ПРОШЕНИЕ 3 page

Из этого места Синодального доклада явно обнаруживается малое знакомство составителя Синодального Послания с моей книгой «Апология», которая в сем Послании осуждается. Если бы составитель Синодального Послания прочел бы мою «Апологию» от начала до конца, то, вероятно, он бы заметил, что цитируемое им место имеется не только в «Акте о исповедании пантелеимоновцев», но и в моей «Апологии». Очевидно, не дал себе труда составитель Синодального Послания прочитать и то Богословское слово св. Симеона, которое по мнении составителя Синодального Послания мы перетолковали, ибо если бы он дал себе труд прочитать сие слово, то он никогда не выбрал бы столь неудачный пример для обличения нас в перетолковывании. В приложении к сей жалобе привожу разбор сей главы 62-й св. Симеона, сделанный братьями-имяславцами, в коем сличается русский перевод сей главы с греческим текстом. Статья эта именуется: «Корни имяборчества».

8) Синодальное Послание находит неправильным мнение, высказанное в «Апологии», будто Именем Божиим освящается и св. икона и крест. Но сие писано в греческой Кормчей в предисловии к канонам 6-го Вселенского Собора. Освящением иконы почитается согласно греческой Кормчей надписание на ней имени Господа или святого, лик которого изображен. Также и на кресте необходимо требуется греческой Кормчей надпись имени Господня. В греческих требниках даже не существует чина освящения икон, освящение иконы есть надписание на ней имени.

9) В особенности Синодальное Послание ставит мне в вину мнение, что «таинства совершаются именно силою произнесенного Имени Божия». — Но разве это я говорю от себя? Не святой ли Кирилл Иерусалимский говорит, что при совершении таинства Крещения каждый был вопрошаем: «верует ли во Имя Отца и Сына и Святого Духа» ⁵⁴. О помазании же крещаемых перед крещением святым елеем говорит, что сила елея заимствована им от призванного над ним имени Божия, почему елей с такой же силой, как Имя Божие, опаляет и отгоняет вражескую силу: «как дуновение святых и призвание Имени Божия подобно самому сильному пламени жжет и прогоняет демонов, так и сей заклинательный елей призыванием Бога и молитвою приобретает такую силу, что не только сожигает и изглаждает следы греха, но и изгоняет все невидимые силы лукавого» ⁵⁵. — В Слове о Миропомазании сей же святой говорил, что и его сила происходит не от чего иного, как от призванного над ним Имени Божия: «Святое Миро сие, по призвании (подразумевается призвание Имени Божия. — Прим. иеросхим. А.) — не простое уже, или как бы сказал иной, обыкновенное миро, но дарование Христа и Духа Святого, от присутствия Божества его соделавшееся действенным» ⁵⁶. — Также о таинстве причащения сей святой говорит: «Хлеб и вино Евхаристии до святого призывания достопоклоняемой Троицы были простым хлебом и простым вином, а по совершении призывания (то есть Имени Божия в предварительных молитвах и Имени Духа Святого в словах: «преложив Духом Твоим Святым», и Имени Иисуса Христа в крестном именословном знамении. — Прим. иеросхим. А.) хлеб делается Телом Христовым, а вино Кровию Христовою» ⁵⁷. —Тождественно свидетельствует и св. Златоуст, что таинства деются Божественной силой призываемого в таинствах Имени Господня. В примечании к толкованию псалма 110, ст.9—«свято и страшно Имя Его», - Зигабен, толкуя, что это Имя есть Имя Христово, приводит следующие слова Златоуста: «Как же Имя Его страшно? Его трепещут бесы, страшатся болезни; Его силою… апостолы исправляли всю вселенную; его употреблявший вместо оружия Давид низложил оного врага; Им—совершены бесчисленные дела; Им освящаемся в совершении святых Таин» ⁵⁸, ⁵⁹ (см. «Апология» ⁶⁰). Вероятно, не прочел сей страницы составитель Синодального Послания, ибо если бы прочел сии слова святых отцов, то едва ли нашел бы повод так возмущаться моими словами, что таинства о Имени Божием деются.

Предлагаю прочесть в «Апологии» еще слова митрополита Григория, свидетельствующие о том же и о силе именословного перстосложения ⁶¹. А вот еще свидетельство святого Златоуста, которое не вошло в «Апологию»: «Если слова: во Имя Отца и Сына и Святаго Духа ты произнес с верою, то все совершил. Смотри, сколько ты сделал: ты воссоздал человека и произвел все прочее в таинстве Крещения. Таким же образом это страшное Имя владычествует и над болезнями (подразумевается в Елеосвящении. — Прим. иеросхим. А.)» ⁶². — «Святым признавай [Имя Божие] для святых, поскольку последние освящаются не иначе, как чрез имя Христа» ⁶³. То же св. Амвросий говорит: «Но, говоришь ты, в крещении-де благодать таинственная действует. В покаянии же что? не то же ли Божие имя действует?» ⁶⁴ - Также и св. Димитрий Ростовский: «Сосуды освященные, от нас почитаемые, ни един совести нашей зазор творят, понеже известны есмы, яко та призыванием имене Христова освящаются» ⁶⁵. —То же говорят и современники, как например, Катанский в «Догматическом учении о семи церковных таинствах»: «То, что спасает нас, есть Имя Господа нашего Иисуса Христа и Дух Бога нашего» ⁶⁶. Или протоиерей Дьяченко: «Благоговеем пред Именем Божиим, которое есть благословенно, хвально и прославленное, которым благословляется и освящается все» ⁶⁷. — Также и о. Иоанн Кронштадтский говорит, что в таинствах последние совершаются независимо от веры совершающего силою самого имени Божия: «Когда запрещаешь диаволу Именем Господа нашего Иисуса Христа, то это самое Имя… само творит силы, как меч обоюдоострый. Равно, если просишь чего у Отца Небесного или совершаешь что-либо о Имени Господа нашего Иисуса Христа, то Отец Небесный о имени Своего возлюбленного Сына все подает тебе в Духе Святом, если ты творишь заповеди Его, а в таинствах — и вовсе не взирая на твое недостоинство. Где употребляется с верою Имя Божие, там оно созидает силы: ибо само имя Божие есть сила» ⁶⁸.

Но что удивительнее всего, так это то, что и один из самых строгих судей по нашему делу, непременный член Святейшего Синода архиепископ Никон, признавший ныне крайней ересью веру в реальную божественную силу Имени Божия и в действенность Имени Божия при совершении святых таинств, вот что писал еще недавно в Троицких Листках: «Имя Божие всегда свято. Им совершаются наши спасительные таинства; Им запечатлевается верность наших клятв и обещаний; Им поражаем врагов видимых и невидимых. Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее Себя людям» ⁶⁹. — Итак, возможно ли примирить эти слова архиепископа Никона, написанные им в 1896 году согласно исконному учению Церкви, со словами Синодального Послания, под которым подписался сей же архиепископ и которые гласят: «В частности, святые таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения Имени Божия; а по молитве и вере святой Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей Господом обетования». — Но разве мы не знаем, что сие обетование Господне тесно связано именно с просьбою «во Имя» - Господа Иисуса Христа? Разве мы не знаем, что самый решающий момент всякого таинства есть произнесение совершительных слов и следовательно — Имени Божия? — Но Синодальное Послание гласит: «Наконец, если бы при совершении таинств все дело заключалось в произнесении известных слови исполнении известных внешних действий, то ведь эти слова может проговорить и действия исполнить не только священник, но и мирянин, и даже не христианин». — Но разве составителю Синодального Послания не известно, что таинство крещения бывает действительно, если даже женщина окунет младенца в воду, призвав над ним Имя Святой Троицы? Конечно, для Божественной литургии необходимым условием является еще весьма многое для того, чтобы таинство совершилось, но не потому, что призванное Имя Божие было бы бессильно низвести Божество на предлагаемые Дары, но потому, что Святому Духу изволилось определить эти многие условия, необходимые для совершения Литургийной жертвы.

Возмущается Синодальное Послание тем, что я назвал предложенные Дары, освященные на Проскомидии, - «Всесвятейшею Святыней». Но позволю себе спросить, как же мне иначе назвать сию Святыню, как не Всесвятейшей? Святыней святой почитается даже каждый камень здания церковного; святыней святой почитаются облачения иерейские, почитаются просфорки неосвященные, ради печати с Именем Господним; святыней святой почитаются и сосуды златые, - итак, неужели уготованный к Всесвятой Жертве Агнец Божий, над которым совершены особенные молитвословия, грешно назвать «Всесвятейшей Святыней»? Разве мы не знаем, с каким благоговением повелевает Церковь обращаться с вырезанным Агнцем, оказавшимся негодным к тому, чтобы на нем совершить Евхаристийную Жертву? ⁷⁰

От опытных о духоносных иереев мы научились благоговеть и перед Проскомидией, а не только перед Литургией верных. Примером величайшего благоговения к Проскомидии был также о. Иоанн Кронштадтский. О вере в ту непреложную силу, которую в таинствах имеют произносимые слова Имени Божия и молитв, мы встречаем многочисленные свидетельства в святоотеческой литературе, истинность чего признает и Синодальное Послание, но вот особо выразительный случай, относящийся к силе слов, произносимых над Агнцем во время проскомидии, привожу его для большей ясности в перифразе, по-русски. Авва Иоанн Хозевит имел ученика авву Григория, который, хотя не был посвящен в священный сан, однако знал наизусть чин Проскомидии. Однажды авва Иоанн послал сего Григория, как он потом сам о себе поведал, за просфорами. Последний, взяв просфоры и будучи сам в чине чтеца, нес, читая про себя последование проскомидийного освящения, и когда принес просфоры, то передал их диаконам, которые и положили их на жертвенник. Пресвитер же авва Иоанн Хозевит, впоследствии епископ Кесарии Палестинской, имел благодать видеть знамения освящения проскомидийных Даров во время Проскомидии. Но на сей раз он не увидал обычного знамения сошествия Святого Духа на проскомидийное Предложение и был этим весьма опечален, думая, не согрешил ли он в чем мысленно, вследствие чего и не было обычного пришествия Святого Духа. Он вошел в диаконикон, плача и падая лицом на землю. И явился ему Ангел Господень, говоря: «так как брат, который принес просфоры, изрек уже проскомидийные слова на пути, то священное проскомисание уже священнодействовалось и Дары уже освящены». — И с тех пор запретил старец, чтобы никто впредь не смел бы из не имущих хиротонии говорить слов святого проскомисания ⁷¹.

В начале своего Послания Святейший Синод говорит, что «для достижения возможного беспристрастия» он поручил сделать разбор моей книги трем докладчикам. Но можно ли видеть гарантию беспристрастия в том, что Святейший Синод именно поручил судить мою книгу тому лицу, на которое я сам от лица братий подавал двукратно жалобу в Святейший Синод, обвиняя его в том, что его слова, напечатанные в «Русском Иноке», были причиною афонской смуты? Возможно ли ожидать беспристрастия от того лица, которое мы в книге, порученной его разбору, обвиняем в ереси и богохульстве? Возможно ли считать справедливым со стороны Святейшего Синода необращение никакого внимания на нашу жалобу на архиепископа Антония, поданную нами дважды: 13 сентября 1912 г. и 2 апреля 1913 г., и непринятие нашего заявления от 20 апреля 1913 г. об отводе архиепископа Антония от суда над нами как лица, причастного к делу? Что же иного можно было ожидать от архиепископа Антония, как не крайней пристрастности и старания восстановить против нас и остальных членов Святейшего Синода, в чем он вполне и успел. Живым свидетельством крайней страстности архиепископа Антония служит его доклад, который преисполнен даже бранных по моему адресу слов. В унисон с докладом архиепископа Антония и другие два докладчика поставили себе прокурорскую цель как можно более опорочить мою книгу. Итак, во время разбора Синодом моей книги против нее говорили три прокурора, но не было ни одного защитника, и не только не было защитника, но не был допущен на суд и обвиняемый, дабы иметь возможность возразить против несправедливых обвинений.

В наших жалобах Святейшему Синоду мы обвиняли архиепископа Антония в том, что он единомыслен с осужденным Церковью еретиком Варлаамом. Основательность этого нашего обвинения еще более явствует ныне из доклада архиепископа Антония. Отцедив всех мнимо-еретических комаров в моей книге, архиепископ Антоний поглощает воистину величайшего еретического верблюда, называя догматическое свидетельство св. Григория Синаита о Божестве, деятельности Божией и, в частности, о Божестве молитвы — «поэтическим выражением». Святой Дух устами апостола Павла говорит: «Никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым. Разделения же дарований суть, а тойжде Дух; и разделения служений суть, а тойжде Господь; и разделения действ суть, а тойжде есть Бог, действуяй вся во всех» (1 Кор. 12, 3-6). — Этими словами устанавливается догмат о Божестве действий Божиих, то есть о Божестве энергий Его, и свидетельствуется, что произнесение духом и истиною Имени Господа Иисуса Христа есть действие Божества. Согласно с этими словами апостола, св. Григорий Синаит говорит, что достойно призвать Имя Иисусово можно только Духом Святым, и в этом смысле достойное призывание Имени Иисусова, или молитва Иисусова, есть Бог: «молитва есть Бог, действуяй вся во всех». Итак, как видите, святой повторяет всецело слова апостола Павла, употребляя слово «молитва» вместо слов апостола: «никтоже может рещи Господа Иисуса», и затем называя сие речение — «Богом», действующим вся во всех.

Но что же иное есть сие свидетельство, как не догматическое определение того, что достойное призывание Имени Иисусова есть деятельность в нас Самого Божества? Утверждаясь на этих словах апостола Павла и св. Григория Синаита, Церковь на Соборе Константинопольском признала, что деятельность Божества есть Божество, и осудила Варлаама. Один из упоминаемых в определении 5-м против Варлаама «Божественный Тайноводец» был сей св. Григорий Синаит, которого эти же самые слова ныне в Синодальном докладе архиепископ Антоний назвал «поэтическим выражением». Очевидно, архиепископ Антоний отметает Божество, во Имени Божием сокрытое, а следовательно и Божество сей энергии Божества, и единомыслен с Варлаамом.

В своем докладе архиепископ глумится над тем, что я говорю: «всякое слово Божие есть Бог» и, придавая этим словам буквальный превратный смысл, говорит: «значит, и слова змея — Бог, и ехидна — Бог, ибо их тоже говорил Господь Иисус Христос в Евангелии». Конечно, каждое слово, отдельно вырванное из Евангелия, не есть Бог, но выражение «каждое слово» надо понимать не буквально, а как отдельно выраженную одним или многими словами Божественную мысль. Так и Господь говорит, что люди дадут ответ за всякое слово праздное. Конечно, и этих слов не подобает понимать буквально в том смысле, что и за предлоги, и за союзы дадут люди ответ Богу. Но возьмем ту главу — 23-ю от Матфея, из которой архиепископ Антоний вырвал эти слова «змея» и «ехидна», и покажем, в каком смысле и сии слова суть Божество. В тексте, из которого взяты эти слова, Господь обличает книжников и фарисеев и называет их «змиями и порождениями ехидны» за их ненависть к праведникам ко всякой Божественной Истине, за их лицемерие, за их немилосердие и жестокосердие, за их несправедливость в суде, за безверие, за придирчивость к пустякам и попустительством в великих грехах и преступлениях. За все это Он угрожает им страшным осуждением, говоря, что от ни взыщется всякая кровь праведная, от крови Авеля праведного до крови Захарии, отца Крестителя. Этими многими словами высказывается суд Божий справедливости и выражается гнев Божий на богоборцев и на богоубийц. Эти слова, которые никогда не умрут, но суть всегда живы и действенны, явят свою страшную силу, сокрытую в них, в день Страшного Суда, ибо Господь рек, что слова, которые Он говорил, будут судить нас. Итак, не ясно ли теперь, что сии слова «ехидна» и «змея» совместно с другими словами выражают суд Божий и гнев Божий, и сей Дух Божий, вложенный в эти слова, и есть живая деятельность Божества — и Божество.

Относительно того, сколь противно святым отцам мудрствует архиепископ Антоний, свидетельствует следующий курьезный случай. Стараясь найти ересь в каждом слове моей «Апологии», архиепископ Антоний в Синодальном докладе своем, не заметив того, что я привожу слова святого Феофилакта Болгарского, яростно ополчается против слов сего отца Церкви и называет их нелепостью и волшебством. Вот эти слова блаженного Феофилакта: когда Я по воскресении из мертвых пошлю вам Утешителя, «тогда вы уже не просите Меня, то есть, не будете нуждаться в Моем посредничестве, но довольно вам будет произнесть Имя Мое, чтобы желаемое получить от Отца… здесь Он показывает силу Своего Имени, так как (Самого) Его не будут видеть и не будут просить, а только назовут Имя Его, и Он будет творить такие дела» ⁷². — Почитая эти слова Блаженного Феофилакта за мои собственные умозаключения, архиепископ Антоний говорит: «Господь не учил апостолов волшебству и никогда таких нелепостей не говорил». Итак, следовательно, архиепископ Антоний обвиняет бл. Феофилакта за разномыслие с ним в учении о волшебстве Именем Иисусовым ⁷³. Это для нас весьма утешительно, что не нас одних, ибо и нас Синодальное Послание обвинило в пользовании Именем Иисусовым, как каким-то магическим заклинанием. Да будет же часть наша с блаженным Феофилактом Болгарским, и да будет сие для нас залогом в том, что мы не отступили ни на иоту от святоотеческого православного учения, но пребываем в единомыслии с отцами и учителями Церкви.

Доклад архиепископа Никона отличается самым грубым номинализмом, на котором он единственно и обосновал свои доказательства в пользу того, что Имя Божие невозможно называть «Самим Богом». По его мнению, всякое имя есть «только умопредставляемый, отвлеченно субъективно мыслимый, но реально вне нашего сознания не существующий образ».—Итак, следовательно, по учению архиепископа Никона Бог имеет имя лишь со времени существования субъективно мыслящих существ, ибо вне их сознания Имени Божия быть не может?! Но мы видим, что святые отцы не так мудрствовали, как например, св. Тихон Задонский: «Слава бо Имени Божия вечна, бесконечна и непременяема есть, как и Сам Бог; того ради ни умножитится, ни умалитися в себе не может» ⁷⁴. А святой Кирилл Иерусалимский говорит: «Имя Божие по естеству свято, хотя говорим или не говорим сие» ⁷⁵. Также святитель Тихон говорит: «Имя Божие само по себе как свято, так славно и препрославлено есть, того ради от нас не требует прославления нашего: равно славно и страшно пребывает и лучи славы своей издает в созданиях» ⁷⁶. Церковь Православная, как мы показали выше, признает реальное бытие некоего неименуемого вечного Имени, которое издает лучи славы своей в созданиях, подразумевая под «лучами» - имена Божии именуемые, а если Имена Божии именуемые Церковь признает «лучами», то, значит, она их признает неотделимою энергией Божества и реальностью, а не номинальностью. Но даже в философии вопрос о реальности или номинальности идей вообще еще не разрешен. Поэтому возможно ли основывать отметание Божества имени Божия на столь шатком основании, как номинальность имен, как то делает архиепископ Никон? И как не признать, сколь учение его по духу далеко от православного учения святых отцов!

Заметим еще раз, что мнения, высказанные архиепископом Никоном в его докладе, противны не только святоотеческому учению, но и недавнему образу мыслей самого архиепископа Никона, как то видно, например, из составленных им Троицких Листков: «Имя Божие всегда свято, - говорит архиепископ Никон. — Им совершаются наши спасительные таинства; Им запечатлевается верность наших клятв и обещаний; Им поражаем врагов видимых и невидимых. Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее Себя людям» ⁷⁷. Впрочем, архиепископ Никон не довольствуется одними номиналистическими доказательствами того, что Имя Божие невозможно считать реальностью и именовать «Самим Богом», но для вящего осуждения нас изобретает против нас и еще следующую клевету, будто мы Имя Божие отделяем в особое поклоняемое отдельно от Бога существо: «Имя Божие, - говорит он, - имяславцами отделяется в особую от Бога личность. Нет нужды делать отсюда логическое умозаключение, ведущее к какому-то двубожию».

Ввиду того, что наша «Апология» нигде не дает повода к обвинению в таком казуверном отделении, но, наоборот, нами многократно свидетельствуется, что мы в ней Имя Божие не отделяем в особую от Бога личность, а признаем за сияние и лучи сей Единой Личности и в этом смысле называем Богом, как неотделимую от Бога энергию Божества, то архиепископ Никон, нимало не смущаясь явными доказательствами своей клеветы, восклицает: «О, конечно, они протестуют против такого понимания». — Не то протестуем, но говорим, что это гнусная и злонамеренная клевета. Несколько большей обоснованностью и беспристрастностью отличается доклад Троицкого. Он единственный из всех моих судей дал себе труд прежде суда обменяться со мною мыслями и спросить, в каком смысле мы говорим то или другое. Все это привело нас к некоторому единомыслию, и, с одной стороны, я сознался в неправильности некоторых моих выражений, а с другой стороны, он признал правильность основной мысли «Апологии», что Имя Божие с объективной стороны есть часть Божественного Откровения, есть энергия Божества и Божество. С его исправлениями моих тезисов, которые он приводит в конце своего доклада, я в общем согласен и могу с уверенностью сказать, что если бы на Афон был послан не архиепископ Никон, а другое, менее приверженное к архиепископу Антонию лицо, и это лицо в догматическом вопросе об Имени Божием стало бы на почву тезисов г. Троицкого, то весь спор уладился бы ко всеобщему умиротворению, ибо за что же иное ратуют имяславцы, как не лишь за Божественное достоинство Имени Божия с объективной стороны и за Божественную его силу, ввиду хулений оных имяборцами? Ратуют они еще за отождествление Имени Божия с Богом в молитве и за право в этом смысле вслед за о. Иоанном Кронштадтским называть Имя Божие — «Самим Богом». В тезисах г. Троицкого эти оба положения признаются православными, и первый его тезис, например, гласит: «Имя Божие, понимаемое в смысле откровения Божия и притом по объективной его стороне, то есть в смысле открывания истин человеку, есть вечная неотделимая от Бога энергия Божия, воспринимаемая людьми лишь настолько, насколько допускает это их тварность, ограниченность и нравственное достоинство. К употребляемому в таком смысле слову имя приложимо наименование Божества, но не Бог, поскольку Бог есть действующий, а не действие, и поскольку Бог есть выше Божества. Имя как энергию Божию можно называть Богом лишь в несобственном смысле, в смысле противоположности твари, но называть Имя Самим Богом нельзя ни в коем случае, ибо в слове «Сам» непременно мыслится существо Божие».

О, если бы Святейший Синод в Послании своем стал бы хотя на эту точку зрения и не отметал бы Божества Имени Божия как части Божественного откровения, тогда, конечно, ни солдат, ни кровопролития, ни пожарных труб, ни всех нынешних гонении на нас, истинных чад Церкви Православной, не потребовалось бы!.. Да, где же тогда было бы отмщение тем дерзким афонцам, которые дерзнули обличить и доказать впадение в богохульство и в ересь архиепископа Антония?.. Ведь тогда по необходимости пришлось бы и «Апологии» не запрещать, и имяславцев с Афона не изгонять, и книгу о. Илариона предоставить спокойно в Киевской Лавре продавать, а только пришлось бы ограничиться объяснением, что называть Имя Божие — «Сам Бог» - можно, но только не в строго догматическом смысле, как то и делал о. Иоанн Кронштадтский, в догматическом же смысле подобает именовать Имя Божие, понимаемое в смысле Божественного Откровения, - Божеством. Имяначертания же и имязвучия, а также и вообще человеческих не боговдохновенных идей о Боге нельзя называть ни Божеством, ни Богом. Со всем этим мы, конечно, согласились бы, но где же тогда было бы торжество злобы архиепископа Антония?..

Будучи в общем согласны с тезисами г. Троицкого, мы не можем сказать того же и о всех мыслях, высказанных в его докладе, и, во-первых, протестуем против приписываемой им нам: «адекватности идей человеческих о Боге с Самим Богом». Мы не даем никакого основательного повода приписывать нам эту мысль и в доказательство неправоты г. Троицкого рассмотрим те тексты нашей «Апологии», из которых г. Троицкий вывел заключение о том, что мы всякую идею человеческую о Боге считаем адекватной Богу.

В выноске г. Троицкий приводит эти два текста «Апологии»: «Именование Господа Иисуса духом и истиною… есть Сам Бог» ⁷⁸. «Исповедуемое и призываемое Имя Его, которое сый Сам Он, имеет силу очищать сердце и сообщать душе божественную благодать» ⁷⁹. Прошу обратить внимание на слова «духом и истиною» в первом, на которые почему-то не обратил внимание г. Троицкий. Разве «именование духом и истиною» есть простая человеческая идея о Боге, а не некое озарение Святого Духа, то есть деятельность Божества? Также и в другом тексте слово «исповедуемое» указывает на особое состояние призывающего Имя Господне человека; это не значит просто и как-нибудь помыслить о Боге и обыкновенно призвать Имя Его, но значит: восчувствовать при этом истинность, смысл призываемого Имени и близость призываемого Существа, что и означается термином «исповедывать» на святоотеческом языке. Простое призывание есть дело ума человеческого, а «исповедывание» есть действие в человеке Духа Святого. К сожалению, нельзя не признать, что и г. Троицкий, подобно прочим докладчикам, отнесся к нашей «Апологии», как прокурор к обвиняемому, но бОльшая добросовестность его сравнительно с другими двумя докладчиками не дозволила ему так нагло клеветать на нас, как то сделали архиепископы Никон и Антоний. Исследование Троицким нашей «Апологии» привело его к следующему заключительному выводу: «Действительно, поставить вопрос о том, что в учении имяславцев является новым и неприемлемым для церковного сознания, то придется ответить, что таким новшеством является не учение о божественности откровения вообще и имен Божиих в частности, а именно учение о том, что именование если не как сочетание звуков, то как наша идея о Боге адекватна Богу и поэтому есть Сам Бог». Но нетрудно отпарировать нам и это обвинение. Мы уже говорили выше, в каком смысле мы и о. Иоанн Кронштадтский употребляем слово «Сам Бог», а именно дабы не представлять энергию Божества отдельно от существа Божия или как отдельную личность, и говорим слово «Сам Бог» в смысле «тойжде Бог». Мы показали также только то, что не всякую идею о Боге мы называем Богом, но лишь мысль боговдохновенную.

Теперь спросим г. Троицкого, неужели он считает всякую идею в человеке вообще за произведение лишь деятельности человеческой? Разве мы не знаем, как о том учат святые отцы, что помыслы в человеке бывают трех родов: помыслы, производимые самим умом человеческим, о коих говорится, что помышления человеческие суть суетны; помыслы, внушаемые Ангелом Хранителем и Духом Святым, которые суть мысли для нас благие, полезные, спасительные и истины Богооткровенные о Боге, разумение Писания и прочее; и наконец—помыслы греховные, внушаемые и вселяемые в нас диаволом. О помыслах, внушаемых нам Духом Святым, Господь говорит, что Дух Святой «наставит вас на всякую истину… от Моего приимет, и возвестит вам» (Ин. 16, 13-14), «не вы бо будете глаголющии, но Дух Святый» (Мк. 13, 11), когда вас поведут на судилища за Имя Мое, и, таким образом, Господь ясно свидетельствует сими словами и многими им подобными, что боговдохновенные помыслы и идеи в человеке суть Его деятельность вместе с деятельностью благоизволяющего Отца и Духа Святого.

Также и о помыслах греховных ясно сказано, что «исперва диавол согрешает» (1 Ин. 11, 25), ибо всякий всеваемый помысл греховный есть деятельность бесов. Отождествляя Себя с деятельность Своею, Господь именует деятельность Свою словом «Аз»: «Аз есмь Истина» (Ин. 14, 6), «Аз есмь воскрешение» (Ин. 11, 25), и, отождествляя диавола с деятельностью его, Господь говорит о диаволе, что он есть «ложь и отец лжи» (Ин. 8, 44). Этим Господь явно свидетельствует нам, что как боговдохновенные идеи, так и греховные идеи не суть отвлеченные номинальности, но живые реальности. То же и святые отцы говорят, как например св. Исихий Иерусалимский, что Имя Иисусово есть Свет, помыслы же бесовские тьма, и Имя Иисусово «есть Бог и Владыка», помыслы же бесовские суть «раби бесом», то есть живые реальности ⁸⁰.

Итак, хотя природа человеческих идей еще в науке не выяснена, но во всяком случае в ряду идей человеческих мы должны признать существование идей, внушаемых человеку Самим Богом, и вот эти мысли мы считаем за источник Боговедения, а отнюдь не то, что приписывает нам г. Троицкий, будто мы, подобно Варлааму, говорим, что «главным источником Боговедения суть наши идеи о Боге». — «Не наши идеи о Боге», как то утверждает проклятый Варлаам, мы почитаем за источник Боговедения, но те лучи истины, которыми Сам Бог озаряет сердца и умы наши словесными семенами словесной Своей энергии, сокровенными в глаголах Божиих и в Именах Божиих.