательски сэмплированным голосом самого Райделла. Тот попытался заглянуть горе в глаза, увидел на мгновение пару голубых озер, кусты, рыжеватого зверька, стремительно несущегося по склону… Картина расплылась и пропала. – Лоуэлл и ему подобные воображают, что мы нуждаемся в них больше, чем они – в нас.

– Изложи суть своего дела, Стивен Берри, – сказал динозавр.

– В Бенедикт-Каньоне было некое происшествие…

– Да, конечно, – прервал его динозавр, – и ты сидел за рулем. Но при чем здесь мы?

Только теперь Райделл осознал, что динозавру, да и остальным тоже, доступны все его досье – полицейское, интенсекьюровское, любое; что они просматривают эти материалы прямо сейчас. Странное было ощущение.

– Так вы что, в файлы мои залезли?

– И не нашли там ничего интересного. – Динозавр снова прикрыл рот рукой, но зевка не получилось. – Бенедикт-Каньон?

– Ну да, – сказал Райделл. – Это ваша работа.

Гора приподняла брови. Вздрогнули и поползли вверх чахлые, прибитые ветром кусты, лавиной посыпались стронутые с места камни, но Райделл этого почти не замечал.

– Строго говоря, это не совсем так. Мы придумали бы что-нибудь более изящное.

– Но зачем вы это сделали?

– Если тебе так уж важно, кто именно задумал и организовал это скандальное происшествие, – вмешался динозавр, – поинтересуйся супругом темпераментной леди. Он успел уже подать на развод, имея к тому весьма основательные причины.

– Так он что, нарочно ее подставил? И уехал нарочно, и садовника подговорил?

– Теперь я понимаю, с чего это Лоуэлл стал таким добреньким, – заметила гора.

– Так что же вам нужно, мистер Райделл? – пророкотал Телевизор. – Вы так ничего и не сказали по существу.

– Работу примерно того же рода. Я хочу, чтобы вы сделали такое еще раз. Для меня.

– Ох, Лоуэлл, Лоуэлл…

Гора сокрушенно покачала головой. Покатились вырванные из косичек комья глины, склон окутался пылью.

– Вы забываете, – заметил динозавр, – что работы подобного рода опасны. А опасная работа стоит весьма дорого. А у вас, мистер Райделл, нет ни гроша за душой.

– А что если вам заплатит Лоуэлл?

– Лоуэлл не заплатит. – На огромном непроницаемом лице змеились и переплетались миллионы изображений. – Рассчитался бы за старое, и то спасибо.

– Ничего страшного, не заплатит Лоуэлл – заплатят другие. – Райделл и сам не понимал, вранье это или не совсем вранье. – Только вы должны выслушать меня. Всю историю, от начала до конца.

– Нет, – сказала гора. Только теперь до Райделла дошло, кто послужил образцом для ее внешности. Этот мужик, которого показывают иногда в исторических программах, изобретатель наглазников или какой-то там еще хрени. – Нам обрыдли халявщики – можешь, кстати, передать это Лоуэллу.

Гиганты начали блекнуть, рассыпаться на крошечные цветные пятнышки, первичные атомы виртуального мира; Райделл терял их, терял навсегда.

– Подождите, – крикнул он. – Есть среди вас кто-нибудь из Сан-Франциско?

– А что, если да? – из расплывчатого, почти утратившего форму облака материализовался динозавр.

– И он вам нравится?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что он изменится, и очень скоро. Нашлись желающие переделать его по образу и подобию Токио.

– Токио? – телевизионный водоворот принял на этот раз форму бешено вращающегося шара. – Кто тебе сказал?

– В Токио не больно-то развернешься, – заметила вернувшаяся из небытия гора.

– Выкладывай, – коротко бросил динозавр.

Что Райделл и сделал.

Шляпу Шеветта уже надела, а очки держала в руке. Покачивала очками и смотрела, как Райделл снимает шлем, вытирает со лба пот, кладет шлем на крошечный столик.

– Не врубилась я что-то в идею, – сказала она. – Крыша у тебя съехала, вот это уж точно. Вместе с карнизом.

– Очень может быть, – согласился Райделл. – Сколько там, кстати, с меня.

Оказалось, что изрядно. Остатков наличности едва хватило.

– На кой ляд было через Париж? – пробормотал он.

– Спроси чего полегче, – сказала Шеветта и встала.