Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава XII. Между сциллой и харибдой





 

Правительства подчас бывают бандитами, народы же — никогда.

В. Гюго

 

Уже две недели прошло с тех пор, как первая партия переселенцев приблизилась к границе и замерла без движения в ожидании ответа Великого князя. И вот вчера делегация во главе с Арзу вернулась наконец из Тифлиса. Как и предсказывали, наместник Кавказа прошение чеченцев отклонил. Таким образом, исчезла последняя надежда на мирный исход дела.

 

Да, вот она, желанная граница. За тем вон полосатым столбом начинается родина, свидания с которой ждут ее заблудшие дети.

Она всегда стояла перед их глазами. И в первых лучах солнца, и в тусклом свете луны. Голос ее слышался им в нежном посвисте ветра, в журчанье ручья, в шуме леса, в радостном пении птиц, в шелесте трав. Во всем ловили они зов родных гор и с нетерпением ждали момента, когда вновь увидят дорогие сердцу места. Но невидимая стена отделила их от родины. Как теперь преодолеть эту стену?

 

Границу охраняли солдаты. Много солдат — и султанских, и царских. Неужели с ними придется воевать? Хватит ли на борьбу сил? Ведь люди до предела истощены, стали похожи на тени.

 

Семь дней чеченцы бросали шапки и платки перед русскими и турецкими генералами. Это было унизительно, но на это вынуждали обстоятельства. Никогда и никому не кланялись чеченцы, ни перед кем не становились на колени, обнажали головы только в том случае, если обращались к кому-то с величайшей просьбой. Турки возвращению не противились, ибо отлично знали, что русские не пропустят чеченцев на родную землю. Но как договориться с русскими? Они не соглашались ни на что. Переселенцы заверили русского генерала, что не станут нарушать законы, будут жить мирно и покорно, подчиняться всем указам, если он разрешит им вернуться домой. Горцы соглашались даже поселиться не в самой Чечне, а там, где будет угодно русскому правительству.

 

Но никакие жалобы не трогали сердце русского генерала.

Приказано — не пропускать! И он не пропустит…

 

Оставался самый последний, крайний выход: перейти границу самовольно. Решаясь на столь рискованный шаг, люди все же надеялись, что стрелять в них не станут…

 

17 октября 1865 года две тысячи шестьсот чеченских переселенцев двинулись к границе, решив или дойти до родных гор, или умереть здесь. В первой десятке шли Арзу, Чора и Али с белыми флагами в руках. Их послали вперед, чтобы в последний раз попытаться решить вопрос мирным путем. Остальная масса людей, выдерживая небольшой интервал, шла вслед за своими векилами. Парламентеры были безоружны. Белый флажок, привязанный к длинному шесту, Арзу нес, высоко подняв над головой. Следом за ним, почти наступая ему на пятки, шел Али.

Ровно четыре месяца назад Али впервые увидел эти вот места, эту заставу. 28 апреля они вышли из Владикавказа, а 17 июня здесь первыми ступили на турецкую землю. Хазапинская застава встречала их и провожала в турецкий край, из которого до сих пор они никак не могут выбраться…

 

Граница надвое рассекала высокий холм. И вот на этом холме теперь застыли в боевом строю всадники и пехотинцы. Вперед выдвинули пушки, стволы которых направлены точно на дорогу, по которой предстояло идти переселенцам. "Неужели турки будут в нас стрелять?" — с тревогой думал Али.

 

Каждый шаг в сторону границы приближал к смертельной опасности. Шаг, еще шаг, еще… Уже различимы лица солдат. Но что это? С полсотни всадников отделились от основных войск и помчались навстречу переселенцам.

 

Тридцать четыре года прожил Али на белом свете и никогда за все эти годы не испытывал чувства страха. И вот только теперь, при виде хищных лиц скакавших всадников, он почувствовал, как неприятный холодок страха пробежал по его спине. Живая стена до зубов вооруженных солдат перекрывала путь на родину.

Мужчины сняли с себя оружие и передали его женщинам в знак того, что намерения у них самые мирные.

 

 

Летите в Нохчичо, птицы быстрокрылые,

К собратьям нашим и поведайте им,

Что мы без крова и без Божьей милости

Жизнь на чужбине малую влачим.

 

В ночном сумраке родных лесов

Унылый крик филина заслышав,

Пусть вспомнят о нас, — без поста и молитвы

Бродящих на чужбине и не видящих исхода!

 

Бывало, волк воет холодной ночью.

Мы думали, он воет с голоду.

Нет, он выл, что отбился от стаи.

Мы походим на того одинокого волка,

Оторванные от родины и могил предков…

 

Скорбим ночами черными и глухими.

Чужбины хлеб нерадостен и крут.

И грезим все мы горами родными,

И в час кончины нас они зовут…[103]

 

 

Нет, не за себя волновался сейчас Али. Он переживал за Арзу.

За своего единственного брата. Из всего их рода только они двое и остались в живых. И, не приведи Бог, случиться чему-нибудь с Арзу. На кого опереться тогда Али? Кто в трудную минуту встанет рядом с ним? Без Арзу Али будет, как бескрылый орел. В течение шестнадцати лет они и жили, и бились бок о бок, не разлучаясь ни на час. Первыми неслись в атаку, последними отходили. Все эти годы над ними витала смерть, и Али без страха смотрел ей в лицо. Он знал: враг пришел на его землю, чтобы отнять у него дом, родину, лишить его свободы и воли. Поэтому Али не боялся смерти и готов был ко всему.

Ловкий и сильный, он всегда оказывался в гуще боя и всегда выходил из него невредимым. Родина-мать была неиссякаемым источником, из которого в течение многих лет черпал силу и он, и его народ. "Неужели мы навсегда лишились этой матери? — подумал Али. — Аллах, помоги нам!"

 

Так что же решили предпринять турки? Поднимется ли у них рука на своих братьев по вере? Да и можно ли стрелять по безоружным? Поверить в это трудно. А если…

 

Али инстинктивно выдвинулся вперед, чтобы в случае чего заслонить собой брата. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

 

Арзу покосился на него, и Али виновато опустил голову.

Неприлично быть впереди старшего брата, в порыве чувств Али забыл об обычае…

 

Забывшие о бритве волосы Арзу выбились из-под мохнатой папахи.

За эти четыре месяца они побелели. А ведь совсем недавно на голове брата не было ни единого седого волоса. Трагедия народа легла тяжелым камнем на его сердце и словно острым лемехом плуга прошла по его лицу, оставив после себя глубокие морщины.

Глаза запали, но огонь их не потух. Они, как и прежде, горели отвагой.

 

"Тяжело тебе, — подумал Али, глядя в затылок брата. — У меня хоть дома жена и сыновья. А ты и поседел преждевременно, даже не вкусив женской ласки, любви… Всемогущий Аллах, сбереги для меня моего единственного брата!"

 

— Стой!

 

Группа всадников с кривыми саблями наголо встала на их пути.

Впереди три офицера.

 

— Куда? — крикнул один из них, и его неопределенного цвета глаза остановились на Арзу.

 

— Мы возвращаемся на свою родину. Разве вы не знаете об этом?

— ответил Арзу по-кумыкски.

 

— Разрешение есть?

 

— Мы две недели ждали разрешения, но так и не дождались. А за это время успели здесь многих похоронить.

 

— Значит, прождали напрасно?

 

— Да.

 

Два офицера захохотали.

 

Третий, значительно моложе их, сморщился как от боли и осуждающе взглянул на старших товарищей.

 

— Стыдно смеяться над человеческим горем, — не выдержал Арзу.-

К границе вернулась только половина тех, кто переходил ее.-

Арзу вынужден был играть до конца роль парламентера. — Но и тех, кто идет за нами, разве можно назвать живыми? Вы видите их. Человек, оторванный от родины, — мертв! Даже если он еще пользуется какими-то земными благами. Голод, болезни, тоска по родине гонят нас. Нас обманули и вы, и русские. Мы это поняли и теперь возвращаемся домой.

 

Второй офицер, тощий, с крючковатым носом, махнул рукой в сторону холма.

 

— Посмотрите вон туда, — противно улыбнулся он. — Видите там пушки и солдат? Так вот, им дан приказ открыть огонь, если вы сделаете еще хоть один шаг к границе! А вон там стоят и кавалеристы. Их более пяти тысяч, и они готовы порубить вас на куски. Помните, только по нашим трупам вы сможете ступить на землю гяуров.

 

Али нисколько не сомневался в правдивости слов офицера. О жестокости турок и раньше ходило немало слухов, а побывав среди них, многие убедились в ней воочию. Если они совершенно безжалостно обращались со своими соотечественниками, то на что уж могли рассчитывать несчастные переселенцы, не имевшие с турками ничего общего, кроме веры? Чеченцы были для них чужеземцами, без крова, без родины, скитавшимися по их стране в поисках пристанища, так можно ли было ждать пощады? И все-таки Арзу на что-то еще надеялся…

 

— Господин офицер, мы не имеем намерения ссориться с кем-либо.

Какой толк нам от ссор? Вы видите, мы безоружны, мужчины сняли с себя даже кинжалы. Мы никому не желаем причинить зла. К тому же, среди нас не найдется и сотни человек, способных сейчас использовать оружие. Люди ослабли. И тем не менее, — решительно закончил Арзу, — или мы умрем здесь, или вернемся домой.

 

— Я еще раз повторяю, — повысил голос офицер, раздраженный твердостью Арзу. — При малейшей вашей попытке перейти границу, мы откроем огонь!

 

— Я тоже повторяю, — раздельно и громко произнес Арзу, — что люди решили или двигаться дальше на север, или умереть здесь у границы.

 

— Так умирайте!

 

— Неужели у вас, воинов, хватит совести стрелять в безоружных?

— не выдержал Чора, стоявший рядом с Али. — Мы с вами единоверные братья, у нас один Бог. Так для чего вам нужна наша кровь? Побойтесь Бога и отпустите нас.

 

— Куда?

 

— На родину.

 

— Теперь у вас нет родины! Теперь вы бездомные нищие! — офицер еле сдерживал гнев. — Трусы! Гяуры хозяйничают в ваших домах.

Причем вы сами пустили их туда. Кому вы нужны у русских? Царь гяуров жалует лишь своих единоверцев. Армяне и болгары, которых он приютил у себя, забрав от нас, не стремятся вернуться обратно к нам. Вы же, наоборот, не захотели жить у нас.

 

— Мы идем домой. Там наша родина. А законы ваши ничуть не лучше законов русского царя.

 

— Ты забыл о Боге, паршивец?

 

— Вы должны нас понять, — сказал молчавший до того молодой офицер. — Не в наших силах изменить что-либо. Тем более, что-то сделать для вас вопреки приказу. В любом случае вам не удастся перейти границу. Если не будем мы, то стрелять будут русские.

Мой совет: вернитесь и не доводите всех до греха. Вы же знаете, царь не оставит вас в покое. Отправит в Сибирь и превратит в христиан. Значит, вы лишитесь не только благ сего мира, но и милости Аллаха после смерти.

 

— Что ж, пусть наказывает нас Аллах, — раздался голос за спиной Арзу. — Но мы на все готовы, лишь бы вырваться из этого ада.

 

— Замолчи, свинья! — крикнул тощий офицер. — Почему вы не хотите стать в ряды нашей непобедимой армии? Горцы, пришедшие до вас, оказались гораздо благоразумнее. Кроме жалования вы будете получать бесплатное питание и хорошую одежду. А в объятиях женщин-гурий вообще забудете о всех своих несчастьях.

А разве плохи женщины у христиан? Они ведь отличаются особой красотой. Усмирите их мужчин, и эти женщины — ваши. А потом мы вместе освободим вашу родину от гяуров.

 

Спокойный Арзу, не скрывая, правда, презрительной улыбки, вынужден был терпеть сей полупьяный бред турецкого офицера.

Но горячий Чора не выдержал:

 

— Довольно! — крикнул он. — Мы уже от многих слышали эту песню!

Сперва ее пел нам! Нусрет-паша, затем Алхазов Муса-паша -

Хватит! Надоело! Что вы нам обещаете? Золотые горы? Но мы никогда не станем наемными убийцами. Мы не палачи. Мы умеем только защищаться. Защищать свою родную землю, свою свободу.

Порабощать других мы не желаем. "Поможем вам освободить вашу родину от гяуров". Где же вы раньше были? Разве нельзя было помочь нам тогда, когда мы защищали свои горы? Слава Богу, теперь узнали цену и вам.

 

Вы не только не способны помочь нам, вы сами нуждаетесь в помощи. Сейчас же мы хотим вернуться домой и жить в мире с христианами-русскими. Не мешайте, уйдите с нашего пути!

 

Арзу толкнул его в бок.

 

— Не затевай скандала. И не груби. Нужно все решить миром.

 

Чора отрицательно покачал головой.

 

— Разве не видишь, Арзу, что на мирный исход нет никаких надежд. Пощады от них не жди. Ты это знаешь лучше меня. Зря мы теряем время. Посмотри, войска, наготове, всадники обнажили сабли, а солдаты с горящими фитилями стоят около пушек. Так на что нам еще надеяться?

 

Али оторвал взгляд от брата и от трех офицеров, к которым было приковано все его внимание, посмотрел туда, куда Чора указывал пальцем, и понял: для многих его собратьев сегодняшний день станет последним. Понял и ужаснулся…

 

— Стойте! Остановитесь, поганые собаки! — во все горло орал тощий офицер, напрягая худую длинную шею.

 

Али обернулся.

 

Основная масса переселенцев уже успела подойти к ним. Людской поток походил на гигантского смертельно раненого зверя, стремившегося заползти в свою пещеру, чтобы в ней и умереть.

У людей запавшие глаза, высохшие лица. Лохмотья свисали с тощих плеч. Они еле брели, с трудом передвигая ноги, равнодушные к крикам турецких офицеров, к солдатам, к наведенным на них пушкам и вообще ко всему, что творилось вокруг. Они не в силах были остановиться, они просто шли…

Сейчас, глядя на них, не верилось, что несколько месяцев назад это были самые сильные, самые крепкие, самые выносливые и бесстрашные воины. Полуживые дети сидели на руках и спинах женщин.

 

Люди шли молча, словно несли на кладбище множество покойников сразу. Даже тощий офицер, на своем веку повидавший всякое и безжалостно расправлявшийся со многими непокорными, и тот застыл как вкопанный при виде переселенцев. Пистолет со взведенным курком в его руке опустился. Али посмотрел в сторону границы. Оттуда, держа штыки наперевес, четкими шагами к переселенцам двигалась турецкая пехота. Впереди каждой роты ехал конный офицер с оголенной шашкой. С флангов и позади пехоты располагалась кавалерия, по первому знаку готовая броситься на несчастных.

 

— Братья и сестры! — крикнул Арзу, повернувшись к толпе. — Вы видите наступающую на нас пехоту. Видите и кавалерию, готовую растоптать нас. Орудия уже наведены на нас! Последний раз спрашиваю: вернемся назад или пойдем вперед?

 

— Вперед, Арзу!

 

— Нет пути назад!

 

— Родина или смерть!

 

— Как быть с женщинами, детьми и больными? — Арзу старался перекрыть голос многочисленной толпы.

 

— Все ляжем здесь мертвыми!

 

— Газават!

 

— Не теряй времени, Арзу!

 

Арзу вскочил на коня, которого подвел ординарец. Его примеру последовали остальные командиры.

 

Турецкие офицеры, видя, что дело идет к схватке, огрели коней плетьми и ускакали к своим отрядам.

 

— Братья! — раздался теперь уже грозный голос Арзу. — Друзья мои! Сейчас мы сделаем несколько последних шагов, и турки откроют по нам огонь. Сотники! Готовьте свои группы к бою!

Пусть женщины и дети вместе с больными отойдут в безопасное место. Нас отвергли и люди, и Бог! Потому обратимся к нашим славным предкам, и как они, примем героическую смерть! Прочь белые флажки! Теперь это знаки беспомощности и трусости!

Касум! Подними красное знамя наших древних предков! Вперед, славные чеченцы!

 

И над головой Касума мгновенно появилось алое знамя, древнее чеченское национальное знамя. Раскачивая его над головой, Касум своим зычным голосом запел песню:

 

 

О братья, творите молитву.

С кинжалами ринемся в путь,

Ломай их о вражью грудь…

По трупам — бесстрашного путь.

Слава нам! Смерть врагу!

Аллах! Аллах! Аллах!

 

 

Через несколько минут около трехсот всадников стояли в боевом порядке и ждали приказа Арзу. Женщины и дети уходили в лес и овраг.

 

Али прикинул свои силы. Триста всадников. Истощенные люди на истощенных конях. С ружьями наперевес построилось более пятисот пеших воинов. Но и они больше похожи на привидения.

А на них готовы броситься сытые и крепкие пехотинцы и кавалеристы турецкого войска.

 

— Сотники! По-шоиповски вперед! Чора! С кавалерией…

 

Грохот пушек и одновременный треск ружейных выстрелов заглушили последние слова Арзу. Али увидел, как исказилось вдруг лицо брата, как он схватился за грудь. Увидел, как Чора резко откинулся назад, а потом медленно сполз с коня на землю…

 

Вновь услышав за несколько лет забытый грохот боя, конь Арзу сперва рванулся вперед, но тут же, почуяв беду с хозяином, остановился и громко заржал. Али соскочил со своего коня и подбежал к Арзу, успев подхватить падающего брата. Неожиданно рядом с ним появилась Эсет с обнаженным кинжалом в руке.

 

Они бережно сняли Арзу с седла и положили на землю.

 

А залпы турецких пушек продолжали сотрясать воздух. Всюду вокруг сеяли смерть снаряды и картечь. Со свистом летели турецкие пули. С обеих сторон слышались призывы:

 

— Аллах!

 

— Аллах!

 

Стоявшие в стороне старики продолжали петь боевую чеченскую песню:

 

 

…О братья, творите молитву.

С кинжалами ринемся в путь…

 

 

Но Али и Эсет не слышали и не видели происходившего вокруг них. Они сидели рядом на земле и бережно поддерживали смертельно раненного Арзу…

 

* * *

 

Через несколько дней после описанных событий Карпов представил Михаилу Николаевичу прошение переселенцев, принесенное когда-то штабс-капитану Зеленому делегацией во главе с Арзу, и записку, в которой излагались подробности приграничного столкновения.

 

Михаил Николаевич вздохнул с притворным сочувствием и размашистым почерком наложил следующую резолюцию:

 

 

"Кровопролитие мне крайне прискорбно, сожалею, что не нашли возможным предупредить оное. Если бы возможно было мне следовать влечению моего сердца, я бы немедленно впустил несчастных чеченцев в наши пределы".

 

 

Затем, вызвав писаря, продиктовал ему рапорт для военного министра Милютина:

 

 

"Между тем, 17-го прошлого октября прибыли на нашу границу к Арпачаю, близ Александрополя, 200 душ чеченских переселенцев с просьбой о пропуске их обратно в наши пределы на каких бы то ни было условиях, а вслед за тем число прибывших к Арпачаю переселенцев возросло до 2600 человек.

 

… Узнав о движении чеченцев к нашей границе, эрзерумский вали послал Мусу Кундухова с кавалерией для отклонения переселенцев от предпринятого ими намерения, но Кундухов не смог остановить их. Хотя переселенцы эти находились в крайне бедственном положении, но имея в виду, что пропуск через границу даже нескольких семейств повлек бы за собой обратное движение к нам всей массы чеченских переселенцев, я приказал усилить пограничный надзор и притянуть к Арпачаю ближайшие части войск для воспрепятствования самовольному прорыву чеченцев в пределы империи. При первом известии о движении чеченских партий к нашим границам капитан Зеленый заявил эрзерумскому вали, что очищение нашей границы должно быть произведено в течение недельного срока. Вследствие этого заявления турецкие власти двинули войска для удаления чеченцев от Арпачая и только пушечными выстрелами заставили чеченцев оставить нашу границу и направиться в Карсу под конвоем турецких войск".

 

Date: 2015-07-22; view: 374; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.009 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию